Джеримайя порывался вступить в разговор, но жена усмирила его одним взглядом. Поднявшись со стула, мисси Сара подошла к девочке сзади и обняла за плечи.
- Прости меня, дитя, - сказала она, - за то, что причинила тебе боль, но ты уже достаточно большая и сильная, чтобы узнать правду.
Джуди приникла к ней, зарывшись головкой в складках боббазинового платья.
Сара похлопала ее по затылку, но сочла уместным промолчать, ибо знала, что молчание само способно врачевать раны.
- Я… мне кажется, я почему-то об этом всегда знала, - прошептала наконец Джуди. - Я о чем-то таком догадывалась, и Брэд тоже, но мы не хотели о папе плохо думать, хотя он все время был так занят, что мы никогда его толком не видели. А мама и Хомер рассказали бы нам когда-нибудь правду?
- Думаю, что да, - сказал Джеримайя, - когда решили бы, что вы уже достаточно взрослые.
- А я полагаю, - очень внятно произнесла Сара, - что вы должны об этом узнать сейчас, иначе вы испытали бы неприязнь к матери и возненавидели бы Хомера, хотя они ни в чем не виноваты.
Джуди подняла голову и задумчиво посмотрела на пожилую женщину.
- Я думаю, что плохое иногда оборачивается хорошей стороной. Теперь у меня есть отчим, который, я знаю точно, меня любит. Я это вижу по тому, как он на меня смотрит и как со мной разговаривает, а мама впервые в жизни теперь счастлива. Наверное, плохо, что я говорю об этом сейчас, но когда папа еще жил у нас дома, я часто слышала, как мама по ночам плачет.
- Теперь все позади, - сказала Сара. - Не надо оглядываться, нужно смотреть только вперед. Я часто повторяла Лайцзе-лу: никогда не оглядывайся назад, не думай о том, что могло бы случиться, но не случилось. Лучше сосредоточиться на том, что ждет тебя впереди.
Девочка кивнула с важным видом.
- Я думаю, что мы с Брэдом теперь заживем лучше. У нас есть ты, дедушка, счастливая мама и даже отчим, который всегда будет нам помогать. - Неожиданно она вздернула голову и провозгласила: - А знаете что? Отныне и впредь я не собираюсь более никогда себя жалеть. Я обещаю.
Сара кивнула и похлопала ее по плечу.
- Умница, - сказала она.
- Чем старше я становлюсь, тем больше удивляюсь, как характер Рейкхеллов передается из одного поколения в другое, - сказал Джеримайя. - Джуди, в тебе есть бесценный дар, его не купить ни за какие деньги. Ты обладаешь настоящим мужеством.
Девочка смущенно кивнула, а потом вдруг лукаво улыбнулась.
- Мне страшно захотелось шоколадного пирожного с абрикосовой начинкой. Как ты считаешь, бабушка, я смогу сейчас съесть очень большой кусок?
Не отступая от принятого ритуала, Сара отрезала и подала ей кусочек пирожного средних размеров.
- То, что ты не сможешь съесть сейчас, получишь утром. Все пирожное - твое.
И Джуди с блаженной улыбкой погрузила вилку в роскошное пирожное.
В фешенебельном доме, расположенном на площади Белгрейв-сквер в Лондоне, во всем придерживались традиции. И, подобно тому, как сам дом, украшенный величавыми колоннами в стиле эпохи короля Георга, вполне соответствовал тем великолепным строениям, которые окружали его с обеих сторон, так и его обитатели строго придерживались определенных правил, существование которых представлялось им непреложным.
Одним из главных считался тот час перед обедом, когда все семейство собиралось в гостиной за бокалом белого испанского вина. В этот день первым в гостиной появился сэр Алан Бойнтон, возглавлявший английскую ветвь "Рейкхелл и Бойнтон". Он незамедлительно плеснул в бокал свою обычную - в два пальца - порцию виски и немного добавил воды. Минутой позже показалась Джессика, приходившаяся сестрой Джеримайе Рейкхеллу; она уже облачилась в обеденное платье. И хотя сэр Алан, задержавшись ненадолго в гардеробной, только что ее видел, он учтиво поклонился и подал ей бокал сухого вина.
