Но голова Шапкина болела не оттого, что вчера перепил, а совершенно по другому поводу. Народу на дне рождении было человек тридцать. Все руководители подразделений. Шутили, смеялись, а когда напились, как обычно стали спорить о работе. И надо же было Петру Ивановичу, основываясь на былом опыте розыскной работы, так аргументировано наезжать на интеллект Константина Васильевича. И обратить тем самым на себя всеобщее внимание. Но это было полбеды.
Самое неприятное случилось потом. Когда Маслов как обычно, потеряв бдительность, уронил голову в свою тарелку, да так и уснул, кто-то отрезал орденоносцу косичку и воткнул в недоеденный им салат оливье. Ну а поскольку, перед тем как упасть головой он сильно спорил с Шапкиным, то теперь на него и косился весь день, предполагая, что это его рук дело. Как его разубедить Шапкин не знал.
Всё управление веселилось. Все ждали, что скоро нарисуется герой, выразивший в одночасье мнение всего коллектива. Но героя не было. Словно косичка не выдержала блеска орденского креста, сама оторвалась и воткнулась в салат. Маслов ходил угрюмый и злой. Он рычал на всех и по любому поводу. Документы не подписывал - отдавал заместителям.
С этого момента Маслова стали преследовать неприятности.
Жена застукала его с любовницей и пошла в прокуратуру с повинной головой. Конечно не по поводу измены. А в связи с тем, что месяц назад дала ложные показания. Именно тогда, будучи совершенно пьяным и, следуя с женой на своей автомашине БМВ Х-5, Маслов выехал на встречное движение и столкнулся с автомашиной жигули, в которой находилась пожилая пара. В результате, эта пара погибла на месте до приезда скорой помощи.
Константин Васильевич на коленях стоял перед женой, умоляя её, взять вину на себя - сказать, что за рулём была она. Обещал оставить все свои внебрачные связи. Она согласилась, и постепенно вопрос замяли. Но спустя некоторое время прокуратура стала её теребить, вызывая на допросы.
Доброжелатели намекнули, что муж собирается её посадить в тюрьму, чтобы беспрепятственно сожительствовать с любовницей. И даже дали наколку, где они в гостинице встречались. Недолго думая, жена Маслова туда поехала и измена подтвердилась. Как результат - в прокуратуре даёт признательные показания!
Похоже, что в косичке Константина Васильевича, действительно сила хранилась! Да вот отрезали её.
Шапкину, заместителю начальника наградного отдела было уже за пятьдесят. И ссориться, особенно с молодыми и перспективными, такими как Маслов, он не собирался. На службе его всё устраивало, и перемены ему были не нужны. Правда, в последнее время он стал немного забывчив. Но в отделе трудились порядочные сотрудники и, зная об этом, не стеснялись что-либо напоминать.
Особенно ему нравился Стас Пронин. Чувствовалось, что сотрудник пришёл с земли - исполнительный, добросовестный, старательный. Не то, что полковничьи детишки - не нюхавшие пороху. Шапкин был заместителем этого отдела почти десять лет. Он пережил трех или четырёх начальников, ушедших на повышение. Но самому ему не предлагали стать начальником этого отдела или занять иную вышестоящую должность. Сначала это его беспокоило. Думал, как исправить положение. Но видимо мысли его находились совершенно в другой плоскости, чем у тех, от кого зависело его повышение. И Шапкин выкинул это из головы, решив, что он будет вечным замом.
До этой должности, Пётр Иванович был начальником отделения по заказным убийствам в области. Мотался по всему пригороду с сотрудниками. Задерживал убийц. Киллеры тогда только начинали появляться. В основном их нанимали жёны для своих мужей и наоборот. А так же владельцы бизнеса не желавшие делиться со своими партнёрами.
Все они долго искали исполнителя, пока не находили подставного сотрудника милиции. Дальше всё было накатано. Запись заказа, аванс, фотография жертвы, профессионально разукрашенной красками, получение оставшейся суммы денег и арест заказчика. Всё это было как-то безобидно и смешно. Поскольку жертв не было, все жалели преступника и в суде ему давали до пяти лет условно.
