- Как ты смеешь обвинять Найела? - с яростью выкрикнула Шийна. - Ему было запрещено даже подходить близко к подземелью, и он не посмел бы ослушаться!
- Она права, - согласился Дугалд. - О парне речи быть не может.
- А обо мне? - Шийна повернулась к отцу, не в состоянии поверить, что он способен даже подумать такое.
Он не ответил, и Шийну охватил панический страх. Молчание отца обвиняло ее. Но как он мог?
Все остальные уже собрались вокруг них и слушали разговор; Шийна поняла, что тяжесть обвинения падет на нее. Явился и ее нареченный, вид у него был прямо-таки устрашающий. Как он смеет? И почему отец не обвиняет его?
Шийна вспыхнула со всей силой своего бурного темперамента. Она указала на жениха.
- Я не понимаю, почему обвиняют меня, а не его! У него больше оснований помогать Маккинниону!
Серые глаза Аласдера двумя кинжалами вонзились в лицо Шийны.
- Я не стану отвечать на это обвинение, - произнес он сдержанно и твердо. - И не собираюсь жениться на девушке, которая нападает на своего нареченного и предает свою семью!
Он удалился из зала, а Маргарет визгливо закричала:
- Аласдер разорвал помолвку! Она так и задумала! Слабая тень удовлетворения промелькнула в горящих глазах Шийны, но отец уловил эту тень и взревел:
- Это правда, Шийна? Она ответила не сразу.
- Я не хотела выходить за него замуж, как ты знаешь, но я не прибегла бы к таким уловкам, чтобы предотвратить брак. Скажи, почему ты разрешил ему уйти, даже не спросив ни о чем?
- Неужели ты думаешь, что в то время как у меня в подземелье находится такой узник, я позволил бы его союзнику свободно ходить повсюду? - очень резко возразил дочери Дугалд, - За комнатой Макдоно следили, и я уверен, что он не покидал ее нынче ночью.
Получалось, что только у нее была причина освободить горца - у нее и у Найела. Но брата не заподозрили, и она должна остерегаться, чтобы не бросить на него тень. Он сделал это ради нее. И она не допустит, чтобы он пострадал из-за своего поступка. Слава Богу, что его здесь нет, он мог бы проговориться. Но очень больно, что отец так легко поверил в ее вину.
- Шийна, это сделала ты?
- Слишком поздно спрашивать меня об этом, отец, - сдавленным голосом произнесла она. - Ты уже признал меня виновной. Я вижу это по твоим глазам. Как ты мог?
- Пусть не выкручивается, - поспешил вмешаться Уильям. - Она заслуживает, чтобы ее повесили за предательство.
- Я не собираюсь вешать свою дочь за то, что она совершила в отчаянии, - отрезал Дугалд. - Между прочим, Уильям, я не говорил Шийне, что ей придется стать женой Маккинниона, а значит, сказал ты, и ты виновен не меньше, чем она, и я был бы тебе признателен, если бы ты больше не вмешивался в это дело.
Уильям сообразил, что лучше промолчать.
- Но ты не можешь просто забыть это, отец! - выкрикнула Маргарет. Ты всегда предпочитал ее всем нам, и вот как она отплатила тебе.
- Замолчи, дочь моя!
- Нет! Я должна высказать все, - настаивала Маргарет. - Я не хочу снова откладывать свою свадьбу. Ты просил меня подождать, чтобы не позорить Шийну, но сегодня она опозорила всех нас. Ее помолвка разорвана, и ни один другой мужчина не возьмет ее в жены, потому что если уж она предала свою семью, то может предать мужа. Ей больше нельзя доверять.
- Твоя свадьба состоится в назначенное время, Маргарет, - произнес Дугалд усталым и опечаленным голосом; по-видимому, он понял, что слишком поспешил обвинить Шийну, однако было поздно исправлять ошибку. - Шийна покинет Тауэр-Эск.
Шийна неподвижным взглядом уставилась на отца: испуганная и потрясенная, она не верила своим ушам. Изгнание? Ее отошлют из дома, удалят из семьи?
