Она брела мимо цветущих деревьев, которые будто бы облепил сонм розовых бабочек, мимо похожих на мерцающие белые облака клумб с таким чувством, словно ее навсегда изгнали из рая.
Возле самых ворот девушку догнала Гайда и попыталась сунуть в ее руку мешочек с дирхемами.
- Мне очень жаль, Эсма! - В глазах молодой женщины блестели слезы. - Я пыталась уговорить Хатема, но он стоит на своем. Возьми деньги. Возможно, это позволит тебе продержаться какое-то время.
Эсма отвела руку сестры.
- Не нужно. Это деньги твоего мужа, а он не хочет мне помогать. Я не буду вставать между вами. Хатем велит мне исчезнуть, и я попробую это сделать. Прощай.
Гайда хотела что-то сказать, но Эсма приложила палец к губам и покачала головой. Потом открыла ворота и вышла на улицу.
Она брела по дороге мимо сверкающих на солнце известковых и кирпичных стен, решетчатых ворот, спешащих куда-то людей.
Жизнь шла своим чередом, но отныне Эсме не было в ней места. Она не знала, куда идти. Ей хотелось слиться с легким ветром, с призрачным шепотом листвы, стать тенью, растаять, как туман, но она понимала, что это невозможно.
Она могла бродить по городу целый день, никем не узнаваемая под покрывалом, но когда настанет ночь, ей придется найти пристанище. Ни одна жительница Багдада не осмеливалась появиться на улице после захода солнца. Городские стражники непременно обратят внимание на одинокую женщину, которая разгуливает в темноте. Обрезанные волосы укажут на то, что она преступница. Ее снова бросят в тюрьму, и она больше не сможет спастись.
Эсма ощущала себя, как в аду: смерть подступала со всех сторон, но она не умерла окончательно, не провалилась во мрак, не ушла в небытие, лишь страдала от жестокой муки. Слова Хатема были подобны кипящей воде, которую льют на головы грешников, а укрывавшие ее одежды словно были выкроены из огня. Эсма вздрагивала при каждом брошенном на нее взгляде и обливалась потом при мысли о том, что ее в любой момент могут схватить и отвести в тюрьму.
Девушка направилась туда, где было больше народа, на рынок: она надеялась затеряться в толпе.
Ей всегда нравилась веселая толчея, овощные и фруктовые горы, яблочный аромат кальяна, острый запах специй. На огромных медных блюдах были разложены напоминающие девичьи груди персики, мясистые красные финики, прозрачно-зеленый и густо-синий виноград. По прилавкам разметались яркие волны сирийских шелков, ослепительно-белые египетские полотна, черный как ночь и алый как кровь византийский бархат.
Внезапно Эсма заметила Таира, и ее сердце радостно подпрыгнуло. Юноша лавировал меж прилавков с ловкостью и грацией дикой кошки, его зеленые глаза возбужденно поблескивали. Девушка сделала вид, что разглядывает сафьяновые туфли, а сама стала наблюдать за ним. Он остановился неподалеку и начал болтать с торговцем женскими украшениями. Таир шутил и смеялся над ответными шутками, тогда как его длинные тонкие пальцы жили своей собственной жизнью.
Эсма заметила, как в рукаве его халата исчезло ожерелье, а в карман опустилось кольцо.
Завершив разговор и покончив с делом, он спокойно пошел прочь. На ходу стянул с подноса финик и с наслаждением вонзил в него острые, как у хищника, белые зубы.
Девушка не знала, как поступить. Догнать Таира? Рассказать о том, как с ней обошлись? Он помог ей, спас от смерти, проводил к сестре и тем самым вернул долг, о котором говорил. Какое ему дело до ее судьбы? Он выглядел беспечным и свободным, словно ветер; он жил своей жизнью, не пытался что-то менять, и его не мучила совесть. К чему ему чужие проблемы?
