Кстати сказать, и в былинах об Илье Муромце неизменно говорится о его борьбе за христианство, за православие. Это может показаться странным, если считать (как некоторые делают), что христианство стало играть большую роль на Руси лишь после 988 года. Однако из "Повести временных лет" известно, что уже в 940-х годах в Киеве имелось несколько церквей, ибо летописец говорит о соборной (то есть главной) киевской церкви святого Ильи. Замечательно, что главной на Руси в середине X века была церковь именно в честь Ильи; это, без сомнения, по-своему объясняет главенствующую роль Ильи Муромца в русском богатырстве.
Характерно, что преемник Владимира Святославича Ярослав (Георгий) Мудрый дал имя Илья. своему старшему сыну; который бы наследовал его власть, если бы не умер юным. Наконец, в Киево-Печерской лавре есть загадочное для нас погребение "угодника Ильи Муромца". Едва ли можно предполагать, что это сам богатырь, ибо лавра была основана в 1051 году и, если бы даже и существовал реальный богатырь Илья Муромец, он не мог бы дожить до этого времени. Вероятнее другое: некий монах получил такое прозвание; но это должно свидетельствовать, что богатырь был православным христианином (каким он и является в подавляющем большинстве былин).
Что же касается образа Егория - Георгия, о раннем его высоком признании свидетельствует тот факт, что Владимир во время крещения Руси в 988 году дал своему сыну-преемнику, будущему Ярославу Мудрому, христианское имя Георгий, с которым он и вошел в публикуемое в этой книге "Слово о Законе и Благодати" (1049) киевского митрополита Илариона.
Итак, "былинный" духовный стих "Егорий Храбрый" запечатлел борьбу с Хазарским каганатом: иное его истолкование было бы попросту натяжкой (ибо позднее Руси не приходилось бороться с царями "из земли жидовской").
"Егорий Храбрый" печатается здесь по записи, сделанной почти 160 лет назад, в 1830-е годы, самим Владимиром Ивановичем Далем на Урале, около Екатеринбурга; запись эта была опубликована в 1859 году в сборнике, подготовленном и изданном крупнейшим фольклористом Л.Н. Афанасьевым, - "Народные русские легенды".
Итак, в этой книге публикуются только три произведения русского народного эпоса, но они как бы дают ключ ко всему богатейшему наследию былинного творчества (имеются в виду героические былины). Как уже говорилось, основное ядро былинногj эпоса сложилось как воссоздание более чем полуторавековой борьбы с Хазарским каганатом.
В заключение стоит отметить, что новейшие достижения наших археологов (ведущую роль здесь сыграла С.А. Плетнева) вполне уместно сравнить с открытиями европейских археологов, начиная со знаменитого Генриха Шлимана, "раскопавших" считавшуюся чисто мифической Трою, войны с которой породили древнегреческий героический эпос - "Илиаду" и "Одиссею". Точно так же открытые археологами хазарские крепости (со всем их описанным выше окружением) на границах Руси доказали реальность битв, воссозданных в русских героических былинах.
VII. "Слово о Законе и Благодати" митрополита Илариона
Митрополит Иларион - великий писатель, мыслитель, церковный и государственный деятель Древней Руси. Он родился, по-видимому, еще в конце
X века, при князе Владимире и, возможно, лично знал его, ибо в своем "Слове" говорит о нем как о близком ему лице. Достоверно известно, что при Ярославе Мудром, правившем с 1016 по 1054 год (с небольшим перерывом), Иларион был священником дворцовой церкви, затем епископом, а с 1051 года - митрополитом Киевским. Он основал главный тогдашний центр русской культуры - Киево-Печерскую лавру, вместе с Ярославом составил основополагающий правовой кодекс - "Устав князя Ярослава", заложил начало русского летописания, принимал участие в создании главного храма Руси - Святой Софии и т. д.
В 1049 году Иларион написал и 26 марта произнес перед собранием наиболее просвещенных киевлян свое "Слово о Законе и Благодати", к которому примыкает его "Молитва", по всей вероятности, также прозвучавшая тогда. Обращаясь к своим современникам-киевлянам - внукам Святослава и его воинов, Иларион взывал от их имени к Богу:
И доколе ж стоит мир,
не наводи на нас напасти искушения,
не предай нас в руки чуждых.
