Кейт заставила себя разжать сомкнутые губы и выдавить нечто вроде улыбки.
– Сама не понимаю, отчего это меня так поразило. Глупо. Я совсем не помню своей матери. Быть может, я вообще никогда не видела ее. Она ни разу не навестила меня, не написала ни единого письма. Я для нее будто не существовала после того, как она отдала меня на попечение чужих людей.
– Как бы там ни было, не очень приятно услышать, что ей отрубили голову.
– Я знала, рано или поздно это может произойти. Себастьян не раз повторял, что выходки Марии могут вывести Елизавету из себя, и она решится на самые крайние меры. И грех будет лежать не на английской королеве.
Роберт пожал мечами.
– Тогда какого дьявола ты выпытывала подробности о ее смерти у Ангуса?
– Всю свою жизнь я только и слышала о том, какой грешницей была Мария. И рада, что она мужественно встретила свою смерть. Мужество – это ведь добродетель, не правда ли? – Кейт скрестила руки на груди, чтобы Роберт не видел, как они дрожат. Какой здесь пронизывающий холод...
– Сейчас я разведу огонь, – не отвечая на ее вопрос, сказал Роберт, склоняясь к камину и укладывая поленья. – Людям Ангуса я сказал, что они могyт быть свободны. Для меня они скорее друзья, чем слуги. Но я подумал, что тебе будет тяжело каждый раз напрягаться и брать себя в руки при виде нового человека. Я попросил, чтобы Гэвин принес ужин сюда.
– Спасибо, – ответила она, дивясь тому, как он точно угадал ее состояние: меньше всего ей хотелось сейчас идти к большому столу и сидеть с незнакомыми людьми, слушая их шутливую перебранку и намеки на одним им известные истории.
Она села в кресло с высокой спинкой возле камина и откинула голову.
– Когда Гэвин принесет ужин, ты съешь все до конца. Поняла?
Кейт молча кивнула.
– А затем ложись в постель.
Она посмотрела на кровать и вспомнила его слова про чистые простыни, о которых он говорил накануне.
– Мне нужна женщина, а не бесчувственная кукла, – ответил Роберт, как всегда непостижимым образом угадывая, о чем она только что подумала. Голос его был грубым и резким. Но отчего-то она почувствовала облегчение. В глубине души Кейт боялась сегодняшней ночи, но из гордости ни за что не созналась бы в своих страхах. Слова Роберта сняли этот тайный груз.
– Постарайся заснуть и забыть обо всем.
Она снова молча кивнула, чувствуя только полное опустошение, как после бури.
Пробормотав про себя какое-то ругательство, Роберт вышел, хлопнув дверью.
В сгустившемся сумраке багровые языки пламени исполняли бешеный танец. Алый плащ на плечах. Топор палача. Кровь.
Надо забыть о том одиночестве, на которое обрекла ее странная и непонятная женщина, обезглавленная четыре дня назад. Алые язычки пламени храбро бились с надвигавшейся темнотой. Так же мужественно встретила надвигавшийся на нее мрак смерти Мария. "О ней станут слагать легенды", – сказал Ангус. Это лучше, чем каждый день выслушивать от Себастьяна, что ее мать – сосуд зла, искушение, посланное самим Сатаной на землю, дабы вовлекать людей во грех... Если она не убоялась смерти, быть может, она вовсе не была такой плохой, как о ней многие говорили? Ее не смогли запугать и сломить, несмотря на то, что она столько лет провела в заточении. "А вдруг все они, кто наследуют эту линию, несут проклятие рода и обречены на одиночество", – подумала вдруг Кейт. И как ни странно, эта мысль принесла облегчение. Значит, лично ее вины ни перед людьми, ни перед Господом не было никакой.
Роберт сердито посмотрел на нетронутый поднос.
– Ты должен был заставить ее поесть.
– Она сказал, что не голодна. Собиралась тут же отправиться в постель. – Гэвин скрылся на кухне и через минуту вернулся довольный, держа в руках огромную бутыль можжевеловой настойки. – Смотри, что я нашел в запасах Ангуса! Надеюсь, он не будет возражать, если мы выпьем по рюмочке? В крайнем случае всегда можно сказать, что хотели отпраздновать удачное окончание его похода. А почему ты не захотел, чтобы мы поехали вместе с ним?
