– Хоть каждый день, моя девочка, если ты пожелаешь, – ответил на это мужчина-рыцарь, готовый на всё ради дамы своего сердца. – Я люблю тебя, Агата. Я для тебя звезду с неба достану. Что уж говорить о подвигах в постели.
Растроганная его словами, Агата уткнулась лицом ему в грудь.
– Дай мне немного времени, Вадим, – попросила она, – и думаю, я тоже смогу сказать, что люблю тебя.
– Я ждал тебя слишком долго, чтобы отступить сейчас, радость моя, – прошептал он ей в волосы, – а теперь давай немного поспим. Меня как через мясорубку пропустили, кажется.
Они проспали, обнявшись, до рассвета. А, проснувшись, снова занялись исследованием и изучением друг друга. Агата осмелела и даже потрогала рукой орган, доставивший ей вчера столько удовольствия. Под её руками он ожил, затвердел и гордо поднял голову.
– О! – восхитилась она. – Это я так на него действую?
– А кто же ещё? – рассмеялся Вадим. – Ложись скорее, сил нет ждать.
И он продемонстрировал ей, на что способен хорошо отдохнувший мужчина, оставивший в прошлом все тревоги и сомнения. Она была в полном восторге и заявила, что это занятие не надоест ей никогда.
– Тогда я научу тебя ещё многому такому, о чём ты даже не догадываешься, – обрадовался он. – И мы будем получать удовольствие так часто, как только захотим.
Потом они с большим аппетитом позавтракали у себя в номере – сил-то было потрачено немерено, и даже на выход в ресторан не хватило того, что осталось. Выпили кофе, посидели на балконе, любуясь слегка увядающей августовской зеленью, и снова ушли в постель. Причём инициатором была на этот раз Агата. Ей не терпелось удостовериться, что всё это не сон, что это самая-самая настоящая правда. То, что уже произошло между ними, оставило некоторые неприятные ощущения, как будто саднило немного, но на эту мелочь она не собиралась обращать никакого внимания. Ей сейчас нужен был Вадим – весь, целиком, с его крепким телом и жгучей страстью. Она столько лет была лишена всего этого! Он просить себя дважды, разумеется, не заставил. Её искреннее восхищение его мужской доблестью делало его во сто крат сильнее и разжигало желание до уровня пожара. Он охотно продемонстрировал ей всё, что уже проделывал раньше, и добавил кое-что новенькое, вызвав восхитившее его "О!" на её распухших от поцелуев губах. Всё было не просто хорошо. Всё было замечательно.
Домой они возвращались совершенно другими людьми. В такси сидели, тесно прижавшись друг к другу, крепко держась за руки, и улыбались. А, разъехавшись по домам, несчётное число раз звонили друг другу, что-то говорили, и слова о поцелуях – в самые разные места – и ласках, тоже, разумеется, разнообразных, звучали очень часто.
Утром в понедельник Вадим Алексеевич проснулся с ощущением, что выполнял вчера непосильную физическую работу – всё тело ныло, как после спортивного зала, когда там давно не был. Но на душе было хорошо, а когда он вспомнил всё, что случилось в прошедший воскресный день, стало ещё лучше. Но на всякий случай он решил всё же проверить – а вдруг это ему сон такой приснился чудесный. Не вставая с постели, он потянулся к телефону и набрал ставший сразу знакомым номер. Ответили быстро.
– Ты уже проснулась, Агата? – поинтересовался он. – Скажи, тебе тоже приснился сказочно прекрасный эротический сон, или это только мне одному такое видение досталось?
Ему ответил тихий, счастливый, мурлыкающий женский смех, отчего состояние тела сразу изменилось. "Ох! – подумал он, – что же это она со мной делает?". Но губы при этом сложились в довольную гордую улыбку.
– Я тоже сон видала, Вадим, – промурлыкала она, – не сон, а сказка. И ты в этом сне был главным героем. Прекрасный принц поцеловал спящую красавицу, и она пробудилась от сна.