В этот миг Таир облизнул липкие пальцы, поднял взор и заметил женщину в покрывале: она стояла и смотрела на него. От ее хрупкой, облаченной в черное фигурки веяло нерешительностью, отчаянием и горем. Юноша сделал шаг вперед.
- Эсма?
У нее будто гора свалилась с плеч.
- Да, это я.
- Что случилось? Почему ты здесь?
Он спрашивал с искренним сочувствием и интересом, и у девушки отлегло от сердца.
- Муж сестры не позволил мне остаться в их доме.
- Тебе снова некуда идти?
- Да. Хатем сказал, чтобы я не смела возвращаться к отцу.
Таир кивнул.
- Это небезопасно.
- Отец и без того опозорен, - сказала девушка. - Не хватало, чтобы из-за меня его выставили преступником.
- Что ты намерена делать?
Она потупилась.
- Не знаю.
- Я бы взял тебя с собой, но это тоже опасно. Ты видела место, где я живу: оно не для такой девушки, как ты. Хотя… сегодня ты переночуешь у меня, а завтра что-нибудь придумаем.
Они вышли с рынка и побрели к гавани. Очутившись в безлюдном месте, Эсма откинула с лица покрывало и сказала:
- Прости. Я понимаю, что мы чужие. У тебя своя жизнь.
Таир, увидев в ее взгляде отчаяние и дикую надежду, неловко пошутил:
- Стало быть, я не сполна расплатился с тобой! - А после добавил: - Твои родственники… Как они могли бросить тебя, зная, что тебе некуда идти, что у тебя нет ни дирхема!
- Сестра предлагала мне деньги, но я не взяла.
- Почему?
- Мне было нужно другое.
Таир в изумлении покосился на нее и заметил:
- Все равно надо было взять деньги.
- Возможно, ты прав, - промолвила Эсма. - Имея их, я бы смогла уехать в другой город.
Юноша махнул рукой.
- И думать забудь! Женщина не может путешествовать одна. Тебя бы ограбили или сделали кое-что похуже. Дороги халифата наводнены разбойниками и ворами.
Под покровом наступавших сумерек Таир осторожно и незаметно провел девушку в свою хижину. Очутившись на той же кошме, с какой встала утром, Эсма едва не разрыдалась. Аллах не случайно замкнул этот круг, ибо Коран гласит: "Связанные одни с другими и повергнутые в темное вместилище грешники будут просить себе уничтожения". Однако находящимся в геенне не дано ни того, чтобы они умерли, ни того, чтобы ослабли их муки. Так и ей навсегда суждено остаться в этом ужасном месте и вечно терзаться от невозможности вернуться в привычный мир.
- У меня такое чувство, будто меня сбросили с небес на землю, - призналась она Таиру.
Он сел рядом, налил воду в глиняную кружку, подал девушке и заметил:
- Мне повезло больше, я нахожусь на самом дне. Ни упасть, ни взлететь!
Эсма вздохнула.
- Дно? Не все так просто. Есть ли дно у неба? А у души?
- Я никогда не задумывался о таких вещах, - признался Таир. - Мне кажется, Бог с самого начала определил для меня место. И цель в жизни у меня тоже только одна - выжить. Кстати, за что тебя хотели казнить?
Отчаяние погасило стыд, и Эсма рассказала юноше обо всем, что с ней произошло, а в конце добавила:
- Они ненавидели меня за то, что я не могла родить ребенка.
Таир пожал плечами.
- И только? Большинство наших женщин не хотят иметь детей.
Эсма удивилась. Ей всегда говорили, что, когда слияние двух людей дает начало новой жизни, - это прекрасно, это высший дар и благословение Аллаха.
- Почему?
- Их нужно кормить. А потом они попадут в руки Юсуфа.
- Что он с ними делает?
- Заставляет просить милостыню, торговать собой или воровать.
- Тебе никогда не хотелось что-либо изменить в своей жизни? - немного помолчав, промолвила Эсма.
- Я уже ответил на твой вопрос, - тяжело вздохнув, сказал юноша.
