Но пусть не забывают, что и в этих случаях необходимы относительность, постепенность и всевозможные градации звука и что надсаживание голоса на одной или на нескольких предельных нотах голосового диапазона только раздражает зрителя.
Какой же вывод из приведенных мною примеров разного понимания силы звуков в речи? Вывод тот, что ее нужно искать не в "вольтаже", не в громкости и крике, а в голосовых повышениях и понижениях, то есть в интонации. Силу речи нужно еще искать в контрасте между высокими и низкими звуками или же в переходах от piano к forte и их взаимоотношениях.
……………………… 19… г.
- Вельяминова! Идите на сцену и прочтите нам что-нибудь! - приказал Аркадий Николаевич, начиная сегодняшний урок.
Она вошла на подмостки и объявила название произведения, которое собиралась читать:
- "Хоро́ший челове́к".
- Не угодно ли! - воскликнул Торцов. - Два слова, и на каждом из них по ударению! Такое название ничего не определяет!
Разве вы не знаете, что речь с ударениями на каждом слове, равно как и речь без всякого ударения, ничего не означает?
Нельзя же так расточительно пользоваться акцентуацией! Ударение, попавшее не на свое место, искажает смысл, калечит фразу, тогда как оно, напротив, должно помогать творить ее!
Ударение - указательный палец, отмечающий самое главное слово в фразе или в такте! В выделяемом слове скрыта душа, внутренняя сущность, главные моменты подтекста!
Вы не понимаете еще всей важности этого момента речи и потому так мало цените ударение.
Полюбите его, как многие из вас полюбили в свое время паузы и интонацию! Ударение - это третий важный элемент и козырь в нашей речи.
У вас в жизни и на сцене ударения беспорядочно разбегаются по всему тексту, точно стадо по степи. Внесите порядок в ваши акцентуации. Скажите: "человек!"
- "Че́ло-ве́к", - отчеканила Вельяминова.
- Еще лучше! - дивился Аркадий Николаевич. - Теперь у вас в одном слове оказалось два ударения, а самое слово раскололось пополам. Разве вы не можете сказать "челове́к" как одно, а не два слова, с ударением на последнем слоге: "челове́к"?
- "Челооо-ве́к", - старалась наша красавица.
- Это не звуковое ударение, а зуботычина или подзатыльник! - шутил Аркадий Николаевич. - Зачем вы понимаете ударение как тумак? Вы не только бьете слово голосом, звуком, но и припечатываете его подбородком, наклонением головы. Это плохая и, к сожалению, очень распространенная среди актеров привычка. Ткнул вперед головой и носом - как будто и выделил важность слова и мысли! Чего проще!
На самом деле это гораздо сложнее. Ударение - это любовное или злобное, почтительное или презрительное, открытое или хитрое, двусмысленное, саркастическое выделение ударного слога или слова. Это преподнесение его, точно на подносе.
Кроме того, - продолжал Аркадий Николаевич, - зачем, разрезав слово "чело-век" на две части, к первой из них вы относитесь с презрением и почти глотаете ее, а вторую так выталкиваете, что она вылетает и разрывается, как бомба? Пусть это будет одно слово, одно представление, одно понятие! Пусть ряд звуков, букв, слогов соединяется одной общей фонетической линией! Ее можно где-то повысить, понизить, изогнуть!
Возьмите большой кусок проволоки, где-то изогните его, где-то чуть приподнимите кверху, и у вас получится какая-то более или менее красивая, выразительная линия, с какой-то вершиной, которая, точно громоотвод на куполе, принимает удар, а в остальной своей части создает какой-то рисунок. В такой линии есть форма, очертание, цельность, слиянность. Ведь это же лучше, чем та же проволока, разорванная на мелкие огрызки, которые разбросаны и валяются отдельно друг от друга. Попробуйте изгибать звуковую линию слова "человек" на разные лады.
В классе создался общий гул, в котором ничего нельзя было разобрать.
- Вы механически исполняете приказание! - остановил нас Аркадий Николаевич. - Вы сухо, формально произносите какие-то мертвые звуки, внешним образом сцепленные между собой. Вдохните в них жизнь.
- Как же это сделать? - недоумевали мы.
- Прежде всего так, чтобы слово выполняло свое назначение, данное ему природой, чтобы оно передавало мысль, чувство, представление, понятие, образы, ви́дения, а не просто ударяло звуковыми волнами по барабанной перепонке.
Поэтому нарисуйте словом того, о ком вы думаете, о ком говорите, кого вы имеете в виду, и то, что вы видите внутренним зрением. Говорите партнеру, что это красивый или уродливый, большой или маленький, приятный или отвратительный, добрый или злой "человек".
