- Сюзан, ты не слышала ни одного слова из того, что я тебе рассказывал. К тому же ты вообще ничего не ешь. У меня чувство, словно ты витаешь мыслями совершенно в ином месте.
- Да нет, - сказала она быстро, - я тут, Марк… Марк, ты не был бы против, если бы я брала уроки лепки?
- С чего бы это я был против? - сказал Марк весело. - Вперед, за дело, конечно. Это тебе будет интересно?
- Ну, конечно же.
- Ты слишком замкнута здесь, - продолжил он ласково. - Даже к девчонкам в гости не ходишь. Когда ты в последний раз встречалась с Люсиль?
- Мне это не особенно важно, - сказала она.
- Ну так берись за эту лепку.
- За уроки я заплачу, - сказала она.
- Ну, посмотрим, - сказал беззаботно Марк.
С того дня, как родился Джон, они не говорили о деньгах. Он никогда ни о чем не спрашивал, а только еженедельно отдавал свою зарплату за исключением пяти долларов, которые оставлял себе на карманные расходы. Он не хотел знать, что она делает с деньгами, так что ей и не надо было ему говорить, хватает ли их ей, или она добавляет из своих денег. Он стал намного общительнее, чем раньше, и она сидела и слушала.
- Ну и как я уже тебе сказал, Сюзан, шеф…
Его голос продолжал звучать, Сюзан не отрывала глаз от его лица. Он, кажется, немного похудел и, наверняка, быстро облысеет…
Завтра она постарается найти какую-нибудь женщину, которая дважды в неделю по два часа будет присматривать за Джоном, женщину, которую на улице никто не знает, чужую, порядочную и неболтливую. Она зайдет посмотреть в посредническую службу.
После ужина Марк помог ей помыть посуду, а потом неожиданно сказал:
- Сегодня ты меня даже не поцеловала как следует. У нас обоих было столько дел с мальчиком.
Он обнял ее и прижал к себе, а она тихо стояла и молчала. Она чуть было не оттолкнула его от себя. Ей хотелось сказать мужу: "Марк, я сегодня так устала". И тут он прижался лицом к се плечу; эта поза детской беспомощности тронула Сюзан. Она крепко его обняла. Она поняла, что действительно его любит.
- Ах, Сюзи, - выдохнул он. - Изо дня в день стоит жить только ради тебя!
И так, стоя и прижимая его к себе, она осознала, что он говорит правду. Она не имеет права забывать, что значит для Марка, что он ее страшно любит, и она любит его тоже.
* * *
Она решилась и выбрала блеклую, немного испуганную англичанку и взяла ее на два раза в неделю к Джону. Перед этим она осмотрелась в помещении посреднической конторы, полной рассеянных женщин и девушек. Она быстро пробежала взглядом по тем, которые жевали жевательную резинку и были слишком разодеты. Затем встретилась взглядом со светлыми, голубыми, застенчивыми глазами на худом, бледном лице.
- Я хотела бы переговорить вон с той леди, - сказала она толстой женщине за письменным столом.
- Джейн Уотсон, подойдите сюда, - позвала толстуха, и Джейн Уотсон подошла. На ней было черное хлопчатобумажное платье, на руках - черные хлопчатобумажные перчатки, в руках она держала зонтик.
- Мадам, мне нужен человек на два раза в неделю для ухода за ребенком, - сообщила она ей.
- Конечно, - живо сказала Джейн Уотсон. - Я так люблю детей!
- У нее как раз умер муж, - тихо сообщила толстуха Сюзан. - Она еще никогда не работала. Вам не следует об этом забывать.
Так в семье Сюзан появилась Джейн. Она дважды в неделю проскальзывала в дом, словно тень, вешала свои вещи в шкаф на кухне и поверх черного платья повязывала фартук. Она была тихой, словно немая, и ни разу не разочаровала своих хозяев. В доме она стала чем-то постоянным - стражем, которому Сюзан могла доверить часть своей жизни, пока она занималась своим любимым делом.
- Где ты все пропадаешь? - кричала ей вслед Люсиль. - Остановись, зайди к нам, Сюзан! За целое лето мы ни разу не перекинулись словом с тобой!
