Даниэлла стала отбиваться от Адриана, возмущенная не только его словами, но и тем, что он лежит на ней совершенно одетый, в то время как она, голая и смущенная, не знает, куда деться от его жадных рук. Она стала бить его в грудь, но Адриан не отпускал ее. Она попыталась вырваться, однако муж схватил ее за запястья и придавил к постели.
- Ты непредсказуема и потому опасна, - напомнил он.
- Очень, - согласилась она.
- Тогда попробуй забыть об этом! - прошептал он. - Погаси огонь непокорности! Я готов рискнуть жизнью, лишь бы тебе было хорошо!
Даниэлла чувствовала, что задыхается от гнева, но Адриан снова зашептал ей что-то нежное, и она стала потихоньку успокаиваться. Его объятия были легкими, он целовал ей лоб, шею, губы. Резким движением он скинул с себя бриджи, и она почувствовала тепло его тела. Его язык становился все более требовательным и сейчас заполнял весь ее рот, проникая все глубже. Дневной свет заливал их тела, и Даниэлла внезапно осознала, что Адриан был прав: она вовсе не противилась его любви, не считала его монстром, и ей были приятны его прикосновения. Все дело заключалось в ней самой: она боялась своей ответной реакции. Еще сегодня утром, когда их взаимная страсть достигла апогея, она лежала рядом с ним и ждала продолжения. Ей нравилось, что они спят в одной постели, нравилось лежать в его объятиях, слушать биение его сердца, ощущать на лице его дыхание. Ей нравилось тепло его тела, его руки, обнимающие ее, его ноги, которые переплелись с ее ногами. Адриан ни на минуту не оставлял ее даже во сне. Она когда-то давно убедила себя, что ненавидит его, и сейчас, несмотря на пробудившуюся страсть, не могла расстаться с этим убеждением.
Она не могла забыть о том, что Мак-Лахлан женился на ней, потому что так было угодно королю. Благодаря этому браку он получил титул и богатство, а сама Даниэлла ничего не значит в его жизни, он легко покинет ее и уедет выполнять свой долг перед королем, отрабатывать полученные от него привилегии.
Она почувствовала на себе взгляд мужа и открыла глаза. Приподнявшись на локте, он смотрел на нее, и его глаза светились любопытством.
- Ах, Даниэлла, я бы все отдал, лишь бы узнать, что творится в твоей расчетливой головке!
Она опять попыталась вырваться из его рук, но он крепко держал ее. Она ухватилась за его руку, старясь оттолкнуть ее от себя, но и это ей не удалось. Услышав тихий смех Адриана, она оставила дальнейшие попытки и, стараясь держаться с достоинством, сказала:
- Что вы можете мне дать? Осыпать меня золотом? Подарить графство или одного из ваших боевых коней?
- Коней? Матфея, Марка, Луку или Иоанна? Никогда, миледи. Они служат мне верой и правдой.
- И каждый из них гораздо лучше, чем ваша собственная жена, которая не так хорошо обучена и ее нельзя оседлать?
- Совсем наоборот, миледи, вы, вне всякого сомнения, самая подходящая, лошадка, какую только может оседлать ваш хозяин.
Даниэлла покраснела от головы до самых кончиков пальцев: совсем не этот смысл она вкладывала в свои слова и не предполагала, что муж может их так переиначить. Она снова возобновила попытки вырваться из его объятий. Все ее усилия были тщетны и только еще больше развеселили Мак-Лахлана. Наклонив голову, она вцепилась зубами в его руку и с удовольствием услышала сорвавшийся с его губ крик. Она мысленно улыбнулась, но тут же разжала зубы, так как Адриан больно ударил ее по голым ягодицам. Она стала отталкивать его с такой силой и злобой, что ему пришлось отпустить ее. Разжав руки, Адриан повалился на спину, и Даниэлла оседлала его.
- Как вы смеете? Как вы смеете? - повторяла она, но муж только весело смеялся.
