Записки лесника - Андрей Меркин 10 стр.


На фоне группы, одетой в "фирму", это был явный моветон.

Но все люди разные, особенно выделялась холёная барышня лет тридцати пяти, вся из себя кобылистая и жеманно-неприступная.

По прилёту, уже в отеле, нас расселили с эти мужичком в один номер. Там и познакомились поближе.

Его звали Дмитрий, а работал он Главным инженером одного крупного строительного треста.

Вот тут явление первое.

Хоп – из рукава смешной куртки достаются четыре литровых пузыря водки и 10 банок чёрной икры в стекле.

– Ни хуя себе!

Сам провёз только разрешённую норму этой шняги.

Через некоторое время к нам в номер вежливо постучали финские фарцовщики и всё это скупили, по вполне себе приличной цене в финских марках.

Вопрос с баблом был решён – теперь надо было его отбить.

Последние дни поездки жили в Хельсинки, перед заселением в отель "Хилтон" вызывают меня к себе комитетчик и старший группы и вручают крупную сумму в валюте, чтобы я купил на проспекте Маннергейма для всей группы двухкассетные магнитофоны – в простонародье "балалайки".

Одного меня не пустили, пошла вся группа – там я отбазарил хорошую цену, и сел проверять все маги – было много брака.

Всё проверил, а ещё договорился с хозяином магазина, чтобы аппаратуру нам подвезли прямо в аэропорт, чтобы не платить налог.

Вся группа в ахуе от такой радости, особенно кобылистая и жеманно-неприступная, которую звали Наталья.

Старший группы и комитетский обещают мне положительный "сюрприз".

Всю поездку я пытался безуспешно "пробить" Наталью на близость, но она была неприступна, как утёс.

Да и ваш покорный слуга, честно говоря, был слишком шибздиковат и мелок для такой шикарной дамы.

Но "человек предполагает, а Бог располагает", в чём я очень скоро убедился.

В отеле меня и Дмитрия отозвало в сторону наше руководство и под большим секретом, чтобы группа не буянила, вручило нам ключи…от люкса!

– Ну и "сюрприз", не обманул, комитетчик – только успел подумать, как…

Вот тут явление второе.

В шикарном двухкомнатном люксе оказалась ещё и двухместная сауна, которую мы оба, как нормальные советские люди, видели первый раз в жизни.

Вызвали портье, который быстро обучил, как пользоваться этим чудом финского прорыва.

А до кучи сообщил, что мини-бар входит в стоимость люкса, и мы можем пить это чудесное баночное пиво, есть эти солёные орешки, пить эти маленькие многочисленные бутылочки "мерзавчики".

На радостях мы с Дмитрием сделали десять подряд заходов в сауну, перемежая всё это опустошением мини-бара.

В промежутках разрабатывались коварные планы по соблазнению Натальи и её соседки по номеру, она тоже была не прочь "повеселиться" с главным инженером.

Вставило нас так, что мало не покажется. А всё по незнайке.

После десятого захода Дмитрий показывает какую-то надпись, мелко вырезанную прямо на второй полке.

Спартаковский ромб – и, как всегда – ""Спартак"-чемпион".

Меня слегка шатнуло, но глазёнки ещё больше сузились, а выражение лица стало квадратно-гнездовым.

Зовём портье – он сообщает:

– Не далее, как год назад в этом люксе проживала делегация "солидных господ" из Москвы.

Более он ничего не сказал, но окинул нас тревожным взглядом и как-то недобро сощурился.

Но значение мы этому не предали – и зря это сделали.

По ходу нас так развезло, что мы отрубились на кроватях и провалились в бездну.

И вот сквозь полусон-полуявь вижу, что прямо передо мной "соткался из жирного воздуха", как на Патриарших Прудах – но не Фагот…

Это был Спартак – собственной персоной знаменитый Кирк Дуглас, известный также как Иссур Данилович Демский.

Культовый фильм Стенли Кубрика "Спартак" я видел раз десять, поэтому без труда признал Гладиатора.