Но она только помахала и улыбнулась.
- Я зайду к вам в самое ближайшее время, - обещала она. Когда-нибудь она обязательно заскочит к Люсиль. Но теперь Сюзан спешила, летела за своим сердцем. А Люсиль стояла на веранде и смотрела ей вслед с несколько ядовитым выражением на красивом лице.
В большом ателье, бывшем танцевальном зале, Дэвид Барнс бывал далеко не каждый раз. Но это было неважно, потому что Сюзан уже имела представление о фонтане и работала над ним. Вначале он слегка ухмылялся.
- Фонтан! - пропыхтел он. - Барахло в саду!
- Я всегда хотела знать, как можно соединить вместе камень и воду, - сказала она озадаченно. - Но если вы думаете, что это ерунда…
- Если вы желаете, продолжайте, - сказал он. - Что общего имеют с этим мои взгляды?
И так, без дальнейших уговоров, она взялась за фонтан, в центре которого страждущий мальчик вытягивается, чтобы схватить в ладонь воду, потоком срывающуюся со скалы. Фигура мальчика доставила ей много хлопот. Ей необходим был натурщик, а у нее никого не было. Она знала только линии тела Марка и держала их в памяти, когда начала обтесывать мраморный блок, который она выбрала из тех, что были в ателье.
До этого она никогда не работала ни с чем другим, кроме глины. Но теперь ее охватило страстное желание резать фигуры из камня, из благородного мрамора. Она целыми часами наблюдала за Дэвидом Барнсом, как тот обтесывает своего "титана". Затем она заявила ему:
- Мне надо работать с камнем. Что-либо другое было бы ошибкой.
- Гм, - заворчал он, - глина намного легче и, прежде всего, для женщины.
- Правда, на камень у меня нет денег, - продолжила она. - Но если я продам фонтан, когда его закончу, то, пожалуй, смогу расплатиться.
- Выберите себе какой вам нравится, - распорядился он. - Заплатить можете и мне. Это самый лучший мрамор - я получаю его от Киннэрда. Вы знаете Киннэрда?
- Не знаю, - сказала она.
- Он продает мрамор, - сообщил Барнс.
Он вел ее от одной глыбы к другой.
- Выберите нужное! Только не выбирайте слишком быстро - вам надо ощупать его целиком, почувствовать его строение, цвет. Все они совершенно разные - некоторые теплые, другие холодные, а некоторые в самой середине подпорчены. В этом и заключается ваш риск.
Она долго раздумывала над камнями, размышляла над каждым блоком. В конце концов она выбрала маленький, белый блок теплого оттенка. Она прикоснулась к нему и спросила:
- Можно, я возьму этот?
Он кивнул головой и продолжил свою работу. Вокруг его головы висело облако пыли, мелкие осколки летели в разные стороны. Уже несколько лет он работал над своими "титанами", и этот был десятым по счету - фигура Галилея. Однажды из них возникнет галерея исторических титанов в камне.
Немного поколебавшись и понаблюдав за Барнсом, Сюзан взялась за свою фигуру.
Вначале это было достаточно просто. В мраморном блоке она совершенно ясно видела фигуру, которую хотела создать. Она сделала дюжину набросков, пока не нашла полный и тщательно отработанный образ того, что хотела создать.
- Только эскизы, эскизы, эскизы, - бормотал он сквозь усы. - Эскиз - это ничто иное, как лень. Нанесите на бумагу то, что вы в действительности думаете.
Сюзан занялась тщательными детальными проработками. А он сказал:
- Тело слишком застывшее. Это тело или банковского чиновника, или страхового агента, или продавца. Это работник бюро недвижимости, или критик, или сержант. - Он щурился на нее, пощипывал усы, а она засмеялась. - Фонтан из таких неуклюжих типов будет выглядеть глупо, - раздраженно сказал он.