Но потом всё резко изменилось. В области, рядом с городом, образовалась свалка из трупов с контрольными выстрелами. Стали арестовывать целые команды бывших разведчиков и снайперов, служивших в Афганистане и теперь снискавших своё применение на ниве преступности. Задерживали действующих военных спортсменов, которых вызывали для использования из соседних регионов.
Появилась целая сеть принимавших заказы и их исполнявших. Северо-запад России приглашал убийц с Украины и Молдовы. В южные регионы приезжали бывшие спецназовцы с Дальнего Востока и Камчатки. Трупы вывозили в область, подальше от мест преступления. Дошло до того, что начинающие киллеры стали давать объявление в газете: "готов к опасной рискованной работе за высокое вознаграждение".
Период приватизации прошёл, и преступность постепенно стала возвращаться в обычное бытовое русло. Но с тех пор осталась у Петра Ивановича привычка носить пистолет подмышкой! Как только его тяжесть не давила на левое плечо, чувствовал себя неуверенно. Да и возраст был уже не боевой. Тем более росточка Шапкин был небольшого, а со временем стал толстоват. Идеальная жертва для подростка хулигана.
Но Пётр Иванович для себя определился чётко и всем говорил:
- Пусть лучше тебя двенадцать человек судят, чем шестеро несут!
И надо же было именно в этот, неудачный для Шапкина день встретить вышедшего с отпуска всеми уважаемого начальника убойного отдела Николая Николаевича. Высокого, худого, проспиртованного руководителя лет пятидесяти. Он сидел в своём кабинете и входил в курс дел. Проходящих мимо его двери знакомых начальников он приглашал войти и, закрыв за ними дверь, подводил к шкафчику, где у него стояла початая бутылка Хеннесси подаренная на юбилей, куча стопок и порезанный на блюдечке лимон. Отказаться никто не смел - уж очень порядочный и честный был человек!
Не отказался и Шапкин. Выпил за встречу, затем за прошедший отпуск Николая, за начало работы и за тех кого "с нами нет".
В общем, на вчерашние дрожжи пошло всё очень хорошо. И даже забылась утренняя печаль и косые взгляды Маслова. В течение рабочего дня Николай Николаевич ещё пару раз отлавливал шедшего по коридору Шапкина и закрывал за ним дверь. Служебная машина стояла на ТО, и Пётр Иванович поехал домой на метро.
Глава 27. Тревога
Поскольку Стас никогда не знал, где будет ночевать, то сотовый телефон на ночь не отключал. В два часа ночи его разбудил звонок.
Катерина перевернулась на другой бок, пробубнив: закрой меня!
Что она подразумевала, Стас гадать не стал. Сначала накрыл её одеялом. А выходя, закрыл за собой дверь.
Звонок был от сотрудника его отдела.
- Утрата оружия, - прокричал тот в трубку, - тревога, общий сбор!
До управления было недалеко. "Форд" стоял внизу. Доехал быстро.
В отделе был переполох. В час ночи Шапкин обратился в милицию метрополитена по факту хищения у него табельного оружия. При этом пояснив, что задремал в поезде, а когда его разбудил сотрудник станции, кобура подмышкой была пуста!
Милицию метро подняли по тревоге. Был задействован оружейный отдел главка. Срочно просматривали записи видеокамер установленных внутри и снаружи станций метрополитена. Опрашивали весь обслуживающий персонал, дежурных по станциям, уборщиц. Выявляли лиц, задержанных ранее за совершение правонарушений и преступлений на метрополитене.
В общем, работы было много, суеты ещё больше, но пистолет словно канул в воду.
Удручённый Шапкин сидел неподвижно на стуле и был похож на объевшегося зерном попугая, который, не в силах двинуться с места, изредка поворачивая голову то налево, то направо, отвечая на вопросы коллег.