Очень скоро графиня поняла, что допустила ошибку, ибо он слегка приподнялся, ухватил ее за бедра и в таком положении вошел в нее. По ее телу прошла судорога. Закрыв глаза, Даниэлла затихла, охваченная новым, незнакомым ощущением, которое усиливалось с каждым движением Адриана. Наконец ей удалось вырваться, и она снова оказалась под ним. Он целовал ее губы, шею, груди, разжигая огонь желания. Его ласки становились все смелее, пальцы, язык, губы скользили по ее груди, животу, бедрам, вызывая внутри молодой женщины целую бурю чувств. Его интимная ласка была настолько волнующей, что с губ Даниэллы сорвался крик. Адриан приподнялся и вновь вошел в нее с такой силой, что мир перед ее глазами раскололся надвое…
Удовлетворив свою страсть, Мак-Лахлан скатился на бок, прохладный воздух сразу охладил разгоряченное тело Даниэллы, и у нее промелькнула мысль, что она снова хочет его и хотела всегда. Она свесила ноги с кровати, горя желанием поскорее отделаться от этого наваждения. Но муж снова схватил ее, повалил на спину и, заглянув в глаза, спросил:
- Скажи мне ради Бога, что же я опять сделал не так?
- Ничего особенного. Просто ты самый настоящий тиран.
- Ничего особенного?
- Адриан, может, ты меня наконец отпустишь? - попросила Даниэлла, потупив взор. - Можешь злорадствовать сколько хочешь. Победа снова на твоей стороне. Ты никогда не проигрываешь: ни в сражении, ни в играх.
Не поднимая глаз, она чувствовала на себе его взгляд. Прошло несколько томительных минут, и она услышала, что Адриан встает. Зашуршала одежда: значит, он одевается. Мак-Лахлан взял со стола ружье и направился к двери.
- Ах, миледи, как вы ошибаетесь на мой счет! - сказал он, берясь за ручку двери. - Я делал все возможное, чтобы угодить вам, но, похоже, мне это так и не удалось.
Даниэлла с удивлением посмотрела на мужа, но он был уже за дверью. Сказав эти странные слова, он покинул ее, и ей ничего больше не оставалось, как опять лечь в постель и размышлять над ними…
Днем мужчины снова тренировались в поле, на этот раз верхом на лошадях и с тупыми копьями в руках. На столбе была подвешена вращающаяся мишень, и на одном из ее концов висела гиря. Когда всадник ударял копьем по мишени, он должен был быстро отскочить от нее, так как удар гирей мог вышибить его из седла. Даниэлла видела с парапета, как Адриан что-то объясняет мужчинам. Все они дружно смеялись, когда одному из них никак не удавалось быстро отскочить от мишени и гиря ударяла его снова и снова. Адриан не отпускал бедолагу до тех пор, пока тот не добился желаемого результата. Наблюдая за воинами, Даниэлла заметила, что к ним со стороны южной дороги приближаются четверо вооруженных конных рыцарей и их предводитель держит в руках знамя с гербом их сеньора - Эдуарда, принца Уэльского. Всадники подъехали к Адриану, и человек со знаменем вручил ему скрепленный печатью документ.
Словно почувствовав взгляд Даниэллы, Адриан посмотрел в ее сторону. Несмотря на расстояние, графиня увидела, как загорелись его глаза. Немного понаблюдав за ней, он отвернулся. У Даниэллы перехватило дыхание: только сейчас она поняла, почему Адриан устраивал для воинов такие упорные тренировки. Это письмо было приказом короля. Мак-Лахлан прекрасно знал, что рано или поздно получит его. Он приехал в Авий не только для того, чтобы жениться на Даниэлле, но еще и для того, чтобы собрать подкрепление для своего войска из числа мужчин, живущих в ее замке. Теперь он уведет всех их с собой, чтобы сражаться на стороне английского принца.
Даниэлла бросилась в замок. В зале она застала Рема. Графиня пожаловалась ему на внезапную головную боль, предупредила, что не спустится к обеду, затем поднялась к себе в комнату.
Она не собирается обедать вместе с людьми Эдуарда, и ей абсолютно безразлично, что скажет потом Адриан. Она не ручается за себя и может надерзить ему в присутствии посторонних.
В комнату вошла Монтейн и, увидев, что Даниэлла очень бледна, подумала, что госпожа действительно заболела. Монтейн растерла ей ароматическим маслом виски, приказала, чтобы принесли горячей воды, и вымыла ей волосы розовой водой. Даниэлла поблагодарила ее, сказала, что ляжет спать, и попросила передать Адриану, что не спустится к обеду, поскольку у нее раскалывается голова.