Сюзан не знала, что нужно изменить в композиции, и потому начала обрубать лишнее. Затем в душе у нее начала расти какая-то неудовлетворенность собственной работой. Она отложила киянку и резец в сторону и долго смотрела на нарисованную фигуру. Это было тело Марка, и все же это был не Марк. Тот, который нагибался, чтобы набрать в ладони воды из источника, был мужчиной. Где же ей найти тело юноши, не зрелого мужчины, а юноши, привлекательного и гибкого? Искать такого среди горожан было бесполезно - ее приняли бы за сумасшедшую.
- Что случилось? - спросил Барнс недовольно, и монотонное постукивание его киянки прекратилось.
- Мне нужен натурщик, - сказала она. - Я боюсь, что без натуры только испорчу мрамор. То, что я нарисовала, мне не нравится.
И она разорвала рисунок на две части.
- Так почему вы не найдете себе подходящего парня? - спросил он.
Она не хотела говорить ему, что не знает, где его раздобыть. Как-нибудь она это уладит. Да разве это важно, что подумают о ней люди? Она наймет себе какого-нибудь студента из здешнего жалкого маленького университета - они там все бедные. Но она не в состоянии была представить себе, чтобы у кого-то из них было красивое тело, потому что все они - потомки бедных родителей. Городок населяли одни обыватели. Затем она услышала топот копыт, и через некоторое время у стеклянных дверей на старую покосившуюся террасу с коня соскочил Майкл и помчался по ступенькам. Сюзан и Барнс посмотрели друг на друга.
- А почему бы и нет? - небрежно бросил Дэвид Барнс. - Майкл, Майкл! - заорал он. Двери отворились, и Майкл просунул голову внутрь.
- Привет, - вежливо поздоровался он. - Послушайте, Сюзан, маме хотелось бы поговорить с вами. У нее появилась какая-то знакомая, которая хочет, чтобы вы сделали скульптуру ее ребенка.
- Сейчас я ничего ни для кого делать не буду, - сказала Сюзан.
- Заходи сюда и раздевайся, - приказал Майклу Барнс. - Ей нужна твоя фигура.
Майкл послушно и весело вошел внутрь, дернул за ремень, расстегнул воротник рубашки и сбросил туфли с ног.
- Я не могу тут долго оставаться, - сказал он.
- Ты останешься здесь, как минимум, на полчаса, - распорядился Барнс. - Ну так за дело, Сюзан Гейлорд.
Она принялась рисовать так быстро, насколько ей позволял карандаш.
- Ты наклоняешься, хочешь зачерпнуть ладонью воды из источника, бьющего из скалы, - давала она ему указания, и Майкл небрежно и очаровательно согнулся и подставил ладони.
- Черт, как мне хочется пить, - сказал он полуоткрытыми губами. - Снаружи начинает жарить. Барни, мне хотелось бы закончить ваш портрет. Вам придется сегодня вечером прийти попозировать мне.
- Старая обезьяна, сидящая в тускнеющем свете свечи - вот как ты изобразил меня на этой чертовой картинке, - заворчал тот. - Когда бы я на нее ни посмотрел, мне становится страшно, что у меня загорятся волосы.
- Я буду вас ждать, - засмеялся Майкл.
Она не слышала их. Она схватывала каждую черточку его крепкого, молодого тела, его красиво повернутой головы. Ей казалось, что она знает его голову - нет, не знает, она более крупная, иная, она все время меняется. А руки - она должна их верно уловить - слава Богу, что у него, словно у девушки, гладкие и ровные ноги, узкие бедра. Она смотрела на него и видела тело из мрамора, голову из мрамора, линию талии и наклонившиеся мраморные бедра. Тело, которое скрывается внутри мраморной глыбы. Она отвернулась от живого образа и уверенно начала работать с камнем, которому она необычным образом придавала форму. Когда она снова подняла взгляд и положила киянку, в помещении было тихо. Мужчины уже ушли, и она осталась одна. Она не знала, как долго была одна, но желтое вечернее солнце заливало тихую террасу - ей необходимо было спешить домой.
Мрамор уже не был просто каменной глыбой. Из него проявлялась теплая, белая человеческая фигура, появляющаяся на фоне скалы. Она схватила резец и сразу же отложила его, словно в беспамятстве… Ей надо было идти домой, уложить Джона в кроватку и приготовить Марку ужин. Это та работа, которую она теперь должна сделать.
