Я не могла этого больше выносить, и тогда Севастьян отодвинулся и поднял мои колени к голой груди. Я прижалась спиной к стене, мои лодыжки оказались у него на плечах, а трусики он сдёрнул к бёдрам, полностью меня обнажая. Не отрывая взгляд от моей набухшей плоти, он обхватил свой большой член кулаком, принимаясь мастурбировать.
Мышцы на его шее вздулись от напряжения, он приказал:
- Смотри, как я кончу на тебя. - Он целился мне между ног. От мысли о том, что он будет на меня кончать, я снова растаяла; моя киска под его взглядом дрожала и сжималась…
- Блядь, женщина, я вижу тебя! - Подавив вопль, он начал изливать струи спермы.
Когда на мои чувствительные губки попало обжигающее семя, я застонала, приглашающе разводя ноги.
Он прошипел сквозь зубы:
- Моя жадная девочка хочет большего? - Он сжал член, и очередная струя упала на мой лобок. Снова и снова он дрочил, пока его пульсирующий член не оказался совершенно опустошён…
В потрясении я потянулась к нему, желая поцеловать.
Но он оттолкнул мои руки.
- Нет-нет. - Обхватив ладонями мои бёдра, он принялся втирать своё семя в плоть.
Почему? Зачем? Разве это может быть так сексуально? Как обычно, я и понятия не имела, что он будет делать дальше. Моё возбуждение вновь достигло пика, но я послушно сидела, позволив себя одеть.
Вернув мои трусики на место, он всей ладонью шлепнул по моей влажной промежности - от чего я дернулась за новой порцией. С тем же выражением мужской удовлетворённости на лице он произнёс:
- Завтра ты все еще будешь меня ощущать.
Порочный, сексуальный, властный мужчина. Я не могла представить, чтобы кто-то ещё мог восхищать меня так, как он. Я хотела заключить его в объятия и прошептать, что он сводит меня с ума.
Но он застегнул ширинку и собрался уходить, оставляя меня в этом положении.
- Лучше обрати внимание на того, кем на самом деле сможешь манипулировать. Так что, желаю завтра повеселиться с Филиппом.
Когда он был у двери, я встряхнула головой, чтобы прийти в себя.
- Это всё, что ты можешь мне сказать?
Не оборачиваясь, он произнёс:
- Не смей больше меня дразнить. Я играю лишь в те игры, в которых сам устанавливаю правила.
- Правила, Сибиряк? - Сейчас, когда я уже не была ослеплена страстью, эта его властная натура мне не нравилась. - Можешь устанавливать свои правила, чтобы потом посмотреть, как я буду их нарушать.
- Будешь дразнить меня снова, зверёк, и последствия тебя не обрадуют. - Он вышел, хлопнув дверью.
Памятка на будущее: раздразнить Севастьяна при первой же возможности, чтобы узнать о "последствиях".
В этой кладовке, всё ещё разгоряченная - и мокрая - после его манипуляций, я приняла два решения:
Александр Севастьян будет моим первым любовником.
И я позволю ему думать, что правила устанавливает он.
Глава 16
- Ты ведь Севастьян, да? - Когда неделю спустя я наткнулась на него внизу, в моём вопросе звучал неприкрытый сарказм. - Разве мы не встречались как-то в кладовке?
С того момента прогресс в деле лишения меня девственности Севастьяном оставался нулевым. Что неудивительно, учитывая, что он отказывался со мной общаться, не считая "привет-пока".
На этот комментарий он задрал бровь, двинувшись за мной следом, пока я направлялась в кабинет Пахана.
Я нахмурилась. За последние семь дней мы ни разу не оставались наедине. Он всегда был поблизости - и одновременно на расстоянии.
Утром после кладовки горничной, я вновь проснулась с улыбкой на лице, надеясь снова его увидеть. Я позвонила Джесс и рассказала о нём и обо всём вообще. Она уточнила лишь одно:
- Нэт, ты всё ещё со своей бородавкой?
Я уверила, что уже ненадолго.
На завтрак я шла подпрыгивающей походкой.
