Еще одна особенность Генчич как тренера заключалась в том, что она старалась приучить своих подопечных следить по телевизору за тем, как играют теннисные кумиры. Она расспрашивала Джоковича, что привлекает его в игре таких теннисистов, как Пит Сампрас, Стефан Эдберг и Андре Агасси. Однажды Джокович сказал, что хочет овладеть таким ударом справа по линии в движении, как Сампрас, и Генчич пообещала научить его. Ему хотелось после подачи перемещаться к сетке и играть с лета, как Эдберг, и Генчич объяснила ему, как это делается (и слегка расстраивалась, видя, что он редко применяет и то и другое в своей игре). Когда Джокович признался, что хотел бы играть справа, как Агасси, Генчич посоветовала ему понаблюдать, где Агасси находится во время обмена ударами. "Агасси стоит внутри корта, – пояснила она, – вот и я научила Новака располагаться прямо на задней линии или чуть внутри корта. Это важно, потому что он был мал ростом и еще довольно слаб, поэтому должен был бить по восходящему мячу и идти к сетке после очень быстрого выноса ракетки в мяч. Он понаблюдал за Агасси и начал играть как тот. И это было замечательно, потому что он был еще недостаточно силен и ему приходилось заканчивать розыгрыш очка как можно быстрее. Я тоже советовала ему не втягиваться в долгие обмены ударами: если соперник сыграл чуть короче, сразу переходи в атаку".
Джокович научился отличным ударам с лета, но применял их нехотя. Однажды он объяснил: "Еца, ты хочешь, чтобы я играл с лета, но когда я выхожу к сетке, то чувствую себя, как на поле боя под обстрелом тысячи снарядов".
Кроме того, Генчич обратила внимание на то, что юный Новак никогда не жалуется на усталость. Наоборот, он часто просил разрешения задержаться на корте еще на часок после тренировки. "Все они играли утром по четыре часа, – рассказывала она о лагере в Копаонике, – затем отдыхали два часа и тренировались еще два, итого шесть часов, в том числе два уходили на общефизическую подготовку. Так мы занимались каждый день, за исключением случаев, когда шел дождь".
Джокович никогда не уставал психологически. Всякий раз, заканчивая тренировку, Генчич уже знала: этот мальчик будет расспрашивать ее обо всем, чем они занимались. Однажды она сказала ему: "Новак, у меня два университетских диплома, а теперь, кажется, есть третий – из-за твоих вопросов, на которые мне приходится отвечать!"
Генчич также утверждала, что делала все возможное, чтобы помочь ему быстрее подрасти. "Он очень поздно пошел в рост", – объясняла она.
"Я читала книги по физиологии и расспрашивала, какие упражнения могут помочь мальчику стать выше ростом. И обнаружила, что при выполнении девяти упражнений по три раза в день можно стать заметно выше ростом. Упражнения очень простые, но выполнять их надо по полной, иначе толку не будет. Я уделяла внимание общефизической подготовке, но только на теннисном корте – развитию гибкости, подвижности, умению ускоряться. Но я никогда не устраивала ему силовых тренировок или бега на длинные дистанции. К этому нужно было приступать позже, когда он начнет интенсивно расти и его мышцы начнут удлиняться. Это придаст им гибкость, и тогда станет можно поработать над их укреплением. Но к тому моменту я уже не тренировала Новака".
Через несколько месяцев поползли слухи о мальчике, на которого стоит посмотреть. Отчасти распространению слухов способствовал он сам. В возрасте семи лет Новака пригласили в передачу национального телевидения, где одни дети брали интервью у других: в бейсболке, повернутой козырьком на затылок, Джокович держался весьма самоуверенно и сообщил, что ему пророчат славу первой ракетки мира. Клип этой передачи до сих пор можно найти в Интернете, и даже те, кто не понимает по-сербски, наверняка заметят, что Джокович буквально излучает уверенность – однако это уверенность семилетнего ребенка, в которой нет и тени высокомерия; он всего лишь максимально откровенно отвечает на вопросы. "Когда мне было семь или восемь лет, я говорил, что буду первым теннисистом мира, – рассказывал Джокович в интервью американскому телеканалу CBS в 2012 г., – и большинство людей смеялись надо мной. Наша страна тогда переживала критический период, и казалось, что вероятность этого – не выше одного процента". Однако он верил, что справится, и даже разыграл сцену величайшего личного триумфа, которому предстояло свершиться почти двадцать лет спустя: поднял над головой дешевую пластмассовую вазочку, словно выигранный кубок. При этом он чуть ли не впервые в жизни заговорил по-английски: "Привет, я Новак Джокович, чемпион "Уимблдона"".