- Не смотри на меня так, Шийна, - все тем же упавшим голосом проговорил Дугалд. - Это не больше того, что ты заслужила.
- Куда я должна уехать? - с трудом выговаривая слова, спросила Шийна.
- Ты поедешь к своей тетке в Абердин. Монастырь - самое подходящее место для того, чтобы обдумать, какой вред ты причинила семье. А сейчас уходи к себе и оставайся в своей комнате до завтра. Потом тебя отвезут на север.
Шийна бегом выбежала из зала, чтобы никто не увидел ее слез. К счастью, никто за ней не последовал, и она успела осушить глаза, прежде чем войти в комнату к Найелу. Брат еще спал, и Шийна постояла некоторое время молча, собираясь с мыслями.
Наконец села на постель и сказала:
- Найел, ты должен проснуться и выслушать меня до того, как сюда ктонибудь войдет.
Серьезный тон ее голоса встревожил брата, и он, сразу проснувшись, сел на кровати. Взглянув сестре в лицо, понял, в чем дело.
- Поднялась тревога? - начал он. - Они узнали, что он убежал?
- Да, узнали, - убитым голосом подтвердила Шийна. Найел решил, что она осуждает его, и заговорил быстро и горячо:
- Я должен был это сделать, Шийна! Маккиннион говорил, что станет бить и насиловать тебя, будет мучить всю жизнь за то, что его заставили на тебе жениться!
- Боже мой! - еле выговорила Шийна в ужасе от того, что услышала.
- Теперь ты понимаешь, что я должен был выпустить его, он не хотел ничего слушать. Прямо-таки пришел в ярость. Твердил, что никто не может заставить Маккинниона поступить против его воли и не пострадать за это. Он поклялся, что будет мучить тебя без конца.
- Тогда я вдвойне благодарна тебе, Найел, - ласково проговорила Шийна.
- Благодарна? Так ты не сердишься?
- Я поняла, что ты сделал это ради меня. И я тебе по-настоящему благодарна. И пожалуйста, не расстраивайся, слышишь? Я взяла вину на себя.
- Ты? А Макдоно как же?
- За ним следили, Найел, - объяснила Шийна. - Они уверены, что он не помогал Маккинниону, а Уильяму удалось убедить отца в моей виновности.
- Но, Шийна…
Она приподняла ладонь.
- Выслушай меня. Я выбралась из этой передряги лучше, чем ты думаешь. Макдоно разорвал помолвку, и я теперь не должна выходить за него. А благодаря тебе я не досталась Маккинниону. - Она даже улыбнулась при мысли, что и вправду отделалась легко. - В наказание меня отсылают из дома, Найел, но всего лишь к тете в Абердин. Это не так уж скверно. Куда лучше, чем выходить замуж!
- Ты станешь монахиней?
- Папа этого не говорил, так что не тревожься. А я не видела тетю уже несколько лет. Это будет приятная перемена, и мне не придется думать о муже, которого мне навязывают, по крайней мере некоторое время не придется, Честное слово, Найел, я не чувствую себя такой уж несчастной.
- А ты вернешься?
- Отец очень разозлился, так что пока не знаю. Но даже если меня заставят постричься в монахини, это лучше, чем замужество без любви.
- Ты так не думаешь, Шийна.
- Нет, думаю. Наши родители не любили друг друга, Найел. Ты никогда не видел их вместе, но я-то хорошо все помню. Лучше остаться незамужней, чем выходить замуж без любви.
- Я поговорю с отцом.
- Ни за что! Если я останусь здесь, он попросту найдет мне другого жениха. Я уеду, Найел, и не надо этому противиться и пытаться что-то предпринять. И ни в коем случае не признавайся в том, что ты сделал, понимаешь? Обещаешь мне?
Найел кивнул, но неохотно. Все вышло совсем не так, как думалось. Но он уже ничему не мог помочь. Все было решено. Он действовал в порыве чувства, из любви к сестре. Но не в его силах было предвидеть окончательный результат.
- Я скоро приеду навестить тебя, - сказал он.
- Если отец тебя отпустит. Я буду рада, - улыбнулась Шийна.
