К осени 1991 года Г. Попов почти добился своей цели. В лице мэрии была сформирована сила, обладающая монополией в принятии решений по всем вопросам жизни Москвы. Эта сила стремилась не к реформированию, а к удушению представительных органов власти, к превращению их в неполноценный придаток мэрии. При этом продолжалась недобросовестная кампания дискредитации депутатского корпуса Москвы, и создавались невозможные условия для его работы. Создание монопольной структуры мэрии отразило общую тенденцию подчинения всей политической жизни интересам альянса новой и старой номенклатуры. У Попова была попытка создать заменитель КПСС, но в дело вмешались люди более толковые, и по-настоящему такой заменитель был создан лишь при Путине – усилиями невероятно обогатившейся олигархии, "проплатившей" партийные структуры свою холопов.
Менять всю систему – такова была установка Попова, оправдывающая тунеядство. Мы помним: с грязью на улицах Москвы без того, чтобы переломать все, что только возможно, справиться он был не в состоянии. Когда же вкус к разрушению был удовлетворен, управлять городом стало и вовсе не с руки.
Для чего же москвичи избирали Попова мэром? По Попову – вышло, что для продавливания его понимания концепции реформ. И если уж не удалось подменить собой Президента, то этот самый Президент должен именно в Москве уничтожить всякое подобие законности. До каких-то пор Ельцин шел на поводу у Попова, и целая цепочка противозаконных Указов вышла из-под его пера.
К осени 1992 года назойливость Попова перешла все границы. Ему не терпелось получить совсем уж диктаторские полномочия. Четырежды Попов ходит к Президенту за новыми полномочиями, нужными якобы для радикальной приватизации жилья и торговли. Безрезультатно. Полномочий и так через край, а управление хозяйством Москвы никак не налаживается. Наконец, Попов восклицает: "Что это за система, в которой подчиненный должен висеть на шее у начальника!", – и уходит (в который уже раз, но все-таки теперь окончательно) в отставку ("НГ", 11.06.92).
В другом печатном месте Попов заявляет, что его уход связан с тем, что российское законодательство не позволяет ему совмещать пост мэра и пост председателя "Российского движения демократических реформ" ("Куранты", 06.06.92). Будто бы Попов когда-нибудь всерьез воспринимал законы!
В третьем варианте обоснования своего бегства Г. Попов говорит: "Я собирался быть мэром в условиях, когда обществом командует КПСС". К роли хозяина Москвы он оказался не готов. Эта роль, по Г. Попову, сводится к тому, чтобы делить блага ("НГ", 10.12.93). Делить он не хочет и не умеет. Потому и уходит.
На деле же причина ухода, а точнее – бегства, проста. Прошел год, и настала пора отчитаться о деятельности на посту мэра, но отчитываться было нечем. Опять нечем! И вот почему: "Я хорошо знаю свои способности – в моем возрасте пора все это хорошо знать. Я теоретик, я способен разработать политику, способен защищать эту политику, пропагандировать ее. Есть и участки практической деятельности, которые я могу вести. Но мэром я оказался в силу обстоятельств, и при первом удобном случае, как только обстановка будет благоприятной, с удовольствием уступлю свой пост любому другому, который действительно пригоден для такой работы". И еще одна причина: "Я по советским понятиям – богатый человек. Ни в чем не нуждаюсь, все у меня есть. Поэтому знаю, что после ухода с поста мэра буду жить и работать нормально" ("ДМ", 28.05.92).
Вслед за бегством Г. Попова с поста мэра 4 июня 1992 года, Ельцин самочинно, не согласовав свои действия с Моссоветом (как это было положено по закону), назначил на данный пост Лужкова и объявил его главой администрации Москвы. 10 июня Моссовет обратился к Президенту с просьбой устранить нарушения законодательства в упомянутых указах. Ответа на обращение не последовало. Моссовет 25 июня 1992 года своим решением расценил действия Президента как незаконные, выразил Лужкову недоверие как заместителю главы администрации и, в соответствии с законом, назначил выборы нового главы администрации на 5 декабря 1992 года.
Логика депутатов Моссовета заключалась в следующем: принятие ряда поправок в действующую Конституцию и ряда законов на этот момент отождествило должность мэра с должностью главы администрации. Досрочное прекращение полномочий главы администрации на основании личного заявления по Закону "О краевом, областном Совете…" – исключительная компетенция Моссовета. Президент мог своей волей освободить Попова от должности лишь в случае грубого нарушения Конституции, актов Президента или Правительства или же по заключению Конституционного Суда. Согласно действующему постановлению Съезда народных депутатов, установившему мораторий на выборы глав администрации до 1 декабря 1992 года, Президент не мог назначить Лужкова главой администрации без согласования своего шага с Моссоветом и депутатами России от Москвы.