Агата помолчала немного и добавила совсем тихо, как-то даже жалобно:
– Я хочу тебя, Вадим. Прямо сейчас хочу. Не могу, как хочу.
– Жди, – с готовностью отозвался он, – буду через пятнадцать минут. Дотерпишь?
– Постараюсь, – она, кажется, улыбнулась.
Он сорвался с места, кое-как натянул одежду и понёсся ловить такси. Через пятнадцать минут, как и обещал, он звонил в её дверь. Агата вышла к нему в одной тоненькой, почти прозрачной ночной сорочке, которая мало что скрывала, и у Вадима кровь закипела в жилах. Он обнял её и прямо тут, в коридоре, начал ласкать везде. До кровати они не дошли, свалились на маленький коврик возле старенького дивана. И обоим было всё равно. Сколько прошло времени, пока они пришли в себя, не понял ни один из них. Было так хорошо, что трудно передать словами. Повторить такой подвиг второй раз Вадим уже не мог – не мальчик всё же, сорок на носу. Но руки-то у него были в полном порядке. И он работал ими очень ловко и умело. Агата вначале стонала, а потом просто кричала под его нескромными ласками, бурно откликаясь на каждое движение. Потом вывернулась из его рук и принялась сама целовать его – везде. Он замер, поражённый глубиной своих ощущений, и вдруг почувствовал мощный прилив желания и сил, чтобы его осуществить, – Агата творила с ним что-то невероятное. Он резко подмял её под себя и с рычанием – ну прямо вошедший в экстаз дикий тигр – принялся за дело. На этот раз он был неутомим, и Агата потеряла счёт своим взлётам под небеса. А потом они с полчаса просто лежали – как попали в постель, не поняли. Лежали, оба полностью, до самых краёв наполненные счастьем безраздельного владения. Какая разница, кто кем владел? Они оба владели друг другом, и это было огромное, небывалое счастье. Вадим Алексеевич не мог себе раньше даже представить, что возможно такое полное, такое всеобъемлющее слияние с женщиной, когда её и своё тело ощущаешь, как одно. Агата и вовсе была в этом деле новичком, однако училась быстро.
– Ты делаешь огромные успехи, радость моя, – пробормотал Вадим Алексеевич, когда способность двигаться и говорить вернулась к нему.
– Я только пытаюсь быть достойной своего учителя, – скромно ответила она, лукаво сверкнув глазами.
Он засмеялся глубоким, чуть хрипловатым, удовлетворённым смехом, какого раньше не замечал за собой. Наверное, так смеялся первобытный человек, изловив и отделав в своё удовольствие симпатичную неандерталочку. Агата же изловчилась и поцеловала его в улыбающиеся губы, а потом встала с постели и отправилась в кухню.
– Ты знаешь, Вадим, а поесть-то у нас и нечего, как оказалось, – донёсся до него её голос, – только кофе могу сварить и крекеров есть немного. И всё.
– Обойдёмся, – отозвался он, тоже поднявшись и направляясь в ванную, – заедем в кафе и поедим, как следует. Надо же силы восстанавливать.
Он ухмыльнулся и почувствовал себя просто до безобразия счастливым.
4
Наиболее наблюдательные из сотрудников, к числу которых относилась, конечно же, и Евгения Илларионовна, не могли не заметить, что с их шефом что-то произошло. Прошедшие выходные изменили его до неузнаваемости. "Гадайте, гадайте, дорогие сотруднички, – подумал он, заметив направленные на него испытующие взгляды, – всё равно правду не отгадаете. Куда вам!".
На работе, к счастью, никаких эксцессов не было. Это радовало, потому что разрываться на два фронта ему было уж слишком утомительно. А хотелось как можно больше сил и времени отдавать обретённому блаженству полного и безраздельного обладания замечательной женщиной по имени Агата. Она была теперь мягкой, как воск, в его руках, но в ответ на его страсть загоралась не менее сильным огнём и щедро дарила ему радости и удовольствия, без всяких колебаний и ненужного смущения. Она любила его, это было очевидно. Оставалось лишь дождаться, когда эта упрямица скажет ему об этом сама, скажет прямо и открыто.
