- С Прюденс я уже разговаривал, - вздохнул Николас, рассеянно вертя ручку. - Она сама ко мне пришла и поделилась своей тревогой. По ее словам, Доминик явно нездорова, но упорно отказывается обратиться к врачу.
- Бывает, что люди заболевают от горя... - задумчиво заметил Маркус, но затем, покачав головой, возразил сам себе: - Мне всегда казалось, что у Доминик сильный характер.
- Теперь вы говорите как мама.
Не в силах оставаться на месте, Маркус резко встал, оттолкнув кресло, и подошел к высокому, во всю стену, окну. Солнце уже тонуло в море: город, морская гладь, суда на причале - все горело, искрилось и переливалось разными оттенками золотисто-розового и багрово-алого. Но Маркус не замечал красоты заката. Перед глазами его стояло одно - лицо Доминик.
- Простите, я не хотел показаться грубым. Но, думаю, ваша сестра поправится, как только сумеет преодолеть свое горе. - Он взглянул на принца через плечо. - Попробуйте уговорить ее вернуться в университет и продолжить занятия. Возможно, это пойдет ей на пользу.
Николас снова развел руками.
- Изабелла уже пробовала, но Доминик и слышать об этом не хочет! - Помолчав, он добавил с надеждой в голосе: - Прюденс считает, что только вы сможете до нее достучаться. И я с ней согласен. У вас с Доминик всегда были особые отношения. Вас она послушает.
Маркус резко отвернулся от окна и широкими шагами подошел к столу короля. На лице его читались раздражение и досада.
- То, что много лет назад, совсем ребенком, она была в меня влюблена, еще не значит...
- Маркус, - мягко прервал его Николас, - я слышал от Ребекки, что женщина никогда не забывает свою первую любовь. И я знаю, что вы ей желаете только добра. Поговорите с ней, прошу вас!
Маркус не стал терять время, объясняя принцу, что любовь и юношеская влюбленность - разные вещи, что теперь, став взрослой, Доминик ничего к нему не чувствует. Сын короля Майкла попросил о помощи - и Маркус не мог ему отказать. Хоть внутренний голос и подсказывал ему, что встречаться с Доминик наедине, да еще и вести с ней задушевные беседы - большая ошибка.
- Хорошо, ваше высочество, - согласился он наконец. - Попробую выяснить, что ее тревожит. Но не пеняйте, если мне повезет не больше, чем Изабелле. Принцесса Доминик упряма и независима, как и ее отец.
Улыбнувшись, Николас вышел из-за стола и благодарно похлопал Маркуса по плечу.
- Вы правы, она больше всех нас похожа на отца. Он бы чертовски разозлился, если бы узнал, что мы ее не бережем.
Маркус попытался улыбнуться в ответ, но что-то сжало ему горло, и улыбки не вышло.
- Я побеседую с ней и дам вам знать, что получилось, - пообещал он.
- Хорошо, Маркус. Постарайтесь не откладывать. Поговорим завтра, после приема шведского посла.
Туго затянув пояс платья, Доминик всматривалась в свое отражение в зеркале. Ребенок во чреве растет, сама она это чувствовала, но на сторонний взгляд, пожалуй, пока ничего не заметно. Если повезет, еще недели две или три она сможет скрывать свое состояние. Но к концу четвертого месяца скрывать беременность станет невозможно.
"Господи, что же мне делать?" - в отчаянии думала она. Как признаться родным, как рассказать матери, что она попалась на крючок хитрого ловеласа, позволила заморочить себе голову льстивыми комплиментами и лживыми россказнями? Боже, как стыдно, до чего унизительно!
Нетрудно догадаться, что скажет мать. "Ты повела себя не так, как подобает принцессе! Вот что бывает, когда следуешь не разуму, а низменным желаниям тела!" Но тело ее не так уж и виновато, мысленно возразила матери Доминик. Все дело в сердце. Это ее бедное сердечко жаждало любви и, обманутое мечтами, увидело своего рыцаря в первом же встречном.
Но для ее матери это не оправдание. Джозефина, несомненно, ответит, что жажда любви - слабость, для принцессы непозволительная. Чувство долга перед страной и народом для нее должно быть важнее стремления к счастью.