В левой руке щит и лёгкий дротик.

На щите надпись на русском:

– Смерть врагам!

Тут Данилович каа-аак замахнулся мечом… и чик прямо мне по голове.

И ещё метнул дротик, прямо в солнечное сплетение.

Меня подбросило на кровати метра на два и я вынырнул из небытия, мокрый, как мышь.

Холодный пот ручьями стекал на одеяло, надпись "Хилтон" хитро подмигнула и сделала мне "козу".

Вот тут явление третье.

Гляжу, а Дмитрий тоже сидит на кровати – щщи перекошены от страха, вокруг него всё мокро.

– Что это было?

– Ты тоже это видел? – говорю я…

– Откуда тут этот Спартак? – лопочет Дмитрий и в страхе начинает заглядывать под кровать.

Снова вызываем портье и рассказываем ему всю эту историю.

Он ничуть не удивился, а с лёгкой улыбкой поведал нам:

– В этом самом номере пару лет назад жил… Майкл Дуглас – уже тогда плотно подсевший на кокаин.

– Все видели, как к нему приезжал отец, и они сильно ругались.

– После одного скандала Данилович с криками и проклятьями выбежал из номера, на что сынок даже не среагировал.

– С тех самых пор всё и началось, – закончил портье…

– Что началось, – спросили мы.

Но и так было понятно – пить надо меньше. И париться в сауне тоже, ага.

Про Гладиатора оба решили стыдливо молчать, чтобы не прослыть сумасшедшими, даже в глазах друг друга.

Пришли в себя мы не скоро, смотрим – а время-то всего ничего, нет ещё и семи вечера.

То есть пить и париться мы начали ещё днём.

Ничего себе!

Тут мудрый и опытный Дмитрий говорит:

– Чтобы покорить девушку – надо её удивить.

– Иди, пригласи Наталью в сауну, а я так и быть, "займу" её подругу у неё в номере.

Когда Наталья увидела люкс с сауной, то изумилась не меньше чем я утром на заселенье.

Как опытный "банщик" включил сауну, камушки нагрелись,…и мы ушли париться.

– Остальное дело техники – как говорил Лёлик.

Всё у нас славно вышло, хоть и трусил я не по-детски – ещё бы, такая дама!

Уже вечером, одеваясь возле зеркала, Наталья спросила:

– А что это за штукатурка на полу?

Я посмотрел на пол и увидел белую, как снег штукатурку и лёгкий гладиаторский дротик, прямо у себя под кроватью.

Мне стало плохо, я упал в объятия Натальи.

На другое утро мы улетали в Москву, комитетчик не отходил от меня.

Пришлось его успокоить, что расставание с Родиной не входит в мои планы.

Это я, конечно, погорячился.

В следующий раз попал в Хельсинки только через двадцать лет.

Барахолка

Первая в стране барахолка открылась в Туле в начале восьмидесятых годов. Официально там можно было продавать только старые вещи.

Те, кто на свой страх и риск продавал новые тряпки, могли запросто получить срок за спекуляцию.

Местные менты никого не щадили и несколько знакомых из Москвы схлопотали срок по статье.

Но мы пошли не таким путём, следуя ленинским заветам.

Набирали на комиссию старых шмоток, где только можно и нельзя.

Набиралось несколько сумок и чемодан в придачу. Затем брали водителя с машиной и таких же, как я спекулянтов поношенным тряпьём и неудобоваримым хламом.

Продать там можно было абсолютно всё.

Уже с четырёх утра начинали ходить люди с фонариками, которые пытливо заглядывали в твои сумки и спрашивали:

– Чем порадуешь, мил человек?

А радовать было чем…

На многочисленных столах и полатях рынка были выложены живописные кучки… ржавых гвоздей и заскорузлых шурупов.

Рядом, как на выставке, лежали кучки из ношенных бюстгальтеров и стираных женских трусов "с начёсом".

