И опять меня поразила противоречивость его натуры. Когда мы отъезжали, я так на него пялилась, что едва заметила, насколько плавным был у Элизы ход.
Да и как тут было не пялиться? Яркое осеннее солнце подсвечивало его черные как смоль волосы, он был неотразим. На то, как он держался в седле - стоило посмотреть.
Такое тело предназначалось для двух занятий, которые начинались с буквы "с". И вторым была "схватка".
Оторвав взгляд от Севастьяна, я окинула взглядом великолепные окрестности. Прохладный ветерок срывал листья с берёз, растущих вокруг конюшни.
Мы ехали в уютном безмолвии и, по мере удаления от ухоженных садов, теннисных кортов, домиков для гостей и гаража, замечали новых представителей дикой природы. Лису, парочку куниц и бесчисленное множество разнообразных белок.
Когда мы пересекли журчащий ручей, Элиза беспокойно фыркнула. Хотя я ни разу не каталась на такой породистой лошади, было ясно, что этой спокойной прогулкой животное не удовлетворено. Я похлопала её по шее.
- Тут кто-то жаждет большего. - И сразу прикусила свою щёку: весьма двусмысленно прозвучало. С таким же успехом я могла при этих словах указать на свою промежность.
- Так давай дадим её большего. - Севастьян легко шлёпнул Элизу по крупу, вынуждая ту устремиться вперёд.
Он меня быстро догнал, и мы понеслись, покрывая, казалось, километры; бодрящий воздух наполнял мои лёгкие, подстёгивая. Я была не в силах сдержать смех, и даже у Севастьяна губы изогнулись в почти улыбке. О, да, награди он меня настоящей улыбкой, я бы свалилась с лошади в тот же миг.
Я поймала себя на мысли, что было бы, стань Севастьян моим. В какие-то сумасшедшие моменты я могла представить нас вместе. Скучно бы не было никогда.
Нет, была бы тьма. И глубина. Я сглотнула. В любом случае, я больше ничего не решала. Яснее выразить свои чувства к нему я не могла, а он не предпринял никаких шагов.
До сегодняшнего дня? Или это исключительно платоническая прогулка? Филиппу он сказал, что я с ним. На продолжительность поездки? На более длительный срок?
Наши лошади скакали бок о бок, направляемые к дальней берёзовой роще. Въехав в неё, мы замедлили шаг. Мне нравилось наблюдать, как вокруг нас опадают листья, подхватываемые ветром, как маленькие воздушные змеи.
- Здесь восхитительно.
- Мальчишкой я часто тут бывал.
- Для ребёнка это было, наверное, прекрасное место. - Особенно по сравнению с тем, где он жил раньше. Здесь ли он восстанавливался от побоев? Попав из крайней нищеты в это благодатное место?
После стольких лет одиночества найдя в Ковалёве отца?
- Пахан хотел, чтобы я воспринимал это место своим домом, поэтому заставлял меня читать о нём. - Луч света, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, озарил лицо Севастьяна, его глаза. Золото в них было таким ярким, словно само солнце подсвечивало их изнутри. Завораживающе…
Когда я снова обрела способность говорить, то попросила:
- Расскажи, о чём ты узнал.
В своей отрывистой манере Севастьян начал описывать процесс строительства и реконструкции Берёзки. Но, перейдя к описанию людей и земель, заметно оживился, его любовь к этому месту была очевидной.
Он заметил, как я снова на него уставилась.
- Что? - Его скулы чуть порозовели.
Узнав, что он был профессиональным боксёром, я изнывала от желания потрогать его лицо. Услышав, что в детстве его избивали, я отчаянно хотела расцеловать этого бойца от лба до подбородка.
- Ты влюблён в это место.
Он пожал плечами, но я чувствовала его гордость.
- А ты нет? - Когда я легко кивнула, он сказал, - Так почему не решишь остаться?