Ранние успехи юного Новака заметил Душан Вемич – человек, который позднее стал его товарищем по команде на Кубке Дэвиса и одним из его тренеров. Вемич был на одиннадцать лет старше Новака и входил в молодежную сборную белградского "Партизана". Однажды он тренировался по соседству с кортом, на котором Генчич занималась с семилетним Джоковичем. "Даже на том этапе он в каком-то смысле был почти самостоятельным, – вспоминает Вемич. – Было видно, что он похож на детей, одаренных в разных областях – в математике, музыке, – которых можно увидеть по телевизору: они похожи на маленьких профессоров. Вот и он был таким ребенком: очень умным, красноречивым, с ясной головой, полной отличных мыслей. В нем было что-то, что давало ему возможность проявить себя в разных ситуациях. Чем труднее положение, тем лучше он с ним справлялся. Потом, став профессионалом, он раз за разом доказывал это".
Несмотря на то, что Джокович проводил три четверти года в Белграде, своей теннисной базой он считал Копаоник. Летом он играл на трех хард-кортах, а зимой, когда эти корты засыпал снег, пользовался спортивным залом при "Гранд-отеле", построенном в 1980-х гг. Этот зал по размерам соответствовал теннисному корту. В Белграде корты имели грунтовое покрытие, в итоге Джокович играл на кортах с твердым и грунтовым покрытием, а также на крытом корте, то есть получал всестороннее теннисное образование. Однако речь шла не только о теннисе: Генчич хотела, чтобы в ее лагерях все мальчики и девочки общались друг с другом. В итоге возникло большое молодежное сообщество с типичными для него дружбами и конфликтами. В двадцать с небольшим лет, предаваясь воспоминаниям вместе с Генчич, Джокович сказал ей: "Знаешь, Еца, Копаоник – моя гора Олимп".
Джокович называет Генчич своей "теннисной мамой", и поскольку она тренировала его с пяти до двенадцати лет, то, несомненно, успела обучить его основам тенниса. Но сама она считала, что этим ее роль не исчерпывается.
Генчич можно было бы назвать "инструктором по индивидуальному развитию" Джоковича, поскольку она готовила его к различным аспектам жизни, зная, что ему предстоит с ними столкнуться. Генчич учила подопечного, как вести себя за столом. Она понимала, что он вырос в семье, которая сводила концы с концами, не более того, а в роли теннисиста высшего уровня ему придется садиться за стол, где каждому полагается не только один нож, одна вилка и один бокал. Поэтому Генчич объясняла, из каких бокалов принято пить аперитив, из каких – белое вино, шампанское и т. п.
Помня о традициях их патриархальной семьи и о том, что она, женщина, пришла в эту семью прививать старшему сыну нечто непривычное для них, Генчич знакомила мальчика с правилами поведения за столом и тому подобными вещами, только когда они оставались один на один. Джокович лишь однажды спросил, зачем она рассказывает ему об этикете.
"Каждый день, начиная со второго дня нашего знакомства, я твердила ему: "Ты будешь лучшим в мире". Я говорила, что мы должны работать и верить друг другу. Если чего-то не понимаешь – спроси меня. Если тебе кажется, что ты недоработал, – доработай. Я говорила его родителям: "Не давите на своего сына, он должен быть личностью. Мотивация должна исходить от него". Но все это произносилось в приватной обстановке, поэтому Новак не слышал, что я говорила его родителям, а его родители не слышали, что я говорила ему".
Генчич всерьез увлекалась музыкой, литературой и общим образованием. Однажды она сказала Джоковичу, что любит классическую музыку и в минуты усталости ложится и слушает ее. Потом она предложила ему попробовать тоже, и познакомила его с некоторыми классическими произведениями. Она рассказывала:
"Я всегда объясняла ему, кто композитор, что это – барокко или романтизм, кто такой Бетховен и т. п. Мы выбирали, что послушать, в зависимости от степени его утомленности и его интереса. Когда Новак сильно уставал, мы слушали фортепианную музыку Шопена, Дебюсси, Грига, под которую можно медленно расслабляться. Поскольку наши рабочие дни обычно заканчивались неподалеку от моего дома, я очень часто играла ему на пианино. Поначалу я по его глазам видела, что он предпочитает хэви-метал и тому подобное, но я сказала, что он должен научиться слушать и классику. Рок и хэви-метал он слушал в течение получаса перед сном, потом он стал слушать и то и другое. Я никогда не говорила ему: "Этого делать нельзя". Ужасно так говорить подростку.
