– Вы давно знакомы? – спросила Екатерина Матвеевна.
– Знакомы, можно сказать, давно, – сказал Макс. – Однако, я все не решался и не решался пригласить Маню на свидание. А потом решил, что ждать больше нечего, и решился.
– И давно это случилось?
– В субботу, – сказал Макс.
– Вы всего несколько дней вместе? А машина – Ваша? – спросила Екатерина Матвеевна.
– Мы оформили ее на нас двоих, – сказал Макс. – Решили, что это будет наша первая совместная покупка. Я сделал предложение Мане. Вчера. И она согласилась.
– Я заметила ваши новые колечки, – сказала Екатерина Матвеевна. – Не слишком ли рано вы их одели?
– Это обручальные кольца, – сказал Макс. – Знак согласия. Венчальные будут другими.
– Вот как! – поджала губы Екатерина Матвеевна.
– У меня еще и серьги новые! – по-детски похвасталась Маня, демонстрируя свои ушки.
– Очень красивые, – сказала Екатерина Матвеевна. – Рубин?
– Да! – Маня улыбнулась во весь рот. – И кулончик.
– Похоже, Вы сильно ускоряете события, – сделала вывод Екатерина Матвеевна.
– Вы же понимаете, – сказал Макс. – Мне уже тридцать восемь. После того, как я потерял жену и сына три года назад, я понимаю цену тех минут, которые мы можем прожить вместе. Уверен, Вы, Екатерина Матвеевна, тоже понимаете цену этих минут.
Мама Мани медленно кивнула головой.
– Вас не смущает такая большая разница в возрасте? – спросила она Макса.
– Смущает, – признался Макс. – Но я хочу просить Вашего благословения. Потому что я люблю Вашу дочь. И мы счастливы вместе.
– Я вижу, что вы счастливы. Хотелось бы, чтобы это продлилось подольше.
– Мы еще не назначили дату свадьбы, – сказал Макс. – Но я бы хотел, чтобы она состоялась до осени. А ты как думаешь, Маня?
– Я согласна, – ответила Манечка, которая в этот момент как раз облизывала пальчик, случайно оказавшийся испачканным в соусе.
– Может быть, это будет уместно в начале сентября? – спросила Екатерина Матвеевна. – За лето Вы, по крайней мере, лучше узнаете друг друга.
– Не хотелось бы ждать так долго, – сказал Макс. – Может быть, в середине июля?
– Может быть, и в середине июля, – согласилась Екатерина Матвеевна. – Думаю, во Дворце бракосочетаний очередь. Да и дорогое это дело – свадьба.
– Макс очень хорошо зарабатывает, – сказала Маня. – Да и у меня кое-что отложено. Так что за это не волнуйся.
– Ох, молода ты еще и неопытна, – сказала Екатерина Матвеевна. – В этом деле поспешишь – плохо, а будешь долго ждать – еще хуже.
– В этом я с Вами полностью согласен, – сказал Макс. – Думаю, середина июля идеальное время для свадьбы. И недолго ждать, и не будет торопливости, все успеем приготовить, как надо.
– Ну что ж, я благословляю вас, – сказала Екатерина Матвеевна, – но считайте это благословение предварительным.
– Очень предусмотрительно, – сказал Макс.
– Не язвите, молодой человек. Вам еще меня мамой называть, несмотря на то, что между нами пять лет разницы.
– Согласен начать прямо сейчас, – ответил Макс.
– Не торопитесь. Пока я смотрю на Вас и вижу, что мой ровесник, архитектор, травмированный потерей своей семьи, пытается дорогими подарками запудрить мозги хорошенькой девушке, которая по совместительству является моей дочерью. Я не верю в искренность Ваших чувств, молодой человек, но очень хочу ошибаться.
Макс понимал, что Екатерина Матвеевна беспокоится за свою дочь, опасается, что она поддалась чувствам, попала в лапы коварного опытного соблазнителя… Он понимал это, поэтому постарался не реагировать эмоционально.
– Время покажет, – примирительно улыбнулся он.
– Что мне нравится в зрелых мужчинах, – сказала Екатерина Матвеевна, улыбаясь, – так это их способность контролировать свои чувства.
– Просто я переполнен чувством любви, – ответил Макс. – И никакие другие чувства во мне уже не помещаются. А любовь… она может поразить нас в сердце в любом возрасте.
– Дай-то Бог, чтобы Вы были искренни, – вздохнула Екатерина Матвеевна. – Вы угощайтесь, не смущайтесь. А потом повезете меня кататься.