Стемнело. Даниэлла расположилась в кресле перед камином и, глядя на пламя, стала думать о том, как она ненавидит Адриана за то, что он уводит ее людей воевать и, возможно, умирать за Эдуарда, короля Англии. Он не имеет права так поступать! Втерся к ним в доверие и вот бросает их в битву против дома Валуа. Он приехал сюда только для того, чтобы уехать снова, чтобы забрать ее людей, хотя заверял, что английская армия достаточно сильна и никто не посмеет выступить против господства Англии в Гаскони.
Огонь в камине разгорался, а вместе с ним все сильнее полыхал и гнев Даниэллы. Она встала и стала бесцельно расхаживать перед камином. Дверь бесшумно открылась и закрылась, а графиня даже не заметила, как в комнату вошел Адриан. Остановившись на пороге, он наблюдал, как она, словно кошка, грациозно ходит перед камином.
Внезапно почувствовав чье-то присутствие, Даниэлла посмотрела на дверь и увидела Адриана. Все внутри у нее похолодело, когда она разглядела его сердитое лицо и горящие злостью глаза.
- Ты не кажешься мне больной, дорогая.
- Ты ошибаешься. Я ужасно плохо себя чувствую. Меня тошнит от предательства шотландцев!
- Никакого предательства нет, Даниэлла. Я присягал Эдуарду III Английскому и нахожусь на службе у принца Уэльского.
- И тебе нет дела, что, находясь на этой службе, ты разорвешь Францию на куски!
- Речь идет не о Франции. Мы должны подавить бунтовщиков.
- Все это время вы знали, что уедете, забрав все, что нам нужно! Вы силой заставили моих людей служить вам, и вам наплевать, на чьей стороне их симпатии!
- Я здесь граф и хозяин, и их симпатии на моей стороне.
- Но это мои люди!
- А вы моя жена, и, черт возьми, миледи, вы тоже должны быть на моей стороне!
- Вы не имеете права…
- Эта кампания не продлится долго.
- Буду молить Бога, чтобы она длилась целую вечность!
- Молите Бога, чтобы я остался живым, леди, так как принц хотя и любит вас как брат, как он утверждает, совсем не доверяет вам. Если вы останетесь вдовой, последствия могут оказаться ужасными. Подумайте об этом, миледи.
- О каких ужасных последствиях вы говорите? Видит Бог, я больше не позволю вашему королю диктовать мне, что делать. Я сама распоряжусь своей судьбой, и лучше вам молить Бога, как бы не ошибиться. Авий мой, и, когда вы вернетесь, меня уже здесь не будет.
Ей не надо было произносить этих слов, и Даниэлла сразу же пожалела о своей несдержанности. Адриан смерил ее холодным взглядом, и она застыла на месте. Он двинулся к ней с таким решительным видом, что она не выдержала и закричала. Его пальцы вцепились ей в плечо, она откинула голову назад, и Адриан посмотрел ей в глаза.
- Ах, Даниэлла, - начал он, и голос его дрожал, как будто он боролся с собой, чтобы не ударить ее, - ты сама подписала себе приговор! - Теперь в его голосе звучала угроза.
Даниэлла открытым ртом ловила воздух. Адриан схватил ее на руки и бросил на кровать. Графиня, с трудом дыша и сдерживая подступившие слезы, как могла сопротивлялась. Она будет изо всех сил бороться с ним. Она не позволит ему вновь овладеть ею. Она ненавидит его и будет ненавидеть до последнего вздоха.
Но он и не собирался искать с ней близости. Не ycпела графиня опомниться, как Адриан отпустил ее и исчез за дверью.
Она сама подписала себе приговор…
Даниэлла вскочила с кровати и бросилась за Адрианом, но дверь захлопнулась у нее перед носом. Она подергала ручку - дверь не открывалась.
- Адриан! - закричала она, охваченная паникой. - Адриан! Адриан, прошу тебя… - прошептала она.
Но Адриан уже не слышал ее.
Адриан ушел.
Даниэлла стала барабанить в дверь. Она звала его. Звала снова и снова.