Когда Марк пришел домой, еда для него была готова, Джон, выкупанный и одетый в ночную рубашку, как раз заканчивал есть. После того, как он немного поиграл с сыном, они вместе уложили его спать, сели за ужин, и Марк рассказывал о своих делах за весь день. Он закончил рассказывать и с интересом спросил:
- Урок прошел хорошо?
- Да, хорошо, - ответила она.
- Что ты там делала? - спросил он.
- Я все время лупила по камню, словно каторжник на строительстве шоссе.
Он засмеялся, и она рассмеялась вместе с ним, так что он даже и не заметил, что она ему ничего больше не рассказала.
* * *
Лето пролетело совершенно незаметно. Джейн украдкой приходила раньше положенного времени и оставалась дольше, а когда Сюзан вечером возвращалась домой, всегда запыхавшись из-за того, что опаздывала, то обнаруживала, что зелень вымыта, а мясо приготовлено, а Джон выкупан и как раз ужинает.
- Да у меня больше и никакой работы нет, - сказала Джейн. - Я тут хоть чем-то, по крайней мере, занимаюсь - вам не надо мне платить больше обычного.
И Сюзан, зная, что дом и ребенок находятся под присмотром, оставалась в мастерской до самого наступления летних сумерек, пока еще было светло, и возвращалась только к тому моменту, когда Марк приходил домой. Майкл еще несколько раз позировал ей, пока его тело не запечатлелось в ее памяти. Но затем она отошла от натуры, сделала фигуру еще более стройной и юной, так что это уже был не Майкл, а некий выдуманный образ. Все это время рядом с ней был Барнс, хотя он особенно ее и не замечал.
Он наблюдал за нею искоса, стоя за своей работой, молчал или же внезапно кричал на нее, разъяренный неудачной линией или же скольжением резца Сюзан. Но ничто не злило его больше, чем обнаружившийся факт, что ей не хватает силенок.
- Вы ведь делаете не идиотский сувенир! - орал он. - Вы же не торговка побрякушками. Отсеките то, отсеките это! Прямо, твердо и наверняка!
Сам он к скульптуре не прикасался и даже ни разу не продемонстрировал, что имеет в виду. Он был к ней немилосерден и не делал никаких поблажек только из тех соображений, что она женщина.
- Забудьте раз и навсегда, что вы женщина! Бог-то об этом тоже не думал, когда дал вам такой талант. Высеките эту линию поглубже, ударяйте сильнее - вот так! Вот так!
Она ударяла с размаху.
- Чтобы я не слышал девичьего постукивания, - сказал он жестко. - Когда будете доделывать мелкие детали, вы должны научиться ощущать, как будто кончик резца растет у вас прямо из пальца, но пока что вам еще нужны мускулы.
Ночью у нее настолько болели плечи, что она не могла спать. Но ей не нужна была снисходительность только из-за того, что она женщина.
Когда фонтан был завершен, Барнс бегло его осмотрел.
- Для первого раза довольно хорошо, - признал он. - Но вам необходимо углубить знания анатомии. Вы невероятно искусно сфотографировали тело, но не проработали его наощупь, у фигуры нет скелета. Когда осенью мы прибудем в Париж, я пошлю вас к своему приятелю-хирургу. Он и меня учил, когда я был парнем в вашем возрасте. Я наблюдал за ним так долго, что и сам смог бы провести сложную операцию. Вам необходимо получить знания о внутренних органах, иначе вы не сможете создать ничего, кроме фотографий.
Сюзан стояла, не отвечая, а только слушая. Фонтан, который она несколько минут назад считала прекрасным, почти что таким, каким она его воображала, теперь казался ей ученической работой, убожеством.
- Продайте его, продайте, - сказал он неприветливо. - Он как раз хорош для продажи.
- Мне надо высечь на нем свою фамилию? - спросила она скромно.
- Нет, - зарычал он, - для этого он недостаточно хорош.
И так она продала его миссис Вандервельт за пятьсот долларов. Но когда фонтан уже стоял на своем месте на фоне темных тисов, она украдкой полюбовалась им.