Да не прослывет град твой плененным,
а стадо твое - пришельцами в земле не своей…
И слушателям Илариона было без каких-либо пояснений понятно, что речь идет о хазарском "пленении" Киева. Но сейчас, по прошествии почти тысячелетия, в "Слово" Илариона уже приходится внимательно вдумываться. Об этом писал в 1960-х годах виднейший историк М. П. Тихомиров. Ссылаясь на слова Илариона о том, как
Вера благодатная по всей земле распространилась и до нашего народа русского дошла.
И озеро Закона пересохло,
евангельский же источник наводнился… и о том,
Как отошел свет луны, когда солнце воссияло,
Так и Закон - пред Благодатью явившейся.
И стужа ночная побеждена,
Солнечная теплота землю согрела, -
М.Н. Тихомиров отметил, что современнику "были понятны намеки Илариона на близкую ему действительность, что он считает ночным холодом и солнечной теплотой… В этих словах Илариона заключается противопоставление Хазарского царства Киевской Руси. Иссохшее озеро - это Хазарское царство, где господствовала иудейская религия, наводнившийся источник - Русская земля".
В самое последнее время о том же написал филолог и историк культуры с мировой известностью - В.П. Топоров. Определяя "основную идею первой части" творения Илариона, исследователь отмечает: "Речь идет о полемике с иудейством, основной пункт которой для автора "Слова о Законе и Благодати" заключался в доказательстве превосходства христианства… Видно, что в мысли Илариона было не какое-то далекое, давно прошедшее иудейство… При допущении живых контактов с иудейством в Киеве X–XI вв. прежде всего возникает вопрос об источниках иудейства в этом месте и в это время. В настоящее время не приходится сомневаться в его хазарском происхождении. Прогресс в изучении хазар и их государства помогает осветить и этот вопрос… Вырисовывается такая ситуация в Киеве IX–X вв. (во всяком случае, в первой половине X в.), которая характеризуется наличием в, городе хазарской администрации и хазарского гарнизона… Н.С. Трубецкой в свое время проницательно указал на актуальность иудаизма в Киеве в XI в. (связываемого им с пропагандой хазарских евреев) и полемики против него в "Слове о Законе и Благодати…".
"Слово" митрополита Илариона - исключительно богатое смыслом творение, и его не так легко освоить и понять. Иларион с самого начала противопоставляет иудаистскому Закону, господствовавшему в Хазарском каганате, Христову Благодать. Закон когда-то открылся - через пророка Моисея ("Закон, Моисеем данный") еврейскому народу, народу древнего Израиля. Он был дан как "предуготовление истине и Благодати":
Да обвыкнет в нем человеческое естество, от многобожия идольского уклоняясь, в единого Бога веровать.
Но когда Благодать явилась в Христе, большинство иудеев не приняло Его:
Ибо иудеи о земном радели, христиане же - о небесном.
Их самоутверждение иудейское скупо от зависти, ибо не простиралось оно на другие народы, оно стало лишь для иудеев.
И потому пришел Спаситель и не был принят израильтянами.
Напряженность и остроту полемики с иудейством в "Слове" митрополита Илариона просто невозможно понять, если не видеть в этом своего рода "продолжение" борьбы с порабощавшим сравниfельно недавно Русь Хазарско-иудейским каганатом.
Выше отмечалось, что в "Повести временных лет" о хазарах говорится кратко и "спокойно". Но к 1110-м годам, когда составлялась "Повесть", прошло уже полтора столетия со времени похода Святослава на Итиль. А "Слово" митрополита Илариона слушали или, по крайней мере, могли слышать внуки и даже младшие сыновья тех воинов, которых вел Святослав (этим воинам, допустим, было тогда, в середине 960-х годов, по двадцать лет; поздние сыновья их могли родиться в конце 990-х годов и стать зрелыми мужчинами к 1049 году, когда Иларион произнес свое "Слово"). А память внуков о делах дедов (не говоря уже о памяти сыновей) обычно еще всецело свежа.
