– А на войне был?
– Не довелось.
– Убивал людей?
– Нет. Я обучал убивать. Вернее, калечить. Но меня Бог миловал. На моих руках нет ничьей крови.
– А ты калечил людей?
– Я обучал. Конечно, были травмы и разные случаи на тренировках… Но почему ты спрашиваешь?
– Мне тут сказали, что твоя психика безнадежно разрушена, и что ты лживый и жестокий обманщик.
– Я?! Кто же такое выдумал? – искренне удивился Алекс.
– Может, и правда выдумал? – спросила Фрида, глядя в его глаза. – Альберт Абрамович заходил ко мне сегодня. Беспокоился насчет моего увлечения тобой.
– Хм… А! Догадался. Он же твой родственник.
– Ну да… Родственник. Но почему он говорил про тебя такие вещи?
– Фрида, – Алекс одним движением встал с дивана и опустился перед ней на колени. – Я люблю тебя. Зачем Альберт Абрамович наговорил тебе всякого, я не знаю, но думаю, у него была причина. Я клянусь тебе, что никогда, ни разу не обманул свою жену и своих детей, и ни разу им не лгал о себе или о своем прошлом. Я чист в этическом смысле. Я с детства занимался джиу-джитсу. Мой сенсей научил меня держать чувства под контролем. Я никогда не выхожу из себя, потому что это – первый шаг к смерти в любой опасной ситуации. Этому, кстати, я и учил десантников. И многие потом благодарили меня за это.
– Значит, доктор Карапетян ошибся?
– Елы-палы! – сказал Алекс.
Несколько секунд глаза Фриды буравили Алекса взглядом. Потом она не выдержала и обняла его.
– Прости меня, Алекс, – сказала она. – Прости. Я поверила этому старому дураку. Наверное, Виктор Холливуд попросил его разрушить наши отношения.
– Скажу тебе честно, – Алекс нежно обнял Фриду. – Психолог он отстойный.
– Я знаю… Это он довел моего мужа до… этого. Его профессиональная ошибка.
– Откуда ты знаешь?
– Прочитала в дневнике мужа после похорон. Он вел дневник. Запароленный. В интернете. Паролем оказался день нашей свадьбы. Я все прочла. Господи! Как я могла поверить этому старому хрычу!?
Она обняла Алекса и поцеловала крепко-крепко.
Манечка и Макс катались на новой машине до полуночи. Манечка захотела попробовать автомобиль на трассе Одесса-Киев. Они проехали сто километров по направлению к Киеву, потом вернулись. Манечка выглядела немного уставшей, когда они въехали во двор их дома.
– Какая у нас машинка! Просто восторг! – сказала она. – Я ее люблю. И тебя тоже.
– И я тебя люблю, – сказал Макс.
– А завтра я посажу тебя за руль. И буду целовать на каждом повороте. Хорошо?
– Хорошо, – улыбнулся Макс.
Он чувствовал себя бесконечно счастливым. И прошлое, то прошлое, которое жгло и разрывало его сердце, казалось, подернулось легкой исцеляющей дымкой забвения.
Они вышли из автомобиля, Макс обнял Манечку. Вокруг пели цикады. Благоухала майская ночь. Изредка налетал легкий прохладный ветер, и по шее Манечки начинали бежать маленькие мурашки.
Макс поцеловал девушку. Она ответила на его поцелуй, потом отстранилась и сказала:
– Я бы сейчас чего-нибудь съела, – сказала она.
– А пойдем ко мне, я сделаю отличную яичницу с копченой колбаской.
– Яичница с копченой колбаской, – сказала Манечка. – Как это романтично! Пойдем!
Они поднялись в квартиру Макса. Макс приготовил яичницу. Они сидели у открытого окна на кухне, смотрели во двор, ели яичницу, запивая ее красным вином, и им было хорошо.
