Буквально на следующий хоккейный матч реклама комбината гордо реяла, как стяг, на бортах хоккейной коробки.
Довольный директор выписал премию и доложил "наверх" не без гордости.
Так про наш комбинат узнала вся страна.
– Ура, товарищи!
Кооператив
Наступила пора кооперации, ускорения, перестройки, перестрелки. Новый директор "дядя" меня не жаловал, часто думал о смене работы.
Сдружился с начальником цеха Ленинского района Москвы.
Он один из первых открыл в городе кооператив по ремонту квартир и позвал меня к себе в заместители.
Недолго раздумывая, я согласился. Так начался новый этап бытового обслуживания населения.
Владимир Иванович Войченко был совершенно бесподобный человек.
Почти как Ленин. В жилах его текла немецкая, русская, украинская, еврейская, шведская, чувашская кровь.
Умный и решительный человек, он умел решать любые вопросы и делать деньги практически из воздуха.
Имел большие связи среди руководителей района, во всех сферах деятельности.
Поначалу нам дали небольшой полуподвал, но просидели мы там недолго.
Через полгода перебрались на одну из центральных улиц района, где получили большое и просторное помещение.
Как заместитель, я делал всю работу, которую на комбинате выполняли примерно десять человек.
Всех своих знакомых из различных "организаций" потихонечку перетянул к нам.
Заказы пошли рекой. У нас без волокиты и бюрократии ремонтировались любые полы и двери.
Владимир Иванович дружил с начальником районного отделения банка.
И тот без проблем обналичивал любые суммы от организаций, которые поступали на наш расчётный счёт.
Помимо этого, я исполнял функции начальника отдела кадров и завхоза.
Самое тяжёлое было получить телефонные номера.
На телефонной станции всё решал главный инженер. Оказался человек понятливый и любящий наличные деньги.
После короткого, но интенсивного торга было получено добро на целых семь телефонных номеров.
Событие, прямо скажем, незаурядное.
– А кабель телефонный ищи сам, – уже в дверях добавил главный инженер.
И закрыл дверь изнутри.
За кабелем поехал прямо на завод в Рязанскую область. Войченко дал машину с водителем, денег на расходы и наказал без кабеля не приезжать.
На заводе кабеля нет.
– Директор в отпуске, главный инженер болеет, заместитель уехал в райком.
Но кладовщик-то жив, курилка!
На складе восседает опухшая от водяры тётка с животом, который плавно переходит в сиськи пятого размера.
– А, кооператор, кровосос, – встречает тётка и дышит перегаром прямо в лицо.
– Кабеля нет, и не будет – нужно письмо из министерства связи СССР.
Но и я не лыком шит.
Раз! Из кармана появляется банка красной икры.
Два! Из пакета бутылка водки из "Берёзки".
Три! Покраснев, как первоклашка, застенчиво предлагаю тётке денежные билеты Госбанка СССР.
Водку и икру тётка взяла, не моргнув глазом, от денег подозрительно отказалась и посоветовала заехать через недельку.
– Меня с работы уволят, если кабеля не достану!
Тётка уходит в другой отсек склада и говорит:
– Жди тут.
Возвращается навеселе, с большим мотком кабеля наперевес.
– Держи, кооператор – мы в Рязани тоже люди, – тётка уже еле ворочает языком.
– Неужели весь пузырь выжрала?
– Ну дела…
Кабель оказывается тяжёлым, зову водителя и мы радостно загружаем его в багажник.
Скоро у председателя кооператива появляется телефон, у меня тоже.
Теперь нужно достать большой стол для заседаний – такой, как у министров в кино.
На мебельной фабрике заказы на такие столы расписаны на три года вперёд.
Надо ехать в министерство и получать специальное разрешение для внепланового заказа.
Этим ведает начальник одного из управлений.
"Лицо кавказской национальности". Вопрос с деньгами лицо решило давно.
– Для кооперативов разнарядки нет и не будет.
Секретарша оказалась милой девушкой и за шоколадку рассказала:
– У начальника больная сестра – ей нужно лечение в "Кардиоцентре".
– А мест там нет, даже для начальника управления из министерства…
Записываюсь на приём через неделю, а сам еду в кооператив и звоню Чазову.
Евгений Иванович узнал, как ни странно, и долго смеялся над моей комбинацией.
– Ладно, пусть будет "министерский" стол у твоего председателя.
– Организуем лечение для родственников этого начальника.
Начальник "по столам", как "лицо кавказской национальности", был человек горячий и после того, как я ему изложил разговор с Чазовым, подписал мне письмо с пометкой:
– Срочно, на личном контроле у министра!
На фабрике заказ выполнили очень быстро, и уже через месяц Владимир Иванович восседал во главе стола, как царь.
До кучи было изготовлено много стульев и одно большое центральное кресло для председателя.
