– Меня уверили, что вы весьма профессиональны. – Я старалась не обращать внимания на собак, пажей и помощников. – Не откажите в любезности. Взгляните на наброски…
Зря, что ли, Кайя старался?
– Общая концепция представляется…
– Боюсь, я уже имею довольно четкие инструкции.
В этом наша светлость не сомневалась.
– И какие же?
Должна же я знать, чем конкуренты дышат!
– Я не уверен, что уполномочен…
– Уполномочены.
Пока. Ну вот не нравится нашей светлости этот господин, возможно, мы относимся к нему с предубеждением, но я нигде не клялась быть справедливой к людям. Он же мялся с кокетством престарелого ловеласа, с трепетом ресниц и румянцем на щеках, с томными взглядами и губами сердечком.
Антипатия крепла.
– Представьте дивный сад… – он взмахнул рукой, и левретки зашлись истошным лаем, – во всем его великолепии… множество цветов. Розы, азалии, белые фрезии, и антуриумы, и орхидеи… Арки из живого плюща. Птицы… мы уже заказали двести серебряных клеток…
– Чудесно. И жаль, что заказ придется отменить. На розы, азалии и арки тоже.
– Почему?
– Потому что не будет никакого сада.
И не скажу, что мне было грустно об этом говорить. Скорее уж я поняла, что наша светлость – существо мстительное и в чем-то мелочное. Оставили человека без антуриумов с орхидеями и радуются.
– Возьмите. – Я во второй раз протянула рисунки. – Все будет так, как скажу я. И не иначе.
Даже если придется взять в заложники левреток. Они улеглись у ног распорядителя, уставившись на меня круглыми глазами. Изредка то одна, то другая собачонка скалилась, но рычать не смела. Уже спасибо. Подозреваю, останавливало их молчаливое присутствие Сержанта, а вот мэтр Трув на него внимания не обратил. Наверняка привык не замечать лишних людей.
– Боюсь, вынужден разочаровать вас. – Распорядитель отмахнулся от меня платком. – Ваша просьба глупа и неуместна.
– Боюсь, это не просьба. Приказ.
Я выдержала его взгляд, насмешливый, преисполненный холодного презрения.
– А вы уверены, что вправе отдавать подобные приказы? – Верхняя губа мэтра Трува приподнялась, а уголки рта опустились. Он не ненавидит нашу светлость, скорее уж не понимает, зачем должен тратить свое драгоценное время на беседу и, уж тем паче, объясняться.
– Уверена.
Несколько секунд мучительных раздумий и снисходительное:
– Леди, вас, наверное, ввел в заблуждение ваш статус. Иногда людям… незначительным случается подняться высоко. Они начинают думать, что могут многое… и больно ранятся, пытаясь использовать эти возможности. Давайте не будем ссориться.
– Давайте, – охотно согласилась я, глядя исключительно на алмазные пряжки. Нога распорядителя покачивалась, тень от нее скользила по горбатым собачьим спинкам и паркету.
Если тень доберется до моих юбок, меня вырвет.
– Предоставьте серьезные дела тем, кто в них разбирается. Я же в свою очередь пойду вам навстречу в ваших… милых прихотях.
Это каких же?
– Для меня не проблема найти скучающей даме приятного… собеседника, обладающего многими выдающимися умениями. Или собеседников, если на то будет желание… устроить все без лишней огласки… к вашему удовольствию.
От подобной наглости я потеряла дар речи. А мэтр Трув, вероятно, принял молчание за одобрение. Он подался вперед, прижимая ладони к груди, и низким проникновенным голосом продолжил рекламную кампанию.
– Я понимаю, каково молодой красивой женщине выносить одиночество…
…Кайя!
Он далеко, и вряд ли я докричусь, но злость придала сил.
…что случилось? Спасать?
…распорядителя. Я его сейчас уволю…
– …природа берет свое…
…он предлагает мне любовника. Или любовников. На выбор. Приятных и обладающих многими умениями. Без лишнего шума.
…убью.