Но обнаружила, что Севастьян вернулся к своему отчуждённому состоянию, едва обратив на меня внимание. Пока моё тело всё ещё испытывало последствия наших вчерашних занятий, его разум уже был занят другим.
Я решила, что если он считал то, что было в самолёте, недостойным, значит затаскивание меня в ту кладовку было, по его мнению, вообще ужасным. Я старалась остаться с ним наедине, чтобы попробовать поговорить. Безрезультатно.
Меня охватило разочарование. Со временем разочарование стало больше походить на гнев.
Я прожила без Севастьяна семь дней. Я признала поражение. Моя одержимость померкла.
Нет, правда!
- Тебе что-то нужно? - мой голос был холоден. Ага, теперь он меня, значит, замечает?
Одет он был, как картинка - тёмно-серые брюки и облегающий кашемировый свитер, но выглядел так, словно не спал несколько дней.
- Вы с Ковалёвым неплохо ладите, - нейтрально заметил он.
- С ним легко ладить. - Мы с Паханом были словно две горошинки из одного стручка, смеялись над одними и теми же шутками, радовались одинаковым книгам и блюдам.
Каждый день становились ближе друг к другу.
Иногда мы говорили по-английски, иногда - по-русски. Он был остроумен и на том, и на другом языке, и мы часто смеялись до слёз. Наше общение являлось почти полной противоположностью моим отношениям с отцом. Я никогда не сомневалась, что он любил нас с мамой, но Билл Портер был тихим мужчиной. Мы вместе работали на сельскохозяйственной технике, проводя время в удобном молчании.
С Ковалёвым было так же комфортно, но по-другому.
Каждое утро мы играли в шахматы в открытом павильоне на берегу Москва-реки. На заднем плане всегда маячил Севастьян, обычно решая вопросы по телефону. Его тело всегда было напряжено, взгляд высматривал угрозу.
Которая, хотя со мной никто этого не обсуждал, очевидно, не уменьшалась.
И сейчас Севастьян сказал:
- С тобой тоже ладить легко.
Это он серьёзно?
- Ты-то откуда знаешь?
Он дёрнул плечами.
- Вижу вас вместе.
Иногда, если мы с Паханом смеялись над чем-то, я видела, что Севастьян за нами наблюдает. Сначала он выглядел удивлённым. Потом в его взгляде появилось удовлетворение.
Но иногда я ловила на себе его взгляд, который был далёк от удовлетворённого - и эта неудовлетворённость росла с каждым днём. Я чувствовала, что он ждал чего-то. От меня.
Как охотник, готовясь нанести удар.
Даже Филипп это заметил.
- Когда ты не видишь, он смотрит на тебя, как маньяк.
Я усмехнулась.
- Маньяк хотя бы ответит, который час, спроси я у него.
Но что-то внутри Севастьяна происходило. Он был словно бомба с часовым механизмом, отсчитывающим время. Вот только время для чего?
- Ты хорошо обустроилась? - спросил он.
А дальше он заговорит о погоде? Я остановила его прикосновением руки.
- К чему эта беседа, Сибиряк? - Мне почти показалось, что он пытается, в своей манере, меня разговорить. Он уставился на мою руку, и я его отпустила.
- Тебе здесь нравится? - его голос чуть дрогнул. - Чтобы остаться?
Мы остановились перед залитым дождём окном. Снаружи шумел ливень. С момента моего приезда в Берёзку улучшений в погоде не было. Тени от падающих капель воды скользили по лицу Севастьяна, наполняя меня сводящим с ума желанием поцеловать каждую из них.
Я внутренне встряхнулась.
- Почему ты, Пахан или Филипп можете выезжать, а я - нет?
Он потёр ладонью подбородок.
- Потому что если с тобой что-нибудь случится… Мы просто не можем рисковать. А ты так хочешь уехать?
- Ну, должна признать, что начинаю изнывать от скуки в моменты, когда Пахан работает - я не привыкла к такому количеству свободного времени. - И к такому количеству внутренней энергии. Я отчаянно искала, как дать ей выход, когда Филипп предложил плавать в закрытом бассейне олимпийского размера. Каждый день мы плавали вместе. - Но Филипп старается меня занимать.