13
Алекс проснулся в объятиях Фриды. Постепенно осознал, какой сегодня важный день, осторожно переложил теплые руки Фриды, и поднялся с кровати. Фрида, не проснувшись, повернулась на другой бок. Алекс направился в душ. В его сердце переплеталось так много разных чувств, что ум путался, не решаясь выбрать для рефлексии какое-нибудь одно из них. С одной стороны, его заполняла любовь к сыну, которая вдруг забила в самой середине сердца горячим фонтаном сострадания и тревоги, с другой он ощущал чувство вины перед детьми, для которых его разрыв с Клавой был катастрофой, разрушающей их детский мир, с третьей его ум продолжал анализировать те дела, которые сейчас вела компания "Гольдштейн", и которые требовали его вмешательства, и он не хотел допустить ошибку ни в одном из них. А ярче всего этого сияло горячее, жадное ощущение любви к Фриде, которым он наслаждался, словно огнем в давно остывшем камине. Он открыл окно в ванной комнате и зашел в душевую кабину. Струи воды причудливо смешались в его сознании с голосами птиц, поющих в саду, и с запахом шампуня Фриды, который он вылил на свои волосы. Он чувствовал себя живым, как никогда раньше, полным сил, надежд и страдания, но страдания не ослабляющего, а напротив, наполняющего сухой, горячей решимостью сделать все, что необходимо.
Когда он вышел из ванной комнаты, Фрида уже проснулась. Она лежала на кровати и с улыбкой смотрела на него, обнаженного.
– Привет! – сказал он.
– Поедем к Борьке? – спросила она.
– Да, – просто ответил Алекс, и чувство благодарности за то, что Фрида готова разделить с ним эту боль и это ожидание, наполнило его сердце. – Спасибо тебе, Фрида.
Макс и Манечка сели в машину, и девушка, что-то напевая себе под нос, включила радио. Диктор новостей сообщил: "Сегодняшний день наверняка войдет в историю как день массовых ограблений и краж ювелирных изделий. Информационные агентства всех стран мира получают сведения об ограблении резиденций влиятельных особ по всему миру, а также коллекционеров ювелирных изделий. Особенной популярностью у грабителей пользуются драгоценные трости, изготовленные знаменитым на весь мир ювелиром Анатолием Бахманом, живущим в Одессе. Некоторые аналитики считают, что активизировалась неизвестная до сегодняшнего дня международная преступная группа".
– Это же про нашего Анатолия Игнатьевича! – воскликнула Манечка.
– Верно, – согласился Макс. – Ты знаешь, где кардиоцентр?
– Кажется, знаю.
– Ну тогда поехали.
Про себя Макс подумал, что Виктор Холливуд все-таки получил информацию о владельцах тростей.
– И как ты думаешь, это сделал Холливуд? – спросила Манечка.
– Думаю, да, – сказал Макс. – Я почти не сомневаюсь, что это он. Просто слишком уж быстро организовано ограбление. И зачем ему заниматься грабежом и кражами, если он может купить эти трости?
– Наверное, украсть быстрее, чем купить, – предположила Маня.
– Однозначно быстрее, – согласился Макс. – И раз в десять дешевле.
Макс и Манечка поднялись в отделение кардиохирургии, и почти сразу же, в коридоре, столкнулись с Алексом и Фридой, которые с потерянным видом стояли у стены.
– Привет! – сказал Макс. – Алекс, как ты?
– Его полчаса назад увезли, – ответил Алекс. – Сказали, что операция продлится несколько часов. Никто точно не знает, сколько.
– Подождем, – сказал Макс. – Фрида, рад тебя видеть.
– И я вас рада, – улыбнулась Фрида. – Мы не хотим в палате сидеть. Там Клава с Ангелиной Квадриговной.
– Понятно, – сказал Макс. – Где ждать будем?
– Тут холл есть с креслами, – сказал Алекс. – Пойдемте туда.
Хотя на лице Алекса была написана тревога, в целом он вел себя как обычно. Проходя мимо борькиной палаты, Макс увидел Клаву, кивнул ей приветственно. Но Клава сделала вид, что не заметила его, и демонстративно отвернулась. Наверное, ей было не очень приятно, что ждать результата операции вместе с Алексом пришли его друзья, среди которых была и новая пассия ее мужа. Впрочем, мысли Макса были больше заняты намерениями Холливуда.