Старайтесь передать с помощью звука, интонации и других выразительных данных то, что вы видите или чувствуете в них.
Вельяминова пробовала сказать, но у нее не выходило.
- Ваша ошибка в том, что вы сначала говорите слово, слушаете его, а потом уже стараетесь понять, о ком идет речь. Вы рисуете без живой натуры. Попробуйте поступать наоборот: сначала вспомнить кого-нибудь из ваших знакомых, поставить его перед собой, как это делает художник с моделью, и после передавайте словами то, что увидите внутри, на экране вашего внутреннего зрения.
Вельяминова чрезвычайно добросовестно пыталась исполнить приказание.
Аркадий Николаевич поощрил ее и сказал:
- Хоть я и не чувствовал, кто этот человек, о ком вы говорите, но пока с меня довольно и того, что вы стараетесь познакомить меня с ним, что вы верно направляете свое внимание, что слово вам понадобилось для действия, для подлинного общения, а не просто для болтания.
Теперь скажите мне: "хороший человек".
- "Хоро́ший… челове́к", - отчеканила она.
- Опять вы говорите мне о каких-то двух представлениях или лицах: одного из них зовут "хоро́ший", а другого просто "челове́к".
Между тем оба, вместе взятые, создают не два, а лишь одно существо.
Ведь это же разница: "хоро́ший… челове́к" или оба слова слиянно "хорошийчелове́к". Прислушайтесь: я слепляю прилагательное с существительным в одно неразрывное целое и у меня получается одно понятие, одно представление не о "человеке" вообще, а о "хорошемчелове́ке".
Прилагательное характеризует, окрашивает существительное и тем отличает, отделяет этого "человека" от всех других людей.
Но прежде успокойтесь и снимите с этих слов все ударения, а потом уж будем их вновь ставить.
Задача оказалась совсем не такой простой, как это представляется.
- Вот так! - наконец добился от нее Аркадий Николаевич после долгой работы.
- Теперь, - приказывал он дальше, - поставьте только одно ударение на самом последнем слоге: "хорошийчелове́к". Только, пожалуйста, не бейте, а любите, смакуйте, бережно подносите выделяемое слово и его ударный слог. Меньше, еще гораздо меньше зуботычины! - умолял Аркадий Николаевич.
Слушайте, вот оба слова со снятыми ударениями: "хороший человек". Слышите вы эту скучную, как прямая палка, линию звука? А вот те же самые слипшиеся воедино слова, но с небольшим, едва заметным звуковым изгибом: "хороший челове́к", с какой-то едва уловимой, ласковой фонетической завитушкой на последнем слоге "ек".
Есть много всевозможных приемов, которые помогут вам рисовать и простодушного, и решительного, и мягкого, и сурового "хорошегочелове́ка".
После того как Вельяминова и все ученики попробовали сделать то, о чем говорил Торцов, он остановил их и сказал:
- Напрасно вы так сильно прислушиваетесь к вашим голосам. "Самослушание" родственно самолюбованию, самопоказыванию. Дело не в том, как вы сами говорите, а в том, как другие вас слушают и воспринимают. "Самослушание" - неверная задача для артиста. Гораздо важнее и активнее задача воздействия на другого, передача ему своих ви́дений. Поэтому говорите не уху, а глазу партнера. Это лучший способ уйти и избавиться от "самослушания", которое вредно для творчества, так как вывихивает актера и отклоняет его от действенного пути.
……………………… 19… г.
Войдя сегодня в класс, Аркадий Николаевич обратился к Вельяминовой и, смеясь, спросил:
- Как поживает "хороший челове́к"?
Вельяминова ответила, что "хороший челове́к" поживает отлично, и при этом вполне правильно поставила ударение.
- Ну, а скажите-ка те же слова, но с ударением на первом слове, - предложил ей Торцов. - Впрочем, прежде чем делать эту пробу, я должен познакомить вас с двумя правилами, - оговорился Аркадий Николаевич. - Первое из них заключается в том, что прилагательное при существительном не принимает на себя ударения. Оно только определяет, дополняет существительное и сливается с ним. Недаром такие слова называются "прилагательными" (они прилагаются к существительным)!
На основании этого, казалось бы, нельзя говорить, как я вам предлагаю, "хоро́шийчеловек" с ударением на первом слове, то есть на прилагательном.
Но есть другой, более сильный закон, который, наподобие психологической паузы, побеждает все другие законы и правила. Это закон о сопоставлении. На основании его мы обязаны всегда, во что бы то ни стало, ярко выделять противопоставляемые слова, выражающие мысли, чувства, образы, представления, понятия, действия и прочее.
