Те устремили испуганные взгляды сначала на экономку, потом на Деллу, не зная, кому подчиняться. Экономка подскочила к Делле и, злобно прищурившись, выпалила:
- У вас нет права распоряжаться здесь. Никакого.
- Есть! - возразила Делла, хотя знала, что женщина права.
Экономка ощерилась, обнажив желтые зубы.
- Что вы намерены сделать с ним, синьора?
- Во-первых, я намереваюсь проследить за тем, чтобы его вымыли, переодели в чистое и сытно накормили. Во-вторых, он должен проспаться, чтобы… чтобы избавиться от своей дерзости! - Делла улыбнулась, вспомнив это образное выражение отца, и протянула бутылку экономке. - Уберите и больше никогда не приносите сюда ничего подобного, пока синьор не придет в себя. На обратном пути позовите двух поденщиц, а также захватите белье, чистую одежду для хозяина, новый наперник и побольше горячей воды. - Она оглядела комнату. - Вы думаете, если хозяин слеп, ему все равно? Здесь настоящий свинарник. Воняет, как в уборной! Нужно вычистить камин и открыть окна, чтобы проветрить, пол тщательно отскрести и вымыть. Далее: соберите все ковры и сожгите их, а также матрац.
В черных глазах экономки светилось восхищение, смешанное с изумлением
- Вы не знаете его, синьора. Он будет сопротивляться.
- Если он будет продолжать вести себя как испорченный ребенок, мне придется обращаться с ним соответственно. - Делла повернулась к хозяину, надеясь, что до него дойдет смысл ее следующего заявления: - Когда испорченный мальчишка капризничает, нужно игнорировать его.
- В последние дни у него была лихорадка, - предупредила экономка. - Вы можете заразиться.
- Я не верю вам, - сказала Делла, и молодые парни испуганно дернулись.
Делла не приняла всерьез слова экономки, так как та держалась слишком вызывающе. Несомненно, она надеялась вызвать у Деллы истерику, подобную той, что случилась с ней в день приезда. Но того уставшего, трогательного создания, какой она была в ту ночь, уже не существовало.
- Настоятельно прошу вас, синьор, помочь мне, - сдержанно произнесла она. - Единственное, чего я хочу, это обеспечить вам комфорт. Если вы поможете мне, обещаю, я оставлю вас в покое. Естественно, решать вам.
Делле на секунду показалось, что ей удалось пробиться через пьяный дурман, но она ошиблась. Взревев, хозяин попытался сбросить с себя обидчиков.
Делла впервые видела, чтобы человек сражался с таким неистовством, как будто ему грозит дыба. Возможно, его рассудок помутился от ран, решила она. Как же заставить его понять, что она - его союзник?
Делла прикусила губу, не желая показывать свое разочарование ухмыляющейся экономке. А парни тем временем боролись с хозяином, натыкаясь на мебель. Им пришлось сильно попотеть, прежде чем они снова скрутили его.
В конце концов, Делла приказала им уложить синьора на кровать и привязать за здоровую руку и обе ноги к столбикам балдахина. Однажды она побывала в Бедламе - больше она не совершала подобной ошибки - и видела буйных, которых связывали ради их собственной безопасности. Возможно, синьор - один из таких больных, но ей все равно претит, когда с людьми обращаются грубо.
Распластанный на кровати, хозяин вел себя на удивление тихо. Покачав головой, Делла расправила плечи. Ну что ж, это было неизбежно. Зато теперь можно хоть что-то для него сделать.
- Продолжим. Его нужно вымыть. Снимите с него грязную одежду.
Парни устремились к кровати, дабы выполнить указание, но больной неожиданно закрыл рукой забинтованное лицо и издал душераздирающий вопль, эхом отдавшийся от стен затхлой комнаты. В его животном крике было столько боли и отчаяния, что Делла едва не сдалась. Однако она напомнила себе, что перед ней не раненое животное, а раненый человек, и, подойдя к больному, легко дотронулась до его плеча.