На щеке Севастьяна дёрнулся мускул. Он приблизился на шаг. Как обычно, между нами возникло напряжение. Я смотрела в его глаза, но обнаружила, что его взгляд устремлён на мои губы.
- Я предупреждал, чтобы ты была с ним осторожна.
- Но не сказал, почему. - Как только я выключила свой "анализатор мужчин", сразу же почувствовала себя с Филиппом комфортно. К несчастью, ничего более дружеских чувств я к нему не испытывала.
Почему я не могла влюбиться в такого парня? Он говорил то, что думал, был лёгок на подъём и вел себя так, словно я могла достать луну с неба.
Он был совершенной противоположностью Севастьяна.
Будь я с Филиппом, я бы не стала "на всякий случай" освежать знания по различным аспектам БДСМ, изучая всё от телесных наказаний до лишения оргазма и сценариев типа В ерхний/Нижний.
Севастьян говорил о послушании и дисциплине, интересует ли его такой стиль жизни, все атрибуты и принадлежности?
Розги и плетки, наручники и трости, зажимы для сосков и кляпы.
Вспомнив, как Севастьян отшлёпал мою задницу, я просмотрела онлайн-видео, в которых взрослых женщин, распростёртых на коленях у мужчин, шлёпали так, будто это были упрямицы, нуждающиеся в воспитании.
Я была возмущена и рассержена!
Я представила, как Севастьян уложит меня к себе на колени и отшлёпает, как однажды уже угрожал. Как только я закончила мастурбировать, я вновь была возмущена и рассержена!
Пока не занялась мастурбацией во второй раз. Но это было до того, как я признала поражение.
- О чём ты думаешь? - его взгляд метался по моему лицу.
Я поняла, что моё дыхание стало прерывистым, а щёки загорелись.
Он коснулся моего запястья своей бьющей током хваткой. Его брови сошлись на переносице, и я почти представила, что он собирается меня поцеловать.
Как бы там ни было, я его хотела…
Из кабинета Пахана вышел Юрий.
Я резко отступила, заправляя волосы за уши, с трудом подавив желание засвистеть. Когда Юрий проходил мимо, я постаралась не замечать АК-47, болтающийся у него за спиной. Даже спустя неделю я всё ещё ощущала неловкость, видя автоматы повсюду. Когда бригадиры в перерывах приходили пить чай, то небрежно бросали оружие прямо рядом с чашками.
Я продолжала про себя повторять "Забей".
Дёрнув подбородком, Севастьян поприветствовал Юрия. Проходи. Бригадиры преклонялись перед Паханом, но, в то же время, похоже, опасались Севастьяна. Я слышала, как они тихо переговаривались о "Сибиряке".
Как только мы с Севастьяном вновь оказались наедине, ко мне вернулся рассудок. Я не хотела целоваться с человеком, безжалостно вычеркнувшим меня из своей жизни. Не собиралась вознаграждать его отвратительное обхождение.
У Джесс был свой способ обращения с такими парнями, она называла это 2Б: Будь Безумнее. Наверное, мой стиль поведения можно было назвать "убей их своей добротой".
Когда Севастьян открыл рот, чтобы что-то сказать, я быстро похлопала его по руке.
- Отлично поговорили, приятель! Надо бы повторить это через неделю или две. - Когда я уходила, он выглядел сбитым с толку.
Пятнадцать минут спустя, мы с Паханом сидели в павильоне за столом с чайными принадлежностями, деликатесами и шахматной доской. В камине потрескивал огонь. Севастьян, как обычно, работал в отдалении, отвечая на телефонные звонки, выискивая глазами угрозу.
Мы пили чай и угощались закусками, всё глубже погружаясь в игру.
- Знаешь, кто мастер в этой игре? - Пахан разглядывал фигурки. - Алексей.
- Правда? - Я постаралась сказать это как можно более незаинтересованно, хоть мой взгляд и метнулся к Севастьяну.