Это особенно важно в сценической речи. Делайте это в первую очередь, чем и как хотите. Пусть одна сопоставляемая часть передается громко, другая тихо, одна на высокой, другая на низкой голосовой тесситуре, одна в одной, другая в другой красках, темпах и т. д. Лишь бы разница между сопоставляемыми понятиями была ясна и даже, по возможности, ярка. На основании этого закона, чтобы сказать "хоро́шийчеловек" с ударением на прилагательном, вам необходимо иметь существующего или подразумеваемого "дурного человека" для противопоставления ему "хорошего человека".
Для того чтобы слова произнеслись сами собой, естественно и интуитивно, прежде чем говорить, подумайте про себя, что речь идет не о "дурном", а о…
- "Хоро́шемчеловеке", - подхватила инстинктивно сама Вельяминова.
- Вот видите, отлично! - ободрил ее Торцов.
После этого ей добавлено было еще одно, два, три, потом четыре, пять и т. д. слов, пока не получился целый рассказ.
"Хороший человек пришел сюда, но не застал вас дома и с огорчением ушел назад, сказав, что больше не вернется".
По мере роста фразы у Вельяминовой усиливалась потребность в ударных словах. Скоро она так спуталась в них, что уже не могла связать двух слов.
Аркадий Николаевич очень смеялся на ее испуганный и растерянный вид, а потом сказал ей серьезно:
- Ваша паника произошла потому, что у вас потребность побольше ставить ударения, а не побольше снимать их. Между тем чем их меньше, тем фраза яснее, конечно, если при этом выделяются немногие, но самые важные слова. Снимать ударения так же трудно и важно, как и ставить их. Учитесь и тому и другому.
Сегодня вечером Торцов играет, и потому урок окончился раньше. Остаток времени с нами занимался Иван Платонович "тренингом и муштрой".
……………………… 19… г.
- Я прихожу к заключению, что прежде чем учиться ставить ударения, вам надо уметь снимать их, - говорил сегодня Аркадий Николаевич.
- Начинающие слишком стараются хорошо говорить. Они злоупотребляют акцентуацией. Надо в противовес этому свойству научить снимать ударения там, где они не нужны. Я уже говорил, что это целое искусство, и очень трудное! Оно, во-первых, освобождает речь от неправильных ударений, набитых в жизни дурными привычками. На очищенной таким образом почве легче распределить одни правильные акцентуации. Во-вторых, искусство снимания ударений поможет вам в будущем на практике, и вот в каких случаях: при передаче сложных мыслей или запутанных фактов часто приходится напоминать для ясности отдельные эпизоды, подробности того, о чем говоришь, но так, чтобы они не отвлекали внимания слушающих от основной линии рассказа. Эти комментарии надо излагать ясно, четко, но не слишком выпукло. При этом следует быть экономным в пользовании как интонациями, так и ударениями. В других случаях, при длинных тяжелых фразах, приходится выделять лишь некоторые отдельные слова, а остальные пропускать четко, но незаметно. Таким приемом речи облегчается трудно написанный текст, с которым нередко приходится иметь дело артистам.
Во всех этих случаях искусство снимать ударения окажет вам большую услугу.
Аркадий Николаевич вызвал на сцену Шустова и приказал ему повторить рассказ о "хорошем человеке", но так, чтобы выделить в нем только одно-единственное слово, а с остальных снять ударения. Такую скупость надлежало оправдать тем или другим вымыслом воображения. На прошлом уроке почти такая же задача не удалась Вельяминовой. Но и сегодня Шустов не сразу справился с ней. После нескольких неудачных опытов Аркадий Николаевич сказал ему.
- Странно, Вельяминова думала только о постановке ударений, а вы - только о снятии их. Не надо преувеличивать ни в ту, ни в другую сторону. Когда фраза совершенно лишена ударений или перегружена ими, речь теряет всякий смысл.
Вельяминовой были слишком нужны, а вам чересчур мало нужны ударения. Это происходит потому, что у обоих не было под словами ясного, четкого подтекста. Создайте же его в первую очередь для того, чтобы было что передавать другим и чем общаться с ними.
Оправдайте при этом каким-нибудь вымыслом воображения скупость вашей акцентуации.
"Не так-то легко это сделать!" - подумал я.
