На восточной стороне треугольника, образуемого устьем Одры, было два торговых города: Камен и Клодно. Камен (теперь Cammin) лежал у самой Дивеновы, недалеко от ее устья: то был город весьма значительный уже в начале XII века, а в конце этого столетия он стал наследником Волынской торговли и стал первым городом Поморья. Положение Клодна (русская форма была бы Колодно) в точности неизвестно: но из повествований о путешествии Оттона Бамбергского по Поморью видно, что город этот находился недалеко от Волына и Камена, на восток, по дороге к Колобрегу: "Клодно очень большой город, говорят эти повествования, и лежит в глубине леса; ежегодно отправляется оттуда в чужие страны множество народа для торговли. За рекою же, которая течет мимо Клодна (вероятно, Рега), Оттон нашел безлюдную окружность обширного города, недавно разрушенного и выжженного Поляками".
Глава XXXVI
Остальные торговые места на славянском Поморье: Рана, Колобрег, Гданск
Такова была торговля на Поморье, что на этом маленьком пространстве земли около устьев Одры могло существовать четыре больших торговых центра (даже пять или шесть, если считать Дымин и тот древний город по соседству с Клодно, который уже в XII в. лежал в развалинах). Здесь был центр славянской торговли, но она основалась и в других местах. Остров Рана, несмотря на недостаток удобных пристаней и на воинственность жителей, также вел значительную торговлю. О постоянных сношениях ран с Щетином было уже упомянуто. По словам Саксона Грамматика, многие из ран ездили на чужую сторону по разным торговым делам, а у главного, священного их города, Арконы, в особенном, кажется, торговом предместье, жило много иностранных купцов. Ране, впрочем, не были к ним так благосклонны, как волынцы. Рассказывают, что когда им пришлось отречься от язычества и нужно было вытащить из капища уважаемый идол Святовита и разбить его, то они, не вполне еще разуверившись в его силе и боясь его гнева, сами не покусились на это дело, а заставили подвергнуться мщению Святовитову рабов и иностранных торговцев, проживавших в Арконе. Но монополии не искали и ране. Около их острова в ноябре месяце, когда поднимались сильные ветры, производилась обильная ловля сельдей, и они позволяли всякому приезжать и ловить эту рыбу, источник богатства; и действительно, ежегодно она привлекала множество промышленников, немцев и др.
При торговой деятельности, было как у ран, так и у поморцев весьма много кораблей; кораблям своим балтийские славяне умели придавать большие для того времени размеры. Балтийские славяне прежде датчан выучились строить военные суда, поднимавшие лошадей. О ранском флоте, перевезшем конницу, упоминается уже в 1112 г., но только в 1136 г. датчане в первый раз попытались придать своим судам нужный для этого объем: они поставили тогда на каждый корабль по четыре лошади.
На восток от Одерского лимана был также богатый торговлей город, Колобрег (теперь Colberg, нем. Кольберг, польск. Колобжег), один из значительнейших городов поморских, лежавший близ устья Персанты, но, по старинному обычаю, на небольшом расстоянии от моря. Он процветал особенно благодаря своим солеварням, которые уже славились в Германии, когда земля Поморская была там почти совершенно неизвестна. Кроме соляного промысла, Колобрег обогащался также сплавом леса по Персанте и обширной морской торговлей. Случалось, в удобное для плавания время года, что большая часть колобрежцев находилась в отлучке в разных землях и островах Балтийских, так что остававшиеся дома не решались в эту пору ни на какие нововведения.
Далее на восток от Колобрега не было уже ни той деятельности, ни того благосостояния. С Х в. поляки беспрестанно опустошали и воевали за эту часть Поморья. Что там было прежде, об этом нет никаких известий. Однако на устье Вислы возник город Гданьск (Danzig), упоминаемый уже в Х столетии: в XII в. говорится о кораблях, плативших в Гданьске известную пошлину; но нельзя сказать, шли ли они из Польши и здесь только останавливались, или занимались в Гданьске постоянной торговлей.