Он уже не думал о пистолете. Он думал о своей жизни. О том, как служил в армии. А потом поступил в школу милиции. Заочно закончил университет. И всё служил, служил и служил. Отдавал честь, принимал честь. И никогда не было возможности остановиться, подумать, посмотреть вокруг.
Когда-то ему казалось, что криминальный мир такой маленький, что живут в нём только избранные. Поэтому они и помогают друг другу. Но потом, со временем, этот маленький мир расширился до такой степени, что Шапкин уже не видел за его пределами ничего.
Всё вокруг превратилось какое-то месиво из преступников, милиционеров, свидетелей и потерпевших. Куда бы он ни посмотрел, он обязательно видел недоделанную милицейскую работу, которой уже сам начинал захлёбываться. Но продолжал хвататься за всё. Заставлял других тоже это видеть и делать. Недоумевая, когда его коллеги проходили мимо, наплевав на свои обязанности, на свой долг!
Наверно поэтому Шапкину и предложили пойти в управление, руководить наградным отделом. Слишком активен был, близко к сердцу воспринимал всё, что касалось службы. Он ни на кого не обижался. Быть может, руководство сделало правильно, переведя его на составление бумаг, планов, отчётов. Во всяком случае, здесь он так сильно не переживал.
И вот на тебе, неприятность. Со стороны могло показаться, что Шапкин сильно беспокоится за себя. Но это было не так. Он чувствовал себя виноватым в том, что причинил неудобства такому большому количеству сотрудников. Которых подняли с постели, оторвали от жён и детей, которых они и так не часто видят. Заставили ночью ехать на работу. И всего лишь потому, что какой-то разгильдяй потерял табельное оружие.
Однажды, общаясь с американцами, приехавшими по обмену опытом, он задал такой вопрос: "Что будет сотруднику утратившему оружие?"
Они пожали плечами и ответили, что это его проблемы, ему придётся купить себе новый пистолет! Люди же теряют деньги и драгоценности. Почему нельзя потерять оружие? А вот тот, кто его найдёт и не сдаст в полицию - сядет в тюрьму. Потому, что это умышленное преступление!
Но в России всё по-другому. Она всегда жила по своим законам. И зачем только столько денег тратится генералами на поездки по обмену опытом. Если весь накопленный опыт работы правоохранительных органов за рубежом нам не подходит?
Шапкин готов был так сидеть ещё сутки и следующие, напрягая свою память, но толку от этого не было.
Больше всех суетился и злился молодой начальник Шапкина. Дело шло к осени, - празднованию дня милиции. Можно было заработать денег, наградив кого надо. Особенно ценились наградные пистолеты.
Теперь, если информация дойдёт до Москвы, ни то, что пистолетов не видать, выговоры могут навесить! Вот и будет праздник!
Он периодически садился на стул рядом с Шапкиным и нудил:
- Ну, вспоминай, где был - то?
- Я же уже говорил, - огорчённо повторял Пётр Иванович, - нигде я не был. После работы дошёл пешком до метро. Сел в вагон и заснул. Проснулся на конечной! Пистолета нет.
- И что, совсем ничего не чувствовал, когда тебя шмонали?
- Не чувствовал, - отвечал Шапкин и замолкал.
Пронин сидел в этом же кабинете. Его оставили для согласования мероприятий. Он брал трубки звонивших телефонов, отвечал на вопросы, принимал доклады и записывал в журнал результаты. Пока они были не утешительные.
Стас, как и большинство сотрудников, был очень расстроен. Но в голове у него давно созрела идея, и он ждал только подходящего момента, чтобы её высказать.
Этот момент наступил, когда в кабинете остались только начальник отдела, Шапкин и он.
- А если попробовать гипноз? - предложил он начальнику отдела.
- Да пробуй, ты чего хочешь…, - начал было тот, но осёкся, когда до него дошёл смысл сказанного, - это как?
- Ну, помните, меня же посылали учиться в медицинский?
Никто из руководителей этого не помнил. И Стас продолжил объяснять, что есть возможность вернуть память, или хотя бы её сконцентрировать на определённом моменте, когда пистолет похищали. И даже запомнить очертания преступников.