Однажды днем, когда Новаку было лет семь, я страшно устала, возможно, была слегка подавлена и искала, какую музыку послушать. Мне нравится яркая оркестровая музыка, поэтому я включила увертюру "1812 год" – для себя. А потом заметила, что Новак тоже слушает, и немного прибавила громкость. Вдруг он сказал: "Еца, у меня мурашки по коже". Так внимательно он слушал. Я сказала ему: "Так, Новак, сейчас я объясню тебе кое-что очень важное. Во время матча ты можешь оказаться в одной из двух ситуаций. Одна из них – в твою пользу, когда ты близок к победе, тебя отделяют от нее один или два очка, и ты чувствуешь, как по телу бегут мурашки. В такой ситуации спокойно заканчивай матч, не возбуждайся, сохраняй спокойствие. Но ты можешь оказаться и в нескольких очках от поражения, и вот тогда вспомни эту музыку и свои ощущения – ты почувствуешь прилив адреналина, и тогда вполне можешь выиграть". Думаю, этот урок стал важным для его психологической устойчивости".
Генчич не только поощряла чтение стихов – особенно сербских и русских поэтов, – но и убедила Джоковича заняться изучением по меньшей мере двух иностранных языков. Английский был очевидным выбором, а в качестве второго языка Джокович выбрал немецкий, который пригодился ему, когда в двенадцатилетнем возрасте он начал ездить в Мюнхен.
И наконец, Генчич рассказала своему подопечному историю о Николе Тесле. Для большинства туристов Тесла – просто название международного аэропорта в Белграде. Однако человек, в честь которого его назвали, был выдающейся, хоть и несколько эксцентричной фигурой в истории науки. Серб, эмигрировавший в Америку, Тесла считается "отцом" переменного тока. Некоторые приписывают ему научные исследования, лежащие в основе крупных открытий, сделанных Эдисоном, Маркони и другими. Генчич много знала про Теслу и однажды нашла посвященную ему статью в газете, где существовала хорошая рубрика о культуре, предназначенная для детей. В то время, в семь с половиной лет, Джокович заинтересовался и начал расспрашивать Генчич о Тесле. Она ответила: "В чем заключался первый принцип Николы Теслы? – В визуализации. Сначала он мысленно представлял себе новую идею, затем излагал ее на бумаге и, наконец, пытался осуществить". Джокович все понял, и только один раз уточнил, что такое "визуализация": "Как думаешь, мы увидим будущее, которое еще не наступило?" В то время ему было семь лет.
Генчич объяснила ему, что в теннисе визуализация – чрезвычайно важный элемент тренировки. И она включила симфоническую поэму Сметаны "Влтава", сказав, что Новак обязательно должен ее услышать, а когда музыка смолкнет – рассказать ей, что он видел, что чувствовал и что еще связано у него с этой музыкой – короче, о своей визуализации. Потом Генчич поделилась с ним собственными ощущениями. Она признаёт, что с "Влтавой" допустила одну ошибку – объяснила, что это река, но лишь потому, что считала своим долгом помочь семилетнему ребенку, а на самом деле этот ребенок в помощи не нуждался. Иногда они ежедневно занимались визуализацией под музыку – этим объясняется, почему Джокович так хорошо разбирается в классике и до сих пор обращается к ней, чтобы привести свои мысли в порядок.
Воспитание юных теннисистов распространялось и на изучение природы. Однажды она предложила своей летней группе в Копаонике выбор: либо тренировка, либо четырехчасовая прогулка в горах, и все, в том числе и Джокович, предпочли горы. Генчич рассказывала подопечным о флоре и фауне, часто объясняла, почему ей нравится что-нибудь. Джоковича она научила собирать цветы для букетов. Однажды, когда ему было лет девять, он составил огромный и красивый букет, и приятно удивленная Генчич похвалила его, а потом сорвала голубой цветок, который, по ее мнению, мог удачно дополнить букет. Увидев это, Джокович сказал: "Еца, ты что, не видишь? Этот цветок уже есть в букете". И он действительно там был, просто Генчич не заметила. Она поспешила признать свою ошибку. Оказывается, в тот день у матери Джоковича был день рождения, и ему было важно составить букет самому, без посторонней помощи.
Разумеется, племянница известной актрисы получила всестороннее образование и в области искусства. Юный Новаче (первые несколько месяцев Генчич звала его "Новаче") понял это сразу. Когда ему было семь с половиной лет, незадолго до дня рождения Генчич он уговорил своих родителей купить ей в подарок картину. На поиски подходящего полотна он потратил два часа и наконец нашел его на рынке. Эта картина висела в гостиной Генчич среди более известных работ художника Маринковича до самой ее смерти.
Мы никогда не узнаем, каким стал бы Джокович без влияния Елены Генчич. Но ее старание приоб щить его к плодам своего разностороннего образования, несомненно, дало свои плоды. А самому Джоковичу хватило природного интеллекта, чтобы понять, из какой среды она вышла и почему все, чему она учит его, поможет ему в будущем.
