Глава 9
Орнелла не уставала удивляться тому, как много способен увидеть тот, кто думает не о мести, а о любви. Они с Дино шли по каштановой роще, сквозь плотно сплетенные кроны деревьев сияло небо, а под ногами расстилался травяной ковер.
Они вышли на луг, полный растений, многие из которых уже отцвели. Пушистые семена взлетали вверх, а после медленно плыли обратно к земле. Но иные - Орнелла была уверена в этом - возносились прямо к небесам.
Окруженная белесым облаком, она шествовала по лугу, приминая траву босыми ногами. Иногда Орнелла принималась танцевать, взмахивая руками, приподнимая подол ветхого одеяния.
А еще она пела, пела так, что звуки парили над землей, будто сильные, свободные, легкие птицы.
Неожиданно Дино остановился, присел на корточки, осторожно коснулся пальцами ее огрубевшей, покрытой царапинами ступни и сказал:
- Когда-нибудь я куплю тебе самые красивые туфли, какие только сумею отыскать в лавках Аяччо.
- Аяччо? - повторила Орнелла.
- Да. Именно туда люди ездят за красивой одеждой и вещами.
- И когда это будет?
Он встал и посмотрел ей в глаза.
- Перед нашей свадьбой.
- Дино, - голос Орнеллы дрогнул, - ты же знаешь, что это невозможно.
- Нет, - возразил он, - просто после ухода Джулио все стало сложнее. Если прежде я был намерен уехать, сбежать, то теперь мне необходимо убедить отца согласиться на наш брак. - И добавил: - Отныне ему не на кого рассчитывать, кроме меня.
- Есть еще Данте!
- Ему лишь недавно исполнилось семнадцать. Он младший сын, а старший - я.
- Для тебя так важно получить наследство? - в отчаянии проговорила Орнелла.
- Дело не в наследстве. В долге, - ответил Дино.
Издалека доносился мирный звон колокольчиков. Пасущиеся внизу овцы казались маленькими точками, а фигура пастуха - отлитой из бронзы статуэткой. По склону горы лениво расползалось облако дыма: там снова горели маки.
Орнелла опустила глаза, будто желая отдохнуть от ослепительного сияния солнца. Могла ли она в чем-то винить Дино после того, как едва его не убила?!
Он понял, о чем она думает; приподнял ее голову за подбородок, нежно прикоснулся своими губами к губам девушки и сказал:
- Не надо об этом. Главное, ты поняла, что месть не может быть ни смыслом, ни целью жизни. У нас есть счастье двигаться, дышать, любить. Счастье надеяться. Что еще нужно человеку? - Потом напомнил: - Ты обещала показать мне место, где ты теперь живешь.
- Да, - Орнелла улыбнулась, - это недалеко.
Она взяла его за руку, и они пошли по тропинке.
- Мне кажется, отец верил в то, что Джулио вернется, - сказал Дино. - Да, брату было глубоко наплевать и на хозяйство, и на войны в маки, и все-таки я никогда не думал, что он сможет все бросить и сбежать неведомо куда без гроша в кармане.
Орнелла вспомнила, как брат Дино выбросил ее кинжал в зыбучие пески, из-за чего она едва не погибла. Она считала Джулио способным на любую подлость; он наверняка сбежал не потому, что был храбрым, а как раз оттого, что в нем жил трус.
- Неужели он ушел из дому только потому, что ему не хотелось жениться на Кармине?
- Полагаю, все куда сложнее. Джулио было проще сбежать, чем подчиниться отцу.
- Тебе не показалось странным, - Орнелла остановилась и посмотрела ему в глаза, - что твой отец был готов женить Джулио на служанке? Гораздо проще было бы свалить вину на девушку и выгнать ее из дома!
- Что и сделала моя мать, - заметил Дино и ответил: - Мой отец всегда был порядочным человеком; он с детства учил нас отвечать за свои поступки.
- Мне кажется, причина не только в этом, - сказала Орнелла и, внезапно решившись, выпалила: - Ты знаешь о том, что когда-то давно моя мать и твой отец были любовниками?!