- Это большой шаг. Жить в другой стране, сменить университет. - Я знала, что ничто не сделает Пахана счастливее, и мне хотелось, чтобы так и было. Но не ценой собственного счастья. - Может тебе и кажется, что мне не нравилась моя старая жизнь, но это не так. Мне даже нравилось работать, как, очевидно, и тебе нравится. Не хочу сказать, что причисляю себя к рабочему классу, но я люблю простую жизнь. - Мы остановились. - Довольно обо мне. Расскажи, как ты сюда попал? - Пахан говорил, что Севастьян может мне открыться.
Он изучал моё лицо.
- Твой отец всё обо мне рассказал.
- Только лишь о вашей первой встрече. Ты бы мог рассказать больше. - Если мы с Севастьяном и дальше будем вот так разговаривать, больше узнавать друг о друге, смогу ли я в него влюбиться?
А он в меня?
- Я хороший слушатель, - добавила я.
Наши взгляды встретились. Он открыл рот, чтобы что-то сказать. Затем его лицо перекосилось от гнева.
- Почему ты пригласила на прогулку Филиппа?
Я отпрянула.
- А почему бы и нет?
- Ты могла позвать меня. - Он смотрел в сторону, - если только ты нарочно не собиралась с ним уединиться.
Я закатила глаза.
- Даже если и так, это не твоё дело. Ты сказал, что нет никаких "нас", помнишь? Может, я приняла твои слова близко к сердцу.
- Моё предупреждение ты тоже приняла близко к сердцу? Я сказал, чтобы ты его остерегалась.
Гнев Севастьяна воспламенил и мой.
- И он мне сказал то же самое - о тебе.
- Филипп пользуется большим успехом у женщин. Что не означает, что он его достоин.
- Мы с ним ладим. Он меня не игнорирует и веселит, - заметила я. - И меня не смущает его лицо, способное заставить рыдать даже ангелов.
Севастьян стиснул на поводьях затянутые в перчатки руки. Его жеребец нервно заржал.
- Я не хочу, чтобы ты оставалась с ним наедине.
Эта ревность была такой вкусной, что я решила его поддеть.
- С чего бы? Боишься, что я ему отдамся?
На лице Севастьяна мелькнуло что-то первобытное.
- Этого никогда не случится.
- Ты поэтому поехал со мной? Чтобы его отвадить?
Он просто ответил:
- Да.
Пальцы моих ног в сапогах подвернулись.
- Почему?
- Я знаю, что сегодня Филипп для тебя задумал. - В ответ на мои поднятые брови он сказал, - он собирался тебя соблазнить.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что любой мужчина в здравом уме задумал бы то же самое. - Он поймал и удержал мой взгляд. Он говорил и про себя тоже?
Он вновь начинает сводить меня с ума?
Я убрала прядь волос, упавшую на моё вспыхнувшее лицо.
- А ты в здравом уме? - Скажи да, скажи да…
Прогремел гром.
Словно очнувшись, мы оба задрали головы вверх. Здесь, в лесу, заметить приближающуюся грозу мы не могли.
- Едем назад.
Нет-нет, я не хотела, чтобы эта прогулка заканчивалась! Севастьян ревновал, вёл себя так собственнически и действительно со мной флиртовал - в своей немногословной манере. Мне всего было мало. Что изменят ещё несколько минут?
- Не сахарные, не растаем.
И как только слова сорвались с моих губ, небеса разверзлись. На моё лицо упала капля, затем ещё. Небо продолжало темнеть.
Когда поднятые порывом ветра листья понеслись прямо нам в лицо, Севастьян приказал:
- Держись ближе. - Он поехал назад, набирая скорость, лавируя среди деревьев, я следовала за ним.
Над нами вспыхнула молния, лицо щипал холодный моросящий дождь. Но эта скачка меня возбуждала, я чувствовала себя такой живой. Не помню, когда в последний раз моё сердце так колотилось.
Ах, да. В кладовке горничной четырнадцать дней назад.
Когда молния ударила в дерево по соседству, Элиза дернула поводья, отпрянув вбок.
- Эй, девочка, тише… - Возбуждение сменилось беспокойством.