Едва сдерживая рыдания, Доминик бросилась прочь из спальни. Постоянное напряжение стало невыносимым; в последние дни принцесса начала всерьез опасаться за свой рассудок. Она почти ничего не ела, спала урывками и часто просыпалась от собственного крика, с трудом вспоминая, что за кошмарный сон так ее напугал. Кошмары Доминик не отличались разнообразием: в одних она тщетно разыскивала отца, в других - мучилась родами, одна, всеми покинутая, всеми презираемая.
Бросившись на диван в гостиной, Доминик включила телевизор и принялась рассеянно переключать программы. Никогда она не была любительницей телевидения, но сейчас ей необходимо было отвлечься от мучительных размышлений, а Прю, как назло, ушла на свидание.
Новости. Комедия. Телешоу. Доминик рассеянно щелкала пультом, когда звонок в дверь заставил ее подскочить в испуге.
У Прюденс есть ключ, подумала она. Да и рановато для ее возвращения. Изабелла ушла на весь вечер, а Николас и Ребекка сейчас, скорее всего, ужинают у себя.
В дверь снова позвонили, и Доминик поняла, что выбора у нее нет - придется открыть.
В двери имелся глазок, но Доминик даже не подумала туда заглянуть - она знала, что дворец тщательно охраняется и стража не пропустит в ее покои чужого.
- Кто там? - все же спросила она.
- Маркус.
Доминик вздрогнула. За прошедшую неделю она не слышала от него ни слова, даже не встречала его во дворце. Он сознательно избегал ее, и эта мысль больно ранила принцессу. Слишком больно.
- Что вам нужно?
- Доминик, можно мне войти?
Доминик хотела спросить, какого черта он к ней лезет, хотела приказать, чтобы ушел и дал ей спокойно пореветь в подушку, хотела завопить и затопать ногами... Но, разумеется, ничего подобного не сделала. Она уже взрослая, сама его в этом уверяла, так что ребячьи выходки не для нее.
Расправив плечи и вздернув подбородок, Доминик распахнула дверь и отступила, чтобы дать Маркусу пройти. Окинув девушку торопливым взглядом, он вошел так быстро, словно опасался, что Доминик захлопнет дверь у него перед носом.
Закрыв дверь и глубоко вздохнув, Доминик произнесла с напускным безразличием:
- Проходите, пожалуйста, в гостиную. Хотите чая или кофе?
- Спасибо, предпочту не беспокоить слуг в такой поздний час, - ответил он.
Они прошли в полутемную гостиную, освещенную лишь настольной лампой да мерцающим телевизионным экраном. Доминик не стала включать верхний свет. Незачем Маркусу ее разглядывать - вдруг прочтет ее мысли по лицу или заметит выпуклость живота? Если вдруг заметит и заговорит об этом, что ответить?
Стараясь не думать о худшем, она устроилась на диване и знаком предложила Маркусу садиться, куда ему удобнее. Пока он непринужденно опускался в кресло, Доминик не сводила глаз с его стройных ног, обтянутых брюками цвета хаки, и черной рубашки поло с расстегнутым воротником, обнажающим мускулистую грудь. В неофициальном костюме Маркус выглядел не политиком и дипломатом, а просто мужчиной, озабоченным какими-то личными проблемами. Но кто для него сама Доминик - добрая знакомая или предмет служебных забот?
- Конечно, мне следовало сначала позвонить, - заговорил он, - но я как раз был в замке и подумал, что вы, должно быть, сейчас у себя.
Доминик наконец удалось отвести от него взгляд. Невидящим взором она уставилась в экран телевизора.
- Странно.
- Что странно?
Доминик пригладила рукой волосы. Прическа ее давно растрепалась, и золотые кудри в беспорядке обрамляли лицо. Но, увы, Маркусу до ее внешности нет никакого дела.
- Странно, что вы решили меня навестить. Я уже несколько дней вас не видела.
Голос ее дрогнул, и Доминик закусила губу, с ужасом сообразив, что дрожь в голосе - обычный предвестник слез.