Найел внезапно обнял ее, слезы ручьем полились у него из глаз.
- Ох, Шийна, мне так жаль!
- Держись, мой дорогой. Это не твоя вина. И не тревожься обо мне. Мне будет хорошо в Абердине. Я до сих пор не бывала так далеко на севере. И мне в самом деле хочется туда поехать. Даже лучше, если мы с отцом расстанемся на время. Я не могу сейчас жить с ним в одном доме.
Глава 9
В последующие недели Шийна часто вспоминала задушевный разговор с Найелом. Абердин, расположенный почти в пятидесяти милях от дома, был для нее как чужая страна. Город был многолюдный и грязный, ходить по улицам следовало с осторожностью, того и гляди угодит тебе на голову содержимое ночного горшка либо какой-нибудь мусор. Однако торговля процветала, в гавани теснились корабли, работали в городе и мастера многих ремесел.
Первые дни Шийна гуляла по Абердину, с любопытством рассматривая красивые дома, но вскоре бросила это занятие. Конечно, много интересного монастырь, университет, разные лавочки, - но уж очень много хайлендеров. Их легко было узнать, ноги у них между пледом и башмаками были голыми. Лоулендеры носили узкие штаны либо чулки и широкие короткие панталоны. Крестьяне-лоулендеры ходили в длинных широких штанах.
Но не только из страха перед голоногими горцами Шийна перестала ходить по городу - на каждом углу к ней приставали нищие, поток которых воистину не иссякал. Абердин вообще был переполнен беднотой - и профессиональными попрошайками, и теми, кто искал работу.
Каждое утро Шийна покидала аскетически обставленные комнаты тетушки в монастыре и отправлялась в богадельню - почти развалившееся каменное здание. Находилось оно в нескольких кварталах от монастыря. По существу, это был странноприимный дом, где утомленный дорогой человек мог получить горячую пищу и чистую постель на ночь либо две - пока не найдет работу. Но дом этот превратился в прибежище для нищих и бродяг. Прибежище малое, всего на десять коек. Соблюдалось лишь правило не задерживаться больше одной-двух ночей, и у дверей вечно слонялись новые желающие.
Тетка Шийны вовсе не должна была являться туда ежедневно, однако не пропускала ни дня. Там жил священник, присматривавший за раздачей пищи, но он был стар и не справлялся с многочисленными обязанностями. Все, кто ночевал в доме, должны были выстирать после себя постельное белье и перемыть посуду, но постояльцы и не думали выполнять все это, и только монахини своей повседневной заботой удерживали дом от превращения в очаг заразы.
Тетка начинала день с появления в богадельне, там она убирала и стирала, потом несколько часов проводила в больнице, снова заходила в богадельню и только после этого возвращалась в монастырь.
Шийна была потрясена. Столько работы, а ведь тете Эрминии около пятидесяти лет! Девушка настояла, что будет ей помогать.
Все пошло хорошо. Шийна, молодая и энергичная, споро принялась за дело, и к тому времени как тетушка приходила, богадельня была уже пуста и никто ее не беспокоил. Теперь они с тетей могли проводить спокойные вечера в монастыре, разговаривая или занимаясь шитьем. Если Шийна и скучала о доме и о привычных занятиях, то не показывала этого. Однако ей до боли не хватало брата. В монастыре совсем не было молодых, полных жизни женщин, и она чувствовала себя одинокой.
Прошел месяц, но она не имела никаких известий о доме - ни от Найела, ни от отца. Шийна чинила куртки и пледы бедняков, научилась от тетки бесчисленным способам вышивки, привела в порядок собственный гардероб… и шитье смертельно надоело ей. Хотелось поездить верхом, поохотиться и поплавать, пока не выпал первый снег. Хотелось приключений или озорных проделок на худой конец, и ох как ей не хватало Найела!
А Найел должен был в этом году принимать участие в набегах. Осень традиционное время для угона скота. Все, что Фергюсонам удастся раздобыть нынешней осенью, останется дома, не будет продано: слишком многое они потеряли по вине Маккиннионов, чтобы продавать добычу.