Макс почувствовал, что первый экзамен он сдал. Они доели жаркое, потом был домашний медовый торт, который не успел вполне пропитаться, но, несмотря на это, с чаем был необыкновенно вкусен. Когда они втроем вышли к машине, Макс открыл перед Екатериной Матвеевной переднюю дверцу.
– А что, Маня сзади поедет? – спросила Екатерина Матвеевна.
– Отчего же? – спросил Макс. – Маня за рулем. Это я буду сзади.
– Вот как! – удивилась манина мама.
Манечка впорхнула за руль, завела машину, и они поехали кружить по окрестным улицам. Маня показывала своей маме, какой в машине удобный климат-контроль, какая замечательная аудиосистема, как мягко и красиво машина входит в повороты. Манечка щебетала, сидя за рулем автомобиля, все двадцать минут, пока они кружили по окрестностям. Наконец, она снова припарковала машину во дворе, они вышли, и Макс увидел, что его будущая теща плачет.
– Что случилось? – спросил он.
– Дай вам Бог! – сказала Екатерина Матвеевна. – Дай вам Бог счастья и долгой любви.
– Спасибо, мама! – Манечка снова повисла на маминой шее.
Макс обнял их обоих и сказал:
– Ни о чем не волнуйтесь, мама. Я никогда не обижу Вашу дочь. И Вас.
* * *
Под конец рабочего дня Фриде Энгельс позвонил Альберт Абрамович Карапетян и попросил о встрече.
Они встретились через двадцать минут в ее кабинете на втором этаже, окна которого выходили на тихий дворик.
– Здравствуйте, Альберт Абрамович, – сказала Фрида.
– Здравствуй, моя красавица, – Альберт Абрамович поцеловал ее в щечку. – Как твои дела?
– По работе все замечательно.
– А в личной жизни? – спросил Альберт Абрамович, усаживаясь в глубокое кресло.
– Думаю, тоже налаживается, – сказала Фрида.
– Собственно, я как раз за этим и зашел, – сказал Альберт Абрамович. – Ты сейчас встречаешься с одним из моих пациентов, Алексом.
– Да.
– Милая, мне жаль говорить это, но он очень ненадежный человек. Поверь, я не хочу тебя пугать, кроме того, я связан по рукам и ногам профессиональной этикой, но в его прошлом есть события, которые он тщательно скрывает, а его развод с Клавой – это результат того, что он лгал ей все эти годы. Ведь он в прошлом десантник, и его психика искалечена, он не способен строить отношения, основанные на доверии, взаимоуважении и понимании…
– Альберт Абрамович, я не хочу этого слушать, – сказала Фрида. – Если Вы пришли, чтобы предупредить меня, спасибо, я услышала предупреждение. Но я разберусь в отношениях с Алексом сама.
– Не веришь старому психологу? – улыбнулся Альберт Абрамович.
– Мне кажется, Вы на него наговариваете.
– Конечно, я могу ошибаться. Но несколько лет службы в десантных войсках в качестве инструктора ближнего боя кого угодно сделают психически нестабильным. Ты представляешь себе, девочка, что это за работа? Ты представляешь, сколько он людей покалечил, этот мирный забавный юрист Алекс? Внешность обманчива. Его работа научила его скрытности и жестокости. Собственно, это все, что я хотел сказать. Извини, что зашел внезапно.
– Ничего. Заходите в любое время. Благо мы совсем недалеко друг от друга работаем.
Альберт Абрамович удовлетворенно отметил, что ему удалось нарушить душевное равновесие Фриды. Он полагал, что остальное довершит женская подозрительность.
* * *
Алекс сидел в палате сына, на его кровати, они играли с ним в маленькие магнитные шахматы.
– Знаешь, папа, – сказал он. – Я не боюсь, когда ты рядом.
– Я завтра обязательно буду рядом с тобой. Буду ждать, пока операция закончится.
– Тогда я не буду бояться.
– Молодец! – Алекс потрепал сына по волосам, защитился от шаха.
Как всегда не вовремя, появилась Клава. Она ввалилась в палату, шурша кульками и громыхая кастрюльками.
– А, – сказала она громко. – И ты здесь?
– Тихо-тихо, – сказал Алекс. – В других палатах уже спят.
– Что ты сочиняешь?! – возмутилась Клава. – Я тут ужин принесла.
– Кушать будешь? – спросил Алекс у Борьки.
– Угу. Потом доиграем? – спросил Борька.
– Конечно, доиграем.
– Папа, если ты в больницу ляжешь, я тоже к тебе приходить буду, – сказал Борька.
