Багдасарян привстала, дотянулась до сигареты, торчавшей из джемпера и закурила по-мужски. Её взгляд по-волчьи витал в облаках.
– Вы разрушитель женских чар?
Митя озадаченно вздрогнул.
– Ну что он, я не фокусник. Я очень хочу добиться достатка, хотя и кое-что уже заработал на бирже. Но ведь хочется большего. Может быть это покажется странным, но после десятиклассницы уже тянет на выпускницу.
– Я вас поняла. Как много стало развратников. Так ненароком станешь христианкой.
Пурин желчно обвёл взглядом каюту.
– Уж с этим ли богатством? – он ткнул пальцем в ту роскошь, что составляла быт Мары Богдасарян.
– Хотя бы и с этим. Не забывайте, деньги и христианство хоть и противоречат друг дружке, но тесно идут нога в ногу. Банк Ватикана, финансовая вотчина РПЦ, Крефло Доллар и его проповеди личного благосостояния. Так?
Редко кто из писателей современного формата вдавался в такие дебри. Пурин вдавался и развивал свою философию везде: за столом, в туалете, на теннисном корте, и только во время полового акта голова его молчала.
– Священники также размножаются половым путём, хотя делают вид, что почкуются. Но это издержка профессии. Секс не спрашивает, где и зачем, он приходит и нагло берёт быка за рога.
Мара фыркнула, походила по каюте в какие-то пять минут. Её невозмутимость отдавала повадками львицы. Она и была ею – скандальной и всегда напоказ, без зазубринки в мозгу.
– Я пойду, а вы вздремните.
– Я никогда не сплю, даже когда сильно хочется.
Митя глотнул дым её третьей сигареты. Желудок требовал еды – грубой пищи неандертальца, добывающего мясо после бурной бессонной ночи.
На палубе вовсю кутила молодёжь. Чеченцы и невозмутимые бакинцы палили из автомата, грозно рычали, мат-перемат проносился и глох полукилометре от яхты. Эти люди жили в первый и последний раз, о потому брали от жизни всё. Но Митя ощущал в себе истории сотен прожитых жизней, но кому нужны все эти воспоминания далёкого бытия. Всем нужен секс. Митя отправился писать книгу. Ночь перевалила за экватор.
Чем проще задача, те темнее дорога к ней. Митя ощутил напряжение всех своих чувств, отдавая себе отчёт в истинном состоянии своих ресурсов. Он не спал две ночи подряд, выпивая литрами кофе, меняя вспотевшее бельё и переключая сотни каналов в поисках чего из вон выходящего.
Двадцать три минуты от задумчиво глядел в монитор ноутбука, потрепался минут пятнадцать с Гоблином, инициатором этого разговора был последний. Гоблин плакал о плачевном состоянии всей биржевой отрасли, взяточниках, безумии номенклатуры… Митя молчал, иногда вставляя железное "да", поглядывая на репродукцию Эдмунда Мунка.
Затем он принялся за свой литературный труд…
Что мы знаем о любви? Однажды, темной ночью, один рыцарь взирал восхищённо на блёклые звёзды. Он сочинял любовный гимн, прикладывая рифму к рифме, старался создать шедевр, способный разбить невинное сердце девушки, чары которой действовали молниеносно. Рыцарь увидел нежное очертание сердца возле луны, восхищённо что-то пробурчал, взялся за венком из цветов и бросил его в воду. Венок утонул, но рыцарь этого не вдел: он взбирался на холм, тяжело дышал, меч ударял его по икрам, волосы взмокли, пятки ног покрылись мозолями. С холма он ничего не увидел: луну закрыло тучей. Полная темнота, как затмение, ударила в глаза. Сердце учащённо забилось.