Ветки деревьев растрепали мои собранные в хвост волосы. Я почти ничего не видела сквозь листву и собственные пряди волос. Каждый новый раскат грома звучал всё ближе. И звук был куда громче, чем у нас в Небраске.
Севастьян развернулся и приблизился ко мне. Он потянул мои поводья, заставляя Элизу бежать рядом.
В небе продолжали сверкать молнии, одна ударила совсем близко. Моросящий дождик превратился в ледяной ливень с каплями такой величины, что они больно ударяли меня по голове. Казалось, температура с каждой минутой понижается. Вскоре сквозь пелену дождя изо рта у меня начал вырываться пар.
Севастьян прищурил глаза, глядя в сторону конюшни. Затем, словно приняв какое-то решение, развернулся в противоположную сторону.
Я крикнула сквозь шум дождя:
- Конюшни в другой стороне!
- Я увожу тебя из-под молний, - прокричал он в ответ, подстёгивая лошадь.
Мы продвигались вперёд. В фильмах, когда героиня оказывается под дождём с горячим мачо, это всегда выглядит сексуально. Я же замерзала, была уверена, что выгляжу, как драная кошка, и до смерти боялась, что в меня ударит молния. В довершение всего брюки для верховой езды сползли с моей задницы до угрожающего уровня.
Когда мы выехали из леса, дождь сделался таким сильным, что я едва могла различить стоящий впереди дом. Подъехав ближе, я увидела, что он был почти таким же большим, как и бунгало, в котором мы жили с Джесс. Дом был построен в нарочито-грубом стиле - бревенчатые стены и деревянная крыша - и совершенно отличался от всех построек, которые я видела в Берёзке до этого.
Сбоку располагался навес для лошадей. К тому времени, как мы решили там спешиться, ноги у меня свело до такой степени, что Севастьяну пришлось меня подхватить. Поставив меня на землю, он буркнул:
- Внутрь.
Оставив его заниматься лошадьми, я вошла в помещение без окон. Снимая промокшие перчатки и растирая озябшие руки, я осматривалась по сторонам. Слабый свет из дверного проёма освещал странную комнату, отделанную деревом.
До меня дошло. Это была banya. Помещение с сауной. Я об этом читала!
Русские к сауне относились крайне серьёзно. Процесс мытья был полон ритуалов и разнообразных правил. Создание идеального пара - с самыми крошечными водными капельками - считалось искусством.
Первое помещение - предбанник - было оборудовано вешалкой для одежды и набором полотенец, простыней и кремов. Следом располагалась парная. Вдоль её стен помещались скамьи полированного дерева. В конце находился маленький голубой бассейн. С противоположной стороны пристроились печка и каменка.
Рядом стоял тазик с ковшиком. Veniki - связанные охапки высушенных веток и листьев - свисали с крючков и напоминали маленькие мётлы. В намоченном виде их использовали, чтобы похлопывать себя по коже для усиления циркуляции крови.
Печка почему-то была уже растоплена и теперь слабо освещала комнату. Камни испускали жар, нагревая и увлажняя воздух. Пахло кедром и берёзовыми вениками - словно вместе перемешали хвою, запахи леса и кожи.
Меня вновь осенило. Я буду находиться в бане с самым желанным мужчиной на земле. С которым я не смогу заняться сексом, не рискуя заполучить постоянные отношения. С которым я даже не могу просто подурачиться.
Несмотря на озноб, я повернулась к выходу, собираясь броситься под дождь.
С ружьём в руке в дверь вошёл Севастьян.
- И куда это ты собралась? - Как только он закрыл за собой дверь, раскаты грома стали едва различимы, несмотря на то, что земля и стены по-прежнему содрогались.
Мы словно оказались во влажном, освещённом огнём коконе, отрезанные от внешнего мира.
Встряхнув волосами, он прислонил ружьё к стене, затем закрыл дверь на засов.
Почему он нас запер? Стуча зубами, я смогла произнести:
- Н-нам надо назад. Или позвонить кому-нибудь, чтобы нас п-подобрали.
Отбросив перчатки, он направился к стенному шкафчику. Я услышала звон стекла, а потом он повернулся ко мне с рюмкой водки в руке.