– Да, все мы когда-нибудь тут окажемся, – злобно усмехнулась Клава, и уже обращаясь к Алексу, спросила. – Что смотришь? Да! Ты обязательно в кардиохирургию попадешь, когда твои девки тебя заездят.
– Борька, ты пока кушай, а я погуляю, – сказал Алекс.
– Давай-давай. Крале своей позвони, пожалуйся, как тебя жена бывшая обижает. И вот еще тут тебе.
Клава извлекла и протянула Алексу файловую папку с документом.
– Что это? – спросил Алекс.
– Постановление суда о разводе.
– Но меня даже не пригласили на этот суд! – возмутился Алекс.
– Пригласили. Только я решила, что ты теперь слишком занят, поэтому ничего тебе не передала. А мама моя с судьей договорилась. И судья, уж так получилось, принял решение без твоего присутствия. Или у тебя ко мне есть имущественные претензии?
Алекс взял в руки постановление, пробежал его глазами, отметил одну орфографическую ошибку в тексте.
– Ладно, – сказал он. – Так – значит так.
Борька смотрел на родителей, насупившись.
– Что, разводитесь? – спросил он.
– Да. Мы решили больше не быть мужем и женой, – сказал Алекс. – Но мы никогда не перестанем быть твоими родителями.
– У Костика тоже развелись родители. Папу он с тех пор не видел, – сказал Борька.
– У нас будет иначе, – сказал Алекс. – Правда, Клава?
– Правда, – сказала Клава после небольшой паузы.
В ее голосе не было уверенности, и, похоже, до нее только что стало понятно, что для детей их развод может быть проблемой.
В коридоре послышались тяжелые шаги, и на пороге палаты появилась Ангелина Квадриговна в сопровождении Оленьки, двенадцатилетней дочери Алекса. Оля держала в руках футляр со скрипкой.
– А, здравствуйте вам, – сказала теща.
– Борька, привет! – сказала Оленька.
– Привет! – обрадовался Борька.
– Привет, папа, – бросила дочка.
– Рад тебя видеть, – сказал Алекс.
Он даже вспомнить не мог, когда его дочь с ним здоровалась в последний раз… В палату заглянула медсестричка.
– Вы кушаете? Кушайте, кушайте, я через часок зайду, будем готовиться с тобой. Ты как, Боренька, хорошо себя чувствуешь?
– Да, – ответил Борька, и кашлянул.
– А что это мы кашляем? – спросила медсестра. – Померяем температуру потом.
Медсестричка улыбнулась и исчезла.
– Хороший здесь персонал, – сказал Алекс.
– Ну да. Ты как смазливую мордашку увидишь, сразу на все готов, – сказала Клава, наливая Борьке супчик.
Ангелина Квадриговна критически оглядела бывшего зятя.
– Говорят, ты мою дочурку на молодую кралю променял? – спросила она.
– Ангелина Квадриговна, может, не стоит при детях истерики устраивать? – спросил Алекс.
– А то они ни о чем не знают, можно подумать! – сказала Ангелина Квадриговна. – Вон, Оленьку уже сироткой в школе дразнят.
Оленька густо покраснела.
– Наверное, это после того, как Вы на ее классные собрания начали ходить, – сказал Алекс. – Вы еще походите по школьному двору в свободное время, и порассказывайте всем встречным, какой у нее плохой отец. Директору школы обязательно скажите, всем завучам. И еще напишите об этом в школьную стенгазету. Тогда Оленьке точно придется школу менять.
Теща нахмурилась, уперла руки в бока и заявила:
– Не тебе, развратнику, учить меня, где и что говорить.
– Как скажете, Ангелина Квадриговна! – сказал Алекс.
– Кончайте ругаться! – возмутилась Оленька. – Надоели уже все хуже горькой редьки!
– Согласен. Мы все виноваты в происходящем, – сказал Алекс.
– Не все. А ты. Потому что у Борьки порок сердца по твоей родственной линии! – сказала Ангелина Квадриговна.
– Блин! – сказал Алекс. – И что мне теперь разогнаться и убиться об стену, что ли?
– Было бы неплохо, – сказала Ангелина Квадриговна. – Каждый виновный должен быть наказан!
– Испортила Вам характер работа воспитателем в детском доме, – сказал Алекс.
– Да что ты понимаешь! – набросилась на него Ангелина Квадриговна.
– Я понимаю многое. Я мужчина. И да, я был несчастен с Вашей дочерью. И большая часть наших несчастий объясняется Вашим, Ангелина Квадриговна, присутствием в нашей жизни. Если бы не Ваши бесконечные атаки, мы бы, возможно, жили в согласии и мире, растили бы наших детей.