- У меня было много дел.
Ну и "извинение" - словно кипящей смолой на открытую рану!
- Перед женой вы тоже так оправдывались? - на миг позабыв о здравом смысле и приличиях, огрызнулась Доминик. - Неудивительно, что она от вас ушла!
Едва эти слова слетели с губ, Доминик охватил ужас. Что такое? Неужели... Как она могла сказать такую гадость?
В ужасе она закрыла лицо руками:
- Господи, Маркус, простите меня! Я... сама не понимаю, что на меня нашло, зачем я это сказала... - дрожащим голосом бормотала она.
Маркус не ответил, но несколько секунд спустя она ощутила, как его сильное тело опускается рядом с ней на диванные подушки, как надежная теплая рука ложится ей на плечо.
- Доминик, - мягко заговорил он, - не извиняйтесь. Просто расскажите, что стряслось.
- Ничего, - безжизненным голосом ответила она.
- Я же не слепой. Я вижу, с вами что-то неладно. Пожалуйста, объясните, в чем дело.
Еще немного, и его мягкий, успокаивающий голос пробьет брешь в ее броне!
- Зачем?
- Затем, что мне тяжело видеть вас подавленной и расстроенной.
- Вам, кажется, вообще тяжело меня видеть! - огрызнулась она.
Он громко вздохнул и крепче сжал ее плечо.
- Думаю, вы понимаете, почему я старался с вами не видеться, - сухо ответил он.
Отняв руки от лица, Доминик подняла на него измученные глаза.
- Еще как понимаю! - прошептала она надломленным голосом. - Вы не можете забыть, что когда-то я была в вас влюблена, и боитесь, что я снова начну осыпать вас знаками внимания. Вас смущает сама мысль, что я могу быть к вам неравнодушна, и когда вы меня видите...
Договорить она не успела - он схватил ее за плечи и легонько встряхнул:
- Хватит, Доминик! Вы несете чушь! Сами не понимаете, что говорите!
Но она уже не помнила себя - отчаяние подстегивало ее и побуждало излить бессильный гнев.
- В тот день, когда мы с вами пили кофе в таверне, вы ясно дали понять: сама мысль о нашем... о нас с вами... для вас отвратительна! Да, отвратительна, и не пытайтесь это отрицать!
Его глаза сверкнули странным огнем - огнем, какого Доминик никогда прежде не видывала, от которого по спине у нее пробежал холодок.
- Отвратительна?! - рявкнул он. - Я был прав: вы еще ребенок, иначе поняли бы... - глаза его вспыхнули, но голос сделался обманчиво мягким, - поняли бы, почему мне лучше держаться от вас подальше.
Доминик изумленно округлила губы; глаза ее широко распахнулись.
- О чем...
- О чем я говорю, Доминик? Вот о чем!
Она не понимала, что он имеет в виду, пока голова его не склонилась и жесткие, требовательные губы не коснулись ее губ; а после слова стали не нужны.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Много раз наедине с собой Доминик мечтала о поцелуе Маркуса. Но реальность превзошла ее самые смелые мечты.
Вихрь ощущений подхватил ее и помчал над землею. Она тонула во вкусе губ Маркуса, в нежном прикосновении его ладоней, ерошащих волосы и гладящих шею.
Оттолкнуть его? Такое ей и на ум не приходило! Напротив: обхватив его за плечи и прильнув к мощной мужской груди, она прижималась к нему все крепче, словно надеялась слиться с ним навеки.
В ответ Маркус обнял ее и крепко прижал к себе. Доминик ощущала жар его тела, и от этого в груди ее все ярче разгорался ответный пожар.
Слабый стон Доминик гулко отдался в голове Маркуса. В висках у него шумела кровь. Губы Доминик оказались такими мягкими, податливыми, сладкими... слаще всего, что он когда-либо ощущал на вкус. Аромат ее тела обволакивал его, пробуждал бешеное, неутолимое желание. Он не мог оторваться от ее губ. Ему хотелось распробовать ее на вкус - всю, от макушки до пят. И губами, и руками, и сердцем.
Сердцем?