Когда они легли спать, девушку вновь начали душить слезы. Почувствовав ее состояние, Таир уверенно произнес:
- Послушай… Не думай о вине. Эти люди просто подставили тебя. Старшая жена придумала, как завлечь тебя в ловушку, а племянник помог осуществить ее замысел.
- Ты не понимаешь. Я не должна была вести себя подобным образом, - глухо проговорила Эсма и получила ответ:
- Брось! Жизнь коротка, и нет ничего постыдного в том, чтобы насладиться страстью. Куда хуже хладнокровно использовать чувства другого человека, как этот Назир.
- Таир, - Эсма сделала паузу. - Сюда приходила твоя невеста. Она была очень недовольна моим появлением.
- У меня нет невесты.
- Нет?
В глубоком вздохе Таира чувствовалась досада.
- Мариам! Она мне не невеста. Просто одна из женщин, которые работают на Юсуфа.
- Работают?
- Да. Торгуют собой.
- Это ужасно?
- Пожалуй.
- Я уйду, - прошептала Эсма. - Оставлю тебя в покое. Никакой мир не создан для того, чтобы его разрушать.
- Стоит ли этот мир того, чтобы его сохранить? - произнес Таир и добавил: - Может, снять тебе комнату в городе?
- На ворованные деньги? - немедленно откликнулась девушка. - Сегодня я видела, как ты украл ожерелье и кольцо.
- Мои деньги всегда ворованные. - В его голосе чувствовался холод. - Других я в руках не держал.
- Тебя никогда не мучила совесть?
- Давай спать, - с досадой произнес Таир, после чего воцарилось молчание.
Глава 8
Подлунный мир
Когда Эсма проснулась, Таира в хижине не было. Окинув взглядом бедную обстановку - валявшуюся на полу солому, в беспорядке разбросанную глиняную посуду, какие-то бесполезные вещи, - девушка выглянула наружу.
Над землей стлалась легкая пелена дыма, не того ароматного дыма, какой она привыкла вдыхать в родном доме, а другого - горького, режущего и глаза, и ноздри. Еще пахло грязью, кизяком, овчинами и отбросами.
Эсма закашлялась. Она расправила рубашку и провела рукой по волосам, жалея, что у нее нет даже гребня. Девушка обогнула хижину и застыла как вкопанная.
За хижиной мылся обнаженный мужчина. Он стоял спиной к Эсме, и она смотрела во все глаза на его сильное, стройное тело, блестящее от воды и лоснящееся на солнце, как спелый финик, на длинные, крепкие смуглые ноги и густые черные кудри. Смотрела, позабыв о приличиях, о том, что в любую минуту он может обернуться и встретиться с ней глазами.
Струящийся с неба солнечный свет стекал по телу юноши, и казалось, что Таир стоит за огненной завесой. Когда он плескал на себя водой, брызги разлетались подобно сверкающим бриллиантам.
Эсма вернулась в хижину. Ее сердце гулко стучало в груди. Конечно, она не должна была подсматривать, но… Девушка поняла, что до сего момента относилась к Таиру как к презренному простолюдину, жалкому вору, ничем не отличающемуся от сотен других обитателей трущоб. Она думала так, несмотря на то что он спас ей жизнь, рискуя собой.
В эти минуты Эсма увидела его другим. Он был красивым молодым мужчиной. В нем ощущались спокойная уверенность и цельность. Ему пришлось жить в этом мире, и он выжил. И даже не утратил человеческое лицо.
А еще девушка поняла, что, кроме этого парня, ей совершенно не на кого положиться.
Их соединил случай, и она тяготилась этой странной, ни на что не похожей связью: они не могли быть любовниками и едва ли когда-нибудь станут настоящими друзьями.
Девушка села возле стены и обняла колени. Ее лицо горело. Вошел Таир, в чистой одежде и с мокрыми волосами, и протянул девушке лепешки.
- Возьми. Не бог весть какая еда, но все же лучше, чем ничего. Потом я принесу тебе фруктов.