- Прошу вас, синьор, не усложняйте себе жизнь! Лежите смирно, умоляю.
Он замер, но в нем чувствовалось напряжение. Выждав минуту, Делла повернулась к парням.
- Поаккуратнее, - тихо попросила она. Они ножом осторожно разрезали рубашку и одним движением сдернули ее.
- Dio mio - отскочив, хором воскликнули они и перекрестились.
Тело больного было покрыто нарывами. Из некоторых сочились гной и кровь - видимо, вместе с рубашкой была сорвана прилипшая к ней корка.
- Оспа.
- Вот видите! Видите! - торжествовала экономка, когда парни бросились прочь из комнаты. - У него оспа, синьора!
- Леди Хиллфорд! - Забывшись, Сара назвала свою хозяйку ее настоящим именем. - Уходите! Оспа!
Делла бессознательно пятилась до тех пор, пока не уперлась в холодную каменную стену. Ее напугал вовсе не вид гноящихся пустул. То, от чего ее сердце едва не выпрыгнуло из груди, выглядело гораздо безобиднее.
Среди густой поросли на груди больного поблескивал овальный золотой медальон с инициалами "Р" и "X" на топкой золотой цепочке.
Перед отъездом Рейфа на полуостров она подарила ему на память очень похожий медальон. Внутри был ее портрет. Она выгравировала его инициалы на крышке, дабы они сохранились навечно, как и ее любовь к нему - в ее сердце. Об этом она поведала ему в записке, прилагавшейся к медальону.
Делла перевела взгляд на забинтованное лицо. Возможно ли, чтобы этот буйный сумасшедший был тем, кого она поклялась любить, уважать и кому обязана подчиняться?
Она отступила от стены.
- Вон! Вон! Вы, обе, оставьте меня!
Она с такой стремительностью налетела на женщин, что и экономка, и Сара выбежали из комнаты. Делла решительно закрыла за ними дверь, едва не прищемив платье Сары, и заперла ее на щеколду. Тяжела дыша, она привалилась к полированному косяку, оттягивая момент, когда ей придется вновь столкнуться лицом к лицу с мужчиной на кровати. Она вспомнила кошмарную ночь своего приезда. Тогда ей показалось, что этот забинтованный человек - демон, поднявшийся из преисподней. Но то были фантазии измученного сознания. Они не могли сравниться с ужасом открывшейся перед ней действительности.
Делла закрыла руками лицо. Она не находила в себе сил еще раз взглянуть на больного и убедиться в своих предположениях.
В начале путешествия она не очень задумывалась над причинами, почему Рейф не вернулся к ней. Слишком уж часто она сражалась против холодного рационализма других, чтобы признать бессмысленность собственной точки зрения. И вот сейчас она дрожала при мысли, что ее самое безрассудное желание претворилось в жизнь в тот момент, когда она готова была сдаться.
Тихий стон вызвал у Деллы новый приступ тревоги. Массивная готическая кровать была скрыта в густом мраке, и только путы из разорванной на полосы простыни белели на темных столбиках.
Делла услышала, как заскрипела кровать, когда мужчина попробовал свои путы на прочность. Он думает, что он один? Неужели он не слышит громкого стука ее сердца и учащенного дыхания? Неужели не чувствует ее страха? Или ему это безразлично? Может, помешательство - результат ранения, а не беспробудного пьянства?
Он дергал рукой и ногами, дерево скрипело, но не поддавалось, так как в нижней части окружность столбиков была не меньше, чем талия Деллы. Говорят, сумасшедшие обладают недюжинной силой, но Делла подозревала, что, даже если и так, у него не хватит сил, чтобы освободиться. Наконец он с гневным стоном оставил свои попытки и начал колотить по матрацу. Бедняга, как же он страдает!
Поддавшись порыву, Делла сделала шаг вперед. Ее ноги в атласных туфельках ступали бесшумно.