Утро в конце сентября, когда Шийна повезла на тележке к реке постельное белье, было на редкость мрачное. Не просто привычное для Шотландии пасмурное небо, а прямо-таки груды темных туч, предвещающих бурю. Шийна была неспокойна за свою стирку. Обыкновенно она развешивала выполосканное белье прямо на берегу, чтобы оно просохло на свежем ветерке, а не болталось на приходском дворе, где дома, окружающие его со всех сторон, не пропускали почти ни малейшего дуновения. Если же шел дождь, белье приходилось сушить в помещении, и не меньше чем целый день.
Так уже случилось накануне, и Шийна провела в богадельне все время после полудня до сумерек, когда начали сходиться постояльцы. Ей не хотелось, чтобы это повторилось, - худые, изможденные лица, изорванная грязная одежда наводили на нее тоску.
Она торопилась и натерла руки до ссадин, пока кончила дело. Бедные руки! Какими они раньше были белыми и гладкими, а теперь все потрескались, огрубели, покраснели.
- Не нужна ли помощь, девушка?
Шийна поспешно обернулась. Она не услышала, как подъехал молодой человек верхом на лошади, потому что ветер выл как бешеный, хлопал всадника его же пледом по ногам и вовсю трепал зеленую рубашку.
Он явно был горец; цвета пледа сходны с фергюсоновскими. Молодой, примерно того же возраста, что и Шийна. В лице есть нечто располагающее. И дело не в том, что лицо это по-настоящему красиво, а в чем-то другом, трудно определимом.
- Очень любезно с вашей стороны, - усмехнувшись, ответила Шийна. - Но я не могу представить, чтобы воинственный горец занимался стиркой для богадельни.
- Разве ты нищенка? - удивился он столь непосредственно, что Шийна от души расхохоталась.
- Конечно! - ответила она. - Стала бы я иначе стирать все это!
- Но… ты вовсе не похожа на нищенку.
- Да, для меня это внове. Я хочу сказать, что лишь недавно попала в тяжелое положение.
- У тебя нет семьи?
- Ох, я вижу, у тебя полным-полно вопросов, я с тобой только время теряю понапрасну, - очень серьезно проговорила Шийна, но глаза у нее блестели лукавством.
Она уже очень давно не разговаривала ни с кем из ровесников, тем более с таким красавцем. Ей хотелось, чтобы он оставался с ней подольше, но, разумеется, это было лишнее.
- Вот-вот пойдет дождь, а белье у меня так и не высохло, - вздохнула она.
Шийна наклонилась и выжала последнюю простыню, чтобы повесить ее вместе с остальным бельем на дерево у берега. Обернувшись, обнаружила, что юноша спешился и стоит рядом с ней. Он был намного выше ростом, и Шийне пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
- Ты такая хорошенькая, настоящая красавица, - проговорил он с откровенным восхищением. - Я заметил тебя, когда ты проходила мимо скотного двора.
- И решил последовать за мной?
- Да.
- У тебя привычка, что ли, такая - преследовать девушек? - пошутила Шийна. Но он оставался серьезным.
- Можно мне тебя поцеловать, милая?
Эта неожиданная просьба рассердила Шийну.
- Я тебе уши надеру, - пригрозила она. Он рассмеялся, немного расслабившись.
- Ты бойкая девушка, за словом в карман не лезешь, умеешь отшить мужчину.
- А ты, на мой взгляд, чересчур храбрый, - отрезала Шийна, которая уже не чувствовала себя непринужденно: этот человек не просто любовался ею, а пожирал глазами.
Она попыталась пройти мимо него, но он раскинул руки в стороны.
- Ты не убежишь сразу после того, как я нашел тебя, - сказал он. Может, ты всего лишь видение, но я не хочу, чтобы это видение исчезло.
Руки были раскинуты широко, и Шийна боялась, что он сграбастает ее, если она двинется с места. Он ей внушал опасение. Молодой, но такой большой. И к тому же хайлендер.
- Чего ты хочешь? - спросила она, глядя на него широко раскрытыми глазами.
- Ты слишком хороша, чтобы заниматься попрошайничеством. Я хотел бы стать твоим мужчиной и заботиться о тебе.