Никто не откликнулся на ее зов. Как же так, ведь она здесь хозяйка! Она так хорошо правила Авийем! Но вот появился этот человек. Он стал здесь хозяином, и все, кто так любил свою графиню, стали почитать шотландца, стали повиноваться только ему.
Время шло, а Даниэлла все ходила по комнате. Ей стало казаться, что она мечется так уже целую вечность, обдумывая, что скажет Мак-Лахлану, когда он вернется. Ее охватили отчаяние и страх перед тем, что может ей причинить Адриан. Оставит ее в заточении в этих четырех стенах на бесконечные дни, недели или целые месяцы? Неужели он посмеет? Король Иоанн хотя бы из рыцарских побуждений может послать сюда французских солдат, чтобы освободить графиню. Даже внутри Авийя может возникнуть стычка между англичанами, гасконцами и теми обитателями замка, которые считают себя приверженцами французов.
А возможно, Мак-Лахлан и не оставит ее здесь. Он способен отослать жену в Англию и оставить там под надежным присмотром. Тогда она не сможет никуда убежать, а в том, что Даниэлла собирается поступить именно так, он был твердо убежден.
Вопросы роились в ее голове до тех пор, пока она не почувствовала себя совсем измученной. Даниэлла опустилась на ковер перед камином, стараясь держаться поближе к огню, так как ее стало знобить. Она легла на ковер, зарывшись головой в его пушистый мех. Молодая женщина не плакала, потому что знала, что если заплачет, то уже не остановится. Она понимала, что Адриан никогда не нарушит клятву, данную Эдуарду, но ее злило то, что ему все равно, какая судьба уготована его жене.
Даниэлла смотрела на огонь, и глаза ее стали слипаться.
Когда Адриан вернулся в комнату, его сердце чуть не остановилось: Даниэллы нигде не было. Ни на кровати, ни в кресле, ни у окна, где она могла бы смотреть на ночное небо. Но случайно его взгляд упал на меховой ковер перед камином, и Адриан наконец увидел ее. Он замер в дверях и нее смотрел на жену. Свечи едва горели, и огонь в камине тускло освещал комнату. Белым был ковер, белой была ночная рубашка Даниэллы, и ее черные волосы выделялись на их фоне. Они спадали на плечи, спускались до самых ног, и их крутые локоны вплетались в мех ковра.
Казалось, что само время остановилось. В камине потрескивали дрова, и огонь согревал Адриана. Огонь и Даниэлла…
Он подошел к камину и снова посмотрел на жену, чувствуя, как душу его охватывает боль. Господи, разве он предполагал, когда ехал сюда, что обречет себя на такие муки, что вызванные этой женщиной страсть, гнев и нежность смешаются в нем, вытеснив из его жизни все иные чувства! Он любил Джоанну, но никогда не испытывал по отношению к ней ничего подобного, не испытывал той мучительной боли, какую он испытывает теперь, покидая Даниэллу. Он проклинал ее и боялся за нее. Прежде он никогда в жизни не сидел в пустом зале, дожидаясь, когда все в доме замрет, когда даже волки в лесах перестанут выть. Сидел как дурак, уставясь на пламя и пытаясь найти ответ на мучительный вопрос: что же ему теперь делать? Никогда в жизни…
Он сел на корточки рядом с женой, чувствуя, как напряглись его нервы, боль пронзила каждую клеточку его тела, а сердце стучало, словно раскаты грома. Если бы Даниэлла попыталась соблазнить Адриана, прибегнув к самой необузданной фантазии, то и тогда ей не удалось бы вызвать в нем такой голод, такую жажду и такие душевные муки, какие она вызывала сейчас, лежа на ковре в глубоком сне. Огонь камина бросал причудливые отблески на белую ткань ее ночной рубашки, на ее спокойно вздымавшуюся грудь, на бедра и едва различимую в полумраке талию. Рубашка сползла с ее правого плеча, открывая прекрасное тело и совершенной формы грудь почти до самого розового соска. При взгляде на эту грудь любой мужчина потерял бы голову. Пряди волос цвета эбенового дерева прикрывали все, что не было прикрыто рубашкой. Даниэлла лежала, полусогнув колени, и рубашка немного задралась, позволяя любоваться длинными, изумительной красоты ногами и округлыми бедрами. От этого зрелища можно было сойти с ума.