– Обвини еще меня в том, что ты за бабами молодыми бегать начал! – сказала Ангелина Квадриговна.
– Все! Я пошла! – сказала Оля. – Не могу больше всех вас видеть!
– Я с тобой! – Ангелина Квадриговна побежала следом за внучкой.
– Знаешь, – сказала Клава Алексу, глядя вслед убегающей маме. – Я не обвиняю тебя в том, что ты ушел. Я знаю, почему у нас ничего не складывалось… Я все знаю…
– Спасибо на добром слове, – сказал Алекс.
Борька взял ложку и принялся есть. Клава как-то притихла, глядя на сына и бывшего мужа.
– Борька, может ты можешь одновременно есть и в шахматы играть?
– спросил Алекс.
– Могу, – сказал Борька.
– Тогда давай продолжим. Я придумал красивую комбинацию.
Когда через сорок минут в палату снова заглянула сестричка и сказала, что Борьку пора готовить к операции, Алекс ушел, пообещав, что завтра в девять утра обязательно будет у сына.
Он вышел на улицу, вдохнул свежего воздуха, и почувствовал странную пустоту внутри. До него постепенно дошел тот факт, что теперь он свободен. Свободен от ненавистной семейной жизни с Клавой, от постоянных истерик Ангелины Квадриговны, от непрерывного чувства вины, хотя он и не был виноват ни в чем.
Психология мужчины такова, что в чем бы ни обвинила его женщина, даже если это полный абсурд, рациональный ум мужчины начинает искать и находит основания для таких обвинений. Возможно, преувеличенные или вовсе символические, но основания. Мужской ум пытается понять, почему женщина произносит эти обвинения. И в итоге мужчина начинает чувствовать вину за то, чего он не совершал, а потом вину за то, что он мог бы совершить при стечении определенных обстоятельств, и вину за те поступки, которые его женщина приписывает ему, – в конечном итоге вину за то, что он мужчина. В этой паутине вины мужчина становится покорным, и с годами (при использовании пресса вины в течение десятков лет) утрачивает волю к самостоятельным действиям и решениям. Иногда только в конце жизни он осознает, что невидимые путы воображаемой и гипотетической вины, которыми сковала его женщина, не имеют никакого смысла. Как и вся его жизнь в этих путах. И мужчина начинает умирать, понимая, что напрасно прожил большую часть своей жизни: без самостоятельно поставленных целей, без приключений и захватывающих дух ощущений, которые могли бы в ней случиться, если бы не его покорность и не его чувство вины, сгенерированное мужским разумом в ответ на абсурдные женские обвинения.
Выйдя из больницы и идя по парку, Алекс физически ощущал, как с его плеч улетучивается многолетний груз – сложный коктейль вины, непонимания, удивления и брезгливости, который он испытывал к Клаве и который привык считать стандартным психологическим состоянием семейного человека.
Алекс возблагодарил Бога за дарованную ему свободу, и помолился за Борьку. Он молился безмолвно, превращая в молитву каждый свой шаг по направлению к автомобилю. Он сел на водительское сиденье, посидел чуть-чуть, собираясь с мыслями. Чувство свободы расцветало в его груди пышным диким цветком. Потом он набрал номер Фриды.
– Фрида… Я получил развод.
Фрида помолчала. Потом сказала:
– Вроде, не принято поздравлять с такими событиями. Приезжай. Поговорим.
– Я скоро буду.
Алекс подъехал к воротам и набрал телефон Фриды. Она открыла ворота гаража. Алекс въехал, припарковался рядом с ее автомобилем и по внутренней лестнице поднялся в дом.
Фрида встретила его, одетая в халат с драконами.
– Я ждала тебя, – сказала она. – Ужинать будешь?
– Немного позже, – ответил Алекс. – Я хочу просто побыть с тобой.
Они расположились на диване в гостиной. Алекс обнял ее, потом лег на диван, положив голову ей на колени.
– У меня слишком много чувств, – сказал Алекс. – Я столько лет мечтал об этом, освободиться, почувствовать себя свободным от супружеских уз.
– Тс-с, – сказала Фрида. – Тебе нужно просто отдохнуть.
Она поглаживала волосы Алекса и смотрела в его глаза, словно пытаясь разглядеть в них что-то, чего она еще не знала.
– Почему мы не встретились много лет назад? – спросил Алекс.
– У судьбы свои игры, – ответила Фрида. – Ты ведь служил в армии?
– Да.
– Как это было?
– Я обучал ребят ближнему бою.
– А сам ты как этому научился?
– С детства занимался джиу-джитсу, потом начал интересоваться другими единоборствами, так и случилось.