Потом пришёл сентябрь. У Агаты начался учебный процесс, и её время было регламентировано расписанием. Вадиму Алексеевичу очень не нравилось, что помимо непосредственных занятий со студентами и обязанностей доцента кафедры, её время и силы поглощает ещё и работа в деканате. Вот это было уже совершенно лишним. Тем более что мощным конкурентом ему в смысле её внимания и уделяемого времени была ещё и докторская диссертация. С ней он как-то мог смириться, понимая, что дело здесь идёт к завершению. Но деканат? Зачем он ей? Потом сообразил, зачем – деньги, наверное, на первом месте именно они, потому что без денег диссертацию не сделаешь, это понятно даже ежу. Ну и, наверное, для самоутверждения тоже. У неё ведь ничего в жизни кроме работы и близких родственников не было – до него. Как же его грело осознание этого факта. Но видеть, как Агата включилась в весь этот водоворот, было огорчительно, поскольку для него у неё теперь оставалось времени всё меньше. Совсем мало, по его мнению. А он хотел её целиком. Чтобы максимум своего времени и внимания она отдавала ему, а не работе. Ну ладно, пусть вколачивает в головы студентов химические формулы, это всё же только полдня. Ладно, пусть завершает поскорее свою диссертацию – это ей для морального удовлетворения. Но деканат? Нет, с ним он смириться не мог. У него ведь денег вполне достаточно, а значит, она получит всё, что хочет, и даже сверх этого. Так он это понимал, сильный и уверенный в себе мужчина-победитель. А как же иначе? Они теперь единое целое, и по-другому быть не может.
Но, как оказалось, Агата имеет на этот счёт другое мнение. Во всяком случае, когда он попытался ей втолковать свои претензии к деканату, забирающему её силы и время, она озвучила свою позицию совершенно отчётливо.
– Как ты не понимаешь, Вадим, что это мне не просто нужно, это необходимо, – рассудительно говорила она. – Не скажу, что мне нравится эта работа, но она даёт мне дополнительные деньги. А в них я очень нуждаюсь. Во-первых, диссертация. В неё вложено уже столько, что не довести дело до конца просто глупо. И потом, это мой престиж и повышение дохода в будущем. А во-вторых, тётя Нюша. Я ведь регулярно помогаю ей. Деньги посылаю каждый месяц, а время от времени езжу к ней и отвожу ей то, в чём она особенно нуждается, или на месте покупаю. Она уже не так молода, и здоровье её стало пошаливать. Давление подскакивает время от времени, а это опасно. Я уговорила её работать не так много, как раньше. Не по силам ей тянуть этот тяжеленный воз, как она привыкла. Ну и лекарства нужные, конечно, покупаю. Некоторые из них настолько дороги, что сама она их не осилит.
Агата отвернулась и, кажется, смахнула слезу. Потом продолжила:
– Она для меня столько сделала, Вадим. И я очень её люблю. Я хочу, чтобы она жила долго. И я должна ей помочь.
Аргументы были убедительны, но при этом она совсем не принимала в расчёт его, Вадима Алексеевича.
– Но у тебя же теперь есть я, Агата, – гордо заявил он, – и я в состоянии решить все твои проблемы. Денег у меня вполне достаточно.
– А причём тут твои деньги, Вадим? – искренне удивилась она. – Наши отношения действительно очень хороши, они меня радуют и придают мне сил. Но на твои деньги я не претендую. Больше того, я их не возьму. Я ведь не за деньги тебя люблю.
Ну вот, приехали! Хотя неожиданно прозвучавшее слово "люблю" понравилось необыкновенно.
– Наши отношения идут к тому, что нужно оформлять брак и жить, наконец, вместе, – уверенно высказал он свою точку зрения. – Я думал, ты это понимаешь, Агата. Я тебя люблю, ты любишь меня, почему же мы должны жить порознь, скажи?