На лице Дино появилось смешанное чувство изумления и ужаса. Он сжал руку Орнеллы так, что ей стало больно.
- Не может быть!
- Может. Мне сказала Летиция Биррони, бывшая подруга Беатрис. Зачем ей лгать?
И без промедления и жалости поведала о том, что ей довелось узнать.
Дино выслушал ее с каменным лицом.
- Что ж, - глухо произнес он, - в каком-то смысле это развязывает мне руки.
- В том-то и дело, - с горечью проговорила Орнелла, когда они пошли дальше, - они исковеркали свою жизнь и продолжают глумиться над нашими!
- Иногда мне кажется, - подхватил Дино, - что до этого дикого края никогда не долетят ветры перемен! Одни будут вечно повторять, что корсиканцы должны умирать во имя глупых законов, как прежде люди умирали за веру, другие станут отказываться от любви из-за понятий о чести и долге в том случае, когда это вовсе не нужно делать! Наши родители не понимают: приходит молодая кровь, и все меняется! Да, существуют "мертвые узлы", не допускающие иной развязки, кроме кровавой, и все же во многих случаях куда проще решить дело с помощью прощения и любви!
Они подошли к пещере. Вокруг были раскиданы валуны, в окраске которых при ярком солнечном свете неожиданно возникали ядовито-зеленые тона: то была медная руда. Дино внимательно разглядывал изумрудные прожилки, напоминающие изящные древние письмена.
- Идем, - сказала Орнелла и повела его внутрь.
Внутри было много естественных углублений и уступов, но в целом пещера выглядела как уютный домик, надежно защищенный от палящего солнца и непогоды. Свод почернел от копоти, а пол был устлан крошками породы и белесым пеплом.
Дино заметил кучу веток и тряпья, служивших Орнелле ложем, и нахмурился.
- Не нравится? - спросила она, поймав его взгляд.
- Когда я вижу, где тебе приходится обитать, испытываю чувство вины. Я-то каждый день засыпаю в чистой постели, и мне не нужно готовить пищу на костре.
- Это временное убежище, - сказала Орнелла и положила руки ему на плечи.
Дино глубоко вздохнул. В дни болезни он передумал о многом. В мечтах он был дерзким, даже бесстыдным; в своих тайных грезах он ласкал тело Орнеллы так, как едва ли осмелился бы сделать это наяву.
Они поцеловались, а после незаметно опустились на подстилку, где продолжили неловкие стыдливые ласки.
Орнелла приподняла подол платья и положила руку Дино чуть повыше своего колена. Прикосновение его горячей, покрытой мозолями ладони к обнаженной коже было таким приятным, что она зажмурила глаза. Рука Дино несмело двинулась дальше, и Орнелла с готовностью приняла запретную ласку. Это был путь к свободе, свободе выражения сокровенных чувств, свободе любви.
Это было ужасно, прекрасно, непередаваемо и стыдно. Орнелле чудилось, что от прикосновений Дино она сгорит дотла. Жар разливался по всему телу, струился по жилам. Одежда влюбленных пришла в беспорядок, они ощущали друг друга всем телом.
Помня о том, что рассказывала Летиция, Орнелла приготовилась почувствовать боль, как вдруг Дино отстранился и сел. У него были затуманенные страстью глаза и совершенно безумный вид. Тем не менее он прошептал:
- Нет, не сейчас и не здесь! После свадьбы, в постели.
- Чтобы наутро было не стыдно показать соседям простыни? - Орнелла не удержалась от иронии.
- Не ради этого.
- Ты боишься, что у нас не получится пожениться? - догадалась она.
- Мы поженимся, обещаю! Я добьюсь этого любой ценой, ибо мне не нужна другая. Просто я не хочу начинать все так, как… они. Не желаю искушать судьбу. Разве тебе не страшно?
Орнелла тоже села и провела рукой по растрепавшимся волосам. Ее сердце билось неровно и часто, как в лихорадке; вместе с тем она ощущала странное облегчение.