- Пей.
Я взяла рюмку, но колебалась. Мне очень хотелось согреться, но я понимала, что оставаться в сауне с этим мужчиной, распивая водку - не стоило.
- Натали, пей. Ты даже не понимаешь, как замёрзла.
В тот же момент мои зубы предательски застучали. Бросив на него упрямый взгляд, я опрокинула в себя обжигающую жидкость. Когда я поставила рюмку на полку вверх дном, он удовлетворённо кивнул и, взяв за руку, повёл к огню. Я наблюдала, как он разжёг печку сильнее, а потом плеснул на камни воды.
Зашипел пар, клубами поднимаясь к потолку. Он окутывал нас, лаская моё лицо.
- Если мы тут останемся, то что-нибудь может случиться. - Что-то порочное.
Например, мы оба разденемся догола и будем слизывать друг у друга с кожи капельки влаги.
- Случиться? - Он направился ко мне, одновременно снимая куртку.
Я отступила на шаг.
- Ну, между нами. - Он так долго продержался, зачем ему портить всё сейчас?
Он приподнял брови, глаза в тумане и отблесках печки горели дьявольским огнём.
- Не можешь себя контролировать рядом со мной? - Его голос звучал низко и хрипло.
Сопротивляйся, Нэт.
- Может и могу. Но не обязательно буду это доказывать, зависая с тобой в чёртовой сауне. - Когда он подошёл ближе, я требовательно спросила, - что ты делаешь, Севастьян?
- Снимаю с тебя мокрую одежду, - его тон не допускал возражений.
Какого чёрта? Тикающие часы, наконец, обнулились? Мое дыхание участилось, когда я припомнила его беспокойность, его пронзительные взгляды и нарастающее напряжение, словно он готовился к атаке.
Или, может, и правда готовился?
Но почему сейчас? И… таким образом?
Я вспомнила эти неопределённые предупреждения, которые он посылал в мою сторону. Достанет ли мне смелости, чтобы встретить то, о чём он меня предупреждал?
- А если я откажусь раздеваться, что тогда?
- Зверёк… - Когда он так меня называл, я вспоминала его слова про ошейник. Он потянулся к моему жакету, взгляд плавил всё вокруг. - Ты должна узнать одну вещь.
Почему от одного жаркого взгляда по всему моему телу затанцевали мурашки?
- Какую?
- Я не прошу.
Глава 18
- Постой! - Я отступала от Севастьяна, пока он продолжал приближаться ко мне в клубах пара. Казалось, он был решительно настроен избавить меня от мокрой одежды.
Тусоваться в сауне, голышом, с неприкасаемым вышибалой, от которого у меня текли слюнки: что же такого могло случиться?
А Севастьян отлично подготовился к этой грозе. Огонь в печке уже пылал. Он намекал о планах меня соблазнить, отчего я малость призадумалась…
- Что на тебя нашло, Сибиряк? Я знаю правила - мы не должны развлекаться друг с другом.
Слова, произнесённые низким голосом, звучали как обещание:
- Я не намерен с тобой развлекаться.
Я нахмурилась.
- Но разве не поэтому ты меня избегал, а? Не потому ли, что не хотел вляпаться в помолвку. Так в чём же дело?
- Всё просто. - Он почти надо мной нависал. - Ты замёрзла, а я могу тебя согреть.
Когда я вывернулась, он поднял ладони вверх, давая понять, что принуждать меня не собирается. Я закатила глаза. Типа, придётся.
- Значит, надо подбавить жару. - Он вернулся к огню. Растопив печку сильнее и подбавив пар, он сел на скамью и принялся спокойно раздеваться.
Это зрелище меня полностью поглотило: он расстёгивал рубашку пальцами в перстнях. Я не знала, в водке ли было дело или в растущем возбуждении, но внезапно я совершенно согрелась.
Когда он снимал с себя мокрую ткань, на его руках и плечах перекатывались мускулы, на груди блестели татуировки.