Рыцарь зашёл в часовню, преклонил колени перед статуей Девы Марии, шепча молитву на неведомом языке. Любовь затуманила его разум, строчки баллады утончённо волновали ум. Красота полутёмного здания обволакивала дыхание, сердце успокоилось. Встав, крестоносец вышел в арочную дверь, заметив, что выглянувшая луна стала ещё ярче. Где-то в дали пели трубадуры, мычал осёл. Пастух гнал стадо коров, мастерски ругаясь на них почём зря. Рыцарь прошёл небольшую тропинку сквозь еловый лес, остановился у ручья, отвратительно морщась от запаха пота. Достав хлеб и вино, он сел перекусить.
Далее он на лодке пересёк неглубокое озеро, наткнувшись на отару овец. За отарой брёл юнец с мандолиной, поглядывая на звёзды. Рыцарь дал ему несколько монет, взяв немного молока от двух коров, также бывших в стаде. Мальчик был невинно-робок, его сутулость бросалась в глаза.
Рыцарь в середине ночи добрёл до своей возлюбленной и их любовный пыл разбавил дождь, щедро хлеща траву и их убежище. Нежное девичье тело доставляло массу удовольствий и крестоносец приложил все силы, чтобы это удовольствие не прошло мимо…
Митя, закончив этот отрывок, размял ноги и вышел на палубу яхты. Мара Багдасарян играла в пинг-понг под свет прожекторов, её платье поднималось ветром, обнажая часть спины. Луна отражалась везде и повсюду. Музыка уже не играла.
Митя прошёл мимо насоса, обошёл бухту каната, вошёл в подсобное помещение, чтобы утолить своё любопытство, и споткнувшись об ведро, упал на мокрую тряпку. Если бы рядом была свора бесов и чертей, они стыдливо закрыли бы свои органы слуха от невежливого суесловия этого человеческого языка. Биржевой жаргон мало отличается от воровского.
Продолжая чертыхаться, Митя вернулся вглубь яхты. Поднявшись по лестнице, он хотел заглянуть к капитану судна, но услышал стоны и остановился. Голос Кристины взорвал воздух.
– Жеребец мой. И все Худорковские такие работоспособные? – голос морской сирены дурманил всё вокруг. Сердце Мити вырывалось из груди. Он расстегнул ворот рубашки.
– Только те, у кого карман набит деньгой, – нараспев ответил Худорковский.
-Мужа жалко.
Кто он тебе. Подотри да выброси.
Кристина испустила возмущённый звук.
Легко вам, ловеласам. Для нас, женщин, и такой – мужик.
Зазвонил телефон. Худорквский давал наказы, возмущался, клял кого-то, словно всем на свете управлял только он один, царь и бог. Управлял марионетками. Такие живут долго, а умирают медленно и мучительно одиноко.
– Я у него героин нашла. Не знаю, когда он успел стать наркоманом. – Голос Кристины звучал приглушённо, словно из трубы.
Митя схватился за голову и убежал. В голове стучали молоточки. Мозг Мити продолжал разговор, все его мысли витали вокруг Кристины и Худорковского, как над силой притяжения. "Героин, какой героин? Не проделки ли этого Дерябина, которого он подсидел на бирже? Нет, это ужасно, это выше всех бед!
…Молодая колдунья готовила отвар из воловьих костей, желчи белки и семян чертополоха. Густой синий пар валил от котла. Девушка зашептала вереницу странных слов: "Откройся земля, развернись небо, силы земные дайте мне силы, долгое эхо любви да снизойдёт на моего возлюбленного, чары напитают его страстью и будет он неотлучно со мною!" Сила этих слов равнялась двумстам запряжённым быкам. Колдунья знала, что всё вокруг подчиняется слову, всё вокруг принадлежит тем, кто посвящён в тайну.
Она вылила отвар в стеклянный сосуд с длинным и широким горлышком, закрыла пробкой и сев в телегу, отправилась к полуразрушенному замку. поросшему плющом. Этому замку приписывали самые невероятные истории. То здесь в воздухе витал череп дракона, то по стенам лилась змеиная кровь и т.п. Ворожея хотела здесь встретиться с рыцарем потому, что всегда боялась этого места, а страх обладает повышенной силой: любая лошадь, испуганная и взнузданная, сильнее табуна.