Шийну это совершенно сбило с толку. Может, этот горец не в себе? Или просто теряет голову от каждой юбки?
- Опомнись, парень, - насмешливо и едко проговорила она. - Ты почти мальчик, где тебе заботиться обо мне?
Он нахмурился, и перед Шийной внезапно предстал облик мужчины, каким этот юноша станет когда-нибудь, мужчины страстного и темпераментного. Ей не следовало смеяться над ним, но она поняла это слишком поздно. Горцы не любят, когда их высмеивают, а этот был к тому же очень гордым.
- Мне не стоило спрашивать тебя, милочка, - сдавленно произнес он, и Шийна перестала его опасаться.
- Я рада, что ты сообразительный.
- Не в том дело. Я просто должен поступить так, как поступил бы мой брат.
Тон был угрожающий, и у Шийны сжалось сердце.
- Он взял бы тебя… и то же самое сделаю я. Горец схватил ее за руку, и Шийна вскрикнула. Продолжая кричать, она забилась у него в руках, но ни ее крики, ни сопротивление ничуть не беспокоили здоровенного горца. В глазах у него даже замелькали смешливые искорки.
Времени он не терял. Усадил Шийну на коня, сам в мгновение ока вскочил в седло позади девушки и обхватил ее обеими руками так, что она не могла шевельнуться. Руки удерживали Шийну крепко, когда лошадь вошла в обмелевшую реку, чтобы перебраться на южный берег. Башмаки и длинная юбка у Шийны промокли, но она думала сейчас лишь о том, что тетка просто сойдет с ума. Как она поведет себя после исчезновения Шийны? Конечно, прежде всего сообщит домой. Бедный Найел! Неужели он подумает, что она сбежала? А отец? Он отказал дочери в защите, и вот что произошло. Он будет потрясен. Эти мысли, естественно, мало утешали.
- Куда ты меня везешь? - выкрикнула Шийна, преодолевая ветер.
- К себе домой.
- Надолго?
- Разумеется, навсегда.
Абсурд! Не может же хайлендер держать ее у себя дома, как бездомную собаку! Что, если он безумен? Удержать ее навсегда? Чепуха! Все это просто хвастовство. Либо она сама найдет возможность вернуться в Абердин, либо ее отыщут родные. Ничего у хайлендера не получится. Ровным счетом ничего.
Глава 10
Они отъехали не дальше чем на милю, когда разразился чудовищный ливень. Шийне он казался тем более ужасным, что, как ей чудилось, предвещал ее судьбу. Миля превратилась во много миль, а мысль эта продолжала преследовать девушку.
Как только началась буря, горец снял с себя плед и отдал Шийне. Она приняла его с благодарностью и закуталась с головой.
Теперь она даже не видела, куда они направляются. Парень явно спешил, словно старался обогнать непогоду. Но более двадцати миль осталось позади, прежде чем прекратился дождь. Лошадь пошла медленнее.
Шийна сбросила плед. Ливень был такой, что плед промок насквозь. Время, без сомнения, было за полдень, но в такую хмарь невозможно сообразить, который час. По обе стороны дороги высились горы, путников обступали их серые груды, окутанные темными облаками. Они находились в глубокой лощине между двумя горными отрогами и ехали берегом реки. Шийна даже вздрогнула, сообразив, что они едут по горной Шотландии и углубляются в нее все больше. Ей захотелось плакать. Слезы выступили на глазах, но она невероятным усилием удержала их. Она вовсе не собиралась показывать своему юному похитителю, насколько беспомощной себя чувствует.
Они продвигались медленно, потому что лошадь устала от долгой дороги. Шийна повернула голову, взглянула на похитителя и снова отвернулась.
- Ты не имеешь права удерживать меня. Моя семья будет возмущена.
- Ты же сказала, что у тебя нет семьи, - спокойно отвечал горец.
- Я ничего подобного не говорила! Это ты сказал!
- Ну, это не имеет особого значения, - уверенно отозвался он. - Что может сделать семья нищенки? Ты досталась мне, и тебе повезло.
- Повезло?!