Шокирующая мысль обрушилась на него словно порыв ледяного ветра. Маркус поспешно разжал объятия.
Пораженная, едва дыша, Доминик поднесла трепещущую руку к припухшим губам.
- Маркус! - прошептала она.
В глазах его плескалось желание, смешанное с болью, и Доминик понадобилась вся сила воли, чтобы не броситься ему на грудь, не взмолиться о продолжении - о том, чтобы он уложил ее на кровать и овладел ею до конца...
Маркус торопливо пригладил волосы. Глубоко вздохнул. Но это не помогло - сердце его по-прежнему билось так, словно он пробежал целую милю.
"Что же это такое? - думал он в смятении. - Как я могу... как смею? Только не эту женщину!.. Только не так!.." Но рядом с Доминик он забывал обо всем на свете. И о чести, и о своем долге, и о том, кто он и кто она.
Застонав, он на миг закрыл лицо руками. Затем снова поднял на нее глаза:
- Поверьте, Доминик, я... я этого не хотел.
Доминик тяжело сглотнула - что-то сжало ей горло. Маркус целовал ее так, словно в самом деле желал. Если сейчас он скажет, что этот поцелуй ничего для него не значит, то разобьет ей сердце - точнее, то, что от него осталось.
- Вот этого говорить не стоило, - хрипло произнесла она.
Он судорожно вздохнул.
- Я пришел, потому что беспокоился о вас. Потому что хотел помочь. Но... - Со стоном стыда и отвращения к себе он протянул к ней руки.
В ответ Доминик, не задумываясь, протянула свои. Едва теплые пальцы Маркуса сжали ее ладони, внутри у нее словно что-то перевернулось.
Четыре года Доминик убеждала себя, что Маркус вовсе не рыцарь в сверкающих доспехах. Что он обыкновенный мужчина, которого пламенное воображение девочки-подростка превратило в идеального героя. Что пройдут годы, и Маркус Кент, королевский советник, станет для нее просто добрым знакомым.
Встретив Брайса, она поверила, что наконец-то сможет распрощаться с Маркусом раз и навсегда. Но в Брайсе она ошиблась. А Маркус... Он по-прежнему остался для нее рыцарем, идеалом, земным богом. И, должно быть, останется таким навсегда.
- Доминик, - хриплым от волнения, но нежным голосом заговорил Маркус, - я знаю, как потрясло вас исчезновение короля. Сейчас вы уязвимы и очень нуждаетесь в поддержке. Но я никогда не позволю себе воспользоваться вашей уязвимостью. Пожалуйста, простите меня.
Слезы потекли по щекам; Доминик не могла их остановить. Как не могла и отвести взгляд от чеканного лица Маркуса.
- Маркус, мне не за что вас прощать! Да, вы меня поцеловали, но я ответила на поцелуй! И потом... все равно... я...
Она сбилась и умолкла. Несказанные слова подстреленной птицей трепыхались в горле.
Он осторожно и ласково погладил ее по плечу.
- Что, Доминик? Если я вас расстроил, не стесняйтесь об этом сказать. Мне вы можете говорить все.
Его ласковое прикосновение, нежность во взоре, сострадание в голосе - все это лишило Доминик последних сил. Слишком долго она была одна, слишком долго мучилась от страха перед будущим. И теперь почувствовала: она умрет, если не поделится с Маркусом своей бедой. Немедленно. Сейчас же.
Сдавленно всхлипнув, она бросилась ему на грудь и, не таясь, зарыдала у него на плече.
Сжав ее в объятиях, Маркус бормотал ей на ухо какие-то бессмысленно-успокаивающие слова. Сердце его разрывалось на части; с ужасом и болью он понимал, что чувства его к этой женщине далеки от простого желания защитить.
- Все хорошо, Доминик. Все будет хорошо. Вы не одна. Пройдет время, и вам станет легче. Смерть отца еще не конец света.
При этих словах Доминик подняла на него залитые слезами глаза.
- Маркус, дело не в отце! Совсем нет! Я тоскую по нему, мне больно... но есть кое-что еще... то, чего я страшно стыжусь, не зная, что делать, как жить дальше...