Московское правительство тут же отреагировало. На пресс-конференции было заявлено, что если решение Моссовета "не получит оценки здравомыслящей части депутатов, правительство не будет считать возможным сотрудничество с данным депутатским корпусом". При этом правительство в отставку не собиралось и рассчитывало снова на Ельцина, указы которого позволяли не замечать существования в столице представительного органа власти ("РГ", 27.06.92).
Лужков и его соратники использовали и новые для себя методы давления на депутатов. Они стремились организовать не только газетную кампанию против них, но и продемонстрировать поддержку своего режима москвичами. На улицу выводились демонстрирующие свою поддержку Лужкову грузовики, здание Моссовета было засыпано великолепно отпечатанными листовками, у его входа появились пикеты.
Попов бежал, чтобы "жить и работать нормально". И под это он подвел свою "теоретическую базу". Вот такими рассуждениями: "Я всегда нервничаю, когда не знаю, кому сколько надо дать, хотя хочется за что-то отблагодарить человека. А по тарифам было бы просто: скажем, 10–20 % от стоимости сделки. В Америке так и говорят: 15 % к счету. И все довольны друг другом. Можно ли это назвать коррупцией? Можно. Но можно и дополнительной оплатой хороших услуг" ("АиФ", апрель 1992).
Ну, про Америку – это просто вранье. К счету деньги там берут не администраторы, а официанты. А вот понимание естественности подкупа в устах Попова – важный момент для понимания живучести воровства в административных органах власти и неизбежности создания "Попов-фондов" в ситуации мятежа номенклатуры.
Вот еще один перл Г. Попова: "Я категорически против всяких злоупотреблений, но это не означает, что работникам управления надо запрещать участие в бизнесе. Должен быть определен срок, после которого человек должен переходить в предпринимательскую структуру, если уж втянулся, стал заниматься бизнесом" ("Труд", 12.12.91). Главное – втянуться, а потом можно любое имущество считать своим!
Накануне своего бегства с поста мэра Попов откровенничал еще и таким образом: "…Если мы не решим проблему коммерциализации общества, мы будем обречены на жестокую борьбу за каждое кресло, ибо другого источника доходов у наших людей не имеется". И чуть ниже: "Я по советским понятиям богатый человек… К сожалению, очень многие из нынешних государственных чиновников, в том числе и самых высокопоставленных, находятся в ином положении. Для них уход с поста – катастрофа. Надо ли удивляться, что они всеми правдами и неправдами стараются пробиться на большие должности, пробившись же, стараются удержаться на них как можно дольше? Вот и причина появления новой номенклатуры" ("ДМ", 28.05.92). Можно ли после таких слов поверить, что Попов уже в качестве лидера РДДР может предложить программу именно народной приватизации, а не очередной вариант грабежа народа ("НГ", 04.07.92)?
Приватизатор Гавриил Попов расценил так: коль скоро на каждого гражданина России приходится на 10 тыс. рублей собственности (в старых ценах – до 1992 г.), то все предприятия, где остаточная балансовая стоимость фондов ниже этой цифры, помноженной на число работающих, должны быть отданы трудовому коллективу бесплатно ("Известия", 20.05.92). Так и получилось. Добавим, что если предприятие стоило больше, то остальную часть вносили деньгами. Но уже деньгами "новыми", обесцененными, то есть теми, которых было много и которые были дешевы. Оплачивали этими пустыми бумажками имущество, оцененное несколько лет назад. Еще одна заметная особенность поповской приватизации состояла в том, что членами трудовых коллективов, которым московская администрация подарила такие льготы, оказались почти исключительно работники торговли и службы быта. К тому же они получили еще и ваучеры от российского правительства.
Г. Попов в интервью еженедельнику "Эвенман дю жерди" сказал: "Не столь уж важно, в чьи руки перейдет государственная собственность. Останутся лишь те, кто сумеет выжить" ("Гласность", август 1992). Одним назначено было выживать, другим жить на широкую ногу. Вместе с реализацией невнятных идеологических установок Попова, в Москве привольную жизнь обеспечила себе криминально организованная торговля.
Именно торговая мафия, против которой боролся первый секретарь московского горкома КПСС Б. Ельцин (или, скорее, делал вид, что борется) и которую вместе с Поповым и Лужковым энергично поддержал в процессе реформ, полностью восторжествовала в Москве. Она же показала, как борцов с мафией покупают и ставят на службу этой самой мафии.