– …вы чувствуете себя оскорбленной тем вниманием, которое ваш муж уделяет…
Взмах ресниц, горестный вздох, и я замираю, предвкушая сенсацию.
– …своему другу. Конечно, вы не могли знать того, о чем многие опасаются говорить вслух… эта свадьба всех удивила, но теперь понятно, что истинная леди никогда не потерпела бы того, что приходится терпеть вам. И могу ли я осуждать…
Злость сменилась истерическим весельем. Вот оно как… достойное объяснение, нечего сказать.
…Кайя!
…уже иду…
…да не спеши. Мне тут рассказали… признавайся, ты женился на мне, чтобы прикрыть свой роман с Урфином? Вы толкаете меня на путь порока. Истинная леди такого не стерпела бы. А я вот терплю… противные.
…точно убью.
Я совершенно неприлично хрюкнула, пытаясь сдержать смех, а потом прекратила пытаться и расхохоталась. Боги всех миров… да они готовы придумать что угодно, лишь бы не признавать очевидного.
– Вы… – говорить, смеясь, было сложно, – вы уволены.
Распорядитель в первую секунду не понял, что я говорю о нем.
– Уволены, – пришлось повторить. – Но я вам благодарна. Знаете, только сейчас поняла, насколько вы все здесь нелепы. Ваша мораль, нравственность… нет, в самих понятиях нет ничего дурного. Но вы их извратили до невозможности. Вы готовы сжечь любого, кто нарушит приличия. И закрываете глаза, если это делают тихо. Меня давно уже тошнит от вашего лицемерия, но… смех – хорошее лекарство.
Ух, что-то нашу светлость на откровения пробило.
Мэтр Трув поднялся, нарочито неторопливо – люди солидные избегают ненужной суеты – поправил парик и манжеты, поклонился.
– Рад был побеседовать с вами… вы действительно настолько забавны, как о вас говорят. И наивны. Вы не можете меня уволить.
Я обернулась к Сержанту, пытаясь понять, как он отнесся к удивительной новости. Он покачал головой и сказал, оправдываясь:
– Я не с ними, леди. У меня свои… увлечения.
Ага, представляю, какие именно. Нашей веселой компании без своего зоофила никак не обойтись… о боги, я давно так не смеялась.
Оскорбленный в лучших чувствах, окруженный помощниками, пажами и левретками, мэтр Трув шествовал к двери. Медленно, точно надеясь, что я передумаю. В хвосте процессии плелся несчастный карлик в серебряном ошейнике.
Если бы мэтр Трув двигался чуть быстрей, он бы успел уйти…
Дверь распахнулась перед его носом.
Кайя выглядел спокойным. Внешне. Он хорошо научился притворяться, но я-то видела красные сполохи на коже.
…Кайя, не злись. Он просто-напросто глупый человек и…
…он человек, оскорбивший тебя и меня. Это недопустимо.
– Ваша светлость! – Распорядитель поклонился низко и почтительно, перехватывая рукой излишне ретивую собачонку, которая сунулась к сапогам Кайя с определенно недобрыми намерениями. – Безмерно рад вас видеть!
– Я тоже рад.
Левретка оказалась на руках помощника, что и послужило сигналом для остальных. И никакой суеты, рычания, лая… теперь я понимаю, что всю эту возню сугубо для меня устроили.
Нервы испытывали.
– Возможно, вы объясните… вашей милой супруге…
– Сегодня к вечеру вы покинете город. Навсегда. Если вздумаете вернуться, я вас повешу, – спокойно сказал Кайя, обходя распорядителя. – Тем, кому станут интересны причины вашей отставки, передайте, что, прежде чем открывать рот, необходимо тщательно обдумывать те слова, которые собираетесь произнести.
Встав за спиной, Кайя положил руки мне на плечи.
– …а также передайте, что приказы ее светлости следует исполнять.
– Вы… вы совершаете ошибку. – Мэтр Трув сумел-таки заговорить. Он слегка побледнел, но и только, словно не до конца веря, что его действительно отправили в отставку.