Рыцарь пришёл, когда наступил рассвет. Сняв меч, он выпил отвар, ничего не спросив. Его рыжие кудри ниспадали на плечи, серые глаза вглядывались в тусклое лицо девушки подслеповатыми глазами.
"Ты сегодня по-неземному красива", – прошептал он, поцеловал её в мочку уха.
"Я много спала, много видела снов и мне чудилось, что ты собираешься в дальний поход".
Рыцарь погладил её по коротким волосам, высунув язык.
" Магистр говорил, что пора освобождать Святую Землю. Здесь, в Сицилии, много добровольцев, готовых бить нечестивцев. Наша католическая вера требует испытаний".
"Я боюсь за тебя. Я видела в небе странные, пугающие меня знамения".
"Что именно?"
"Перевёрнутый крест и лик совы".
"Это обычные женские страхи. Мужчины не бояться испытаний, они создают их сами. Мне нельзя идти поперёк распоряжений Ордена. Ты предлагаешь мне идти в дезертиры и стать пиратом".
"Я могу укрыть тебя в пещере".
Они вышли из замка, и шли полем с колосящейся рожью. Рыцарь лёг на землю.Она легла рядом с ним, положив свою голову ему на грудь. Его запах, смешанный с запахом земли, возбуждал в ней страсть, сравнимую с силой морской волны. Колдунья закрыла глаза. Где-то в дали запела птица.
"Странное время – рассвет. Время рождения, время добрых и злых начинаний" – сказал рыцарь и тоже закрыл глаза.
Они лежали рядом и думали о том, почему на земле не обходится без войны. Воюют короли, папы, вассалы, рабы, и только женщины и дети стоят где-то рядом, в стороне и плачут от горя.
Пусть он говорит что хочет, но любовь не даст нам разлучится. Всё покажет сегодняшний день. Она верила в силу магии.
Глава 15
Чтобы уйти прочь от измены Кристины, Митя следующим днём вылетел в Альбукерке, штат Нью-Мексико. В городе крапал дождь со снегом. Голые деревья трещали как струны, жалобно покачиваясь и пугая бродячих собак. Магазины ещё не открылись, а сонные таксисты жаловались на ночную выручку.
Митя заглянул в бумажник и поднял вверх брови: двести долларов было маловато для американских торговых точек,заваленных цветастым товаром со всего света.
Нагрянув в местную газету "Обозрение", Митя обещал издателям интересный материал о России, её финансовых биржевых точках и ратном подвиге русских маклеров. Редактор Билл Клеверс несколько раз несколько раз дружески похлопал русского гостя по плечу, при этом хваля его английский. Для Мити было вдвойне приятно это слышать, тем более, что язык он изучал самостоятельно.
Пообедав в недорогой забегаловке на деньги Клаверса, Митя снял номер в гостинице рядом с кинотеатром, выспался и принял душ. Погуляв с полчаса в городском парке, он постоял приятные мгновения, растёкшиеся в бесконечность, у памятника Мартину Лютеру Кингу и отправился к газетному киоске. Полноватая латиноамериканка протянула ему пачку из пяти газет, взяв за это пятнадцать долларов.
Сев на подсохшую скамейку, воспользовавшись улучшением погоды, Митя начал обзор газет с колонки объявлений. Он искал частные дома, готовые под найм для приезжих. В квадратной приятной газетёнке он обнаружил следующий пост: "ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СЕМЬЯ, УВЕРЕННАЯ В ЗАВТРАШНЕМ ДНЕ, СДАСТ ДЛЯ НЕ БЕДНОГО ГОСТЯ НАШЕГО ГОРОДА ЛЕТНИЙ ДОМИК РЯДОМ СО СВОИМ БУНГАЛО ДЛЯ НЕДОЛГОГО ПРОЖИВАНИЯ". Телефон семьи Брунов был обведён голубым овалом. Митя позвонил и договорился о встрече.