- Ты прав: будет лучше, если я останусь девственницей до первой брачной ночи. Мне и правда немного страшно. Но я вовсе не против, чтобы мы получше узнали друг друга.
- Я тоже, - ответил Дино и потянулся губами к ее губам, а руками - к вороту платья.
- Оно такое уродливое, - неловко произнесла Орнелла, имея в виду свою одежду.
- Это всего лишь платье, - прошептал Дино. - Твоя кожа, твое тело прекраснее любых, самых изысканных нарядов!
- Я сниму его. Ты тоже можешь раздеться.
Серые глаза Дино смеялись.
- Я сделаю это с большим удовольствием.
После договора, который они заключили, им было удивительно легко друг с другом. Ничего не стыдясь и не боясь, они упивались откровенными ласками, при этом не переходя определенной границы. Дино сказал, что у него тоже никого не было и что она первая девушка, которую он поцеловал.
- В деревне о тебе ходят слухи, как о заправском соблазнителе, - засмеялась Орнелла.
- Если мне не доведется соблазнить тебя, лучше я стану монахом!
- Дино, - она вдруг стала серьезной, - пообещай, что никогда не будешь спать с другой.
- Я обещаю больше. Клянусь, что именно ты, Орнелла Санто, станешь моей первой женщиной, что я никогда не буду спать с другой, а самое главное - что я всегда буду любить только тебя!
При этом он держал руку на ее груди. Орнелла не выдержала и прыснула.
- Видел бы тебя отец Витторио! Он бы упал в обморок!
- Мне всегда казалось, что ни твоя мать, ни ты не боитесь ни Бога, ни дьявола, - заметил он.
- Не знаю. Она приучила меня ни на кого не надеяться и никогда ни о чем не просить. И теперь мне кажется, если я обращусь к Господу с первой и единственной просьбой, Он не сможет мне отказать.
- О чем ты Его попросишь?
- Чтобы Он не позволил нам расстаться.
Часом позже, выбравшись из пещеры, они вновь шли по лугу к дому Беатрис. На этом настоял Дино.
- Мать не захочет нас слушать! - возразила Орнелла.
- И все же я должен с ней поговорить. В случае удачи я приду к отцу, заручившись ее согласием.
- Она прогонит нас прочь.
- Посмотрим.
- Она знает, что я едва не убила тебя, - напомнила Орнелла.
- Ты вдохнула в меня новую жизнь. Преодолеть то, что я чувствую сейчас, так же невозможно, как обломать крылья ветру.
Беатрис Санто возилась на крохотном огородике. Она не знала, зачем делает это теперь, когда лишилась и сына, и дочери. Женщина вполне могла питаться дикими каштанами и съедобными травами, хотя чаще всего ей вообще не хотелось есть.
Беатрис надеялась, что Орнелла вернется и покается, но этого не случилось. Значит, то была не просто блажь, стало быть, дочь в самом деле решила променять ее, свою мать, на этого парня!
Она разогнула усталую спину и внезапно окаменела.
К ней приближался юный Леон Гальяни. Женщина видела его стройную фигуру, каштановые кудри, глаза, казавшиеся серебристо-стальными в тени и пронзительно-синими - на ярком солнце. Беатрис задрожала. Она дрожала так, когда он на нее смотрел и когда он прикасался к ней. Он, Леон, единственный мужчина, с которым она могла быть счастлива. Чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, женщина бессильно прислонилась к косяку.
Нет, это был не Леон, а его старший сын. Беатрис хорошо помнила, как проклинала беременную Сандру, желая, чтобы ее первенец не родился на свет. Сейчас этот юноша обнимал ее дочь. Обнимал по-хозяйски, так, словно она давно принадлежала ему.
Между ними существовало что-то глубоко потаенное, что нельзя выразить словами, пожалуй, даже большее, чем телесная близость, которую они, наверняка, уже испытали.
- Синьора Санто, - произнес Дино, подойдя ближе, - я могу с вами поговорить?