– Это вы ее совершили. И еще… вашего секретаря я оставляю их светлости в качестве компенсации за то, что ей пришлось выслушать.
Мэтр кивает. Он пятится к двери, не сводя с меня ненавидящего взгляда, кажется, обвиняя во всех своих бедах. И левретки притихли… Что с ними будет? А с помощниками?
Карлик остается на месте.
…Акуно – умнейший человек. И в курсе всех дел Трува. Он поможет тебе с организацией бала. Возможно, что не только бала.
…это карлик?
Акуно смотрит под ноги. По лицу его сложно понять, как он относится к перемене хозяев. Полагаю, что пока он разницы не видит.
Что ж, Изольда, поздравляю. Ты стала рабовладелицей.
…я уверен, ты будешь относиться к нему как к человеку.
Кайя щекочет шею.
…про то, что он сказал…
…ну… я же лучше Урфина?
…Иза!
…неужели хуже?
Если так, то обижусь. И пойду драть космы и глаза выцарапывать… разлучницей обзову. Или разлучником. Так, надо взять себя в руки и перестать смеяться.
Акуно смотрит.
…я думал, что они об этом уже забыли.
…то есть это не новая фантазия?
…ну… нам случалось ночевать в одной палатке. И под одним одеялом. В одном стогу тоже. Вдвоем – оно теплее как-то. Вообще мы много времени проводили вместе. Вот и пошли разговоры. В них нет правды.
…в этом я не сомневалась. Я тебя вообще зря выдернула.
…мы уже закончили с Макферсоном. Хорошо, что он пришел к тебе. Мне нужна его помощь, но теперь получается, что именно он – слабейшая сторона, и условия договора диктовал я. Ты не возражаешь, если я останусь?
…буду рада.
– Акуно, присаживайтесь. – Я улыбнулась. Не представляю, как следует вести себя с рабами.
Наверное, так же, как с другими людьми.
– Вы позволите, ваша светлость? – Акуно присел на край софы и протянул руку к рисункам. – К сожалению, должен предупредить, что некоторые заказы не получится отменить. Изменение сценария приведет к дополнительным тратам.
– Это не страшно. – Кайя садится рядом. На долю мгновения их с Сержантом взгляды пересекаются, и Сержант, кивнув, уходит.
– Тогда, я полагаю, начнем с того, что не стоит менять… размещение гостей останется прежним?
– Да.
– И задействованные в мероприятии помещения мы не будем подвергать кардинальным перестройкам?
– Не будем.
Уже люблю этого маленького делового человечка. Разложив книгу на коленях, Акуно делал пометки.
…а я могу отпустить его на волю?
Прозвучало, как будто речь идет не о человеке, но о диком животном.
…да. Но я попросил бы тебя подождать немного.
…до весны?
Кайя пожимает руку. Я понимаю его и без слов: мы должны пройти по краю. Закон и право. Сцилла и Харибда этого мира. А наша светлость посредине.
– Изготовление тканевых драпировок не займет много времени. – Рисунки Акуно разглядывает внимательно. – И если позволите, то мы можем использовать серебряные клетки, раз уж они заказаны. Льдистые цириллы будут чудесно смотреться. А затем ваша светлость одарит ими избранных дам.
…и тем самым избавит дворец от внезапного избытка пернатых.
– Рекомендовал бы вам подумать над использованием ледяных скульптур. Как мне кажется, это всецело вписывается в вашу задумку. И сделает ее более завершенной. Еще цветы… их все равно доставят. Часть отправим на украшение гостевых комнат. Но что, если заморозить некоторые композиции?
Розы во льду?
А также фрезии и что там еще было?
Этот человечек понимает меня, как никто другой. Кроме, пожалуй, Кайя… Кажется, мы сработаемся.
Глава 18
О ПРАВИЛАХ
Что ж, небо штопать – дело нужное, хорошее…
Рассуждения одного обывателя о сущности государственных дел
Теперь Тисса знала, каково быть бесплотным духом.