Но он услышал. И поднял голову.
- Кто там? - с вызовом спросил он по-итальянски.
- Всего лишь я, - после некоторого колебания ответила Делла.
Он что-то буркнул и уронил голову на подушку.
Приблизившись к кровати, Делла принялась изучать его сапоги, стараясь не смотреть на золотой медальон на цепочке. Сапоги были высокими, и даже грязь и царапины не могли скрыть великолепное качество кожи.
Ей непроизвольно вспомнились слова Рейфа о том, что о чувстве самоуважения солдата можно судить по тому, как он заботится о своем мундире и вооружении. Начищенные сапоги, хорошо наточенная сабля, прочно пришитые и сияющие медные пуговицы - все это требует немалых усилий и свидетельствует о внимании к мелочам, от которых зависит жизнь.
Это не может быть Рейф, сказала себе Делла. Рейф всегда был гордым человеком. Неожиданно ей в голову пришла предательская мысль - подобные мысли хоть и редко, но все же посещали ее. Они оба страдали именно из-за его гордости.
Она стояла на расстоянии вытянутой руки от кровати, но так и не могла набраться храбрости, чтобы поднять глаза. Казалось, некая сила приковала их к левому сапогу, у которого не было каблука. Может, отсутствие каблука объясняет его хромоту?
- Помогите мне, - неожиданно опять по-итальянски произнес он.
Взгляд Деллы метнулся на больного. Под грязными бриджами вырисовывались четкие контуры напряженных мышц бедер, как будто он готовился еще раз испытать прочность пут. Тело же оставалось в тени полога. Чтобы хорошо его рассмотреть, понадобится свет.
Делла подошла к окну и подняла тяжелые зеленые шторы. Яркий полуденный свет залил кровать. Поморгав, она повернулась к кровати и обнаружила, что больной снова закрыл лицо рукой. Нахмурившись, она осторожно приблизилась к нему. Он слеп, следовательно, ему незачем закрываться от света. Может, он стесняется своей внешности? Или ему есть что скрывать? Эта мысль побудила Деллу повнимательнее приглядеться к нему. Однако она избегала смотреть туда, где покоился медальон. Его болезнь не вызывала у нее страха. В детстве она пережила эпидемию оспы и приобрела иммунитет. Если не считать гноящихся и покрытых коркой пустул, такое тело может принадлежать только мужчине в расцвете лет. На стройном торсе с темной порослью на груди не было никаких следов ран в отличие от лица и правой руки. Даже если бы это был Рейф, она бы все равно не смогла узнать тело собственного мужа.
Делла вспомнила их первую и последнюю ночь вдвоем. Понимая ее смущение, он задул свечу, прежде чем раздеться и лечь рядом с ней.
Она же слишком сосредоточилась на чувственном удовольствии, которое он дарил ей, чтобы рассматривать его обнаженное тело. Память сохранила нежность, ласковые прикосновения рук, тяжесть тела, огонь страсти и, наконец, силу и твердость его плоти.
Делла замотала головой. Так дело не пойдет. Надо все выяснить. Она заставила себя поднять взгляд на несколько дюймов.
Медальона не было на месте. Только тонкая золотая цепочка на шее.
Очевидно, догадалась она, медальон соскользнул с его груди, когда он пытался разорвать путы. Наклонившись пониже, она обнаружила украшение рядом с левым ухом больного. Ей пришлось опереться коленом на край кровати, чтобы дотянуться до медальона. Почувствовав ее присутствие, мужчина резко повернул к ней голову. Его спрятанное под многими слоями бинтов лицо оказалось так близко от нее, что она ощутила отвратительный запах винного перегара. Содрогнувшись, но не отступив, она быстро схватила медальон.
Замок был сломан, поэтому медальон распахнулся при прикосновении, открыв ее взору то, чего она так страшилась, - собственный портрет.