– Слишком вызывающе. Любая такая выходка в ближайшие месяцы будет неизменно связываться с казнью Марии. У меня нет ни малейшего желания, чтобы моя женитьба и месть за смерть Марии каким-то образом оказались в одном ряду!
– Да, ты ловко перевел разговор с Ангусом. – Гэвин нахмурился. – Но дядюшке мы могли бы довериться.
– Он любопытен, а любопытные люди болтливы. Если до истины докопается один, завтра об этом узнает другой, а через день – все остальные. А в том числе и те, кому об этом лучше не знать. – Роберт нахмурился, пытаясь отогнать тревожившие его мысли о родном Крейгдью. – Как она?
– Ты же сам видел, – пожал плечами Гэвин. – Словно повстречалась с призраком. – Помолчав немного, он добавил: – Ты не сможешь ей помочь. У каждого из нас есть свои призраки, и с этим приходится бороться в одиночку.
Роберт подошел к столу.
– Ты уже откупорил бутылку?
Гэвин налил в бокалы крепчайшего напитка и поставил бутылку на карточный столик.
– А мне казалось, что ты собирался по-другому провести сегодняшнюю ночь. В дороге ты с трудом сдерживал себя.
Роберт и сейчас мучительно хотел Кейт. Никогда прежде стремление обладать женщиной не было таким глубоким и сильным, никогда образ женщины так неотступно не преследовал его, требуя исполнения желания. Его разрывали противоречивые чувства: мучительный огонь, терзавший его тело, и болезненная нежность, с которой он боролся с того самого момента, как увидел ее на веревке со связанными руками, перепачканной в грязи. Почему? Почему он не может отбросить эту нежность и жалость и получить то, чего требует его плоть?
– Себастьян оказался прав. На вид она хрупкая, но сломить ее трудно, – задумчиво сказал Гэвин.
Роберт, не глядя на него, потянулся к бутылке.
Перетасуй карты.
Русалка уплывала от нее все дальше и дальше. Серебристый, как звон колокольчика, смех погасили крутые валы волн.
Кейт никак не могла перевести дыхание. Ей не хватало воздуха, легкие наполнились водой. "Подожди меня, подожди!" – вырвался из ее груди отчаянный крик.
– Что случилось? Какого дьявола ты кричишь? – Кто-то, желая разбудить ее, встряхнул за плечо.
Но Кейт по привычке проснулась сама от звука собственного голоса. Открыв глаза, она увидела смуглое лицо, склонившееся над ней. И страх отступил.
Безопасность. Дом. Покой.
Она инстинктивно прильнула к нему. Сердце все еще колотилось в груди так, что, казалось, вот-вот выскочит наружу. Ее руки обвили его шею в поисках защиты и спасения.
– Русалка! Она уплыла...
– Успокойся! – Роберт мягко провел ладонью по ее разметавшимся волосам, – Тебе приснился страшный сон?
"Что я делаю, – спохватилась Кейт. – Роберт меньше всего похож на тихую гавань". Oнa попыталась высвободиться из его объятий, но он только крепче прижал ее к себе.
– Перестань.
У нее не было сил сопротивляться.
– Она уплыла навсегда, – едва сумела выговорить Кейт сквозь приступы рыданий, которые она тщетно пыталась подавить.
– Не бойся, – Роберт нежно погладил ее волосы. – Все не так плохо, как кажется. Это всего лишь страшный сон и ничего более.
Слезы струились у нее по щекам.
– Именно это я и говорила Себастьяну. Сон не может быть греховным. Но он только и дожидался того, когда я закричу, потому что ему все труднее удавалось поймать меня на каком-нибудь прегрешении. И тогда Марта приносила хлыст…
– Хлыст… Так это из-за сна? Из-за того, что тебе снилась...