Он опустил руки и уже не обнимал Орнеллу за талию. Девушка сжалась, ее темные глаза метали молнии. Она молчала, но Беатрис явственно ощущала упорство дочери, ее несгибаемую силу. С Орнеллой всегда было так: если она принимала решение, то непременно добивалась своего.
- Синьора Санто, - голос Дино звучал почти кротко, - я прошу у вас руки вашей дочери. Мы любим друг друга. Пожалуйста, позвольте нам пожениться!
Беатрис попятилась. Она не знала, что сказать, однако чувствовала, что если уступит этому натиску, ей придется отказаться от той ненависти, которая столько лет давала ей чувство удовлетворения, была смыслом ее жизни. Женщина понимала, что должна на что-то решиться: середины быть не могло.
Она вспомнила крохотное личико в маленьком гробу. У ее первенца тоже могли быть каштановые волосы и серые глаза, как у этого сильного, стройного, красивого парня. А еще Беатрис подумала о Симоне, несчастном Симоне, которого вечно преследовала тень его былого соперника. И - об Андреа.
- Вы не заслуживаете благословления! Вы достойны только мести! Убирайтесь отсюда!
- Если я уйду, мама, то уже никогда не вернусь! - закричала Орнелла, и в ее голосе звенели слезы.
Лицо Беатрис оставалось каменным.
- Именно этого я и хочу.
Они побрели прочь понуро, однако не разнимая рук, и это было ударом для женщины. Беатрис поняла, что побеждена. Чувства этой пары не могли обуздать ни законы, ни правила. Вся надежда была на отцовскую волю, волю Леона, который тоже не допустит этого брака.
Дино остановился перед камином, над выступающей частью которого была укреплена деревянная полка с бронзовым распятием, и перекрестился, мысленно прося у Бога благословения и помощи.
В его душе жили воспоминания о часах, проведенных в пещерке, о том, как они с Орнеллой перед тем, как расстаться, купались в море, и ее длинные волосы полоскались в волнах прибоя, а темные глаза сияли от счастья.
Сколько радостей, удивительных радостей простого существования сможет подарить ему жизнь, если отец скажет "да"! Дино вздохнул. Он мог бы сбежать, как сбежал Джулио, но тогда его станет терзать чувство вины перед матерью, отцом, домом, землей, перед тем, без чего он не мыслил ни себя, ни своей жизни.
Леон вошел в зал тяжелой поступью и остановился. Женщины ушли к себе; теперь они с сыном могли поговорить наедине.
- Я хочу обсудить твою женитьбу, - промолвил Леон.
- Я тоже, - взволнованно ответил Дино и добавил, отрезая пути к отступлению: - Я уже выбрал девушку и согласен жениться только на ней.
Отец молчал, и тогда сын продолжил, без обиняков выложив все, о чем думал, и - как последнюю и единственную надежду - то, что узнал о былых отношениях Леона и Беатрис.
- Да, - согласился отец, после того, как Дино умолк, - это так. Когда-нибудь ты должен был об этом услышать.
- Я хочу, чтобы моя судьба сложилась иначе, - прошептал Дино.
Леон размеренным шагом прошелся по комнате.
- Разве моя судьба сложилась плохо?
Дино затаил дыхание. Его воспитали в условиях, где слепое подчинение отцу было сродни религии. Мог ли он осуждать его поступки, его жизнь? И все-таки Дино решился заметить:
- Ты женился не по любви.
Леон приподнял брови.
- Если б я мог вернуть прошлое, ничего бы не изменилось.
- Разве ты не выбрал бы Беатрис?
- Я бы выбрал твою мать, - сказал Леон и с усмешкой продолжил: - Мой отец видел истину, а я - нет. В темноте все женщины одинаковы. Главное предстает перед нами при свете дня. Из Беатрис никогда бы не вышла верная жена и заботливая мать. Достаточно вспомнить, как она относилась к собственным детям, которые вечно ходили оборванные и голодные. К тому же она слишком быстро задрала подол - порядочные женщины так не поступают. Надеюсь, ее дочь не пошла по стопам своей матери?