Она читала книги о призраках, обреченных блуждать по коридорам древних замков, неприкаянных душах, которых никто не видит, а если и видит, то лишь затем, чтобы отшатнуться в ужасе. Прямо как про саму Тиссу писали.
Было неожиданно больно.
Несправедливо.
Рассеянные взгляды, словно сквозь нее. Шепоток за спиной. И фрейлины, если случается нужда оказаться рядом с Тиссой, подбирают юбки, точно брезгуют и этого случайного к ней прикосновения.
Только леди Изольда осталась прежней. Она не замечает, что происходит: слишком счастлива и слишком занята. Тисса хотела бы поговорить с ней, но не решилась.
Да и что сказать?
Никто не обижает Тиссу. Ее просто не видят.
Дважды присылали подарки. У Тиссы получалось принимать их с улыбкой и словами благодарности, хотя потом, ночью, она все равно плакала, зажимая косу зубами, – не хватало хлюпаньем Долэг разбудить.
Она еще маленькая… не понимает.
Она учится играть на клавесине. И танцевать. Манерам. Счету. Чтению и письму. Географии. Языку ашшарцев, на котором ведут торговлю… и Тисса не понимает, зачем ей этот язык, но если тан решил, то почему бы и нет. Вдруг Долэг и вправду выйдет замуж за ашшарца, который увезет ее из этого города в другой, где люди не такие злые.
Надо успокоиться. Надо улыбаться. И найти себе занятие, раз уж леди Изольде сейчас не нужны фрейлины. Вот только все из рук валится.
– Тисса! – Долэг появилась раньше обычного. Уроки уже закончились? Или что-то произошло?
Произошло.
Долэг смотрит, поджав губы, с неодобрением, которого прежде не было во взгляде.
– Тебе вот… просили передать. Что ты опять натворила?
– Ничего.
На сей раз холщовый мешочек, в котором спрятан круглый гладкий камень, не драгоценный – самый обыкновенный, речной. Он отсвечивает зеленым, намекая, что приличные девушки предпочтут смерть позору.
– Они сказали, что мне не следует с тобой больше разговаривать. Что с тобой никто не разговаривает. Почему?
А если и Долэг замолчит? Будет как другие?
Этого Тисса точно не вынесет.
– Ты куда? – Долэг скрестила руки на груди, сделавшись похожей на маму. А что она сказала бы? Согласилась бы с прочими? Маме важно было, чтобы Тисса вела себя как леди…
Она обошла Долэг и открыла дверцу, которую давно хотела открыть. По лестнице поднималась бегом, боясь, что решимости не хватит. И остановилась перед другой дверью. Тан ведь сам сказал, что будет рад… если его нет, то Тисса уйдет.
Хотя бы попробует.
Она не хочет, чтобы Долэг от нее отвернулась.
Тан был у себя. Он сидел в кресле-качалке. Плед на коленях. Доска, перекинутая через подлокотники. Книга. Чернильница. Перо, которое тан жует с крайне задумчивым видом. Он не сразу и обернулся-то.
– Добрый вечер… – сказала Тисса, понимая, что больше не сумеет произнести ни слова.
– Добрый. Теперь точно добрый.
Их сиятельство отложили перо, доску поставили на пол, а плед бросили в кресло. Они были босы и одеты по-домашнему просто. Волосы мокрые…
– Я не помешаю?
– Ты? Никогда.
Наверное, можно выдохнуть. Он не сердится. И возможно, не рассердится, когда услышит, зачем Тисса пришла.
– Я хотела спросить… вы тогда сказали, что… – Каждое слово давалось с трудом. И тан не торопил. – Что можете на мне жениться в любой момент. И я…
– Хочешь, чтобы я женился?
Тисса кивнула.
– Сейчас?
– Да…
– Боюсь, не получится.
Вот и все. Мир кувыркнулся, и влажный камень в ладони, кажется, все, что Тиссе осталось. Не следовало сюда приходить.
– Извините. Я… наверное, пойду.
– Нет.
Тисса и забыла, что он способен перемещаться так быстро.