Теория, оправдывающая воровство, получила для Попова выгодное продолжение на практике. Для отставного мэра Москвы отступным подарком режима стал Международный университет и фонд при нем. В оформлении подарка личное участие принял Президент Ельцин. Фонд развития "Международного университета", возглавляемый Поповым и учрежденный в свое время должностными лицами московского и российского правительства, в начале своей "продуктивной" деятельности выселил из двухэтажного особняка Центр культуры и гуманитарного сотрудничества "На Остожье". По частному письму Фонда Президенту Ельцину последний согласился на передачу Фонду еще целого ряда зданий: Ленинградский пр., 17 (бывшая Высшая партийная школа), Скаковая, 9 (бывшее общежитие студентов), дома отдыха "Кунцево" и "Озеры", объект "Сосновка-2", строящийся дом на Ленинском пр., строение 15 по Плотникову пер., дом 6 по Савельевскому пер.
Ни письмо, ни ответ на него в канцелярии Президента не были зарегистрированы, что означало передачу зданий и земли частным порядком. И не удивительно, ведь в псевдоуниверситете обучались стипендиаты таких фирм, как "Менатеп", "Кока-Кола", СП "Мост", оплачивающих молодую поросль подлецов.
А вот другая часть подарка. По распоряжению Президента от 17.06.92 поповскому университету дополнительно из госбюджета было выделено 100 млн руб. на двухлетнее обучение бизнесу 50 (всего-навсего!) уволенных в запас офицеров – так называемый "президентский набор". То есть более чем по полтораста тысяч в месяц (в ценах середины 1992 г.), на каждого из отборного отряда ельцинистов! Вся сумма была перечислена к 1 сентября 1992 года, а не поэтапно, как это должно было быть по нормальной логике экономии бюджетных средств. Таким образом, Международный университет получил еще и своего рода беспроцентный кредит ("Коммерсантъ-Дейли", 22.10.92).
А теперь посмотрим, кто же сформировал состав учредителей Фонда развития этого университета, который в ценах 1991 года имел уставной капитал в 500 000 рублей. Это физические лица – чиновники разных уровней: Г. Попов (на тот момент мэр Москвы) – 100 000 рублей, А. Белявский (советник мэра) – 67,5 тыс. рублей, В. Ресин (вице-премьер Правительства Москвы) – 65 тыс. рублей, Ю. Прошин (начальник ХОЗУ администрации Президента России) – 65 тыс. рублей, В. Лещинский (тоже чиновник ХОЗУ, а в прошлом – чиновник ЦК КПСС) – 65 тыс. рублей. Не беда, что таким участием чиновников в подобной структуре нарушены сразу Закон "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности" и Указ того же Президента "О борьбе с коррупцией в системе государственной службы". Указы для собственных соратников пишутся, а не против них! И вопрос об источнике сумм, вложенных учредителями в уставной капитал и равных примерно десятилетней зарплате каждого из них, как-то задавать не хочется. И об источнике финансирования закупок квартир для профессорско-преподавательского состава Международного университета (право на покупку десяти квартир в год Г. Попов дал сам себе соответствующим распоряжением в ноябре 1991 г.) спрашивать бессмысленно ("НГ", 18.09.92). От всей этой истории и без того за версту несет воровством.
О том, насколько далек Международный университет от проблем образования, говорит история о том, как группа жуликов пыталась вывезти из дома отдыха "Кунцево" (бывшего дома отдыха ЦК КПСС "Кунцево"), принадлежащего объединению "Кунцево" фонда развития Международного университета, несколько тонн медных брикетов ("Новые рубежи", газета Одинцовского района Московской области, 07.11.92).
В апреле 1994 года Попов с помпой отмечал первый выпуск своего университета ("президентский выпуск"). Выпускники – бывшие военные – не стеснялись говорить о том, что деньги для финансирования университета нашел сам Ельцин (будто он нашел эти миллионы под лавкой). Милости Президента хватило даже на шелковые мантии для выпускников.
Не оставил своим вниманием Г. Попова и его преемник на посту мэра. Лужков по примеру Ельцина своим распоряжением зачерпнул из бюджета города 10 млн рублей на содержание Международного университета, да еще персональный двухсменный автомобиль своему бывшему шефу выделил ("Правда", 09.07.93).
Помимо "Попов-фонда" и Международного университета, бывший мэр был вплетен и в другие истории подобного рода. Став президентом Международного союза экономистов ("Куранты", 20.11.91), он по распоряжению своего вице-мэра от 28.05.92 получил для союза здание по Тверской ул., д. 22-а ("Дума", № 26, 1993). Приобретя пост президента Международной академии книги и книжного искусства ("Ъ", № 19, 1992), Попов поставил подпись под учредительными документами АО "Атамак". В письме прокурору города Г. Попов между тем сообщил, что сведениями о существовании такого АО не располагает.