– Русалка. – Бессмысленные признания рвались наружу. – Себастьян сказал, что это не русалка зовет меня, а порок манит к себе. Но это не так. Я чувствовала совсем другое...
– Боже правый, – сказал он медленно и без всякого выражения.
Рыдания, сотрясавшие ее, начали постепенно стихать. Кейт слабо пошевелилась.
– Теперь ты можешь отпустить меня.
– Молчи, – он еще крепче обнял ее. – Я делаю то, что мне хочется самому.
Кейт испытывала чувство благодарности за то, что он не послушался ее. В бушующем море переживаний, нахлынувших на нее, она ощущала его прочным утесом. Но правила морями русалка, а не он.
– Я не должна была пользоваться твоей добротой. Просто на какой-то момент я почувствовала себя...
– ...в безопасности? – сухо спросил Роберт. – Я знаю.
– Странно, правда? Ведь иной раз я почти боюсь тебя.
– Удивительно то, что ты решилась признаться в своей слабости.
– Если бы ты знал, как я стыжусь этого, как презираю себя за беспомощность! Раньше я такой не была. Себастьяну не удавалось выжать из меня ни единой слезинки. А сейчас – я сама не могу понять, что со мной.
Она закрыла глаза и теснее прижалась к его груди, позволив себе отдаться тому чувству покоя и безопасности, что исходили от него. И уловила запах коня, кожи и еще чего-то пряного и терпкого.
– Но почему русалка? – тихо спросил Роберт, угадав, что она уже оттаяла и расслабилась. – Расскажи, тебе станет легче.
Однажды она уже совершила ошибку, неосторожно признавшись Себастьяну, и потом расплачивалась за это до последнего дня. Но он не Себастьян. И ему можно рассказывать обо всем. Дольше выносить это чувство одиночества уже не было сил.
– Ты же знаешь, чей это символ, – прошептала она.
– А, проституток! Но откуда ты знаешь, ты же никогда не видела этих вывесок?
– Я знала о них с самого детства. Себастьян описал, как они выглядят. Когда умер ее муж – лорд Дapнли, горожане Эдинбурга заподозрили, что Мария виновата в его смерти. Они сочли, что она убила его, чтобы выйти замуж за своего любовника – лорда Ботуэлла. И повсюду – на всех домах и заборах города – стали появляться рисунки: русалка в короне. – Кейт с трудом перевела дыхание.
– И тебе снился этот сон?
– Не об убийстве и не о греховной страсти, – она прерывисто вздохнула. – Мне снилось, что я плыву и вокруг голубая, как шелк, вода. Я чувствую себя такой свободной и счастливой. – Смягчившийся было голос снова сорвался. – И в этот момент появляется она...
– И ты уже не ощущаешь себя такой счастливой, как раньше?
– Сначала все по-прежнему хорошо. Она такая красивая. Золотистые волосы распущены по плечам, ее глаза устремлены на меня с любовью. Она улыбается...
– А потом?
– Она медленно начинает уплывать, – задумчиво продолжала Кейт. – Уплывает, оставляя меня одну. Я пытаюсь плыть за ней, но не могу догнать. Вода начинает темнеть. Появляются какие-то странные животные. Они окружают меня со всех сторон. Я знаю, что, если не смогу догнать ее, они нападут на меня. Но мне не удается плыть быстрее. И вдруг я понимаю, что не могу дышать под водой. А русалка оборачивается и начинает смеяться... – Слезы снова покатились из глаз. Кейт потерлась щекой о его рубашку, вытирая их. – В этом сне нет ничего греховного и ничего плохого.
– Не считая того, что моя рубашка совершенно промокла, – попытался отшутиться Роберт. – Но на этот раз она уплыла навсегда и больше не вернется.
– Не вернется, – машинально повторила за ним Кейт. – Как странно. Оказывается, Мария так много значила для меня, хотя я почти ничего не знала о ней. В детстве я мечтала, что однажды она придет и заберет меня с собой. Надеялась, что она полюбит меня, если узнает получше. Но она так и не появилась. Себастьян постоянно твердил мне, что она эгоистичная, злобная соблазнительница.