Тот был занят каким-то жарким спором, направляясь на улицу под моросящий дождь. Он шёл к расположенному рядом лодочному домику, который на самом деле стоило бы назвать "яхт-станцией", учитывая стоящую внутри шестифутовую красавицу.
О лодках я не знала абсолютно ничего, но была уверена, что именно такая яхта принадлежала злодею в "Казино Рояль". Пахан пообещал покатать меня, когда погода - и уровень угрозы - поменяются, сказал, что мы сможем дойти на моторе до Финского залива.
- Тебе нужно будет как-нибудь сыграть с Алексеем.
Я пожала плечами. Пас. Я пыталась преодолеть его очарование, а не поддерживать.
И всё-таки, когда из лодочного домика донеслись обрывки слов, я нахмурилась.
- Он говорит… на итальянском?
- А, да, - гордо ответил Пахан. - Он свободно говорит на четырёх языках. Он - как вы это называете? - самоучка?
Я кивнула. Боксёр-профессионал, вышибала, боевик оказался талантливым самоучкой. Очарование вернулось с новой силой. Чёрт.
- Если бы я только мог заинтересовать его работой часового механизма. - Пахан начал меня обучать, и я втянулась в этот процесс с головой. - Думала ли ты о том, чтобы поселиться здесь насовсем? - Он никак на меня не давил, хотя я видела, как сильно ему хотелось, чтобы я осталась.
Я сухо ответила:
- Так-так. Может, если ты подаришь мне больше подарков, это, ну, знаешь, поможет делу? - Я получала бесчисленные коробочки с драгоценностями, новые горы одежды, красный Астон Мартин Ванквиш, отчего Филипп истёк слюной, и даже собственную чистокровную изящную серую кобылку по имени Элиза. Я лишь ждала наступления солнечного денька, чтобы на ней покататься.
Он поддержал мой тон:
- А потом ты скажешь, что яйцо Фаберже - это уже слишком.
Засмеявшись, я прижала вместе большой и указательный пальцы:
- Самую малость.
Он тоже рассмеялся.
- Ничего не могу поделать. У меня есть деньги и годы, которые нужно компенсировать. Одни лишь подарки на дни рождения… - Он опустил голову. - Иногда мне хочется, чтобы богатство тебя сильнее интересовало.
Мой самый обожаемый подарок был и самым недорогим: портрет моей матери, Елены.
Как бы мне хотелось её узнать!
У неё были светло-рыжие волосы, сверкающие зелёные глаза и хитрая улыбка. Может, я и была похожа на бабушку, но и с Еленой у меня, несомненно, было сходство.
Когда я восхищалась продуманностью такого подарка, Пахан сказал, что идея принадлежала Севастьяну, и это меня очень удивило.
- Не то чтобы я всё это не ценила, но в глубине души я ведь девушка с фермы. Мне нравится простая жизнь. Кроме того, для меня важен ты, а не подарки. - Я ещё не придумала, как попросить его снова изменить завещание. Тема была болезненной, и я чувствовала, что могу его сильно обидеть.
- Но Берёзка тебе нравится, разве нет?
Я окинула взглядом сюрреалистичный пейзаж. Зелёный луг простирался до самой реки. Тихой музыкой стучали по нему капли дождя. В воде проказничали выдры. Каждый день Пахан показывал мне разновидности местных животных.
- Смотри, вон горностай! - говорил он. Или землеройка, или енотовидная собака, или чонга.
- Здесь волшебно, - признала я.
- Что мне сделать, чтобы убедить тебя остаться?
Учитывая, как часто я виделась с мамой, я могла бы навещать её дважды в год. Сейчас она была в кругосветном круизе, который якобы "выиграла". Это была лишь предосторожность, предложенная синдикатом Ковалёва.
Когда я до неё дозвонилась, то не рассказала ни о чём, полагая, что такие новости должны быть переданы лично.
В конце концов, с мамой всё будет хорошо, где бы я ни жила, но разве я могу бросить Джесс… и университет?