Дино густо покраснел. Вспоминая о том, как они с Орнеллой ласкали друг друга в полутьме пещерки, он гордился тем, что почти стал мужчиной. Он не думал, что это разврат, что девушка, позволяющая такое возлюбленному, безнравственна и бесстыдна, ему казалось, будто в те сокровенные мгновения они впервые по-настоящему узнали друг друга, заговорили на одном языке.
- Между нами ничего не было, - быстро произнес он и, не желая уступать, повторил: - Но мы любим друг друга!
Леон облегченно вздохнул.
- Я рад, что ты удержался от соблазна и не повторил моей ошибки. Что касается любви… День назад ты был спокоен и счастлив, знал, для чего живешь, а теперь мечешься и не находишь себе места - вот что такое любовь. - Он подошел ближе и положил руку на плечо сына. - Ты нужен мне, Джеральдо. Я на тебя рассчитываю. Сейчас тебе кажется, будто ты жертвуешь собой, однако придет день, когда ты поймешь, что родная земля стоит сотен женщин. Не женись на Орнелле Санто! Дело не в том, что она бедна. Она слишком похожа на свою мать. Что-то подсказывает мне, что связь с ней не принесет тебе счастья. Обещаю подобрать для тебя работящую, покладистую, честную и красивую девушку, о браке с которой ты не будешь жалеть.
Рука Леона лежала на плече сына, и Дино казалось, будто на него обрушилась вся тяжесть мира. Тяжесть ответственности, традиций, долга.
- Расскажите, что случилось между вами и Симоне Санто, - попросил он.
Леон убрал руку, опустился в кресло и указал на скамью:
- Садись. Я не покривлю душой, если скажу, что мне жаль Симоне. Он всегда был бестолковым и вялым, вечно бродил по горам и мало с кем общался. Даже дом построил вдалеке от другого жилья. Едва ли кто-то пошел бы за этого угрюмого парня, кроме Беатрис. Быть может, у них все бы сложилось, но только Беатрис не давала Симоне покоя. Она замучила его своей ненавистью ко мне. Ее не отрезвило даже рождение детей.
В тот роковой день я случайно встретился с Симоне на узкой тропинке. Один из нас должен был уступить другому дорогу. Это сделал я, ибо мне было нечего с ним делить. Однако он принялся оскорблять меня, говоря, что когда-то я обесчестил его жену, сделал ее несчастной. Я пожал плечами и предложил Симоне расстаться по-хорошему, но он не отступал и замахнулся на меня ножом. Я был сильнее и попытался отнять у него оружие. Завязалась борьба. К несчастью, Симоне оступился и сорвался с тропинки. Я пытался его удержать, но не сумел. Я пришел к Беатрис, рассказал о том, что случилось, предложил свою помощь. Однако она повернула дело так, будто это я убил ее мужа, и объявила вендетту. Когда Симоне не стало, эта безумная женщина принялась изводить своих детей. Тебе известно, что случилось с ее сыном. Если б я не позвал жандармов, ответственность за его преступление легла бы на меня как на старосту нашей деревни, а его все равно бы арестовали. - Леон поднялся, скрипнув креслом, и завершил свой рассказ словами: - Вот что принесла мне любовь.
- Так ты все же любил Беатрис? - недоверчиво произнес Дино.
Леон с силой сцепил пальцы в замок.
- Любил. Но потом сотню раз проклял себя за это! То, во что я свято верил, обернулось против меня! Я не хочу, чтобы это случилось с тобой.
Решив, что разговор окончен, Леон отправился к себе. Он шел усталой походкой, и Дино не мог сказать, что утомило отца: воспоминания, прожитая жизнь или сегодняшний день.
Сандра Гальяни не спала. Женщина не знала, что не давало ей уснуть: черные пласты мрака, в которые превратились горы, или звезды, падающие с неба, будто серебряные монеты. А быть может, то, что она лежала не в супружеской спальне, а в комнате Бьянки.
Они с Леоном не ссорились. Когда Сандра выгнала из дома Кармину, муж ни словом не обмолвился об этом. О Джулио он тоже не заговаривал. Все шло своим чередом, просто в доме стало на два человека меньше.