– Мне кажется, ты очень спешишь, Вадим, – Агата посмотрела на него недовольным взглядом. – Во-первых, ты не делал мне предложения.
Вадим Алексеевич дёрнулся было исправить положение, но она остановила его движением руки.
– И, во-вторых, даже если ты его сделаешь, я его не приму. Я не готова к повторному браку. И потом я ведь всё ещё замужем, не забыл?
– Ну, с этим вопросом я разберусь очень быстро, – Вадим Алексеевич начинал сердиться. – И время для этого как раз пришло. Но в остальном всё должно быть гладко. Чем я не устраиваю тебя в качестве мужа, скажи?
– Я просто не готова, Вадим, – упрямо повторила она, – и не уговаривай меня. Я не готова.
Это был удар ниже пояса. Он так замечательно представлял себе их совместное будущее, такие радужные планы строил, собирался сделать предложение по всем правилам и очень красиво. А тут такой афронт! Агата, видите ли, не готова к семейной жизни. Упрямица! Ох, как же с ней тяжело! Он готов был рассердиться всерьёз, но потом сообразил, что с ней всё иначе, чем с нормальными, обычными женщинами. И, видимо, именно поэтому он любит её так, как не любил никого и никогда в жизни. И не позволит себе потерять её просто по глупости. С ней общаться, так нужно дипломатом стать. Что ж, надо, значит, станет.
– Ладно, Агата, – примирительно сказал он, – не будем сейчас говорить об этом. У нас и так дел невпроворот. Я думаю, Матрёну Евграфовну забирать уже пора из больницы. Нужно к этому готовиться. Я завтра с утра заеду к главному врачу, поговорю.
Агата спорить не стала. А поскольку дело было вечером, и были они в её квартире (идти к нему она отказывалась наотрез), он просто увлёк её в постель и там заставил забыть обо всём. Агата извивалась и стонала в его руках, доставляя ему несказанное удовольствие, а потом мирно уснула на его плече, прижавшись к нему всем телом. Он же обнимал её, прижимал ещё ближе и думал о том, что ради счастья быть с ней, он сделает всё, абсолютно всё, что только в его силах.
На другой день Вадим Алексеевич, и, правда, заехал в больницу. Повидал саму Матрёну Евграфовну, удостоверился, что женщина чувствует себя хорошо, оставил привезенные угощения – для поправки здоровья фрукты очень полезны, сказал. То, что фруктов этих хватило бы на целый этаж, так это мелочи. Потихоньку справится, тем более что такими экзотическими плодами женщина в своём лесничестве не избалована. Затем отправился к начальству. Главного врача и профессора застал вместе, что было очень удобно. Его, конечно, приняли сразу – такие щедрые родственники не так часто случаются у их пациентов. Главный врач оговорил сроки и условия выписки больной. Профессор же рассказал о режиме жизни в дальнейшем, чтобы никогда больше такое не повторилось.
– Удивительно даже, что женщина, считай, на природе живёт и образ жизни ведёт здоровый, а поди ж ты, не устояла против инсульта, – рассуждал многоопытный эскулап. – Видно всё же правду говорят те натуропаты, что утверждают, будто в природе уже не хватает кое-чего по экологическим причинам, и надо дополнять это из специальных источников. Я тут подумал и готов сделать определённые рекомендации.
Он присел к столу и стал быстро писать что-то на листе бумаги размашистым мужским почерком. Затем протянул лист Вадиму Алексеевичу.
– Тут кое-что обойдётся недёшево, конечно, – сказал не совсем уверенно, – но можно рассчитывать на хороший результат, мне кажется. Я хотел бы эту пациентку месяца через три снова видеть, провести через все исследования, чтобы убедиться. Если, разумеется, она будет это принимать.
– Конечно, будет, – уверенно откликнулся Вадим Алексеевич, – а как же иначе, если это сулит здоровье.