Поскольку штурм вершин в теннисе, проходящий в условиях свирепой конкуренции, требует решимости, то вполне возможно, что без помощи Генчич путь Джоковича к этим вершинам дался бы ему куда тяжелее. Может быть, он повторил бы судьбу Андре Агасси, природная любознательность и добродушие которого в конце концов восторжествовали над его необузданными юношеской агрессией и бунтарством. Однако на это ушло много лет и, вполне возможно, стоило Агасси полудюжины титулов Большого шлема в одиночном разряде.
С самого начала вера наставницы в то, что Джокович станет лучшим теннисистом мира, была непоколебима. Поэтому она считала необходимым научить его не только хорошему удару слева, но и выступлениям на публике, поощряла его не только ходить к сетке, но и осваивать английский, быть любезным, предупредительным и дипломатичным. Генчич утверждала, что ее подопечный любит всех – может, она и ошибалась, однако Джокович изо всех сил старался, чтобы все, с кем ему доводилось общаться, чувствовали, что они ему очень нравятся.
Между игроком и тренером складываются странные отношения. Бывают тренеры, которые становятся проклятием для одних игроков, но с другими у них возникает союз, словно заключенный на небесах. Нужны особые флюиды, возможно, подходящий момент для знакомства. Для некоторых игроков Генчич могла оказаться катастрофой – кто-то из них мог так и не стать чемпионом только потому, что его учила Генчич, а не тренер, придерживающийся более традиционных, стандартных методов. Но Джоковичу повезло с тренером.
Даже в те месяцы жизни, которые оказались для нее последними, Генчич не называла себя профессиональным тренером. "Я не профессионал, потому что это означает работу за деньги, а я за деньги никогда не работала, – говорила она. – Деньги мне не нужны, потому что я тренирую детей. Я соглашаюсь заниматься с ними, даже если их родители не в состоянии платить. На протяжении почти всей моей жизни в Югославии и Сербии у меня были отличные теннисные корты, потому что все расходы в школе тенниса брало на себя правительство. Мы могли закупать через школу теннисные мячи, ракетки, струны для них, государство оплачивало тренерскую работу".
В каком-то смысле Генчич была милой чудачкой. Даже когда ей было уже за семьдесят, она проводила на корте по 10 часов в день, тренировала и руководила другими тренерами, и поток детей, желающих учиться играть в теннис у нее, не иссякал. Каждый день ее обед состоял из одних и тех же блюд – батон хлеба и литр кефира. Однажды на день рождения ученики вместе с родителями в качестве дружеской шутки подарили ей те же самые литр кефира и батон.
Официально Генчич была первым тренером Джоковича – женщина, научившая его играть в теннис. Когда ему минуло двенадцать и он начал заниматься с другими белградскими тренерами, а также периодически обучаться в школе Ники Пилича в Германии, Ека стала просто другом и бывшим тренером. Джокович часто навещал ее; но с тех пор как он регулярно стал играть в турнирах, у него оставалось все меньше времени для встреч с Генчич. После его совершеннолетия целых четыре года он вообще не виделся с ней. Генчич говорила, что все понимает, но чувствовалось: продолжительные периоды разлуки тревожат ее. В это же время у Джоковича вошло в привычку упоминать в интервью сербскому телевидению или радио какие-нибудь классические музыкальные произведения. Иногда он говорил: "Мне нравится слушать Чайковского" или называл другого композитора. Генчич считала, что таким образом Джокович дает ей понять, что думает о ней, даже когда у него нет времени поддерживать с ней связь. Как-то, говоря с ней, Джокович подтвердил, что так и было задумано – неизвестно, сказал ли он это просто для того, чтобы порадовать пожилую женщину, к которой питал безмерные привязанность и благодарность, но хотелось бы верить, что упоминания классических произведений действительно были зашифрованными посланиями.
Еще об одном моменте она никогда не говорила напрямую, однако намекала: горько, что она ни разу не сопровождала Джоковича в поездках. Его семья с трудом наскребала денег на билеты, но время от времени Новаку выделяли средства для поездки на юношеские турниры в сопровождении одного взрослого. Поэтому постоянно вставал вопрос, кто с ним поедет, и выбор всегда падал на его отца или мать, или на дядю Горана, или на Богдана Обрадовича, но никогда – на Генчич, хотя иногда Джокович связывался с ней по телефону. Только однажды, в 2012 г., он пригласил Генчич приехать на первый день "Уимблдона" и предложил ей присоединиться к его команде в отдельной ложе, когда в час дня он должен был сыграть свой первый матч в качестве действующего чемпиона. По словам Генчич, тогда она ответила: "Новак, если ты приглашаешь меня только на один день, думаю, лучше, если это будет последний день, а не первый". И она не приехала, а Джокович так и не добрался до финала, проиграв в полуфинале Роджеру Федереру. А к следующему "Уимблдону" Генчич уже не было в живых.