Глава XXXVII
Направление торговли балтийских славян. – Сношения с северными и восточными прибалтийскими народами
О направлении торговли славянского Поморья мы знаем мало. По древнейшим свидетельствам известно о значительных сношениях со Швецией. В VI в. Иордан рассказывает, что ценные черные меха, которые он называет pelles saphirinoe (вероятно, собольи), вывозились от шведов, и, проходя через руки многих народов, наконец, доставлялись в Италию. Без сомнения, одним из участвующих в этой торговле народов были балтийские славяне. Уже в IX в. славилась в Швеции, и процветала еще в XI в., большая гавань Бирка, недалеко от Упсалы, куда приезжали корабли всех балтийских народов: датские, норвежские, прусские и, вероятно, русские, а также корабли балтийских славян, о которых именно упоминает Адам Бременский.
На торговлю балтийских славян с Русью намекает приведенное уже повествование этого же летописца о том, что из Волына было 14 дней пути к Русскому берегу, и что в Волыне жили приезжие люди греческие, т. е. православные. Других свидетельств нет. Были также, наверное, сношения с соседними пруссами. Уже в IX в. пруссы имели значительную гавань, Трусо (близ озера Drausen, где теперь Elbing), куда ходили корабли даже из Норвегии, и не может быть, чтобы славяне, которых отделяло от пруссов лишь низовое течение Вислы, ее не посещали.
Глава XXXVIII
Сношения с западными странами – Данией, Германией и проч
Известнее для нас сношения балтийских славян с западными землями, датской и германской. В торговле с Данией главным посредником был город Шлезвиг (иначе Гедеби), упоминаемый уже в IX в. и находившийся, кажется, в сношениях с Рарогом. После разрушения Рарога, Шлезвиг стал важнейшим посредником в сношениях Дании с балтийскими славянами, а также и с другими прибалтийскими землями, Швецией, Пруссией, Русью. Вообще города датские, а в особенности Ютландские, должны были участвовать в торговле славян как посредники с западными странами. Напротив Шлезвига, на берегу Немецкого моря, лежала большая гавань Рипа (теперь Рибе): как в Шлезвиг съезжались корабли из балтийских стран, так Рипа была сборным местом для кораблей западных народов, саксов, фризов и англичан. Нет сомнения, что при своей обширной торговле и склонности ездить за море, балтийские славяне пользовались этим удобным путем через Шлезвиг и Рипу для сношений с западными краями Европы.
В торговле с Германией товары отчасти шли через Гамбург на Шлезвиг и оттуда морем к славянам, но большей частью сношения производились сухим путем, в пограничных местах. В конце VIII века она была уже довольно значительна, так что Карл Великий счел за нужное подчинить ее особенным законам. Он старался, вероятно из политических целей, ее ограничить, запретил немецким купцам ездить в славянскую землю и назначил только три пограничных города, куда могли приходить славянские купцы для сделок с немцами. По-видимому, торговля с Германией велась преимущественно у полабцев и вообще у бодричей, так что из трех городов, избранных Карлом для сношений немцев с балтийскими славянами, два лежали на границе этих племен, на весьма близком один от другого расстоянии, именно – Бардевик и Шезель (у нынешнего Люнебурга). Третий был Магдебург, гораздо южнее, напротив земли стодорян. Из этих городов Бардевик и Магдебург оставались во все последующее время важными торговыми местами; запрещение ездить к славянам отпало само собой, и магдебургские купцы, в особенности, получили с 975 г. большие преимущества и льготы. В земле вагров был постоянный пограничный торг в городе Плуне: каждое воскресенье сходились здесь для торговых сделок славяне и соседи их, залабские саксы. Об этом говорит писатель XII века: неизвестно, велась ли в Плуне такая торговля и в древнейшее время.