Делла выронила его из руки и отскочила от кровати. Она разрывалась между противоречивыми желаниями: убежать или обнять этого калеку, который лежал абсолютно неподвижно, как будто умер или спал.
- Почему я слушала так невнимательно? - хрипло прошептала она. Правда читалась в глазах Квинлана Делейси, когда он принес ей письмо Рейфа.
Делла взглянула на правую руку больного, туда, где должна была находиться кисть. "Ну конечно!" - сообразила она. Рейф не мог написать письмо. Его написал Делейси! Возможно ли, что таким образом лорд Кирни попытался уберечь ее от того, что знал сам? Она видела, с каким нежеланием он отвечал на ee вопросы о смерти Рейфа. Его взгляд словно молил: "Не вытягивайте из меня всю правду".
Делла опять посмотрела на больного и прижала кулак к губам, чтобы не закричать. Хочет ли она знать правду?
Называя себя здравомыслящей, она долгими темными ночами перебирала в голове все возможные причины, почему Рейф не вернулся к ней, даже те, которые причиняли боль. Она воображала, что он ранен или сошел с ума… его держат в плену с целью получить выкуп… он ранен и скрывается где-то во Франции, не зная, что война уже закончилась. Она даже допускала, что он влюбился в какую-нибудь красавицу, спасшую ему жизнь, и не желает покидать ее. Но во всех этих случаях он оставался жив. Пусть эти мысли доставляли страшные мучения, однако верить в то, что он жив, было легче, чем в то, что он погиб. И вот сейчас…
Делла устремила взгляд в окно и не моргая смотрела на отдаленную точку до тех пор, пока не защипало глаза и не потекли слезы. Там, за окном, была жизнь - солнечный день, тепло, оливковые деревья, черепичные крыши, красная земля и серебристые блики реки, протекавшей через зеленую долину.
Неожиданно Делла обнаружила, что внутренняя тревога прошла, она ощутила необыкновенное спокойствие. Только кровь, пульсирующая в венах, свидетельствовала о том, что она еще существует. Прирожденная уверенность больше не управляла ее мыслями. Уж слишком часто она подводила ее. Отныне ею руководил инстинкт самосохранения и стремление выжить.
Мужчина на кровати еще не знает, кто она. Почему бы не оставить все так, как есть? Слугам не известно ее настоящее имя. Только Сара знает о цели ее приезда сюда. Можно вернуться в Англию, провести положенный год в трауре, а потом начать жизнь сначала. И никто не заподозрит, что ей известна правда.
Как молода и глупа она была прежде, как долго занималась самообманом и не предполагала, что на свете есть вещи более жуткие, чем вдовство, - когда ты на всю жизнь привязана к мужу-калеке, да еще и сумасшедшему. Нет, у нее не хватит на это смелости.
Делла судорожно вздохнула. Правда оказалась хуже, чем ее самые смелые предположения. Теперь, когда она знает все, сможет ли она жить с этим, с самой собой, если уйдет отсюда и поддержит его обман?
Она прошла через комнату, открыла дверь и захлопнула ее за собой с яростью, удивившей ее саму.
Глава 25
- Это всего лишь ветрянка, Сара.
- Вы уверены, миледи?
- Абсолютно. - Делла, обтиравшая своего пациента, посмотрела на компаньонку, которая топталась у двери. - Я видела оспу, - шепотом добавила она, не желая, чтобы ее услышал еще кто-то, кроме Сары. - При оспе форма пустул другая. А эти шаровидные и белые. Температура невысокая, у него лишь незначительный застой в легких. Сыпь продержится несколько дней и исчезнет без следа, не оставив рубцов.
Неожиданно кровать затряслась, и Делла переключила свое внимание на больного. Он беззвучно смеялся. Все это время она разговаривала с Сарой на английском. К нему же обращалась по-итальянски. Он ей ни разу не ответил, но она не сомневалась, что он понимает ее. Интересно, что забавного он нашел в ее словах о рубцах?