Бруны, чета довольно пожилых горожан, действительно выглядели абсолютно довольными жизнью. Глава семейства, полноватый Крис Брун, работал почтальоном десять лет, а после трудился на авторемонтной станции. Тереза Брун всю жизнь стирала бельё в местной больнице. Дочь, которую в семье называли "Солнце", возглавляла финансовый отдел мэрии и фактически кормила всю семью и рабочих, трудящихся на полях и страусоводческой ферме, принадлежащих Брунам. Родители "Солнце" боготворили.
Обговорив все детали сделки найма летнего домика, Митя и семья Брунов в полном составе, хлопнули по рукам. Домик был уютным добротным жилищем и здесь Митя планировал продвинуться в работе над романом. Первым делом подзарядив ноутбук, он отдался во власть творчеству.
…Оторвавшись от клавиш ноутбука. Митя подошёл к окошку домика и выглянул во двор усадьбы Брунов. В окне их большого коттеджа он увидел силуэт "Солнца", обворожительно сияющего блестками торжественного платья. Фигура девушки была безукоризненно соблазнительной. Платье было облегающее и смотрелось великолепно. Но, по-видимому, "Солнце" так не считала. Подошедшая сзади мать расстегнула девушке замок вдоль спины и "Солнце" продемонстрировала окну голубой бюстгальтер, заставив Митю затаить дыхание. Красные кружевные трусики вызвали у него неконтролируемую эрекцию. Чтобы лучше рассмотреть, Митя взял в руки театральный бинокль, который он забыл положить в тумбочку у письменного стола, и принялся разглядывать соблазнительную "Солнце" во всём её блеске…
В лазарет молодая колдунья пришла, когда ещё не пели первые петухи. Холодная луна слабо освещало содержимое помещения для больных. Она лишь видела обнажённые тела, застигнутые болезнью во всём её разнообразии. Рыцарь лежал на грубо отёсанных досках, пятым в ряду от окна. Он спал, расположившись на левом боку. Его равномерное дыхание успокоило девушку и она присела на чурбачок у постели, положив голову на руки, смотря на это великолепное тело, видевшее сны и полностью умиротворённое.
Спустя некоторое время рыцарь проснулся, привстал на ложе и улыбнулся, глядя в глаза колдунье.
– Мария, я рад тебя видеть, – он положил свою руку её на колени и погладил зелёное платье.
Девушка сонно зевнула и прошептала ему, прикрыв ладонью рот:
– Я люблю тебя, Себастьян.
Молодой человек, нисколько не смущаясь своей наготы, ушёл в дверь, а потом вернулся, обтираясь куском тряпицы, обводя ею всё своё тело, бугрившееся мышцами, до красноты кожи.
Некоторые проснувшиеся лазаретяне смущённо прикрывали свои нагие тела, увидев девушку, сидящую почти рядом и тёплым взглядом взирающую на их сослуживца. Орденом не разрешалось иметь половые сношения с женщинами, но ни для кого не было загадкой, как эти здоровые молодые воины справлялись с естественными нуждами. Не приветствовались лишь скандалы со слабым полом, за которые без промедления провинившиеся изгонялись из братства крестоносцев. Такие изгнанники становились бродягами, скитались по всему белому свету, грабя в лесах и пустырях одиноких путников, повозки мещан и почтовые экипажи. Всадники короля беспощадно расправлялись с тему, кто попадался в их руки и сотни и более таких лихих людей висели на деревьях, вызывая неудержимый страх на особо впечатлительных.
Восход июньского солнца входил в лазарет как заботливый гость. Сёстры милосердия губками омывали тела тяжел больных, кто-то мёл пол, где-то плескалась в бочках вода. Мария развернула узелок с съестным, рыцарь, бросая ей горячие взгляды, жадно откусывал мясо и хлеб, запивая водой из родника. Он рассказывал девушке,как снилась ему ливийская пустыня, караваны верблюдов и свистящий ветер, перекидывающий песок с места на место. Куда шёл этот караван, он не знал, но вспомнил, как его очень волновала картина шайки бедуинов, остановившая отряд Себастьяна и требовавшая еды и золота. Тогда произошла невероятно кровавая сеча, когда рыцаря едва не разрубили пополам. Его спас ветер, бросивший в глаза безумному бедуину горячий песок. Себастьян восславил тогда Непорочную Деву, обещая дать денег на восстановление часовни в честь Богоматери в своём родном городке Лоретрино.