Джессика приняла из его рук бокал, но, даже не пригубив вина, поставила его на стол рядом со своим стулом. По всему было видно, что она глубоко взволнована.
- Прости, если отгадал твои мысли, Джессика, - сказал ей муж, - но столь долгие переживания из-за смерти Лайцзе-лу бессмысленны. Ты должна постараться взглянуть на эти вещи в перспективе.
- Что ты имеешь в виду под перспективой, Алан? - сказала она, строго посмотрев на него.
- Она скончалась еще за две недели до того, как Джонатан написал об этом Чарльзу в Джакарту, и я осмелюсь предположить, что письмо шло к Чарльзу не меньше недели. Прошло, следовательно, не меньше месяца со дня смерти Лайцзе-лу, прежде чем Чарльз смог отправить нам письмо, а клипер доставил его сюда - дай мне вспомнить - еще через пять месяцев. И поэтому, хотя новости кажутся нам свежими и заставляют нас страдать так, как если бы все это случилось вчера, не надо забывать о том, что после смерти Лайцзе-лу прошло полгода.
- Это именно то, что я постоянно твержу себе, - раздался голос с порога комнаты, и вошла Руфь Бойнтон, жена Чарльза. Не дожидаясь, пока свекор нальет ей бокал сухого вина, она сделала это сама и приподняла свой бокал.
- Насколько я знаю Лайцзе-лу, она бы стала нас презирать, если бы узнала, что мы впали в хандру. Ее жизнь была полной и насыщенной и, хотя она умерла молодой, я не сомневаюсь, не желала, чтобы ее оплакивали.
Сэр Алан, отпивая виски небольшими глотками, с симпатией глядел на невестку. Обладая живым умом, она была и привлекательна, изящная прическа подчеркивала красоту ее карих глаз, - и порою он не мог взять в толк, как его сын, долгое время отличавшийся диковатыми наклонностями, сумел добиться взаимности у такой утонченной девушки.
Ответ на этот вопрос поверг бы его в ужас. Руфь родилась в Нью-Лондоне, и все ее детство было связано с "Рейкхелл и Бойнтон", где отец ее служил главным плотником. Годами вынашивала она свою тайну, свою безнадежную любовь к Джонатану Рейкхеллу, но, поняв наконец, что он никогда не женится на ней, приняла предложение Чарльза. Теперь, по крайней мере, она стала членом этой семьи, и брак обеспечил ей финансовую независимость.
Но он принес с собою и многие тяготы. Ей удалось подавить гордость и смириться с фактом, что маленький Дэвид был сыном другой женщины; она понемногу привязалась к мальчику и стала любить его как собственного сына. Однако его отец продолжал оставаться для нее загадкой. Слишком часто доходили до нее известия о романах Чарльза, и, хотя она старалась оставаться невозмутимой, эти откровения неизменно причиняли ей боль. И вот теперь, казалось, удача наконец обратила на нее свой взор. Сведения, которые в тот прекрасный день содержались в письме от Чарльза, наполнили ее сердце надеждой. Кончина Лайцзе-лу означала, что Джонатан второй раз овдовел и в данный момент свободен. И Руфь, даже против своей воли, не могла не поддаться на соблазн молодости и часто фантазировала, как они с Джонатаном занимаются любовью.
Теперь она даже могла в какой-то степени понять, почему Чарльз заводил романы на стороне. Его увлекала новизна, но к реальной жизни это не имело отношения. Он клялся ей, что любит ее, любит Дэвида, и она не сомневалась в том, что он говорит правду, по крайней мере, когда делал эти заверения. Она же, в свою очередь, воображала, как занимается любовью с Джонатаном, и в каком-то смысле эта "невинная" связь доставляла ей удовольствие, но она ни в коей мере не хотела ни ставить под угрозу прочность своих брачных уз, ни отвернуться от того чистого чувства, которое питала к Чарльзу.
И она отлично понимала, что затевает опасную игру. Ни при каких обстоятельствах ей нельзя отдаваться этой любви - наоборот, следует быть благоразумной и подумать о том, как обуздать свои опасные фантазии.