- Кто о тебе заботится? - спросила Эсма.
- Обо мне? - удивился Таир. - С тех пор как умерла моя мать, никто. Да и она в последнее время не делала этого.
- Жаль, что она оставила тебя.
Юноша мотнул головой.
- Не жалей! Там ей наверняка лучше, чем здесь.
Эсма накинула покрывало, и они отправились в город. Сначала они миновали переполненную людьми и грузами гавань, где девушка едва не оглохла от дикого топота по сходням и яростной ругани моряков, а затем направились в центр Багдада.
Небо казалось ярким и бездонным. Здания тонули в белесом мареве зноя. Над Багдадом возвышались округлые купола мечетей и высокие, тонкие, покрытые изящной резьбой минареты. Возможно, в ту пору в одну из мечетей входил отец Эсмы, чтобы помолиться за неразумную дочь, которая исчезла неведомо куда?
Девушка отдала бы все, лишь бы увидеть его глаза, дать ему утешение и утешиться самой. Однако отныне ее чувства были заперты на ключ, а на дороге, ведущей в прошлое, воздвигнута нерушимая стена.
Эсма не раз ловила себя на том, что думает и переживает о Тарике куда чаще и больше, чем об Уарде, хотя та всегда делала для нее только добро. С того памятного дня, когда девушка узнала правду о своем происхождении, в ее душе навсегда поселилось чувство незащищенности, тайное сознание, что она лишняя, чужая в новой семье Тарика.
Эсма прижала руки к груди, будто в безмолвной и бессильной мольбе. В глубине души она не переставала надеяться на то, что родители найдут ее, спасут и помогут.
- Можно поискать комнату в этом районе. Недалеко от центра города, - сказал Таир, прервав ее размышления, - к тому же тут спокойно и тихо.
Центральный район ар-Русафа распадался на несколько кварталов. В том, который облюбовал Таир, находилась мечеть ал-Махди с примыкающим к ней кладбищем аббасидских халифов. Неподалеку располагались дома, сады и парки, принадлежащие знати.
Юноша нашел дом, в котором пожилая вдова сдавала комнату. Он согласился с назначенной платой и, предупреждая вопросы, толково и живо объяснил:
- Это моя… сестра. Она приехала из Басры; скоро ее свадьба, а пока она должна где-то пожить. В моем доме мало места. Я буду ее навещать.
В комнате почти не было вещей, и она показалась Эсме пустой. Однако стены были чисто выбелены, пол застелен немного потертым, но красивым ковром. Здесь царил скромный уют, напомнивший девушке о родном доме, о беззаботном детстве и былых мечтах. Ей стало хорошо, и вместе с тем она почувствовала, как к горлу подкатился ком, будто ей только что сообщили, что умер кто-то из близких.
Девушка опустилась на диван и, сделав усилие, промолвила:
- Мне нравится.
- Я рад, - ответил Таир. - Завтра принесу все, что тебе может понадобиться.
- Почему ты живешь в трущобах? Почему до сих пор не снял комнату в городе, как сделал это для меня? - не выдержав, спросила Эсма. - Ты мог бы избавиться от Юсуфа и жить как тебе хочется.
Юноша помрачнел.
- Все не так просто. Город строго поделен между людьми подобного рода занятий. У Юсуфа везде свои соглядатаи. Стоит мне обособиться - и я пропал.
- А если тебе заняться чем-то другим?
- Почему ты все время говоришь об этом? - Глаза Таира забегали, будто он что-то украл и был схвачен за руку. - Скажи еще про совесть! Тебе стыдно, что ты связалась со мной?
- Нет, - мягко возразила Эсма. - Просто я хочу тебя понять.
- Зачем тебе меня понимать? - Его тон и взгляд резали душу, как нож мог бы резать плоть.
Девушка собралась с духом и сказала:
- Отныне, кроме тебя, у меня никого нет.
- Не думай, будто чем-то обязана мне, - небрежно произнес Таир. - У меня много свободного времени, и мне совершенно не о ком заботиться.