Поэтому Илариону не нужно было в своем "Слове" упоминать о Хазарском, каганате - тем более что он, говоря о Владимире (по христиански Василий) и Ярославе (Георгий), называет их "каганами" - то есть высоким (имперским) титулом, перешедшим к киевским князьям после упразднения ими итильского каганства.
В конечном счете можно сказать, что Иларион в своем "Слове" как бы утверждает русское христианство (и его государственность) на развалинах, на руинах поверженного хазарского иудаизма и его государственности.
Подчас у иных читателей вызывает недоумение тот факт, что первоначальное христианство воздвигалось именно в Иерусалиме, который был центром, средоточием иудаизма. Этим людям представляется, что христианство могло и должно было родиться где-нибудь в другом месте, на некоей "нейтральной" почве. Но это, если вдуматься, ничем не оправданное "предположение", ибо христианство, возвестившее устами апостола Павла, что "нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех… Неужели Бог есть Бог Иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников" ("Послание к Римлянам", гл. 10, стих 12; гл. 3, стих 29), должно было утвердиться именно на отрицании иудаистской концепции одного "избранного народа".
И митрополит Иларион (кстати сказать, опиравшийся в своем "Слове" прежде всего на ряд "Посланий" апостола Павла) как бы заново "повторил", "воскресил" ситуацию рождения первоначального христианства, утверждая христианскую Русь на отрицании иудаистской Хазарии…
VIII. О фрагментах из трактата Л.Н. Гумилева "Древняя Русь и Великая Степь"
Лев Николаевич Гумилев - интереснейший современный историк и мыслитель. Он, сын поэтов Николая Гумилева и Анны Ахматовой, сформировался в атмосфере высокой и вольной мысли. В своих работах он так или иначе развивает идеи сложившейся после 1917 года в эмиграции замечательной школы русских историков (Г.В. Вернадский, С.Г. Пушкарев, Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий и др.), которые называли себя "евразийцами".
Из книги Л.Н. Гумилева, изданной в 1989 году, отобраны фрагменты, относящиеся к истории взаимоотношений Руси и Хазарского каганата. Должен признаться, что с некоторыми суждениями и идеями Л.Н. Гумилева я не согласен и мог бы их оспорить. Но, как я полагаю, иной взгляд, иная оценка той столь уже давней эпохи расширит кругозор читателей, поможет им обрести более объемное, более многостороннее представление об этой эпохе.
Когда речь идет о событиях и лицах тысячелетней (и более) давности, их воссоздание в историческом труде неизбежно имеет черты гипотезы, предположения, вероятности. И здесь очень важны, даже необходимы разные гипотезы; в конце концов, убедительно то представление об отдаленном прошлом, которое исходит из ряда различных его "картин" и стремится увидеть в этих "картинах" нечто наиболее существенное - то, в чем они объединяются. Именно потому в эту книгу о "хазарском" периоде истории Руси включены и фрагменты из трактата Л.Н. Гумилева.
Но, конечно, следует прежде всего вглядеться в те поэтические творения, которые так или иначе запечатлели в себе события и атмосферу отделенной от нас целым тысячелетием исторической эпохи.
Воплощение в русском слове "Героического периода" истории Руси
Публикуется по изданию: Кожинов В. В. История Руси и русского Слова. (Опыт беспристрастного исследования). - М., "Алгоритм", 1999.
"…удивляюсь, как мог Карамзин написать так сухо первые части своей "Истории", говоря об Игоре Святославе. Это героический период нашей истории".
Пушкин, 1827 год
И бытие, и сознание любого народа уходят своими корнями в "доисторические" времена, длившиеся тысячелетиями. Это с очевидностью предстает, например, в содержании русского героического эпоса - богатырских былин, которые являют собой ценнейшую часть начальной стадии развития национальной культуры. Один из ярких исследователей этого эпоса (более известный как создатель выдающихся исторических романов) Дмитрий Балашов полагает, что истоки тех или иных былин восходят еще к V–III векам (или даже к VII (!) веку до нашей эры, хотя и делает существенную оговорку: "История военных славян археологами прослежена пока в глубь времени лишь до IV в. н. э. Далее начинается область гипотез". (Там же, с. 17.)