- Как, по-вашему, Джонатан собирается поступить с детьми? - спросила она свекровь. - Я хочу сказать, что могла бы нанять для них гувернантку.
Джессика покачала головой.
- Насколько я знаю Сару, она не потерпит, чтобы женщина младше ее руководила жизнью Джулиана и Джейд. Или я очень крупно ошибаюсь, или она сама возьмет на себя труды по их воспитанию.
Подумав немного, Руфь вынуждена была согласиться.
- Да, вы, наверное, правы. Сара, конечно, не из тех женщин, которые потерпят чужое вмешательство.
Ни они, ни сэр Алан не замечали, что за ходом их разговора жадно следят. Элизабет Бойнтон, приемная дочь сэра Алана и его жены, застыв в дверном проходе, ловила каждое их слово. Недавно вернувшись после окончания школы в одном из пригородов Парижа, Элизабет из неуклюжего подростка превратилась в чарующе красивую юную леди. Ее прямые, цвета зрелой пшеницы волосы доходили ей до талии, большие голубые глаза были напоены чувственностью; походка была неизменно величава, ибо она сознавала, что фигура ее хрупка, но женственна, что ростом она выше большинства женщин, что ее природная грациозность заставляет иных любоваться каждым ее шагом.
Узнав о смерти Лайцзе-лу, Элизабет сразу же исчезла в своей спальне и долгие часы провела в уединении. И мать, и невестка безо всякого труда догадались о причинах такого поведения. Она внушила себе, что влюблена в Джонатана Рейкхелла, - который не был связан с ней кровным родством, - еще в то время, когда была совсем маленькой девочкой. Больная тема в семье долгое время не обсуждалась, но это, конечно, не означало, что Элизабет рассталась со своими мечтами. Напротив, она не переставая думала о Джонатане.
Здесь, в кругу самых близких ей людей, она наконец решила, что может говорить свободно.
- Подумать только, - произнесла она ясным, высоким сопрано, - сколько есть женщин, которые стремятся заманить Джонатана в свою западню, делая вид, что заботятся о его детях. Этих детей изнежат и избалуют до неузнаваемости.
Все посмотрели в ее сторону. Сэр Алан наполнил свой бокал сухим вином. У леди Бойнтон появилось на лице выражение неодобрения.
- Полагаю, ты в скором времени убедишься в том, что Джонатан достаточно проницателен, чтобы раскусить подобные замыслы. Ведь он человек огромного жизненного опыта и, уверена, без труда заметит уловки любой женщины, которой вздумается начать охоту за его именем.
- Как знать, как знать, мама, - небрежно обронила Элизабет, - ставки чересчур велики, так что нет ничего удивительного в том, что многие женщины начнут действовать и хитро, и осмотрительно. Джонатан - не только самый красивый мужчина в Новой Англии, он, пожалуй, и самый состоятельный.
- Точнее, был когда-то самым состоятельным, - сухо отозвался сэр Алан, - он по глупости расстался с огромным наследством свой покойной жены, отказавшись от него в пользу китайских бедняков, и нынче у компании весьма неопределенное будущее - во многом из-за той политики по расширению рынков сбыта, на которой настаивали Джонатан и Чарльз. Я всегда пытался им возражать, но меня не слушали, а на мои дурные предчувствия никто не хотел обращать внимания.
Джессика не была уверена в том, говорит ли ее муж полную правду или все же преувеличивает. Ей казалось маловероятным, чтобы столь мощная корпорация, как "Рейкхелл и Бойнтон", могла испытывать финансовые затруднения, и в отсутствие Чарльза она думала, не написать ли тайком письмо брату с просьбой объяснить ей действительное положение вещей.
- Думаю, ты сама увидишь, что многие женщины будут вынуждены держаться на почтительном расстоянии от Джонатана Рейкхелла, - сказала Руфь. - Он сумеет, если потребуется, сдержать их натиск, а кроме того, в эти дни у него голова будет занята совсем другими делами.
- Вот и прекрасно, - беззаботно заявила Элизабет. - Но если вдруг объявятся конкурентки, я им все равно не оставлю шансов, хотя это ужасно скучное занятие, отнимающее уйму времени.