Весь этот эксклюзивный товар, как ни странно, находил своего покупателя.

Подозрительного вида старьёвщики и старьевщицы сгружали всё это добро в свои бездонные сумки и растворялись в утреннем морозце, как английские приведения из старинных замков.

Казалось, что мир перевернулся, и такое гавно не может быть никому нужно.

Но нет!

Всё это уходило на благо дальнейшей переработки и всплывало частями в совершенно неожиданных вариантах ширпотреба и подпольной тогда ещё кооперации.

Но не трусами едиными и ржавыми гвоздями, дорогие друзья!

Ношеные джинсы и свитера, особенно с заграничными этикетками, сапоги женские, ботинки "прощай, молодость", шапки из бедных животных, потёртые на лбу и возле ушей – всё это было бомбовым товаром и долго не залёживалось на грязных деревянных столах.

Была лютая и холодная зима. Выехали на "Жигулях" первой модели, водитель Лёня был очень весел и блестел глазами.

Меня это насторожило. Вместе с нами ехали три девицы, которые забили машину под самую завязку, даже багажник на крыше еле вместил огромные чемоданы и коробки с вещами и товарами ширпотреба.

Всю дорогу Лёня прикладывался к бутылочке, а километрах в тридцати от

Тулы задремал за рулём. Машина встала и заглохла.

Бабы в истерике, я водить не умел и не умею до сих пор, женщины тем более.

Лёня пьян в жопу и храпит – редкостный еблан оказался.

Машина явно сломана.

Ночь, мороз, темень.

Выхожу на дорогу и начинаю тормозить проезжающие фуры.

Останавливается дальнобойщик, поднимает крышку капота и ставит диагноз:

– Слетел ремень вентилятора, но не порвался – его можно поставить на место.

– Срезало болт, который крепит вентилятор – болт называется "храповик", если завинтить его на место, то можно медленно доехать до Тулы.

– А там уже загонишь машину на сервис.

– Впрочем, подойдёт любой, похожий на "храповик" болт или большая гайка.

– Надо ловить другие машины, у меня ничего похожего нет, – и уезжает.

И вот, друзья, выхожу на дорогу и начинаю тормозить всё подряд.

Хорошо еще, что в валенках и тулупе – иначе пиздец здоровью.

Но ни у кого нет ни винтов, ни гаек.

Наконец повезло, один дальнобойщик открыл железный чемоданчик – там было много разных болтов, очень похожих на "храповик".

И вот я, у которого руки под хуй заточены по жизни, беру в руки инструмент и на лютом холоде и почти в темноте ставлю ремень на место и путём героических усилий наживляю этот ёбаный "храповик".

Осталось проверить, поедёт ли машина и проспался ли Лёня.

Вся эта эпопея заняла часа два, начало светать. Бабы и я выволакиваем Лёню из машины и макаем мордой в грязный придорожный снег.

Очухался, сукин сын!

Машина дрожит, пердит, дрыгается, и – о чудо – заводится, и мы медленно, но всё-таки доезжаем до барахолки, где уже полным ходом идёт торговля говном вселенского масштаба.

Лёня уезжает на сервис и к вечеру возвращается совершенно трезвым и с рабочим транспортом. Машина готова к обратному пробегу.

Мои попутчицы заявляют:

– Никаких денег ты, Лёня, не получишь – даже за бензин!

И грозятся разодрать ему в кровь всё его наглое лицо коренной национальности.

Торговля прошла успешно, продали почти всё.

На радостях покупаем пойло, и уже обратная картина – трезвый водитель везёт нас пьяных.

Чувствую себя героем автосервиса и спасителем несчастных женщин.

В качестве благодарности все три девицы предлагают "дать" мне чисто из благодарности, за их спасённые от лютого мороза женские прелести.

Благородно отказываюсь:

– Я не такой!

Хотя после водки в башке были разброд и шатания. Решил до конца играть роль спасителя.

Эх, зря я это сделал!