Когда к нам в гости пришёл первый секретарь райкома партии, то он был поражён размером стола:
– Такого большого и длинного даже у меня нет!
Умный Войченко быстро парировал:
– А у вас всё равно стол лучше!
– Дубовый и прочный.
– А мой так себе, клееная древесина.
Владимир Иванович соврал. Стол был из бука.
И предложил выпить армянского коньячка, первый секретарь не заставил себя уговаривать.
По совместительству исполнял обязанности начальника отдела кадров.
Для этого нужны были чистые бланки трудовых книжек.
В министерстве трудовые книжки были, но мне их давать категорически отказались, ссылаясь на какое-то мудрёное постановление.
Но, в отличие от кабельного завода, денежные билеты Госбанка СССР тут очень любили и после недолгих уговоров мне удалось получить новенькую упаковку трудовых книжек и вкладышей к ним.
Работа в кооперативе закипела со страшной силой.
Мы набирали обороты, полы и двери ремонтировались, организации были довольны нашими услугами, зарплата и благосостояние моё и Владимира Ивановича росли, как на дрожжах.
Женский "Спартак" (Москва)
Вызывает Войченко к себе в кабинет и, выглядывая из-за немеряного стола, говорит:
– В приёмной сидит кекс в мятом костюме.
– Это тренер московского "Спартака" – футбольной женской команды.
– Займись и реши вопрос!
Заходим с кексом в мой кабинет, фамилию его за давностью лет забыл, и он мне с подхода кладёт на стол факс.
В те времена это было очень круто и замысловато.
– Факс из клуба "Милан" за подписью президента Сильвио Берлускони!
Я слегка ошарашен и стал во фрунт.
А кекс, похабно улыбнувшись, продолжает сладко петь:
– Наш форвард Надежда Григорьева, одна из ведущих в Европе, её сам "Милан" хочет купить.
Я смотрю на портрет Михаила Сергеевича Горбачёва и отдаю честь, тихонько напевая про себя гимн Родины.
Далее стос достаёт сальный листок бумаги и показывает, сколько надо денег на содержание команды – цифры даже по тем бедовым временам были немалые, в деревянных.
Тут же сдвоенные фамилии баб с цифирью.
– Зачем они у тебя по парам разбиты?
– Если это не игроки основы – лишние расходы.
– А некоторые фамилии баб вообще поодиночке – чего вдруг?
Победоносно блеснув рыжей фиксой, дядя даёт полный расклад:
– Поодиночке – это соски, чтобы до игры отсосали у судей и прочих проверяющих и нужных людей.
– Зарплата – по степени профессионализма сосания и градации заглота.
– Без них никак нельзя.
– Дают результат…
– Парами – это лесбиянки, у тех, что зарплата повыше – основа, она в основном лижет, в остатке – низ.
Их разбивать ну никак нельзя!
Ну и так далее…
Короче просил много денег, чтобы команду спонсировал Войченко.
Владимир Иванович футбол и лесбиянство не любил и денег не дал, больше я с женским футболом не сталкивался.
Вызов
Наступила заключительная пора перестройки-перестрелки. Летом 1989 года поехали с Войченко и жёнами отдыхать в Юрмалу. Жили в гостинице "Юрмала". По какой-то там профсоюзной путёвке. Тогда туда входило и питание в ресторане три раза. А сажали кушать за один и тот же столик.
И вот так получилось, что нас усадили за один столик с Цоем и его супругой. Он тогда уже был "звезда" в полный рост, а ваш покорный слуга, как и 20 лет спустя, никто и звать меня никак. Мы сильно стеснялись, но напрасно. Виктор был высокого роста, почти под два метра. Его спутница тоже высокая, худая и интересная женщина. За столом общались дежурными фразами:
– Приятного аппетита.
– Спасибо.
Цой был абсолютно без звездняка, простой и дружелюбный парень.
Через день после моего дня рождения "Спартак" играл с "Днепром". Как раз пришли ужинать.
В холле стоял телефон-автомат, и я раза три-четыре бегал звонить по коду в Москву, узнавал счёт.
"Спартак" выиграл, а жена успела рассказать Цою:
– Ненормальный и повёрнут на московском "Спартаке".
Когда я вернулся радостный, то Виктор сказал:
– Хорошо, что у вас муж ненормальный, пусть даже от футбола.
– В жизни надо быть на чём-то помешанным в хорошем смысле этого слова.
Сам он футболом абсолютно не интересовался.
Воздух в Юрмале был замечательный, и мы часто гуляли с Владимиром Иванычем на свежем воздухе.
– Не пора ли тебе уехать? – вдруг спросил Войченко.
Мысль об эмиграции посещала меня давно, но как-то не мог придать ей окончательной формулировки.
– Где же взять вызов?