У ее матери перехватило дыхание.
- Элизабет, немедленно перестань!
Думы сэра Алана блуждали в хитросплетениях и обстоятельствах финансового кризиса "Рейкхелл и Бойнтон", но он не мог допустить, чтобы возмутительная выходка его дочери осталась без внимания.
- Элизабет, - прорычал он, - я запрещаю тебе вести разговор в такой непристойной манере.
Прекрасная леди взглянула на своего раскрасневшегося отца и, как ни старалась сдержаться, прыснула со смеху. Даже Руфь не смогла справиться с улыбкой, которую успела прикрыть ладонью.
- Когда я была маленькой девочкой, ты всегда учил меня говорить правду, какой бы неприятной и даже горькой она ни была. Именно так я и поступаю. Ни для кого из вас не является секретом, что я многие годы влюблена в Джонатана.
- Это не любовь, а детская глупость, - прогремел сэр Алан. - Неужели ты воображаешь, что взрослые люди могут серьезно отнестись к твоим воздыханиям?
- Я считаю, что все это касается только меня и Джонатана, - хладнокровно заметила Элизабет. - Я признательна вам за то, что он не подозревает о глубине моих чувств к нему, потому что обстоятельства не позволяли мне открыться. Теперь, однако, картина другая, ему ничто не мешает жениться на мне - а мне, в свою очередь, выйти за него.
Сэр Алан, тяжело дыша, уставился на нее, а затем с изумленным лицом повернулся к жене.
- Боже мой, Джессика, - пробормотал он, - этот ребенок, кажется, верит в тот бред, что несет.
Леди Бойнтон казалась невозмутимой.
- Ну разумеется, она во все это верит, - произнесла она с оттенком самодовольства. - Однако меня это отнюдь не беспокоит. Я никогда не поверю в то, что мужчина в возрасте и положении Джонатана позволит втянуть себя в любовную историю с вчерашней школьницей.
Элизабет резко выпрямилась во весь свой немалый рост.
- Никогда не думала, что мои чувства вызывают такой интерес у всех членов моей семьи, - холодно объявила она. - Если вы не против, я бы сменила тему разговора.
- Очень правильное решение, - обрадованно заявила Джессика, - мы обсуждаем в чистом виде гипотетическую ситуацию и только понапрасну тратим время и силы.
И она с улыбкой стала во всех подробностях обсуждать достоинства нового костюма, который недавно заказала своему портному.
Элизабет не проронила ни слова.
Сэр Алан непроизвольно затронул больную тему, когда вся семья уже сидела за обеденным столом:
- Я бы хотел, чтобы Чарльз и Джонатан перестали наконец бить баклуши на Дальнем Востоке и вернулись домой. Нам совершенно необходима их помощь, чтобы выбраться из ужасного финансового тупика.
Руфь немедленно вступилась за мужа.
- Чарльз прекрасно помнит о своих обязательствах, отец, - сказала она, - и если вам будет угодно еще раз перечитать его письмо, то вы увидите, как подробно он описывает свои усилия в заключении сделки с Толстым Голландцем на Яве, которая должна разрешить проблемы "Рейкхелл и Бойнтон".
- Я отлично помню все, что он написал, - ответил сэр Алан, - но я ему не верю. Я не представляю, какая сделка может принести нам ту огромную сумму, в которой мы нуждаемся.
- Я совершенно уверена в Чарльзе, - спокойно произнесла Руфь.
Ее свекровь посмотрела на нее и озарилась счастливой улыбкой. Какая же замечательная у нее невестка, лучшей и желать нельзя! Ведь Джессика Бойнтон прекрасно знала, что быть преданной Чарльзу для Руфи совсем не легко, - если принять во внимание, как часто тот бывал ей неверен. Оставалось лишь надеяться, что Руфь и впредь проявит такое же долготерпение, пока, наконец, Чарльз не сумеет целиком посвятить себя ей, пока не сможет быть ей преданным так, как она того заслужила.
К столу еще не подали сладкого и кофе, а Элизабет попросила извинить ее и встала.