В отделении было тихо. И ощущалось напряжение, от которого становилось душно. Пациенты, которых прооперировали недавно, неспешно ходили по коридорам, медсестры заходили в палаты и выходили из них. Отделение жило своей привычной жизнью, и в то же время каждый сотрудник время от времени поглядывал на двери операционной, то один больной, то другой бросали участливые взгляды на друзей, ожидающих исхода операции. Манечка и Фрида сели в кресла. Алекс и Макс расположились на диване.
– Сегодня во всем мире крадут трости Бахмана, – сказал Макс Алексу. – Слышал?
– Да что ты говоришь?! – Алекс был искренне удивлен. – Значит, достал список, подлец!
– Похоже, что достал, – согласился с другом Макс. – А как твой Борька себя чувствовал перед операцией?
– Бодро. Правда, кашлял. Но решили, что это не страшно. Сегодня утром, совсем рано, у Борьки был сердечный приступ. Доктор сказал, что в ходе операции могут открыться новые обстоятельства, но откладывать нельзя.
– Держись.
В этот момент в холл вплыла из коридора Ангелина Квадриговна. Уперев руки в свои жирные бока, она уставилась на Фриду и сказала:
– И ты теперь тут сидишь, делаешь вид, что сочувствуешь нашему горю, а сама торжествуешь!
Алекс и Макс встали с дивана и направились к Ангелине Квадриговне. Однако, она вовсе не собиралась прекращать свою атаку. Набрав воздух в легкие, Ангелина Квадриговна завопила:
– Ты, сука, увела мужа у моей дочери! И у тебя хватает наглости со мной в одной больнице сидеть!?
Макс и Алекс взяли Ангелину Квадриговну за руки и попытались увести. Но та вырывалась и пыталась броситься на Фриду.
– Я не понимаю, что Вас так возмущает, – сказала Фрида, вставая с кресла и подходя к ней. – Ведь мы пришли сюда не ради Вас, а ради Борьки. Вы хотите, чтобы мы ушли? Я понимаю Вас. Но мы не уйдем. Мы дождемся конца операции. И потом приходить к нему будем. Вам этого не изменить, Ангелина Квадриговна!
Макс и Алекс вытащили рычащую Ангелину Квадриговну из холла в коридор. К ним уже спешила постовая медсестра, держа в руках шприц.
– Фурия! – кричала Ангелина Квадриговна. – Блядь бесстыжая! Как ты вообще смеешь рот открывать в моем присутствии! Сиди и слушай, когда старшие говорят!
– Ангелина Квадриговна! – сказал Алекс.
– Замолчччь!!! – гаркнула бывшая теща на Алекса, неимоверным образом растягивая звук "ч".
В этот момент Манечка решила вмешаться. Она подошла к Ангелине Квадриговне вплотную, а потом громко и внятно сказала:
– Немедленно успокойся, слышишь?! Жизнь Борьки висит на волоске. Может быть, его сердце уже отключили, а ты тут орешь, и думаешь только о себе! Иди и молись, чтобы твой внук был жив и здоров!
Макс, пораженный, смотрел на то, как слова Манечки, словно холодный душ, окатили бесящуюся Ангелину Квадриговну. Бывшая теща Алекса застыла, потом начала хватать воздух ртом, и вдруг осела на пол, а ее глаза закатились.
Медсестричка подхватила ее, предотвращая ушиб от падения, быстро закатала рукав, пережала руку жгутом, и вколола успокоительное в вену, после чего расслабила жгут и поднесла к ее носу нашатырь. Ангелина Квадриговна дернулась и открыла глаза. Алекс вместе с медсестрой довели ее до борькиной палаты. Макс обнял Манечку.
– Ты прекрасна в бою, – сказал он.
– Еще раз вылезет из своей норы, я ей все рыло исцарапаю! – сказала Манечка. – Она будит во мне самые низменные, самые зверские инстинкты.
Макс погладил дрожащую Манечку по спине, усадил в кресло, обнял.
– Может, я и правда зря пришла? – спросила Фрида. – Я только провоцирую этих женщин. Их переклинивает, когда они меня видят.
– Не бери в голову, – сказал Макс. – Ты правильно сделала, что пришла. Представь, насколько тяжелее было бы Алексу, если бы он был здесь один, с этими безумными бабами. А истерик было бы не меньше.