– Да и в Америку уже не пускают…
Войченко прищурился по-ленински, с хитринкой и сказал:
– Для начала поедешь в Израиль, а с вызовом я тебе помогу.
Когда вернулись в Москву, то он познакомил меня с одним очень интересным челом.
Он как раз собирался в Нью-Йорк по приглашению к родственникам.
Чела звали Ёся Загзун.
– Почти Иосиф Кобзон, – подумал я.
Ёся просто и непринуждённо поведал мне про изготовление вызовов русскими эмигрантами на Бруклине.
Настоящий израильский вызов от "Сохнута" получить было малореально, поэтому большинство уезжающих из страны сдавало в ОВИР точную его копию, сделанную мастерами русско-еврейской эмиграции США.
Цену он сложил немалую, но слово своё сдержал.
Не прошло и двух недель, как Загзун приехал в Штаты, а почтальон уже вручил мне заказное письмо.
В нём лежал новенький и пахнущий типографией вызов, со всеми печатями, подписями, заверениями нотариуса и написанный на иврите и английском одновременно.
Отдавать деньги, как было договорено, я поехал его старенькой маме.
Она долго охала и причитала, пересчитывала много раз, а на прощание пожелала:
– Зай гезунд унд махт парнос.
– Верх цинизма, – подумалось мне.
Ведь о Германии я тогда даже не мечтал.
Документы в ОВИР сдал без проблем и стал ждать разрешения на выезд.
Уезжали тогда все, ну, как все. Очень многие из моих знакомых, как сумасшедшие, валили из СССР.
Не было недели, чтобы кто-нибудь не уехал в Израиль на ПМЖ.
Планы у всех были грандиозные, а конечной точкой прибытия называлась вожделенная Америка.
Все хотели попасть именно туда, а Землю обетованную рассматривали исключительно как трамплин.
Шёл месяц за месяцем, я продолжал работать в кооперативе, но долгожданная открытка из ОВИРа так и не приходила.
Обычно процедура оформления занимала месяц, от силы два, но у меня прошло уже полгода.
Женщина-капитан, которая вела моё дело, только сокрушённо качала головой и говорила:
– Надо ждать.
Удалось уговорить её пойти в ресторан. Там за рюмкой чая и узнал кое-какие подробности.
Родители давно были на пенсии, но прежняя работа оставляла за ними какую-то непонятную завесу секретности.
И вот пока всё это не было проверено, не могло быть никакой речи о моём отъезде.
На мой вопрос:
– А нельзя ли это как-нибудь ускорить? – симпатичная капитанша отрицательно покачала головой.
Когда провожал её до дома, то было видно, что мы симпатизируем друг другу, если не сказать больше.
– Лучшее – враг хорошего, – подумал я и решил не искушать судьбу.
И оказался прав.
Открытка пришла ровно через неделю.
Настало время отказываться от гражданства СССР.
Удовольствие оказалось не из дешёвых. Отстояв огромную очередь, сдал в доход государства почти "косарь" и получил квитанцию.
С этой квитанцией отправился в ОВИР, где мне вручили зелёную бумажку под названием "полувиза".
В обмен на общегражданский паспорт, который пришлось сдать.
Теперь в эту зелёную бумажку требовалось получить транзитную венгерскую и въездную израильскую визы.
В Голландском посольстве – там находился израильский консулат, стояли огромные очереди.
Надо было отмечаться в каких-то списках и ходить на переклички, чтобы получить заветный номерок, который давал право на приём к консулу.
Но мир не без добрых людей. Возле очереди крутились сомнительного вида личности.
За некоторую сумму в рублях они готовы были решить все ваши проблемы.
Недолго думая, отдал личностям деньги, а взамен получил номерок "на завтра".
Приближался день отлёта из Шереметьева.
Сборы в дорогу были недолгими, и вот обменяв по курсу разрешённые сто пятьдесят долларов, я выдвигаюсь в сторону государственной границы.
Пограничник с добрым лицом Цербера буравит меня глазами – печать в "полувизу", и самолёт берёт курс на Будапешт.
Так я покинул Родину и начался путь эмиграции. Впереди было недолгое пребывание в Израиле, стремительный марш-бросок в Берлин.
Я смотрел в окно иллюминатора, Москва наклонилась на бок и сделала мне ручкой.
Наступали новые и, возможно, лучшие времена, которые нам обещал ещё Остап Бендер.
Где-то далеко остались Сокольники, Войченко, московский "Спартак" и вся жизнь в Советском Союзе.
Часть вторая
Записки "лесника"
Будапешт три
Автобус подогнали прямо к борту самолёта, там нас встречали автоматчики. Рядом суетился представитель "Сохнута" на пейсах и длинном лапсердаке.
Он натужно улыбался и предложил нам проехать к месту передислокации.
Замок, где мы разместились, тоже охранялся – боялись террористических актов.