Но Паша, по-моему, очень хорошо вышел из затруднения. Он не только оправдал скупость акцентуации, но и нашел такие предлагаемые обстоятельства, при которых было легко перекидывать единственное допускаемое ударение с одного слова на другое, когда Аркадий Николаевич заставил его делать это. Вымысел Паши заключался в том, что все мы, сидевшие в партере, будто бы делали ему допрос по поводу прихода "хорошего человека". Этот допрос, по вымыслу Паши, вызван недоверием к действительности передаваемых им фактов, к правдивости его утверждений по поводу прихода "хорошего человека". Оправдывая себя, Паше приходилось настаивать на верности, правильности каждого слова его рассказа. Вот почему он выделял по порядку каждое из них и точно вдалбливал акцентируемые слова в наши головы. "Xоро́ший человек пришел сюда" и т. д., "Хороший челове́к пришел сюда и т. д.", "Хороший человек прише́л, пришел сюда и т. д.", "Хороший человек пришел сюда́, сюда́ и т. д.". При этих старательных выделениях каждого нового ударного слова Паша не ленился каждый раз договаривать одну и ту же фразу до конца, тщательно снимая с нее все ударения, за исключением одного выделяемого слова. Это делалось для того, чтобы не лишать смысла и силы главное, ударное слово. Взятое отдельно, вне связи со всем рассказом, оно, естественно, теряло бы свой внутренний смысл.
После того как Паша закончил заданное упражнение, Аркадий Николаевич сказал ему:
- Вы хорошо ставили и снимали ударения. Но только зачем такая торопливость? Зачем комкать ту часть фразы, которую надо лишь затушевывать?
Торопливость, нервность, болтание слов, выплевывание целых фраз не затушевывают, а совершенно уничтожают их. Но ведь этого не было в ваших намерениях. Нервность говорящего только раздражает слушающих, неясное произношение злит, так как заставляет их напрягаться и догадываться о том, чего они не поняли. Все это привлекает внимание слушающих, подчеркивает в тексте как раз то, что вы хотите стушевать. Суетливость тяжелит речь. Облегчает же ее спокойствие и выдержка. Чтобы стушевать фразу, нужна нарочито неторопливая, бескрасочная интонация, почти полное отсутствие ударений, не простая, а особая, исключительная выдержка и уверенность.
Вот что внушает спокойствие слушающим.
Ясно выделяйте главное слово и пропускайте легко, четко, неторопливо то, что нужно лишь для общего смысла, но что не должно выделяться. Вот на чем основано искусство снятия ударений. Вырабатывайте эту выдержку речи в классе "тренинга и муштры".
Новое упражнение заключалось в том, что Аркадий Николаевич велел нам расчленить рассказ о "хорошем человеке" на ряд отдельных эпизодов, которые нужно было выделять и ясно рисовать.
Первый эпизод: хороший человек пришел.
Второй эпизод: хороший человек выслушивал причины, мешающие увидеть того, кто ему нужен.
Третий эпизод: хороший человек огорчился и недоумевал - ждать ему или уходить.
Четвертый эпизод: хороший человек обиделся, решил никогда не возвращаться и ушел.
Получилось четыре самостоятельных предложения с четырьмя ударными словами, по одному в каждом такте.
Сначала Аркадий Николаевич требовал от нас только четкой передачи каждого факта. Для этого нужно ясное ви́дение того, о чем говорится, выразительность и правильная расстановка акцентуации в каждом такте. Пришлось мысленно создавать и рассматривать внутренним зрением те ви́дения, которые надо было передавать объекту.
Потом Аркадий Николаевич потребовал, чтоб Паша не только описал то, что произошло, но и дал нам почувствовать, как совершились приход и уход "хорошего человека".
Не только что, но и как.
Он хотел увидеть из его рассказа, в каком настроении хороший человек пришел. Был ли он бодр, весел или, наоборот, грустен и озабочен.
Для выполнения этой задачи потребовалось не только самое ударение, но и окрашивающая его интонация. Далее Торцов хотел понять, о каком огорчении шла речь: о сильном, глубоком, бурном, тихом?
Аркадий Николаевич интересовался также тем, в каком настроении было принято решение уйти и никогда не возвращаться: кротко или угрожающе? Для этого пришлось соответствующим образом окрашивать не только ударные моменты, но и весь эпизод.
Аналогичные упражнения по снятию и постановке ударений были проделаны и с другими учениками.
……………………… 19… г.
Мне надо было проверить, правильно ли я усвоил то, что за последнее время узнал на уроках Аркадия Николаевича. Он прослушал монолог Отелло и нашел много ошибок в расстановке ударений и приемах акцентирования.
- Правильное ударение большой помощник, а неправильное - помеха, - заметил он мимоходом.
Чтобы исправить ошибки, Аркадий Николаевич приказал мне тут же в классе заново переставить ударения в монологе Отелло, а потом вторично прочесть его.
Я начал такт за тактом вспоминать текст монолога и намечать в нем те слова, которые, по-моему, подлежат выделению.