Алекс вернулся.
– Извините, – сказал он. – Я понятия не имел, что она может такое учудить.
Телефон Алекса зазвонил.
– Дорогой Алекс, – голос Анатолия Игнатьевича в телефонной трубке был таким громким, что его слышали все находящиеся рядом. – Не могу сказать, что день добрый, но желаю Вам здравствовать.
– Здравствуйте, Анатолий Игнатьевич.
– Вы слышали новости об ограблении моих клиентов?
– Да, слышал.
– В связи с этим у Вас добавилось работы. Сегодня изо всех моих офисов были украдены готовые трости. В том числе и из моего одесского офиса. Надо разобраться с обязательствами страховых компаний.
– Я понял, – сказал Алекс. – Сейчас я в больнице. Моему сыну делают операцию на сердце. Но я отдам все необходимые распоряжения.
– Очень надеюсь на Вас, Алекс. Удачи Вам и Вашему сыну.
– Микрофон у Анатолия Игнатьевича в телефоне очень хороший, – сказал Макс.
– Значит, трости украли и из его одесского офиса тоже? – спросила Манечка. – Как интересно!
– Похоже, что-то готовится, – сказал Алекс, глядя на Макса.
– Да, готовится, – кивнул Макс. – Только я не знаю, как нам поступить в связи с этим.
– Вот же козлина беззрачковая! – выругался Алекс.
Фрида Энгельс подошла к Алексу, и обняла его.
– Алекс, милый, во что мы ввязались?
Алекс посмотрел ей в глаза и сказал:
– Не волнуйся, ладно? Я разберусь.
* * *
Строительная площадка представляла собой котлованы, в которые уже начали заливать фундаменты, и канавы, в которые укладывали новенькие трубы. Огромные вереницы машин подвозили строительные материалы, многочисленные бригады рабочих суетились на объектах. Виктор Холливуд, словно полководец на поле боя, восседал на расположенной на холме ровной бетонной площадке, перед ним на огромном столе, покрытом топографической картой, лежали двадцать четыре портативные рации с наклеенными на них фамилиями бригадиров. Фамилии были, в основном, на немецком.
С двух сторон бетонная площадка, на которой расположился Виктор, была отгорожена длинными и высокими кирпичными стенами, образующими прямой угол. Также по периметру было воткнуто несколько шестов, служащих креплением для навеса, натянутого над стенами и закрывающего всю площадку. На одной стене висели гигантские распечатки архитектурного проекта, сделанного Максом. У другой стены стоял длинный оружейный шкаф со множеством дверец. Такие обычно ставят в оружейных комнатах в армии.
Бригадиры то и дело подходили к стене с архитектурным проектом, и отмечали специальными маркерами, какие именно работы были осуществлены на участках.
Вокруг большого стола, покрытого топографической картой, кроме Виктора находилось еще несколько человек. Среди них трудно было не заметить Эммануила, который держал на руках огромного беловато-серого кота. Антуан в широкополой шляпе и Юлиан, одетый в белый костюм, также выделялись среди остальных людей, одетых в рабочие спецовки и каски.
– Готов график доставки тростей? – спросил Виктор Холливуд.
– Да, сир, – Юлиан протянул распечатку Виктору.
– Значит, последние трости будут доставлены сегодня ночью, – Виктор просмотрел список. – Нам надо сосредоточиться на центральном стеклянном куполе. Его следует завершить в первую очередь. Он должен быть готов через десять дней.
– Через десять дней не успеем, – сказал Антуан.
– А что нужно для того, чтобы успеть?
– Бетон быстрее сохнуть не будет, – ответил Антуан. – Лучше подождать, чтобы потом не было проблем.
– Сколько потребуется времени? – спросил Виктор.
– Две недели – это реально при наших мощностях, – ответил Антуан.
– Хорошо. Пусть будет две недели, – согласился Виктор.
Похоже было, что ему это сильно не нравится.
– Все свободны. Следите за последовательностью выполнения работ. А Вы, Эммануил, останьтесь.
Окружающие Виктора люди разошлись в разные стороны. Виктор взглянул на Эммануила, затем задумчиво посмотрел на архитектурный проект на стене, на карту участка на столе.