Кроме того, в Гале (нынешний Галле) на р. Сале (по-слав. Соляве) сосредоточилась большая торговля. Есть известия, что в XII в. там бывала ежегодно ярмарка, которую посещали поморские купцы и на которую привозились всякие товары, а в особенности ткани, главный предмет германского сбыта. Из Галы плыли на судах по Соляве и по Лабе мимо Магдебурга до устья Гаволы, потом несколько верст вверх по Гаволе до Гавельберга; здесь товары выгружались и везлись вьюками через землю стодорян, морачан и лютичей до Дымина, пограничной поморской крепости. В Дымине они нагружались снова и сплавлялись по реке Пене и взморью до Волына, Щетина и т. д.
Глава XXXIX
Торговля с Польшей и Востоком
Сношения балтийских славян с Польшей были самые незначительные, особенно с западной или Великой Польшей. Мы сказали, что эта страна не имела никаких сообщений со стодорянами и лютичами: из городов великопольских Гнезна и Познани были дороги только на приодерские города в Силезии, принадлежавшие Польше, как-то: Кросно, Глогов и др., и оттуда в землю лужичан и лабских сербов, а на север от этих дорог, между Польшей и Стодоранией, тянулись края глухие и непроходимые. Мы знаем также, что не было сообщения между Великой Польшей и прилежащей к ней западной частью Поморья, и что их разделял еще в XII в. дремучий лес. Восточные сообщения Польши с Поморьем были легче, и между Наклом на Нотеци, пограничной польской крепостью, и Белградом на Персанте, серединным поморским городом, не встречалось, кажется, больших естественных преград, а по Висле удобно ходили из Польши в Поморье всякие суда. Но при всем том, между Польшей и Поморьем не было торговли сколько-нибудь значительной. Древнейший польский летописец (Мартин Галл) в самом начале своей "Истории" говорит, что "Польша стоит вне торговых путей и разве только посещается проездом теми немногими купцами, которые отправляются в Русь".
Из этих слов можно заключить с некоторой вероятностью, что между торговцами, посещавшими Русскую землю, бывали и балтийские славяне. Действительно, они издревле сообщались даже с азиатскими народами и, значит, также с Русью. Об их торговле с отдаленным Востоком свидетельствуют монеты арабских халифов, Омейядов и Аббасидов, в большом количестве находимые на Балтийском поморье. Они преимущественно относятся к VIII и IX ст., и прекращаются в ХI: последняя из восточных монет, там найденная, принадлежит к 1012 г. Видно, что борьба с немцами, которая все усиливалась, а может быть, и упадок Арабского халифата в это время, прекратили эти отдаленные сношения.
Глава XL
Последствие борьбы и торговых связей балтийских славян с соседними народами: влияние чужих стихий
Таким образом, у балтийских славян существовала издревле обширная торговая деятельность, достигая, где благоприятствовали обстоятельства, необыкновенных по времени размеров и служа основанием и жизненным средством для многих цветущих городов. Она, конечно, была плодом той склонности к торговому промыслу и к странствованиям, которая, кажется, врождена славянскому племени, а также особенной предприимчивости и отваги, лежавшей, – мы знаем отчего, – в характере балтийских славян; и все эти побуждения соединились здесь, как мы видели, с необыкновенными выгодами местности. Здесь славяне имели прекрасный морской берег, богатый хорошими пристанями, их окружало много деятельных народов, были все удобства к сообщениям и к размену товаров: понятно, что они могли полюбить торговую жизнь и предпочесть ее всякому другому промыслу.
Известно нам, как те же самые условия местности и те же обстоятельства породили бесконечную борьбу балтийских славян с их соседями, немцами и скандинавами. Такова была их судьба, что они вечно и всеми путями, миром и войной, сталкивались с чужими народами, подвергались чужим влияниям. Первым событием в их истории было покорение германскими дружинами, и когда они впоследствии освободились, то все-таки германское влияние не прекращалось. Мы знаем о смешении балтийских славян с остатками этих дружин, которые так долго владели Поморьем (вспомним, что говорит Иордан про видивариев); мы видели глубокое действие борьбы с немцами и датчанами на нравы и характер балтийских славян. А с другой стороны, могли ли быть менее значительны для них последствия беспрерывных и столь обширных сношений с окрестными народами через торговлю и мореходство, когда славянские города на Балтийском поморье только и существовали этой торговлей и мореходством, когда многие, а нередко даже почти все жители оных большую часть года проводили за морем, в чужих землях, и когда в первом между этими городами, в Волыне, всякие иностранцы жили наравне с местным населением? Немудрено при таких условиях, что чужие влияния, а в особенности германское, привились искони ко всему существу балтийских славян, что оно было поражено ими до глубины. В гражданском устройстве этого народа совершенно преобразовались коренные славянские стихии: уже с древнейшего времени выработался и вполне определился у него быт полуславянский, получужой, тот неестественный быт, который, своими противоречиями, и помешал историческому развитию балтийских славян, и так много способствовал их падению.