- Валяй! - сказал начальник, и положил руку на плечо Шапкина, - Что нужно?
- Надо закрыть дверь в кабинет, чтоб никто не ломился и всё! - ответил Стас.
- Действуй! - сказал начальник.
Шапкин обречённо продолжал сидеть на стуле, в душе соглашаясь со всем, хотя в гипноз он никогда не верил и считал всех специалистов данного профиля шарлатанами.
Стас приклеил на обратную сторону двери скотчем бумагу "Не шуметь и не стучать". Провернул ключ в замке и вернулся назад. Затем отключил телефоны, стоящие на столах.
- Пётр Иванович, пересядьте, пожалуйста, на диван, - обратился он к Шапкину.
И поскольку Шапкин стал раздумывать, его начальник решил ускорить процесс.
- Петя, ну что ты расселся, - недовольно произнёс Ходюк, мягко толкая Шапкина со стула.
- Будь, что будет, - подумал Шапкин и пересел на диван.
Стас включил настольную лампу и направил её в лицо Шапкину. Сел рядом немного сбоку.
- Пётр Иванович, - начал Стас, - вспомните, когда вы в последний раз уставали очень сильно?
- И вспоминать не надо! - уверенно сказал Шапкин, - сильнее, чем сегодня никогда не уставал!
- Пётр Иванович, - голос Стаса постепенно становился однотонным, - Вы не отвечайте мне. Вы слушайте и выполняйте!
Шапкин замолчал и больше не произнёс ни слова.
- Постарайтесь глядеть на свет! - продолжил Стас, - Я понимаю, что это тяжело, и вы устали. Но свет поможет вам ощутить ту усталость полностью. Он поможет вам расслабиться и ни о чём не думать. Успокоится. Сначала свет будет резать вам глаза, но постепенно резкость будет уходить, а на её место приходить спокойствие и равновесие. Вы почувствуете лень и желание ни о чём не думать, ничего не анализировать. Ваши веки будут становиться тяжелее. Они будут получать тяжесть от этого света. И чем дольше вы будете глядеть на свет, тем тяжелее они будут.
Затем, чтобы увеличить скорость погружения в транс, Стас применил методику мигания на счёт.
- Теперь я начну считать, - монотонно продолжал Стас, - вы должны открывать и закрывать глаза на счёт. Я буду считать от одного до двадцати. Когда я досчитаю до двадцати, ваши веки будут очень тяжёлыми, и вы закроете глаза. Погрузитесь в глубокий сон.
Стас начал монотонно считать:
- один - ваши веки открыты, два - глаза закрываются, три - глаза открываются, четыре…
Когда Стас досчитал до пятнадцати, веки Шапкина только слегка дрожали ресницами. А на счёт "двадцать" плотно прикрыли глаза. Стас внушил Шапкину возврат во вчерашний день и не торопясь провёл его с утра до конца рабочего дня. Затем сказал, что он собирается домой. Далее проследовал в метро, вплоть до того момента как Шапкина разбудил сотрудник метрополитена. Периодически Стас вставлял в своё повествование требование к Шапкину смотреть вокруг, всё запоминать и рассказать об увиденном, когда проснётся. Вспомнить, когда и где в последний раз видел свой пистолет. Проведя постгипнотическое внушение и, сосчитав до десяти, Стас разбудил пациента.
Шапкин открыл глаза и его зрачки стали удивлённо оглядывать окружающее. Затем взгляд остановился на Стасе.
- Ну что? - С надеждой произнёс тот, - вспомнил кто пистолет твой забрал?
Шапкин вскочил как ошпаренный и бросился к своему сейфу. Открыв его ключом, он сунул руку под бумаги и с гордостью достал утраченный "макаров".
- Вот! - сказал он, - Я вспомнил!
Стас радостно обернулся на начальника отдела, но тот спал сидя в кресле, откинувшись головой на спинку.
Шапкин подскочил к нему и толкнул в плечо, тряся перед носом начальника пистолетом.