Больше такого случая не представилось, а девицы сказали:

– Ну и дурак!

Дед Мороз

На Новый год подрабатывал Дедом Морозом. Наши смежники, тоже из бытового обслуживания населения, набирали работников на праздники.

Как своего рода коллегу, меня приняли с почётом.

Выделили Снегурочку и постоянное такси от автопарка с водителем.

Основной контингент составляли студенты, которые к вечеру нажирались практически в жопу.

И, как следствие, очень большое количество жалоб от населения.

Жалоба в службе быта – самое страшное.

Вместо того, что поздравлять детишек, эти Дедушки Морозы пили водку и вино на всех заказах, где наливали.

А наливали везде.

Снегурочка попалась боевая, решили целеустремлённо не пить ни грамма, а косить бабло.

Таксисту чуть-чуть доплачивали из "левых" денег, и он, как угорелый, возил нас по Москве, успевая за день сделать с нами до тридцати-сорока поздравлений – от нищих Текстильщиков до зажиточного Ленинского проспекта.

Основные деньги шли за поздравления без квитанций.

Приезжаем в квартиру.

Выходит мамаша, которая кудахчет, как курица-наседка.

Я строго беру в руки квитанцию и говорю голосом кота Матроскина:

– "По квитанции корова рыжая, одна".

– А Вы, мамаша, привели четырёх детишек!

– Так это же соседские детишки, а вам жалко, что ли поздравить?

– Оформляйте квитанцию в установленном порядке, тогда и поздравим!

От возмущения накладная борода начинает шевелиться.

Видя, что бесполезно, мамаша отдает мятые деньги, приготовленные заранее.

Говорю Снегурочке:

– Можно начинать поздравления.

Водим хоровод и читаем стишки, детишки довольны – мамаши и иже с ними смахивают скупую слезу.

В коридоре предлагает махнуть стакан водки:

– За счастливый Новый год!

А вот уж нет, дорогие друзья – давайте-ка лучше с собой сухим пайком.

Бутылочка "Столичной" плавно перекочевывает в бездонную сумку Снегурочки.

К позднему вечеру набирается приличное количество спиртного.

Наш таксист подвозит нас прямо к таксопарку, где его дружки-таксисты принимают водку за наличные с большой радостью и пролетарским воодушевлением.

Когда возвращаемся на базу, то узнаем от начальницы неприятную весть:

– Целых четыре жалобы.

– Деды Морозы напились, как свиньи, детишки не поздравлены…

Мы совершенно бесплатно выезжаем на эти жалобы.

Конфликты погашены, все довольны.

Работники службы быта не остались в долгу, и на другое утро мы получили наряд на сорок поздравлений, причём все в районе Ленинского проспекта.

Там проживала очень солидная публика, много иностранцев.

Да и "левых" детишек там было с лихвой, за них платили – "чёрным налом" и не торгуясь.

В первых числах января работа заканчивалась. Наш заработок со Снегурочкой сопоставим с полугодовой зарплатой, таксист тоже доволен.

Официальная зарплата от закрытых "нарядов" тоже весьма внушительна.

На прощание начальница лезет целоваться прямо в засос и зовёт работать на следующий Новый год, причём в обязательном порядке.

Возвращаюсь на комбинат по ремонту квартир.

Шура и Мура встречают меня стихами:

– Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты, ты подарки нам принёс?..

Окончание стишка знают все и дружно предлагают мне проставиться за то, что почти десять дней работали вместо меня.

С радостью бегу в магазин – гуляет весь производственный отдел!

Организации

Получаю на работе массу писем от организаций, которые просят ремонт по безналичному расчёту.

На бланке "Кардиологического центра" подпись личного врача Брежнева.

Чазов Евгений Иванович.

Работы по ремонту выполняли различные подразделения, в каждом районе Москвы был свой цех по ремонту квартир.

И любой начальник цеха очень неохотно брал работы, которые проводились по безналичному расчёту.

Как нетрудно догадаться, спиздить там было намного сложнее.