- Я собираюсь пойти на бал, который сегодня вечером дают лорд и леди Уисдейл, - сообщила она, - и хочу нарядиться в какое-нибудь головокружительное платье.
- Ах да, разумеется, - сказала ей мать. - А кто будет тебя сопровождать?
- Ронни Уэйбрайт, - ответила Элизабет голосом столь же невыразительным, каким в эту секунду было ее лицо.
Джессика мгновенно просияла.
- Прекрасно! Сэр Рональд - весьма незаурядный молодой человек и вдобавок очень недурен собой. Как получилось, что вы едете на бал вместе?
Элизабет пожала плечами.
- Насколько я могу догадываться, наша хозяйка закрепила его за мной в качестве кавалера, - сказала она. - Впрочем, я не вижу, какое это может иметь значение. В конце концов, это просто молодой человек, который ведет барышню на вечеринку.
Сэр Алан откашлялся.
- Он, надо сказать, очень небеден. Уэйбрайты владеют угольными шахтами и сталелитейным заводом.
Элизабет преувеличенно глубоко вздохнула, встала из-за стола и направилась в свою комнату.
Когда к столу подали блюдо с персиками, между Руфью и ее свекровью произошел короткий разговор, по окончании которого Руфь сказала:
- Если вы посчитаете это нужным, мама, я могу переговорить с Элизабет с глазу на глаз о Джонатане Рейкхелле.
- О, пожалуйста, прошу тебя! - воскликнула Джессика. - Когда она была малышкой, было забавно слышать от нее, что когда-нибудь она выйдет замуж за Джонатана. Теперь, когда она превратилась в женщину, слушать такие речи просто невыносимо.
- Ну что ж, - сказала Руфь, - не знаю, смогу ли я чем помочь, но хуже от этого разговора, пожалуй, не будет.
Как только они поднялись из-за стола, она тут же отправилась на третий этаж, в комнату в дальнем конце здания, которая примыкала к ее собственной спальне. Гам были покои Элизабет.
Девушка еще не успела облачиться в свои наряды и сидела, смотрясь в зеркало на туалетном столике. Осторожными, но точными движениями наносила она на лицо макияж мягких тонов, который чудесно оттенял и подчеркивал то, что и без него было прекрасно.
Невольно Руфь залюбовалась ею и восхищенным взором окинула всю ее, с головы до ног. Это поистине совершенная фигура, решила она. Немногих женщин природа наградила такой высокой и упругой грудью, такими изящными плечиками, такой необыкновенно тонкой талией. Казалось, у нее вовсе нет живота, а бедра ее были столь же высокими, сколь и пышными.
- Если ты не против, - сказала Руфь, - я задержусь на минутку, чтобы поговорить с тобой наедине.
- Если тебе не помешает, что я буду продолжать готовиться к вечернему балу, - ответила Элизабет, - можешь начинать. Ты, понятное дело, пришла читать мне мораль.
- Как ты можешь?! - воскликнула Руфь с улыбкой, хотя почувствовала некоторое замешательство.
- Это твоя манера общаться с людьми, - ответила Элизабет. - В школе во Франции у нас был учитель, который действовал и вел себя примерно так же.
- Прости меня за то, что я такая предсказуемая, - сказала Руфь, присаживаясь на кушетку рядом с туалетным столиком. - Но я считала себя обязанной предупредить тебя, чтобы ты не натворила глупостей и не сделала из себя дурацкого посмешища.
Теперь настал черед удивляться Элизабет. Ведь дамы в разговоре никогда не употребляют слова "дурацкий", и тем более странно, что им воспользовалась именно Руфь. Впрочем, она так сказала, вероятно, потому, что была американкой и, следовательно, не могла вполне следовать английским обычаям.
- Джонатан Рейкхелл на пятнадцать или шестнадцать лет старше тебя. Он не только отец двоих детей, он дважды уже был женат и потерял обеих своих жен. И более того, он занят настолько, насколько это вообще возможно для мужчины. Он не только активно занимается китайской торговлей на благо компании, он еще строит клиперы, которые и сам проектирует. Он посмотрит на тебя как на глупую и вздорную девицу, если ты вздумаешь открыться ему.