- Поселиться здесь будет непросто, учитывая мою учёбу и всё такое. - Я могла бы остановиться на магистре и не претендовать на докторскую степень. Но это всё равно казалось поражением.
- Сравнительно недалеко отсюда есть несколько известных университетов.
Господи, эта надежда в его голосе меня просто убивала. Я знала, что он привык поступать по-своему, точно так же, как и Севастьян, но Пахан не оставлял попыток убедить меня остаться, отчего я лишь сильнее его уважала.
- Начать учёбу в другом университете - это, по крайней мере, стоит обдумать, - сказала я ни к чему не обязывающей фразой.
Я начинала подозревать, что страдаю фобией принятия решений. Я всегда считала себя решительной, но теперь мне было очевидно, что дерево вариантов у меня всегда было без веток.
Если ты получаешь степень магистра и не знаешь, что делать дальше… что ж, подавай на докторскую степень! Не сходи с накатанной колеи. Возвращайся к занятиям через неделю после окончания предыдущих.
Может, именно поэтому деньги меня так беспокоили, ведь в каком-то смысле они представляли собой бесконечное число вариантов.
Чёрт, я ведь даже не выбирала, приезжать ли мне в Россию.
- Твой ход, dorogaya moya.
Я сделала неуверенный ход.
- А что насчет опасности, Пахан? Что случилось с той, другой группировкой?
- Мы живём в непростое время. Раньше воры жили по понятиям. А сейчас на подконтрольных мне территориях обосновались личности, пугающие моих людей.
- То есть?
- Приведу пример. Мой противник, Иван Травкин, построил парковку на моей территории. Никто ей не пользовался - не было необходимости - так люди Травкина начали крушить ветровые стёкла у всех автомобилей, припаркованных рядом с площадкой, заставляя автовладельцев платить за стоянку каждый день. Они пришли ко мне, чтобы прекратить беспредел, и я послал Севастьяна, который положил этому конец. С применением силы.
Я могла только догадываться, как легендарный Сибиряк это сделал.
- На протяжении многих лет Травкин искал различные способы задавить мой синдикат с помощью тысяч мелких ударов. Но когда он узнал о твоём существовании и отправил двух своих самых беспощадных головорезов в Америку… - взгляд моего ясноглазого папа-Санты мгновенно сделался ледяным, - …это было равносильно объявлению войны.
Война. Разве удивительно, что я всё время беспокоилась о Пахане? И о Севастьяне - его первом генерале?
- Когда мы победим, для тебя всё изменится. Мы сможем свободно выезжать. - Лицо Пахана вновь смягчилось. - Я покажу тебе твою родину, город, в котором выросла твоя мать. Мы сможем найти твоих родственников!
- С удовольствием. Не считая этой поездки, я никогда не путешествовала.
Он виновато на меня посмотрел, словно это был его собственный промах. - Этот факт должен быть устранён, и чем скорее, тем лучше. Но ведь пока в Берёзке не так уж плохо?
Словно примагниченный, мой взгляд переместился к Севастьяну. Он уже не говорил по телефону, но оставался на пристани, сканируя периметр. Я поднесла чашку чая к губам, чтобы сделать глоток и собраться с мыслями.
- Так значит, интерес взаимный? - лукаво спросил Пахан.
Я чуть не поперхнулась.
- Алексей рассказал мне о вас двоих.
Я поставила чашку назад, потому что она тряслась в моей руке.
- И что он сказал?
- Когда вы приехали, он пришёл ко мне и признался, что между вами всё зашло дальше… положенного.
Я навлекла на Севастьяна неприятности?
- Это я виновата, - быстро сказала я. - Ещё не зная, кто он такой, я пыталась склеить его в баре - раньше я так никогда не поступала. А потом, я вынудила его. Он отказался, потому что я твоя дочь, но я настояла.
- Я не сержусь, дорогая! Я люблю Алексея, словно сына, и желаю ему только лучшего. Ему тридцать один, и я уже отчаялся увидеть, что он когда-нибудь остепенится. Он даже ни разу не встретился с одной и той же женщиной дважды.