Об этих отметках я тоже прочитала. Две звезды означали его принадлежность к криминальной аристократии, к высшим эшелонам Братвы. Те, что на пальцах, означали, что он был вором и убийцей. Также я разглядела шрамы, которых не заметила в самолёте - один, похоже, остался на боку после пулевого ранения, а другой тянулся по внутренней стороне руки, оставленный, видимо, ножом.
Новые доказательства боли, которую вынесло это тело. И всё же эти шрамы вовсе не лишали его привлекательности, как раз наоборот.
Он гордо вздёрнул подбородок. Ублюдок знал, как потрясающе выглядит его тело. Как мужественно.
Как сексуально.
Я обнаружила, что ноги сами несут меня к нему, руки чесались от желания прикоснуться к влажной коже. Какая женщина могла бы ему противиться?
Явно не я.
Прежде чем осознать, что я делаю, я уже уселась на скамейку в метре от него. Я чувствовала, что обязана сказать:
- Я этого не хочу.
Он задрал брови. Да ладно?
- Снимай жакет.
Сглотнув, я подчинилась. Моя шёлковая блузка цвета слоновой кости была прозрачной, напряжённые соски с коралловыми ореолами просвечивали сквозь белый кружевной бюстгальтер.
Он издал низкий одобрительный звук, а я призналась:
- Я боюсь.
- Меня?
Ни в коем случае. Я покачала головой.
- Боюсь того, что всё это значит. Как я поняла, если мы продолжим наши игры, ты окажешься связан со мной навсегда. Всё равно, что наденешь мне кольцо на палец.
Особенно, если у нас будет секс.
- Позволь мне самому об этом беспокоиться.
Может быть, угроза постоянной связи была преувеличена? Как, например, когда родители говорят детям: "Выйдешь на улицу с мокрой головой, и подхватишь простуду".
Свяжешься с вышибалой и подхватишь вечность.
Севастьян бы не рискнул нашим совместным будущим, так? А если я останусь девственницей, то, определённо, смогу обойти эти правила бандитской логики.
Но, может, мой мозг просто искал оправданий? Комната наполнялась паром, создавая вокруг иллюзию сна. Разве не проще быть безрассудной во сне?
- Чего ты от меня хочешь, Севастьян?
Потянувшись, он схватил меня за лодыжки и переместил их себе на колени, отчего я крутанулась на заднице, оказавшись с ним лицом к лицу.
- Ты мне доверяешь, milaya moya?
С меня слетел сапог вместе с носком.
- Почему-то доверяю.
Следом отправился и второй.
Потом он протянул руки, чтобы расстегнуть своими татуированными пальцами мою блузку. Я всё ещё обдумывала пути к отступлению, пока не ощутила его мужской запах.
Всё кончено. Меня одурманили.
С его помощью я освободилась от липнущей блузки, оставшись в бюстгальтере, который скорее выставлял грудь напоказ, нежели скрывал ее.
Его взгляд опустился ниже, он провел ладонью по своему рту.
- Ситуацию контролируешь ты, Наталья, - его голос меня убаюкивал, я уставилась на его губы. - Скажи, чего ты хочешь.
Не успев хорошенько подумать, я сказала правду:
- Большего.
Обхватив моё лицо ладонями, он провёл большими пальцами по скулам.
- Тогда я доставлю тебе удовольствие так, как сам этого хочу. Так, как ты ждёшь от меня.
Я не понимала значения этих слов, но чувствовала, что они необходимы и крайне важны. Словно воздух.
- Но я не могу спать с тобой.
Он уронил руки, гневно сузив глаза.
- Тебя заботит лишь путь к отступлению? Тогда не волнуйся, я не трахну тебя, пока ты не будешь меня об этом умолять. Но если не сможешь устоять - значит, пеняй на себя, - он повторил мои собственные слова, сказанные ему в самолёте.
Нет мольбы - нет секса? Я смогу удержаться. Значит, всё будет под контролем.
- Что ты задумал, если не секс?
- Я буду тебе приказывать, и хочу, чтобы ты выполняла приказы буквально. - Эти грубоватые слова сопровождались вспышкой чистой похоти.