Роберт помолчал, а потом негромко проговорил:
– А я слышал от тех, кто ее знал, что Мария была веселая, красивая и храбрая. Половина Шотландии готова была сражаться под ее знаменами.
– Но не ты.
– Для меня существует только одно знамя – знамя Крейгдью.
– Но не будь его, ты бы все равно не пошел за ней, – настойчиво допытывалась Кейт.
Он поколебался.
– Нет.
Кейт грустно улыбнулась.
– Вот видишь.
– Я бы не пошел за ней потому, что Мария всегда руководствовалась своими чувствами, а не разумом. Это ведет не к победе, а к поражению. Только по этой причине.
– Я не похожа на нее.
– Поэтому ты выпрыгнула из окна, чтобы попытаться спасти клячу, за которую никто и пары пенсов не согласится заплатить?
– Это совсем другое. – Она подняла к нему глаза и вдруг ужаснулась: – А может, и в самом деле так?
– Нет, нет, это действительно совсем другое, – быстро сказал он, успокаивая ее. – В тебе говорило чувство долга, а не каприз и не прихоть. Это совсем другое, – повторил он и, медленно подбирая нужные слова, продолжал убежденно: – Мы не в силах изменить наше прошлое. Мы не можем избрать других родителей. Но зато мы в состоянии проложить свой собственный путь. Возьми храбрость Марии, ее отвагу, ее упорство и настойчивость. А об остальном просто забудь. Прими ее веселость и отвергни страстную жажду власти.
– Себастьян бы сказал в ответ на это, что человек не в силах сам управлять своей судьбой.
– А я говорю, что можно. Человек всегда должен знать, кем он является на самом деле и кем он хочет стать. И в этом случае нельзя полагаться ни на чью волю, кроме своей.
Кейт снова почувствовала ту непреклонную решимость, которая всегда исходила от него.
– А тебе когда-нибудь снились страшные сны?
Какое-то мгновение он молчал, и Кейт решила, что он не станет отвечать.
– Теперь нет, – сказал наконец Роберт.
Значит, когда-то и он просыпался ночью от кошмара, иначе откуда бы ему знать, что это такое! Он знал, как ее утешить, как надо себя вести, чтобы успокоить ее. Кейт открыла было рот, чтобы спросить, кто пугал его во сне, но удержалась.
– Ты хочешь узнать, какие кошмары преследовали меня, не правда ли?
– Я чувствую, что тебе не очень хочется вспоминать о том времени.
– Мне и в самом деле не доставляют удовольствия эти воспоминания, – сказал Роберт спокойно, словно речь шла о ком-то другом. – Но я расскажу тебе, как мне удалось избавиться от своих кошмаров. Проснувшись ночью в холодном поту, я потом уже не мог сомкнуть глаз до утра. Однажды ночью я понял, что больше не вынесу этого. И тогда я отправился на конюшню, оседлал коня и поскакал в сторону Пустоши...
– А что это такое?
– Северная часть острова. Где высятся черные скалы, которые круто обрываются вниз. У нас это место называют Пустошью...
Кейт отчетливо представила себе, как он, одинокий, терзаемый мукой, скачет вдоль безлюдного берега и ветер треплет его черные волосы.
– А почему именно туда?
– Не знаю. Я просидел у обрыва до самого утра и смотрел вниз, где на камнях резвились морские львы, котики и моржи. Каждую весну они тысячами устремляются к острову, чтобы произвести потомство. Там бурлила своя жизнь... Могучая, неукротимая... – Он замолчал, вспоминая часы, проведенные среди скал. – После этого всякий раз, как я просыпался ночью и не мог уснуть, я отправлялся к морю. И к концу лета кошмары перестали мучить меня.
– Ты считаешь, что тебя вылечили морские львы и моржи? Ты покажешь мне это место?
– Как-нибудь покажу.
