То, что отныне Сандра спала в комнате дочери, тоже не вызвало у Леона ни вопросов, ни возражений. Супружеские отношения для него давно превратились в привычку, а для нее всегда были не слишком приятной обязанностью. В брачную ночь муж овладел юной женой без единого слова, резко, грубо, словно злясь на нее или на что-то досадуя. И хотя с тех пор прошло больше двадцати лет, женщина не простила ему этой первой обиды и боли. Возможно, Сандра полюбила бы мужа, если б он позволил ей это, впустил бы ее в свою душу.
Убедившись, что Бьянка уснула, она тихо встала и прошла в комнату сыновей. Данте как обычно спал так крепко, что его не разбудило бы даже землетрясение, зато Дино лежал, уставившись в потолок неподвижными глазами, похожими на светлые зеркала.
Заметив мать, он удивленно привстал, и Сандра кивнула.
- Идем!
Они остановились у потухшего камина, и мать с невольной грустью смотрела на то место, где по вечерам, случалось, собиралась вся семья. Леон и сыновья плели корзины или занимались резьбой по дереву, Сандра, Бьянка и Кармина чинили одежду, вязали или ткали. Когда и как внутреннее равновесие семьи нарушилось, на поверхность вылезло нечто уродливое, то, что принято скрывать от посторонних и что невозможно скрыть от себя?
Сандра с болью смотрела в лицо Дино, красивое, юное лицо. Она всегда любила своего первенца больше других детей, и он никогда не обманывал ее ожиданий.
- Думаю, ты удивишься тому, что я скажу, сынок, - ее голос звучал тихо и нежно. - Я слышала твой разговор с отцом и хочу заметить, что Леон не прав. Земля это не главное. Главное, чтобы ты получил девушку, о которой мечтаешь.
Дино замер.
- Ты хочешь, чтобы я…
- Идите в Аяччо. Я дам тебе денег. Женись на Орнелле Санто, я благословляю тебя вместо отца. Своим материнским сердцем.
Он в волнении сжал руки матери. Он очень любил Сандру, и все же до сей поры она казалась ему похожей на других корсиканских женщин, зависящих от воли мужчины и безраздельно покорных ей. Дино не знал, было ли мнение Сандры выстраданным или мать поддалась внезапному порыву.
- Когда мне идти?!
- Сейчас. Пока в тебе есть решимость. Пока Леон окончательно не заморочил тебе голову.
- Я стану нищим, - робко произнес он, и она возразила:
- Не станешь. Тот, кто обретает настоящую любовь, никогда не бывает нищим.
- А как же ты?!
- У меня есть Данте и Бьянка.
Дино знал, что это слабое утешение. Рано или поздно Бьянка выйдет замуж и тоже покинет дом. А Данте… Справедливо ли взваливать на плечи младшего брата тот груз, который не смогли и не захотели нести они с Джулио?!
Однако Сандра была настойчива, почти неумолима. Она принесла мешочек с деньгами, кое-какую еду и одежду.
- Возьми. Когда устроишься на новом месте, пожалуйста, напиши.
- Непременно. Спасибо, мама. Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала!
Ночь сверкала огнями. Пелена лунного света напоминала серебряную пыль. И все же небесные врата были заперты, как была заперта церковь: Бог спал, и все ответы Дино мог найти только в своей душе. Несмотря на угрызения совести и страх перед гневом отца, ему казалось, что мать права. Если он сознательно отвернется от мечты, откажется от любви, ему придется замкнуться в пустоте собственной души, навсегда утратить тот невидимый огонь, который питал его сердце.
За деревней было темно, и Дино двигался почти на ощупь. Иногда ему чудилось, будто корни деревьев и стебли трав обвивают его ноги, не желая отпускать.
Как всякий корсиканец, он хорошо ориентировался и в лесу, и в горах, запоминал дорогу с первого раза не только зрением, а еще какими-то неуловимыми и необъяснимыми чувствами и вскоре очутился перед входом в пещеру, который зиял как огромная черная пасть.