Но всё-таки удалось выйти в город и пройтись по Будапешту.
Очень красиво, июнь месяц – тепло и солнечно.
Множество людей прогуливалось по центру, и никому их них не было дела до меня.
Всё это было очень тревожно и хотелось поскорее сесть в израильский самолёт и оказаться в Тель-Авиве.
Через плечо весела небольшая сумка, набитая икрой и сигарами. Всё добро удалось пронести через таможню в "Шереметьево".
Пока таможенник досматривал чемодан, Войченко ногой пропихнул сумку мимо него и стойки с досмотром.
Сумка сиротливо застряла на полупозиции зала, но я быстренько догнал её и бережно взял на руки.
Увидел витрину рыбного магазина, и, отбросив сомнения, открыл дверь.
Навстречу вышел хозяин, лицо его показалось знакомым.
На ломаном английском пытался что-то спросить, но тот вдруг на русском выпалил:
– Андрюшка!!!
Оказалось, что это бывший секретарь райкома того района Будапешта, где я лихо отплясывал чардаш с Марженкой Каня.
После бархатной Венгерской революции он забросил коммунизм и пролетарский интернационализм и пошёл работать в частный сектор.
Обеспечивать венгерский народ, и не только его, икоркой и прочими морскими деликатесами.
Встреча оказалась настолько радостной и неожиданной, что бывший отнюдь не сентиментальный коммунист чуть не прослезился.
– Вот что чардаш животворящий делает, – подумал я – и сгрузил ему на стол почти два десятка банок отборной белужьей чёрной икры в стекле.
Цену бывший секретарь дал отличную, да ещё вместо форинтов – в американских долларах.
Для полноты картины он также купил все кубинские сигары.
Деревянные коробки с табачными изделиями плавно перешли из рук эмигранта в руки братского – или уже нет? – венгерского народа.
На посошок мы выпили ещё по соточке и я вернулся в замок с автоматчиками.
Пейсатый "сохнутовец" радостно сообщил:
– Таки завтра утром мы вылетаем на историческую Родину!
Баксы хрустели, я храпел – Земля обетованная была всё ближе и ближе.
Помойки на дорогах
В аэропорту Бен Гуриона опять автоматчики. Да что же это такое! Проходим в зал ожидания, и начинается процедура оформления гражданства.
Причём по израильским законам это происходит прямо в здании аэровокзала.
Напротив меня сидит дядя с непроницаемым лицом. Говорит по-русски.
На лбу так и написано – "Моссад".
Беседа идёт долго – вопросов масса.
От вопроса "Вы в каком полку служили?" – до правильного ответа, как звали жену командира дивизии.
Серьёзные ребята, подумал я, а мужичок так и сверлил меня глазами.
Казалось ещё вот-вот, и он попросит снять меня штаны и проверит член на предмет обрезания крайней плоти.
Но пронесло…
Прошло почти семь часов и уже под вечер мне торжественно дают бумажку, где написан номер удостоверения личности.
Тот же дядя из "Моссада" поздравляет с получением израильского гражданства.
Затем сажают в такси, и машина везёт меня в сторону Тель-Авива.
По дороге начинают закрадываться первые сомнения.
Слишком много помоек по обеим сторонам дороги, слишком мало света.
Всё тускло и серо, обшарпанные здания и помойки – на всём пути следования.
Таксист оказался русским, чему я уже не удивился, и предложил ехать не в Тель-Авив, а в его пригород – Герцлию.
Поездку оплачивал "Сохнут" – я согласился, и таксист привёз меня в гостиницу.
Вместе с бумажкой о гражданстве выдали небольшую сумму наличными, да ещё и хозяйка гостиницы оказалась родственницей таксиста.
Утром она отвела меня на окраину города, где познакомила с симпатичным молодым человеком.
Нетрудно догадаться, что юноша также говорил по-русски. Мало того, он оказался хозяином небольшой однокомнатной квартиры, которую предложил сдать мне по сходной цене.
Сделку оформили у нотариуса, и ничего не понимая на иврите, подписал все бумаги.
Зря я это сделал!
Наивно полагая, что юноша сдаст мне квартиру в чистом виде, оглянулся по сторонам.
Но молодой человек исчез вместе с договором на квартиру.
Меня обступили соседи, они что-то громко говорили и сильно жестикулировали руками.
Кое-как убрав жильё, приступил к битве с огромными летающими тараканами.
Тараканы не сдавались и пришлось вызвать специальную службу.
Белая и вонючая жидкость заполнила всё помещение и из всех щелей полезли летающие твари.
Они лениво переваливались с бока на бок, я сгребал их в совок и уже полудохлых выкидывал на помойку.
Благо дело, возле моего дома их было целых три.
Три симпатичных и аккуратненьких помоечки издавали вонь и роились огромным количеством мух.