Русский героический эпос, конечно же, вобрал в себя те или иные образы и мотивы, сложившиеся еще в общеславянскую, праславянскую и даже дославянскую (общеиндоевропейскую) эпохи, то есть за много столетий до того времени, когда эпос этот действительно стал формироваться. Но вместе с тем едва ли можно оспорить, что необходимо все же разграничивать эпос в собственном смысле слова и те элементы сознания и творчества, которые предшествовали его формированию, а войдя в него, обрели совсем уже иной смысл и значение.
Известнейший современный специалист в области исторической теории эпоса, давно вписавшийся во всемирный контекст этой теории, Е.М. Мелетинский (между прочим, отнюдь не принадлежащий к "патриотическому" направлению), основательно доказывает, что "героический эпос в отличие от народной сказки тяготеет к историческим, национальным, государственным масштабам. Его история тесно связана с процессом формирования народностей и древнейших государств… Эпос… наполнен… патриотическим пафосом. В частности, мифологические образы (по мере того как племенное сознание в связи с этнополитической консолидацией поднимается до государственного и национального) постепенно вытесняются историческими. Поэтому эпос в известном смысле всегда историчен. Даже в мифологических образах эпос выражает народный взгляд на историю…"
Поэтому речь должна идти о взаимосвязи, о единстве понятий (и, конечно, запечатленных в этих понятиях реальностей):
1) героического эпоса как явления культуры,
2) государственности, немыслимой без идеи патриотизма, и, наконец,
3) истории в собственном смысле слова.
Рождение героического эпоса нераздельно связано с возникновением государственности (пусть хотя бы в ее зачатках), но ведь и история как таковая начинается только вместе с началом государственности. До этого момента жизнь человеческой общности (племени или даже группы племен) может являться, строго говоря, предметом этнографического, но не собственно исторического знания. Ибо, лишь обретая государственность, человеческая общность становится полноценным субъектом истории, или, если выразиться более торжественно, ее творцом.
Дальнейшее освещение нашей темы - история - Руси и русского Слова - не может не быть нераздельно связано с освещением проблемы героического эпоса, ибо этот" эпос (что можно бы подтвердить бесчисленными ссылками и на факты, и на выводы авторитетных исследователей) - наиболее раннее подлинно существенное воплощение начавшейся истории народа - воплощение ее в слове и, если ставить вопрос более широко, в культуре. Эпос ясно свидетельствует, что история народа началась; но верно и обратное умозаключение - начало истории закономерно подразумевает рождение героического эпоса.
Когда же началась русская история как таковая? Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, целесообразно обратить взгляд к времени вполне очевидного и мощного воплощения русской истории - эпохе Ярослава Мудрого, правившего в Киеве с 1016 по 1054 год (с небольшим перерывом в 1018–1019 годах из-за междоусобной войны) и носившего титулы цесаря и кагана, приравниваемые к императорскому. Какова Русь этой эпохи?
Огромная, особенно по тогдашним меркам, государственная территория, простиравшаяся с севера на юг от Белого до Черного моря и с запада на восток от речного бассейна Вислы до Камы. Развитые и прочные международные отношения и связи (что выразилось, в частности, в брачных союзах семьи Ярослава с правящими династиями Византии, Германии, Франции, Англии, Венгрии, Польши, Швеции, Норвегии). Обилие крупных по тем временам городов: Киев, уступавший тогда по величине (в Европе) только византийскому Константинополю и арабской Кордове, а также Чернигов, Переславль-Русский, Галич, Туров, Владимир-Волынский, Полоцк, Витебск, Смоленск, Муром, Ростов, Суздаль, Новгород, Псков, Юрьев (ныне - Тарту), Ладога и другие города (в том числе и отдаленная Тмутаракань у устья Кубани), которые в последнее двадцатилетие правления Ярослава Мудрого были прочно связаны с центральной, киевской властью, осуществляя ее волю на окружающих их территориях.
О военной мощи Ярославовой Руси ясно свидетельствует тот факт, что в 1036 году были наголову разбиты напавшие на Киев печенеги - те самые печенеги, которые полтора века со времени их появления в причерноморских степях (889) атаковали многие соседние земли и народы.