У Орнеллы был чуткий сон; услышав шаги, она встрепенулась и испуганно проговорила:
- Кто здесь?
- Это я, Дино. Я пришел за тобой. Мы идем в Аяччо.
- Как ты обещал?! - ее голос срывался, она не верила своему счастью.
- Да.
- Сейчас?
- Нет, утром. А сейчас я хочу, чтобы ты меня согрела. Я немного замерз.
Дино шагнул вперед и обнял Орнеллу. На самом деле он совсем не замерз, он был разгорячен быстрой ходьбой и кипевшим в крови волнением. Озноб пробирал его по другой причине - от страха, страха перед будущим и тем, что он оставлял позади.
- Неужели твой отец разрешил?! - прошептала она.
- Нет. Нас благословила моя мать. Мы поженимся в Аяччо и начнем новую жизнь.
Глава 10
Аяччо занимал большой мыс, на оконечности которого стояла цитадель. Длинный ряд домов на берегу небольшого залива - вот и весь город, маленький, пыльный, раскаленный, как горн.
Его улицы были так же узки, как и улочки Лонтано; загорелые женщины, куда более бойкие, чем деревенские жительницы, развешивали пеструю одежду на веревках, перекинутых из окна в окно, переговаривались, переругивались, смеялись. Опускали вниз корзину с монетой, взамен которой торговцы клали пахнущие землей овощи, свежую рыбу или горячий хлеб.
Никто не обращал внимания на Кармину, которая устало брела по улице, глотая жаркий ветер и душную пыль. Завидев фонтан, она останавливалась, подставляла ладони под жидкую струйку, пила, умывалась и шла дальше. Ей не хотелось есть, ее мучила только жажда, а еще - беспрестанная тошнота.
Лишь очутившись в Аяччо, Кармина, наконец, заметила некоторые неполадки в своем теле. Теперь она почти не сомневалась в том, что беременна, беременна от Джулио, который сбежал из дому, не сказав ей ни слова! Она его ненавидела, как ненавидела Сандру, выгнавшую ее вон как собаку из-за того, что она якобы соблазнила ее драгоценного сынка!
Кармина искала место служанки - никто не хотел ее брать. Пыталась устроиться в мастерскую или лавку - ее гнали прочь, как назойливую муху. Кармина ночевала под оградами, под кустами и согласилась бы на все что угодно, лишь бы очутиться в прохладе комнат какого-нибудь дома, лечь спать в настоящей постели.
В конце концов Кармина не нашла ничего лучшего, чем просить милостыню. Места возле церкви были заняты, и она обратилась к хорошо одетому господину, который шел навстречу.
Выслушав ее лепет, незнакомец оглянулся - в знойный полдень вокруг не было ни души - и спросил:
- Откуда ты?
- Из деревни.
- Из какой? Далеко отсюда?
- День пути, если идти пешком.
- Что заставило тебя добираться в Аяччо пешком?
Мужчина спрашивал если не с участием, то с интересом, и в сердце Кармины зародилась надежда.
- Хозяева выгнали меня из дома, не заплатив жалованья. Я сирота, и мне некуда было идти.
- Выгнали? За что?
Кармина молчала. Она боялась, как бы мужчина не подумал, что она воровка, но признаться в истинной причине было выше ее сил.
А мужчина разглядывал ее гибкую шею, полную грудь, крутые бедра, пышные волосы, пухлые губы, большие глаза под тяжелыми веками. В ней было много жаркой плоти, она казалась истинной дочерью природы. Ощутив внутреннюю дрожь, мужчина подумал, что, возможно, эту девушку ему послала сама судьба.
Его звали Винсенте Маркато, он был богатым человеком, хорошо известным в Аяччо. Ему исполнилось тридцать два года, он недавно овдовел, а до этого его жена долго и тяжело болела. Когда она умерла, Винсенте испытал тайное облегчение и вскоре принялся думать о новом браке. Эти мысли будили в нем вожделение, однако он сразу решил подойти к делу ответственно и разумно.