На лице Эсмы появилось странное выражение, которое нравилось юноше, хотя он и не мог сказать, чем оно вызвано. То было сочетание мечтательности и досады, разочарования и симпатии.
- Когда ты крадешь какую-то вещь, думаешь ли ты о людях, которым она принадлежала? Ты отнимаешь у них кусочек души, отбираешь частицу их мира. Именно это случилось в тот день, когда ты похитил жемчуг, принадлежавший моей сестре. - Эсма перевела дыхание и продолжила: - Дело не в деньгах; просто внутри меня образовалась пустота, которая заполнилась только со временем, да и то с трудом.
Воцарилось молчание, глубокое, как колодец, и непостижимое, как сокровенное слово Аллаха.
- Прости, - наконец прошептал Таир. - Теперь я понимаю, почему не мог забыть об этом случае. Обычно я ворую украшения у торговцев, которые с легкостью превращают товар в деньги. А деньги безлики, верно?
- Да, если только ты говоришь не о ювелирах, ведь для них каждое изделие - произведение искусства, в которое они вкладывают душу.
Таир сокрушенно покачал головой.
- На моей памяти ты первый человек, который умеет разъединять духовное и материальное и вообще что-либо смыслит в этом.
- Ты умеешь читать? - осведомилась Эсма.
Юноша смутился.
- Нет.
- Мать рассказывала тебе сказки?
- Да. Я их очень любил. Слушая сказки, я словно попадал в волшебный и светлый мир.
- Такие ощущения и составляют то, что я считаю высшим, духовным. Сюда не должно вторгаться что-то гадкое и чужое.
- Ты права, - потерянно произнес Таир. И, желая оправдаться, добавил: - Не знаю, как это объяснить, но… когда я… иду воровать, во мне живет жажда приключений, как в детстве. А еще мне бывает приятно сознавать, что я умею делать то, что недоступно окружающим, что выделяет меня из толпы.
- Это мне понятно, - сказала Эсма.
Он оживился, и его глаза сделались пронзительно-зелеными.
- Правда?
- Да.
В порыве чувств Таир взял девушку за руку. Она была легка, как птичье крыло. Внезапно юноша ощутил в груди странную щемящую тесноту. Ему хотелось продлить это чувство, но Эсма вырвала руку, закрыла лицо ладонями и прошептала:
- Не слушай меня. Кто я такая, чтобы тебя учить! Преступница, неверная жена с обрезанными волосами!
- Волосы отрастут. - Он сделал паузу и сказал: - Мне приятно, что на свете существует нечто такое, что способно нас соединить, пусть даже это осуждается обществом. Будь ты безупречной женой верховного кади Багдада, разве тебе пришло бы в голову беседовать с вором?!
В его голосе звучали озорные нотки. Эсма невольно улыбнулась. Кажется, она улыбалась впервые с того момента, как ей вынесли ужасный приговор.
- Я совсем потеряла стыд, - прошептала она. - На самом деле у меня нет права не только говорить с тобой, но даже показываться тебе без покрывала.
- Запомни, - сказал Таир, - отныне ты можешь все. И в этом заключается твое преимущество. Ты никому не принадлежишь, ни перед кем не обязана отчитываться.
- Разве женщины Багдада могут быть свободными? - спросила девушка.
Юноша нахмурился. Такие, как Мариам, не носили покрывал и вступали в свободные отношения с мужчинами, однако им приходилось подчиняться Юсуфу. Другие, такие, как Эсма, скрывали свое лицо и пользовались всеми благами, какие дает положение супруги богатого человека. Но и они были вещью, которую можно купить, продать, а то и выбросить за ненадобностью.
Безусловно, Эсма не могла считать себя независимой. Однако Таир знал, что иной раз сладкая ложь куда более целительна, чем горькая правда.
- Ты свободна, - твердо произнес он. - Запомни это.
Пришла пора прощаться. Таир поднялся с дивана.
- До завтра. Спи спокойно. Я приду утром.