Глава XLI
Древний семейный быт германцев и славян и его противоположные начала
История еще застает и германцев, и славян в семейном быте, без народного единства и государственной власти, в одной лишь родовой связи, а уже тогда какое было между ними глубокое различие в началах! Славянская семья жила обособленно, каждая на своем месте, разрастаясь в деревню, и владела сообща землей, которая ей принадлежала. Когда умирал отец, то дети также сообща владели его имуществом или делились поровну. Для общего дела собирался сход; все в нем участвовали на равных правах и принимали решение единогласно. Потом необходимость защиты от врагов или другая какая-либо причина заставляла народ искать себе некоторого единства и средоточия, и подчиняться власти князя; князь мог окружить себя боярами (кметами), людьми опытными, которые были ему советниками и исполнителями его воли, и дружиной (гридями или лехами), которая всюду его сопровождала как военная сила; но самый народ не изменял своего устройства, оставаясь по-прежнему при общем сходе и общем владении землей, и только когда область князя становилась обширной и нельзя было собираться на сход всему народу, то посылался к князю на сейм выборный (владыка). Аристократии у славян не было.
В древних германцах, как их описывает Тацит, видно много сходного с этим славянским бытом, по той причине, что и они жили тогда семьями, чуждые государственного строя; но в своих основаниях семейный быт германский был совсем не тот, что славянский. Славянская деревня, разрастаясь большей частью из одной семьи, стояла вместе; германские избы строились вразброс, далеко друг от друга. Славянин пахал землю сам, а жене поручал домашние работы; германец презирал хлебопашество, любил лишь войну и охоту, а в свободное время лежал в бездействии дома, предоставляя земледелие женщинам и челяди. У славян земля принадлежала общине, и наследство отца было общее детям и это устройство осталось до позднейших времен; у германцев оно первоначально существовало также, но со временем отмерло: при Цезаре, у свевов землей владели общины, при Таците она еще не вполне была в личном владении, а в последующее время крепко установилась личная поземельная собственность, при Таците отцу наследовали все дети, а потому мало-помалу стал возникать майорат, т. е. неделимость имения, переходящего к старшему сыну, и сделался законом у германских племен. В общественных делах славяне довольствовались сходом, на котором все имели равный голос; германцы предоставляли сходу только важнейшие дела, и кроме него имели другую власть, выборных князей, которые решали дела второстепенные, были судьями и даже на сходе имели особенное значение: дело предлагалось сходу не иначе, как по обсуждении князьями, и один из них (или король) должен был докладывать о нем народу. Кроме схода и князей была у германцев (впрочем, по-видимому, не у всех племен), еще третья власть, король, но он, кажется, имел первоначально, в собственных германских землях, самое ограниченное значение и был не более как глава существовавшего у германцев искони сословия знатных людей. Славянин не признавал различия знатных и незнатных родов и даже, уводя пленного в рабство, по истечении известного времени не только предоставлял ему свободу, но открывал ему доступ в свою общину без всякого унижения или ограничения в правах; германец искони отдавал у себя почет и преимущество некоторым знатным родам, нередко чтил их как потомков божества, только из их среды избирал королей, и часто даже при выборе князя или военачальника останавливался на юноше, представителе знатного рода; преклоняясь перед знатностью рода, он, с другой стороны, никогда не ставил наравне со свободным человеком раба, отпущенного на волю, и ни за что не принимал его в свою общину.