Но "голь на выдумки хитра".

Приносит начальник цеха акт приёма работ по объекту "Кардиологический центр".

Ремонт полов на пять тысяч квадратных метров – сумма очень и очень большая.

Еду туда с проверкой, встречает заместитель Чазова по хозяйственной части.

От силы там на тысячу метров, остальное бабло украдено и тупо поделено.

Хотел погрозить дяде пальцем и призвать к порядку, но тот начинает хамит, орать и грозить.

Приезжаю на комбинат и иду в кабинет к Василию Васильевичу, Ольга Ивановна тоже там.

Директор, недолго думая, набирает телефон Чазова.

Меня при этом выгоняют в коридор – охладиться.

– Ну, ты, Андрюшенька, прямо Шерлок Холмс, – улыбается Ольга Ивановна.

Директор посылает меня снова в "Кардиоцентр" – прямо на встречу с Чазовым.

Евгений Иванович принимает у себя в кабинете, очень доброжелательно.

Угощает чаем с вареньем. Долго беседуем.

Меня, мелкого говнюка, принимает такой большой человек, приятно, чего уж там!

Вопрос решается очень быстро – акт приёма работ переделывается, заместитель Чазова получает пизды.

А наглого его соратника – начальника цеха, приструнивает директор.

Евгений Иванович даёт мне свою визитку:

– Звони, не стесняйся!

И ведь пришлось! Но тогда об этом и думать не мог.

Однажды директор дал задание поместить рекламу нашего комбината на бортах хоккейной коробки Дворца спорта в "Лужниках".

Приезжаю туда, меня быстренько посылают на хуй. Билеты на хоккей нужны всем, и всякие ремонты у них проходят без проблем.

Благо наш комбинат не один на всю Москву.

Но мы не ищем лёгких путей.

На счастье, приходит письмо от начальника хозяйственного отдела Управления делами ЦК КПСС.

Нужен ремонт полов и дверей в его личном кабинете.

Брошены лучшие силы и в кратчайшие сроки, под моим личным контролем, проведён блестящий ремонт.

Напрашиваюсь на приём к этому начальнику, глажу брюки, чищу ботинки, приезжаю на Старую площадь.

Прапорщик сурово проверяет мой паспорт:

– Может, я шпион и враг народа?

Наконец попадаю в кабинет начальника. Размер кабинета огромен и бездонен, как море.

На самой дальней стене карта СССР, на столе штук пять кремлёвских "вертушек".

Излагаю суть вопроса:

– Прошу вас помочь с рекламой на хоккее.

Управделами ЦК, видно, доволен ремонтом и набирает "вертушку".

На другом конце провода первый секретарь райкома партии, того района, где расположен Дворец спорта.

– Как там твоя фамилия?

– А как твой комбинат называется?

– Давай иди – вопрос твой решён положительно!

– Ишь ты, молодой, а такой шустрый, – одобрительно говорит морда из ЦК.

Вдыхаю воздух поглубже…

– А можно вашу визитку?

Морда удивлённо смотрит, но визитку даёт.

– Где у вас буфет? – мой пропуск заканчивается через полтора часа…

– Пойдёшь по коридору, там налево – на лифте на третий этаж.

В буфете народу очень мало, чинные чинуши из ЦК важно пьют компот и клюквенный морс.

Некоторые даже откушивают парную телятину и белужью икру.

Все расценки в буфете на уровне 1937 года. Максимальная цена любой порции не превышает двадцать пять копеек.

Плачу за всё меньше рубля и осторожно сажусь за дальний столик. Налегаю на уху из стерляди, пирожки – расстегаи, чёрную икорку, свежую клубнику в марте.

Порция осетрины на вертеле уже плохо идёт.

По Москве ходили слухи о чудесах буфета на Старой площади, но чтобы так!

Слуги народа уже давно построили для себя коммунизм.

На другой день я поехал во Дворец спорта, приём был совсем другим.

Назад Дальше