– Вот и славно, – профессор явно был доволен сговорчивостью посетителя, – тогда я вам и адрес дам, где всё это можно купить.
И он дописал ещё несколько строк к своим рекомендациям.
– Остальные назначения в выписке будут, – добавил он. – И помните, никакого вина. Особенно шампанского избегайте, ей нельзя категорически. А если уж будет необходимость выпить, так лучше хорошего коньяка самую малость.
Он удовлетворённо улыбнулся, когда Вадим Алексеевич понятливо покивал головой.
– Да, и ещё, чуть не забыл, – спохватился профессор, – тут же лекарство ваше осталось немного, две бутылочки. Заберёте?
– Бог с вами, профессор, – запротестовал Вадим Алексеевич, – зачем оно мне? Ей ведь уже не нужно, вы говорили. А здесь может понадобиться. Никто не знает, кому и когда оно может спасти жизнь.
Распростившись с медиками в самых любезных выражениях, Вадим Алексеевич отправился на работу. Там как раз назрела необходимость основательно намылить две шеи. Он этого не любил, признаться, но интересы дела требовали. По дороге позвонил Агате и, застав её как раз в перерыве между парами, доложил о состоянии дел. Она отвечала односложно и по-деловому, но в голосе её он уловил такое желанное "люблю, хочу", усмехнулся и бросил под конец "целую". И представив себе выражение её лица в эту минуту, рассмеялся вслух своим новым смехом первобытного неандертальца. Евгений Семёнович уже давно не удивлялся, он первым понял, что творится с шефом. Мужчина сдержанно улыбнулся, и машина продолжала скользить по людным улицам, как всегда, пугая пешеходов и несмелых водителей.
Матрёну Евграфовну забирали в пятницу во второй половине дня. Агата внесла какие-то изменения в свой график, чтобы побыть с тетушкой подольше, она даже на полдня понедельника себе время освободила. Вадим Алексеевич переложил все дела на своего первого зама, которому доверял безоговорочно. Всё же их с Юрием связывала проверенная годами и пережитыми невзгодами многолетняя дружба. Купили всё, что было необходимо для начала, в первую очередь, конечно, лекарства и те самые чудодейственные капсулки, которые порекомендовал профессор.
Вышедшая на свободу женщина – всё-таки больничная койка это вам не санаторий – была счастлива. Она внимательно посмотрела на деревья в примыкающем к зданию больницы скверике и с грустью отметила, что лето уже кончилось. Половину его провела в борьбе с навалившимся недугом. Что-то там дома?
Её устроили в машине со всем возможным комфортом на заднем сидении, Агата села рядом, готовая в любой момент поддержать и помочь. Вадиму Алексеевичу пришлось перебраться на переднее сидение, чего он не делал уже не счесть сколько лет. И от Агаты далеко, что, разумеется, очень ему не нравилось. Однако, оглядываясь назад, он встречал её взгляд, в котором читал всё, что хотел видеть, – она его по-прежнему любила и желала.
– Вот приедем в лесничество…, – тихо проговорил он и многозначительно посмотрел в голубые глаза.
Свою мысль он не окончил, но она его поняла. И в ответном взгляде он прочёл готовность принять все его интимные фантазии и ответить на них горячо и с удовольствием. Вадим Алексеевич удовлетворённо улыбнулся и устремил взгляд на стелющуюся под колёсами дорогу. Отсюда она воспринималась немного иначе, чем с привычного заднего сидения.
Егор Степанович ожидал их возле дома. Шлагбаум был открыт. Евгений Семёнович миновал проезд, потом вышел и опустил балку – для порядка. Он всегда и во всём любил порядок. Когда подъехали ближе к дому, первым отозвался Тимофеич. Он пару раз громко взлаял, но совсем беззлобно, видимо чувствовал состояние хозяина. Когда же машина остановилась, лесник шагнул к двери заднего сидения, как будто чувствовал, что жена там, открыл её, помог Матрене Евграфовне выбраться из машины и вдруг подхватил её на руки и понёс к дому.