"Он - дело моих рук, хотя и несовершенное дело", - думала она про себя, процарапывая свое имя на ладони протянутой руки. Если по прошествии времени она начнет стыдиться его, то ее имя, наверняка, уже давно будет смыто водой, непрестанно падающей на ладонь.
* * *
- Не подписывайте своих работ, - сказал он однажды в августе, - пока за вами не будет двух лет обучения в Париже. А когда я скажу свое добро, вы сможете начать подписывать свои работы. До этого времени вы не сможете определить, хорошо или плохо то, что вы делаете. Все, что вы сделаете, вам заранее будет казаться прекрасным. Но вам надо научиться критически относиться к своим работам.
- Я не говорила, что поеду в Париж, - произнесла она тихо. - Сейчас я никак не могу уехать.
Барнс в этот момент вырубал из глыбы мрамора фигуру Леонардо да Винчи, своего одиннадцатого титана. Ему позировал мужчина, которого она никогда в жизни не видела; она не могла понять, зачем он взял себе натурщика, ведь он ни разу на него не взглянул. Он сказала ему: "Прогуливайтесь, читайте, делайте, что хотите, только не приставайте ко мне. Я не желаю слышать ваш голос, и не хочу ничего знать о том, что вы думаете. Я плачу вам только за ваше тело. Ваш мозг для меня ничего не значит. Мозгом обладаю я, чтобы вложить его в вашу фигуру".
Неожиданно он обернулся к ней, когда она сидела и вырисовывала деталь ноги, и заорал:
- Что вы там говорите? Я уже написал о вас своему учителю. Я хочу, чтобы он вас посмотрел, прежде чем я начну тратить на вас время. Если же из вас вылупится только ремесленник, я не буду гробить свое время на занятия с вами. Практика - это единственная возможность приобрести опыт и проявить себя. Этот фонтан мне ни о чем не говорит - слишком очаровательно, красиво до отвращения.
- У меня дома муж и ребенок, - сказала она.
Он повернулся к ней спиной и пятнадцать минут яростно работал. Затем он крикнул, перекрывая грохот от ударов киянкой по резцу.
- Любая баба может иметь мужа и детей. Но что у них общего с вами?
Он не оглянулся, чтобы взглянуть на нее, а только как бы на минуту прервал работу в ожидании ответа, хотя и делал вид, что раздумывает над следующим движением резца.
- Я люблю своего мужа и своего ребенка, - сказала она четко.
Он снова начал с жутким шумом колотить киянкой и уже не обращался к ней; на этот раз она ушла несколько раньше.
- До свидания, - сказала она, но он не ответил.
Когда лето начало близиться к концу, они начали ругаться из-за отъезда. Но как только Барнс обнаружил, что Сюзан не боится его гнева, то сразу перестал злиться. Теперь он говорил с ней ласково, пытаясь убедить ее своими аргументами.
- Я видел много начинающих скульпторов, Сюзан, но самородного таланта мне не приходилось встречать. У вас такой талант есть. Возможно, что он для вас ничего не значит, но избавиться от него вы не сможете. Вы не сможете его забросить. Он внутри вас, это вы. А то, что вы об этом не знали, вышли замуж за юношу и родили ребенка, это еще не дает вам права небрежно обходиться с даром, которым вас по недоразумению наделил Господь Бог.
- Может быть, я смогла бы передать его своему сыну, - сказала она.
Его лицо порозовело от гнева, но он взял себя в руки.
- Сюзан, послушайте. Вы признаете, что я больше вас знаю?
- О чем-то, несомненно, больше.
- Я имею в виду то, чем мы с вами здесь занимаемся. - Он никогда бы не произнес слово "искусство", потому что ненавидел его.
- Да, - ответила она, - в этом, пожалуй, да.
- Что касается меня, это единственное дело, которое я хорошо знаю, - сказал он. - Да и в отношении вас то же самое, хотя вы об этом не знаете. Я вам кое-что скажу. Вы сыну ничего передать не сможете. Кто это дал вам? У вас был хотя бы один скульптор в семье? Или, по крайней мере, художник?
Она покрутила головой и, прежде чем смогла произнести слово, он снова начал говорить.