- Вы не должны мыть незнакомого джентльмена, миледи. Это непристойно. Где помощники, которых вы просили прислать? - осведомилась Сара, шагнув в комнату.
- Я не смогла убедить их. - Делла принялась осторожно тереть торс больного. - Экономка говорит, в соседней долине малярия. Рабочие боятся за свою жизнь. Они еще не скоро вернутся.
- Пусть это послужит вам уроком, - проворчала Сара. - Ну ладно, я попробую, если вам так надо его вымыть.
- О нет, я даже не думаю о том, чтобы хоть на минуту оставить своего пациента, - обманчиво-ласковым тоном произнесла Делла. - Я сама намерена заботиться о нем.
- Хорошо, миледи, если вы настаиваете. Но я все равно буду здесь. Ради приличия. - От Сары не укрылся сердитый блеск в красивых глазах хозяйки. Что-то произошло, но она знала слишком мало, чтобы соединить отрывочные сведения в целостную картину. Внезапно она сообразила, что случилось нечто важное. - Вы освободили его, миледи.
- Да, - с деланным равнодушием ответила Делла. - Я бы тоже пришла в ярость, если бы меня связали, как цыпленка. А теперь не мешайте мне заниматься делом.
Делла краешком глаза увидела, что Сара бросила на нее пристальный взгляд, но проигнорировала его. Никто на свете не был изумлен тем, что она вернулась в эту комнату, больше, чем она сама.
Понадобилось совсем немного времени - пока закипела вода, которую принесла экономка, - чтобы понять: она не может оставить мужа. Он не хотел, чтобы она знала, что он жив, однако она все же узнала об этом и не могла закрывать глаза на этот неоспоримый факт. Когда-то она любила его и до сих пор любит в нем того мужчину, каким он был. Ей больно видеть его в таком состоянии. Пусть он никогда не узнает, кто она, если она соблюдет все меры предосторожности, но она-то знает, что является его женой. Если она и оставит его, то на попечение куда более ответственного лица, чем слуги, населяющие виллу. Он находился в ужасающе запущенном состоянии. Потребовалось несколько раз сменить воду в тазу, прежде чем удалось смыть с его торса толстый слой грязи. В данный момент она мыла его здоровую руку, испытывая странное удовлетворение от того, что чистила его ногти и обрабатывала их маникюрными принадлежностями, которые принесла из своей комнаты. Ей никогда прежде не доводилось наслаждаться прелестью ежедневного общения с Рейфом. Однажды она размечталась о том, что когда-нибудь хорошо изучит его тело, причем настолько, что сумеет распознать его по форме руки или даже стопы. И вот сейчас, вытирая его руку, она чувствовала, что действительно знает его. У него сильная рука, с квадратной ладонью, длинными тонкими пальцами и темными волосками на первых фалангах. Поддавшись порыву, она слегка сжала его руку, прежде чем положить ее на простыню. Если он и заметил, то никак не отреагировал.
Однако когда Делла взяла его за правую руку, он резко выдернул ее.
- Послушайте, синьор, - сурово проговорила она по-итальянски. - Я вижу, что вас тяжело ранили, но это не значит, что рука может оставаться грязной. Если не обработать ее, может начаться нагноение, которое приведет к ампутации.
Казалось, эти слова оживили его. Он выставил руку вперед, едва не ударив Деллу по груди.
- Я буду очень осторожна, но и вы должны лежать спокойно, - предупредила она и взялась за ножницы.
К ее облегчению, рану обработали, прежде чем забинтовать руку. Она видела, как многие ветераны войны с Наполеоном просили милостыню на улицах. Часто их раны гноились и не заживали. Эта же рана была тщательно зашита, и теперь на ее месте образовался ровный рубец. О, но какие страдания, должно быть, доставила ему эта потеря! Делла положила ладонь ему на руку и спросила:
- Почему вы забинтовываете ее? Она не уродлива.
В ответ он отвернулся.