Черные длинные ресницы отбрасывали мягкие тени на ее щеки, белые как алебастр, слегка позолоченные огнем в камине. Какие изумительные черты лица! Он хотел эту женщину каждой клеточкой своего тела, всей своей измученной душой. Очередной поворот колеса фортуны - и Даниэлла стала его законной женой. Ни одна женщина не вызывала у Адриана такого желания, такого взрыва чувств, такого экстаза, какие он испытывал с Даниэллой. Адриан похоронил Джоанну, и в его жизни не осталось ничего, кроме чувства вины. Он приехал сюда, думая, что с чувствами покончено раз и навсегда, что теперь только сила, власть и богатство имеют для него значение. Он связал свою жизнь с Даниэллой, поскольку решил, что так распорядилась судьба: эта женщина должна принадлежать ему. Адриану и в голову не приходило, что, хотя он сумел овладеть Даниэллой, на самом деле это она покорила его. Она назвала его тираном, потому что он все время пытался руководить ею. Он прикасался к ее телу, но так и не затронул глубины ее души. Она осталась его врагом, верная клятве, которую принесла, будучи ребенком, будучи еще слишком юной, чтобы понять его и простить.
Она по-прежнему настроена против него.
Так больше продолжаться не может.
Адриан очнулся от своих мыслей и убрал с лица Даниэллы прядь волос. Черные ресницы дрогнули, зеленые глаза раскрылись - она встала на колени, затем уселась на корточки рядом с ним.
- Адриан, - прошептала она.
Изучающе посмотрев ей в глаза, Адриан вдруг понял, что она рада его приходу, что все это время ждала его. Конечно, она не попросит прощения, но она готова соблазнить его, чтобы смягчить его гнев. Даниэлла прекрасно понимает, что в его власти сделать с ней все что угодно. Она, вне всякого сомнения, поняла, что он может отослать ее в Англию.
Он должен закрыть для нее свое сердце и не поддаваться соблазну.
- Идем! - сказал он так грубо, что в ее глазах вспыхнул испуг.
Так и должно быть. Взяв жену за руки, он помог ей встать на ноги и потащил к двери, задержавшись лишь на минутку, чтобы снять с крючка ее мантию и накинуть ей на плечи.
- Адриан, что ты собираешься сделать? - закричала она.
Адриан не удостоил ее ответом.
- Это безумие! - воскликнула она, когда он тащил ее вниз по лестнице.
Крепко держа жену за руку, Адриан провел ее через темный и пустой зал и вытащил во двор, где было холодно и пустынно.
- Адриан, черт бы тебя побрал… - выкрикивала Даниэлла, упираясь.
Она споткнулась и вскрикнула, и Адриан вдруг вспомнил, что в спешке вытащил ее на улицу, не дав обуться, он уже не мог остановиться и тем более приносить извинения за свою оплошность. Он схватил ее на руки и быстрым шагом направился к часовне. Сняв со стены фонарь, Мак-Лахлан вошел в темную часовню.
- Адриан, ради Бога… - умоляла Даниэлла.
- Правильно, миледи, здесь мы рядом с Богом, ответил он, опуская ее на землю. В тусклом колеблющее свете фонаря статуи святых казались живыми. Даниэлла в страхе отшатнулась, но Адриан, крепко ухватив ее за руку, повел к алтарю и дальше - вниз по широкой лестнице, ведущей в склеп.
- Адриан! - кричала Даниэлла, пытаясь вырваться из его железных объятий. В ее голосе звучала отчаянная мольба, но Адриан не обращал на это никакого внимания. Фонарь освещал дорогу в мрачный холодный склеп. Добравшись до склепа, Адриан поставил фонарь в одну из ниш в стене, и слабый свет озарил большую часть этого царства мертвых.
Температура в склепе, расположенном глубоко под землей, позволяла долго сохранять человеческие останки. По одну сторону на ложах из камня и мрамора медленно разлагались в саванах мертвые тела представителей родовой знати и мелкопоместного дворянства замка Авий. В центре располагались богатые гробницы тех, кто мог позволить себе такую роскошь.
- Адриан! - снова закричала Даниэлла, извиваясь в его руках.