Кейт вздохнула. Как хорошо было лежать в объятиях Роберта и слушать его негромкий мягкий голос. За этот час, что он провел с ней, она столько узнала о нем нового и важного для себя. И самое главное – Роберт поделился с ней своей болью. Признание далось ему нелегко, но он пошел на это ради нее, стараясь утешить, смягчить ее потерю. Никогда не испытанное чувство счастья переполняло ее. Тугой клубок боли в груди начал медленно распускаться.
– Если это принесет тебе облегчение, обещаю, что не буду пытаться завлечь тебя в постель, пока ты сама не пожелаешь.
– И ты будешь относиться ко мне, как к Гэвину?
Роберт опять заколебался.
– Вряд ли это возможно. Но я попробую...
Сокол, распростерший над ней свои широкие крылья, зорко оберегающий ее от всех бед и напастей. Кейт тихонько засмеялась: "Как хорошо!"
– Боюсь, это будет означать, что я проиграл Гэвину два фунта.
Она так и не поняла, в чем заключалось их пари, да и не хотела вникать в это, потому что в голове все и без того перемешалось.
Устроившись поудобнее, Кейт закрыла глаза. Ей слышались удары его сердца: сильные, ритмичные, как набегающие на берег морские волны. Странно. Когда раньше ее отпускал страх, она всячески избегала каких-либо мыслей о море. Но сегодня оно уже не пугало ее. Напротив. Может быть, потому, что он рассказал о том, как море излечило его. Глядя, как моржи и котики играют в морском прибое, Роберт возродился к жизни. Каким-то шестым чувством Кейт угадала, что прежние отчаяние и одиночество больше никогда не вернутся к ней. Русалка уплыла навсегда.
5
На рассвете следующего дня Кейт проснулась от ощущения, что ей чего-то не хватает. Память мгновенно вызвала картины вчерашней ночи: морские львы, что резвились в волнах прибоя, негромкий голос Роберта и его руки, крепко обнимающие ее. Сейчас чувствовался только его едва уловимый запах. Самого Роберта уже не было рядом. Но это не имело никакого значения. Радость переполняла Кейт, перехлестывая через край. Она спрыгнула с постели и побежала босиком умываться.
И по лестнице она спускалась так же легко и весело, когда в зале появился Роберт, направлявшийся ко входной двери.
– А я как раз собирался послать за тобой Гэвина. Нам пора выезжать.
Кейт застыла на ступеньках, как будто ее окатили холодной водой и она превратилась в ледяную статую. Боже милостивый, Роберт держался так, словно это не он приходил к ней вчера, словно не его тихий голос рассказывал о бешеной скачке в ночи. Гнев, вспыхнувший в груди, растопил лед. Он не имел права отбирать у нее подаренную накануне радость. Если она уступит сейчас, то впереди ее снова ждет томительное одиночество, полная отгороженность от мира в еще более затвердевшей скорлупе. Кейт вихрем сбежала по ступеням и заступила ему дорогу.
– Нет!
Выражение его лица оставалось таким же непроницаемым, когда он встретил гневный, горящий взгляд Кейт.
– Иди на кухню, поешь перед дорогой. Ангус еще спит, но вчера я поблагодарил его за гостеприимство, и мы...
– Что случилось? Отчего ты так переменился? Ведь ты помнишь... что пообещал мне...
– И я не собираюсь отказываться от данного мной слова. Я буду защищать и оберегать тебя от всех невзгод так же, как оберегаю Гэвина.
– Я и сама могу постоять за себя. Я не об этом говорю сейчас. Мне этого мало. – Надо заставить его понять, чего требует ее душа. Чего ей так не хватало все это время. – Я знаю, что это слабость, что это недостойно... Но почему ты не можешь стать мне другом, как и Гэвину? Каролина при встрече сказала мне, что я всегда требую слишком многого от людей. Но не больше того, чем готова поделиться сама. Дорога будет веселее и легче, если...
– Перестань.
– Нет. Не перестану. Я хочу...
Роберт мягко прикрыл ей рот рукой.
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Тебе мало, что я распахиваю над тобой крылья. Всякий раз при виде тебя я еще должен начинать ворковать, не так ли?
– Но неужели просить о дружбе – значит просить слишком много? – горько проговорила Кейт. – Ты обещал...