Ходюк открыл глаза, не меняя позы, словно хотел потом снова их закрыть и досмотреть сон, процедил сквозь зубы:
- Старый козёл, пиши рапорт на пенсию!
Шапкина совершенно не обидела брошенная начальником фраза. Он с изумлением смотрел на свой пистолет и был готов зацеловать его воронёную сталь. Он был счастлив, и с удовольствием бы слушал про "козла" ещё кучу интерпретаций, откровенно улыбаясь и радуясь в душе.
- Вот видишь, - сказал ему Стас, - а ты говорил, что гипноза нет!
- Да какой же это гипноз? - удивился Шапкин, - если я сам всё и вспомнил, просто задремал!
И хотя он откровенно не видел в этом заслуги Стаса, но нахождение того рядом в момент обретения радости, как-то роднило его с долгожданным возвратом потери, под эгидой всеобщего ликования.
Глава 28. Рукопашный бой
Спортивный комплекс "Динамо" выглядел невзрачно. Огороженные нестройным рядом ржавых металлических пик беговые дорожки и ветхие, давно не крашенные жёлтые здания, похожие на казармы, свидетельствовали об отсутствии заинтересованности у руководства страны в должном уровне физподготовки милиционеров. Регулярно получая отчёты о результатах сданных нормативов, толстые начальники в МВД наверно смеялись и пили водку за здоровье приседающих полковников, удивляясь, как ещё ни разу ни один из них не окочурился прямо в спортивном зале. Они-то догадывались, кому приходилось сдавать зачёты.
Бабка за окошком стеклянной будки была неподкупна, и машину пришлось оставить недалеко от шлагбаума. Территория была большой, и Катерине пришлось поплутать, прося помощь у встречных.
Впервые зайдя в зал, она словно попала в кладовку с мужскими игрушками: приспособлениями для регуляции водно-солевого баланса организма через кожные покровы. Запах пота пропитал здесь всё. Похоже, что в этом помещении он стекал с затуманенных окон. Вместо воздуха приходилось дышать устоявшимся здесь, многолетним запахом разгорячённых тел.
При входе в зал, слева стоял небольшой письменный стол с лежащими на нём парой книжек и листами бумаги. Тут же рядом был стул, на который Катерина тихонечко села и осмотрелась.
В зале находилось человек пять. В центре на полу лежал огромный коричневый кожаный ковёр, в некоторых местах, ближе к центру, стёртый до белизны. На нём резвились двое мужчин в кимоно. Они словно ваньки-встаньки толкали друг друга, цепляли за рукава, падали и вскакивали, оглашая зал воинственными криками.
Три - четыре человека в спортивных костюмах дубасили, что есть мочи, висящие по краям зала, кожаные мешки. Ударяя по ним кулаками, локтями, коленями и пятками. Создавалась некая полифония, конкурирующая с поп-механикой Курёхина. Это были шлепки ударов, вскрики бойцов, металлический звон цепей крепления снарядов. И только непонятное громыхание чего-то тяжёлого нарушало музыкальное равноправие.
Присмотревшись, Катерина увидела как обнажённый по пояс мужчина в дальнем углу, тяжеленной кувалдой долбил огромную автомобильную покрышку. Со всего размаха кувалда опускалась на чёрную резину, проминая её, но через мгновенье с презрением отметалась вверх недовольной упругостью, восстанавливающей стройные ряды протекторов. Через мгновенье, подвергаясь новой атаке. У стены обиженно лежали и криво улыбались разорванными ртами несколько покрышек с порванными кордами. Извиняясь за свисающие лохмотья губ, вынужденные лежать здесь, а не на обочине дороги.
Друг Стаса, Михаил, встретил Катерину приветливо. Он появился неизвестно откуда, словно вынырнувший из ямы дирижер, руководивший этой спортивной какофонией. Его очаровательная улыбка послужила сигналом к всеобщей паузе. Наступила тишина - все мужчины прекратили тренировку и посмотрели на Катерину. Только кувалда, не в силах остановиться, ещё пару раз опустилась на резину, но уже мягче, по-товарищески.