– Так, радость моя, посмотри-ка в глаза. – Тан поднял подбородок. – Совсем тебя затравили?
Смотреть ему в глаза было страшно. Серые. И значит, злится.
– Что это? – Он отпустил Тиссу, но лишь затем, чтобы разжать ее такие онемевшие пальцы. – Камень? И что он означает?
– Ничего.
– Врать ты по-прежнему не умеешь, что хорошо. Но пытаешься, что плохо.
Тан отнял камень и разглядывал его с таким любопытством, как будто никогда прежде камней не видел. Или пытался отыскать таинственную надпись?
– Ну? Я ведь могу пойти порасспросить. Думаю, отыщутся знающие люди.
О нет, этого еще не хватало.
– Он значит, что такой, как я, лучше умереть…
Камень вписался в стену с мерзким звуком, от которого Тисса зажмурилась. Вот и результат: теперь тан в ярости… он схватил Тиссу за плечи и тряхнул так, что зубы клацнули.
– Но ты не собираешься делать глупости? Отвечай.
– Н-нет…
У нее на такое смелости не хватит. Наверное, ни на что уже не хватит.
Ее вдруг обняли.
– Не бойся. Ну, прости, пожалуйста. Я не хотел. Сам испугался, что ты всерьез говоришь. Ну же, открой глаза.
Тан держал крепко, и гладил, и уговаривал успокоиться, и странное дело – Тисса больше его не боялась. Почти.
– Поговорим? – Тан подтолкнул Тиссу к креслу, но сел сам, а ее усадил на колени. – Это ведь раньше началось?
– Да.
Смотреть на него Тисса не осмеливалась и смотрела на свои руки. Обыкновенные такие руки. С царапиной свежей – когда только успела… Вчера, когда вышивать пыталась? Или уже сегодня?
– И когда я вчера спрашивал, все ли в порядке, ты сказала неправду?
– Да.
– И позавчера?
– Извините.
– Не надо извиняться. Но на будущее, ребенок, если вдруг случится, что кто-то или что-то тебя расстраивает, то ты сразу об этом говоришь мне. Хорошо?
– Да.
– А теперь давай подробно и по порядку…
Тисса дала себе слово, что плакать не станет. Но все равно расплакалась, хотя изо всех сил сдерживала слезы. Просто как-то само вышло. И плечо у тана такое удобное… как будто предназначено для слез. Хорошо, что он ничего не говорит. Если бы смеяться начал, Тисса точно не пережила бы. А он только по голове гладит, как будто она маленькая. И от этого слез только больше.
– Все будет хорошо, девочка моя. Обещаю. – Он наклонился и потерся о щеку щекой. А потом губами поймал слезу. И выпил слезы.
Разве так делают?
– Все будет хорошо… вот так, посмотри на меня, пожалуйста.
Глаза уже и не серые… лиловые какие-то. Не как у человека.
Тан провел большими пальцами по мокрым ресницам, по щекам и шее.
– У тебя губы мокрые.
И нос, наверняка, красный, распухший… ужасно.
– У тебя замечательно мокрые губы.
А у него – нежные очень. И совсем все не как в тот раз, на балконе.
Тисса, кажется, начинает понимать, чего ей хочется. Только не знает, можно ли… наверняка так не принято. Хотя с этим человеком никогда не получается так, как принято. И ее тянет прикоснуться. Например, к волосам. Они мягкие и все еще мокрые. А там, где сострижены были, отрастают уже. Рубец шва прощупывается, и разгладить бы его.
– Даже так? – Он отстранился, и Тисса убрала руку.
– Ну вот, надо было молчать.
Тан не спешил ее отпускать, напротив, обнял так, что дышать стало тяжело. И плед, про который Тисса забыть успела, вытащил. Укутал зачем-то до самого носа. От пледа пахло шерстью, деревом и еще лавандой, которую сыпали в сундуки от моли. И этот цветочный запах ничуть не раздражал.
Было почти хорошо.
– Успокоилась?
– Да. Извините.