– Сейчас я Вам кое-что продемонстрирую. Возможно, Вас это вдохновит на новые открытия, – сказал Виктор.
Он подошел оружейному шкафу, открыл одну из многочисленных дверец, извлек трость.
– Подойдите сюда, Эммануил.
Эммануил послушно приблизился. Виктор вышел на солнечный свет из-под навеса, поймал блик солнца, отраженный крупным бриллиантом, направил его себе в глаза, и его зрачки на несколько секунд стали выглядеть как вполне человеческие. Эммануил с удивлением и восторгом следил за этими манипуляциями. Виктор удовлетворенно кивнул, чем нарушил положение луча света, и его зрачки снова расплылись. Виктор спрятал трость в оружейный шкаф, и снова подошел к карте своего участка.
– Вы все видели? – спросил он у Эммануила.
– Да, я заметил, что Ваши глаза изменились, когда блеск от трости коснулся их.
– Это только один из эффектов, – сказал Виктор. – Думаю, Ваш математический гений уже подсказывает Вам и другие последствия. Представьте, что произойдет, когда все трости, изготовленные Бахманом, начнут излучать преломленный ими свет, потоком которого мы сможем управлять!
– Как Вы сами, Виктор, представляете себе идеальный результат? – спросил Эммануил.
Котище посмотрел на Виктора, потом спрыгнул с рук Эммануила, подошел и потерся об ноги Холливуда.
– В настоящий момент сближаются четыре ветки реальности, – сказал Виктор. – Потом мы присоединим и другие. Мы формируем многореальный мир.
– Но зачем? – спросил Эммануил.
– Это будет мир, в котором существуют разные исходы одного и того же события. Существуют одновременно. Разве не захватывает Вас идея наблюдать сразу все исходы каждого квантового эксперимента?
– Да, это было бы удивительно интересно, – согласился Эммануил.
– Ящики Вашей конструкции, господин Кошечкин, работают превосходно. Они просты и надежны. Монтаж линии по поточному производству Ваших ящиков уже начат?
– Да. Но было бы неплохо понять, сколько нужно ящиков?
– Чем больше, тем лучше. Делайте столько, сколько сможете.
– Хорошо, – кивнул Эммануил.
Котище, сидящий теперь на полу и смотрящий на обоих собеседников, пронзительно громко мяукнул.
Анатолий Игнатьевич Бахман провел эту ночь в своем офисе, в верхних комнатах. Домой ехать совсем не хотелось. Его супруга отдыхала в Греции, и дома было пусто и скучно. Рано утром Бахман услышал шум, но подумал, что это сторож уронил что-нибудь. А потом сработала сигнализация. Спустившись по лестнице, Анатолий Игнатьевич обнаружил, что из кабинета исчезли трости. Те, которыми он гордился как совершенными произведениями искусства. Одна из этих тростей, иридиевая, с которой он постоянно ходил сам, все еще оставалась при нем. Однако, это было слабым утешением. Вместе с тростями исчезло также несколько десятков драгоценных камней, очень крупных. Милиция нелепо потопталась по офису, сонный следователь опросил присутствующих, составил протокол и уехал. Анатолий Игнатьевич остался сидеть в своем кабинете, полностью потерянный и ошарашенный наглым вторжением.
Однако, вскоре, когда начали поступать звонки из разных стран мира, он осознал весь масштаб катастрофы. По-видимому, кто-то из крупных конкурентов решил играть жестко, либо один из глобальных мафиозных кланов решил обогатиться за его счет. Несложные подсчеты показали, что Анатолий Игнатьевич в течение дня потерял около четверти своего состояния: то есть практически все, что было вложено им в ювелирные изделия, камни и драгоценные металлы, и хранилось в офисах и на производстве.
Анатолий Игнатьевич позвонил Алексу и озадачил его подготовкой документов для страховых компаний, а потом отправился завтракать.
Звонок Альберта Абрамовича застал его доедающим яичницу.
– Здравствуй, уважаемый! – сказал Альберт Абрамович Карапетян.
– Здравствуй, любезный, – ответил Анатолий Игнатьевич.