Винсенте решил, что вторая жена должна быть лет на десять - пятнадцать моложе его самого, здорова, красива, честна. Помимо этого ему хотелось, чтобы она обладала зачатками изысканности, некими ужимками, предназначенными для обольщения, невинным кокетством, какое он не раз подмечал во француженках. Своеволие, пусть и мнимое, украшало их, а капризность вызывала умиление.
Таких девушек в округе не было, как не было и тех, с кем Винсенте мог бы утолить телесный голод. Когда его жена умерла, женская часть прислуги ушла: чопорные корсиканцы не считали возможным отпускать своих жен и дочерей в услужение к одинокому мужчине.
- Почему ты просишь милостыню, а не ищешь работу? - спросил он Кармину, не дождавшись ответа на предыдущий вопрос.
- Я искала, но меня нигде не берут.
Она смотрела с надеждой, и Винсенте решился:
- Я вдовец, живу один. Мне нужна служанка. Возможно, такая, как ты. Иди за мной. Если ты мне подойдешь, я тебя оставлю и буду хорошо платить.
К его удивлению, девушка не заставила себя упрашивать и сразу согласилась. Вероятно, ей и впрямь некуда было деваться. Они молча шли по жаркой и пыльной улице, и Винсенте продолжал размышлять. Он давно знал, что у здешних людей не по два, а по четыре глаза. Стоит ему вступить в незаконную связь с кем-то из местных, как об этом тут же станет известно всему Аяччо! Другое дело, если он приютит девушку-сироту, которая станет молчать о том, что происходит между ней и хозяином.
Когда Винсенте привел Кармину в свой дом, она была поражена. Как и в деревенских жилищах, здесь были лари с выпуклой резьбой, длинные скамьи и массивные шкафы с изображением крестов и дароносиц. Однако стены в спальне, куда хозяин не замедлил ее провести, были обтянуты узорной тканью с изображением диковинных цветов и птиц, а в комнате, которую он назвал гостиной, стояло необычное ложе с гнутыми ножками.
- Застели постель, - приказал хозяин, а сам опустился в кресло.
Он закинул ногу на ногу, и его прищуренные глаза прошлись по ее телу сверху вниз.
Кармина расправила простыни так, что они стали походить на водную гладь в полный штиль, взбила подушки и выпрямилась.
- Давай начистоту, - сказал Винсенте, вставая с места и беря ее за руку. - Ты невинна?
Кармина зарделась, прикусила губу, опустила ресницы и покачала головой.
- Я так и думал, - с удовлетворением произнес хозяин и придвинулся к ней вплотную. Он тяжело дышал, от его тела исходил жар вожделения, и она с трудом заставила себя удержаться на месте. - Покажи, на что ты способна в постели. Остальное меня мало интересует.
Она вздрогнула от неожиданности и стыда, и ее глаза наполнились слезами, но потом она покорно расстегнула платье, и Винсенте поспешно повалил ее на кровать.
Пока он делал свое дело, Кармина размышляла. Этот мужчина не стар, и его даже можно было бы назвать красивым, если б не хищное лицо, колючий взгляд и кровавые прожилки в глазах. А главное - он богат. Он был хладнокровен и умен, но при этом одержим похотью, а значит, по-своему уязвим.
Что ей стоит обмануть его так, как судьба обманывала ее?! Она должна позаботиться о себе и о ребенке, раз уж от него невозможно избавиться. Если мужчины видят в ней девку для удовольствий, она тоже вправе кое-чем поживиться.
Винсенте трудился старательно и долго, и в конце концов Кармина застонала, но не от наслаждения, а оттого, что он больно мял ее груди, набухшие и чувствительные из-за беременности.
- Ты сладкая, - прошептал он, - и я вижу, тебе нравится.
Вспомнив обещание показать, чего она стоит, Кармина задвигала бедрами и впилась ногтями в спину мужчины, который даже не удосужился узнать ее имя и назвать свое, прежде чем уложить ее в кровать.
Вскоре Винсенте прерывисто вздохнул и отпустил Кармину. Он был прав: эта девушка появилась в его доме как нельзя вовремя. Ему давно хотелось настоящей свободы, хотелось ощутить на губах пряные ароматы женской кожи, познать истинное неистовство плотской любви.