Рассказав о сне, рыцарь спросил Марию, как идут дела у её семьи. Девушка печально рассказала об очередной пьяной выходке её отца: старик взлез на мельницу, каким то образом добрался до лопастей и ветер закрутил его до того мгновения, когда сумасбродный мещанин не рухнул в канаву с водой. Его, грязного и проклинавшего всё живое, доставили до дома, где жена, сухожилистая Марта, омыла вонючее тело и положила в постель. У старика был жар и он всю ночь бредил.
Себастьян молча опустил глаза, отдал остатки еды колдунье и лёг, закинув руки за голову. Он представил, как девушка, сидящая рядом с ним, во мраке летней ночи плескалась у водопада, и прекрасное молодое тело возбудило его ум. Все мысли куда-то ушли, осталось лишь это видение, самое соблазнительное что есть в этом мире.
Он так и уснул, заботливо накрытый овечьей шкурой, и его громкому храпу вторили десятки других. Никто не знал, чем болел Себастьян, никто не мог твёрдо сказать, когда он присоединиться к армии Ордена, но мало кто сомневался, что не останется его тело безымянно погребённым под Иерусалимом. Из-за одного отставшего воина сражение не откладывается: кровь, которая должна пролиться – непременно прольётся. Не твоя, так другая.
Закончив очередную главу "Подслушанной страсти", Митя побрился, обтёрся жёстким полотенцем, основательно оглядев себя в зеркале. Ему нравился этот бодрый человек, не опустивший руки из-за измены жены, пусть даже и гражданской. Твёрдый камень не одолеет ни какая вода, какая бы она не была бурной.
Митя одел лёгкое пальто и вышел во двор, ослеплённый осенним солнцем. У дома Брунов суетились рабочие. Усатый мужчина в сине-жёлтой униформе методично раздавал распоряжения.
– Добрый день, соседка, – приветствовал девушку Митя и сел рядом.
Побродив вокруг коттеджа, Митя спустился по дорожке из гальки к великолепной полянке, не по-природному ровной. Не вдалеке располагался пруд. У пруда сидела "Солнце", читала книгу, держа её в перчатках. Уютно устроившись на колесе от трактора, девушка даже не заметила, как к ней подошёл русский начинающий писатель.
Они говорили о мире, измученном войнами и голодом; о книгах, волнующих умы интеллигенции; о том, за что надо любить и как… Обычный разговор двух пытливых душ. Они смотрел в глаза друг другу и вера в открытость и доверие укреплялась в них.
Перейдя на "ты", они застали карнавал сверкающего неба. Зачем куда-то торопиться, когда рядом с тобой есть человек, понимающий тебя и сочувствующий тебе.
Их первый поцелуй был более похож на ласки двух школьников, нежели познавших все превратности любви людей, если и не умудрённых опытом, то точно понимающих свои ошибки и слабости.
"Солнце" поведала Мите, что обожглась в любви как на молоке, влюбившись в учителя физики и отдавшись ему без всякой задней мысли. Она тогда разочаровалась во всём мужском племени.
– Нельзя по одному человеку делать выводы обо всём человечестве, – сказал Митя. – Миллиарды живых сердец содержат в себе индивидуальность.
Они, обнявшись, покинули пруд, прошли поляну с засохшей травой и бороздами от колёс грузовиков, по дорожке из всё той же гальки (самым популярным покрытием американских просёлочных дорог), они направились к коттеджу семьи Брунов, вошли в жилище Мити и предались страстному поглощению друг друга. Тело Мити было измученно отказыванием в естественных половых потребностях, а потому было так жадно и напряжено, что он словно сошёл с ума: движения его были рваными и сумбурными, глаза окрасились в красные прожилки и из кожных пор выступил пот.
– Мне ещё никогда не было так хорошо, – воскликнула девушка, обвив ногами тело Мити.