- Стыдитесь? - изумленно повторил он. - Но чего вам...
Договорить он не успел.
- Я беременна, - выпалила она. - Почти четыре месяца. Никто из родных не знает. Вообще никто. Только... теперь вы.
Если бы Доминик дала ему пощечину, Маркус и тогда не был бы так потрясен. Она ждет ребенка! Другой мужчина занимался с ней любовью! Эта мысль пронзила его словно отравленное копье.
- Беременна? Но кто...
Вырвавшись из его объятий, она торопливо смахнула слезы со щек.
- Это гадкая история, Маркус. Я повела себя как дура - никчемная, безмозглая дуреха! Он... это был мой однокурсник. Мне он казался просто совершенством. Такой нежный, внимательный... Нет, ничего особенного в нем не было, просто... думаю, дело в том, что он обращался со мной как с самой обычной девушкой, видел во мне ту, кто я есть. Он ведь и понятия не имел, что я принцесса.
- Догадываюсь, - поморщился Маркус.
Доминик покачала головой.
- Нет, Маркус, вы не понимаете. Именно это и привлекло меня к нему. Я никогда не стремилась привлекать к себе внимание титулом. Вот и вообразила, что Брайс любит меня ради меня самой... Но он меня не любил, и теперь я проклинаю себя за то, что попалась на его удочку!
Маркус глубоко вздохнул, словно пытался овладеть собой.
- Неужели никто из ваших подруг не понимал, что происходит, не пытался вас предостеречь?
Бледные щеки ее окрасились румянцем.
- Хотела бы я иметь подруг! Но, честно говоря, Маркус, в университете я по большей части держалась особняком. У меня, конечно, были приятельницы, но своими переживаниями я ни с кем не делилась. И дело не в том, что я приехала из Европы, а в том, что мне приходилось скрывать свое положение. Из-за этого я чувствовала себя словно за стеклянной стеной. Но вы знаете: я обещала отцу, что буду соблюдать инкогнито. Только на этом условии он согласился отпустить меня учиться в Новую Англию. Он заключил секретный договор с президентом, и декан колледжа дал подписку, что мое настоящее имя останется тайной. Оно должно было быть использовано один-единственный раз - в дипломе, - но и тогда держаться в секрете. Король боялся, что кто-нибудь похитит меня ради выкупа или еще каким-то образом попытается меня использовать.
- Могу понять страхи вашего отца, - вновь поморщился Маркус. - Но, по-видимому, этот Брайс использовал вас и не зная вашего настоящего имени.
Доминик тяжело вздохнула.
- Когда я встретила Брайса, казалось, что мое положение его не интересует. Обычная девушка по имени Доминик Данфорт вполне его устраивала. По крайней мере так он говорил.
- Почему же вы решили, что Брайс вас не любит? Если мужчина...
- Он женат, Маркус, - прервала она. - Я узнала об этом случайно, а когда задала прямой вопрос, он даже не потрудился солгать. Мало того, умолял меня не устраивать скандала. Поведал, что его жена ждет ребенка и он беспокоится о ее здоровье. Вот так я поняла, как он ко мне относится, - горестно закончила она.
Маркус стиснул зубы. Впервые в жизни он испытывал горячее желание схватить другого человека за горло и придушить голыми руками.
- Так, вы не признались ему, что беременны?
- Нет. Ясно было, что для него это ничего не значит. Он женат и не собирается оставлять жену. Да и сама я теперь, когда знаю, что он за человек, не хочу иметь с ним никакого дела. И уж точно не собираюсь разрушать семью. Пусть следующая бедняжка, которую он соблазнит, расскажет его жене, что она замужем за подонком.
Маркус вздохнул с облегчением.
- Совершенно с вами согласен. Этот мерзавец заслужил трепку. Но, если бы вы попытались ему отомстить, это могло бы плохо кончиться для вас самой.
Доминик печально покачала головой.
- Догадываюсь, что вы сейчас обо мне думаете. Я просто дура, верно? Вы бы никогда не позволили женщине так себя одурачить.
- Вы забываете о Лизе, - угрюмо напомнил ей Маркус.
Доминик подняла удивленный взгляд.