Вдогонку уходящему мэру Моссовет попытался потребовать его отчета, но тут уж руки были коротки. Отставку-то принял Ельцин, и Попов уже не был должностным лицом, от которого можно было что-то требовать. Отставка была принята, и концы спрятаны в воду. Но если бы отчет все-таки состоялся (соответствующие условия, видимо, совпали бы с проведением судебного процесса о нанесении ущерба городу в особо крупных размерах), на поверхность выплыли бы все чудовищные нарушения законов, экономическая безграмотность и криминальные махинации. Для Ельцина подобное было недопустимой роскошью. Ведь Попов всегда выполнял роль его наиболее говорливой и "писучей" половины, а на президентских выборах на плакатах Ельцина красовались надписи: "Голосую за Попова – Лужкова!". Поэтому Ельцин переступил и через закон, и через собственные указы. На пост то ли мэра, то ли главы администрации он назначил Лужкова. Слов о мэре и его полномочиях в законодательстве страны не было, вот и творил президент все, что "не запрещено законом". А потом творил свою реальность – без закона и здравого смысла! – назначенный президентом полу-мэр, полу-глава Юрий Лужков.
Уступив свое место, Попов переполз в политическую тень. Но политика достала его и там. Прежде всего, возмутились его недавние соратники по "Демроссии". Координационный совет московской организации направил в его адрес открытое письмо, в котором говорится: "Вы даете политический анализ событий после августа 1991 г., допуская ряд инсинуаций, граничащих с прямой клеветой на демократические силы. На посту мэра Москвы Вы, обладая властью, оказались не в состоянии ее использовать, что нанесло значительный урон авторитету демократических сил не только в Москве, но и в России… Организовав Движение демократических реформ, Вы в своих публичных выступлениях стали порочить "ДемРоссию", оставаясь формально ее участником… В сложившихся обстоятельствах мы просим Вас сделать публичное заявление о выходе из движения, либо публично опровергнуть порочащие его высказывания" ("НГ", 08.09.92).
На новой ниве – в РДДР – Попов вступил во владение отступным наследством, доставшимся ему от мэрских будней. Он стал во главе номенклатурной организации и снова сделал реверанс в сторону Ельцина, не собиравшегося уступать власть никому – ни на выборах, ни без выборов. Уже в ноябре 1992 года Ельцину втолковывалась идея "президентского правления" и насильственной отмены действующей Конституции ("КП", 27.11.92). Именно в недрах РДДР был подготовлен сценарий переворота, реализованный в октябре 1993 года.
Попов во всем, кроме лжи, показал себя, как человек крайне бездарный. И все-таки все время обманывать весь народ еще не удавалось никому. На выборах 1993 года с поповской РДДР не пожелал иметь дело никто. Как ни навязывался Попов к Явлинскому (видимо, как собрат по цеху "экономистов"), как ни пытался оторвать от забытого теперь, а тогда заметного и влиятельного "Гражданского союза" жирный кусок, ничего не вышло. И голосовать за РДДР никто не стал. Ни в Москве, ни в Питере, ни в провинции.
Парламентские выборы были проиграны, прежние союзники по демдвижению объявили, что РДДР – эклектичное движение управленцев: союз номенклатурных капиталистов и идеологов, лево-горбачевцев и демократов, которые выдвинули лозунг союза с передовым аппаратом КПСС. На съезде РДДР в январе 1994 года от Попова отмежевались даже ближайшие соратники, не простив ему скептичное отношение к Егору Гайдару, обиженному Ельциным разорением его гнусной команды и замещением ее столь же гнусными, но другими людьми.
Подобные истории – когда предают свои – в среде либеральной бюрократии дело обычное. Но они в большинстве случаев не кончаются разрывом отношений. Об этом говорит и "история любви" Попова и Ельцина. В публикации первого в "Московских новостях" (1987) поддерживается решение об освобождении второго от руководства Московской партийной организации, в отношение бунтовщика приводится цитата из Ленина ("нам истерические порывы не нужны"). В жизни нормальных людей с нормальной психикой после таких пассажей, после такой "ненужной низости" (не составляло труда просто промолчать) руки друг другу не подают. Не то в среде номенклатурной, бюрократической, олигархической. Тут позволено делать друг другу гадости, а потом публично лобызаться. Но если кто-то оступился, то никто руки помощи не подаст.
Тут бы и угомониться, подумать о душе, о грехах своих. Но внутренняя сущность номенклатуры не терпит умиротворения. Покой им только снится. С начала 1994 года Попов натужно пошел на второй круг своей политической судьбы, начав снова с проверенной позиции – с позиции лжи. Он понимал, что за крутыми событиями 1993 года позабылись его управленческие художества в Москве, и снова можно было наполнять прессу своими упражнениями в измышлениях всякого рода вздора. Схема оставалась все той же: покритиковать слегка курс властей, высказать нечто с виду глубокомысленное, а дальше начать наворачивать план мероприятий, обоснованный этим фиктивным глубокомыслием.