- Великолепно, - промолвил он, - ты остаешься. Будешь убирать в доме, ходить за покупками, а по ночам - ублажать меня в постели.
Кармина тонула в мягкой перине, в своем отчаянии и грехе. Ей хотелось сказать, что она не животное, которому нужен хозяин, и не вещь, которая не распоряжается собой. В эти минуты она поклялась себе, что когда-нибудь встанет на ноги и перестанет зависеть от мужчин, от их постыдных желаний и лживых слов.
В Лонтано накануне свадьбы жених дарил невесте красный платок и золотое кольцо, а она вручала ему ножичек с костяной рукояткой, кошелек или вышитое полотенце. Свадебный кортеж был тем пышнее, чем богаче были семьи брачующихся. В назначенный день отец жениха посылал повозки для вещей невесты в дом ее родителей; при этом шеи волов были украшены бархатными хомутами, а рога - колокольчиками и лентами. Кортеж двигался под звуки флейт и ружейные выстрелы. Это был праздник не только для молодых, но и для всей деревни.
Дино столько раз присутствовал на брачной церемонии, что ему и в голову не приходило, что его свадьба может проходить как-то иначе, без строгого соблюдения множества мелких обычаев. Он был угнетен этими мыслями, но не подавал вида, тем более Орнелла с самого начала их путешествия вела себя столь восторженно, что он только диву давался.
Аяччо с его мрачными закоулками, путаницей лестниц и переулков, зноем, духотой, запахом нечистот и гниющей рыбы поразил ее так, будто она очутилась в самом прекрасном городе мира, тогда как на Дино город произвел противоречивое впечатление. Много солнца и ветра, чужих взглядов и голосов, бесконечного мелькания незнакомых людей, среди которых он ощущал себя неуверенно и скованно.
Когда Дино купил Орнелле темно-синюю юбку, красный корсаж, коралловые бусы, белую кружевную накидку и черные туфли из мягкой кожи, она задохнулась от счастья. Возможно, дамы с материка сказали бы, что его невеста одета слишком ярко и безвкусно, однако Дино казалось, будто он зажег на небе новую звезду.
Словно повинуясь некоему странному ритуалу, он сжег черное платье Орнеллы. Девушка в трауре, чьи губы всегда были плотно сжаты, а глаза полны ненависти, принадлежала прошлому. Сейчас Дино видел перед собой легкое, жизнерадостное существо, охваченное жаждой новизны и любви.
Дино начал с того, что снял скромную комнатку в доме немолодых супругов, комнатку, где стояли только узкая кровать и большой сундук, а на чисто выбеленной стене висело распятие. Юноша сообщил хозяевам, что они с невестой приехали в Аяччо, чтобы пожениться, и, возможно, поживут здесь некоторое время.
Дино пришлось сказать синьору Фабио правду о том, что они с Орнеллой сбежали из дому без родительского благословения. Хозяин добродушно усмехнулся, пообещав, что поможет договориться со священником, а его жена, синьора Кристина, нахмурилась. Она пробормотала несколько слов, среди которых Орнелла различила слово "распутство".
Влюбленные обвенчались в местной церкви. Дино все время чудилось, будто в Аяччо каждому прохожему известно имя Леона Гальяни, однако он беспокоился напрасно: его отца не знали даже служители церкви. Синьор Фабио и синьора Кристина (последняя не без некоторого сопротивления и недовольства) стали их свидетелями, в чем Дино и Орнелле несказанно повезло: священник относился к этой чете с большим уважением и без лишних проволочек согласился обвенчать их постояльцев, которых впервые видел. Когда Дино вынул два тонких колечка, которые приобрел у местного ювелира, на глазах Орнеллы появились слезы изумления и радости.
Во время свадебного обеда, состоявшего из мясного бульона, заправленного кусочками хлеба и сыра, свиных сосисок, соленых оливок и кислого вина, молодые, как и было положено, ели из одной тарелки и пили из одного бокала. Но хотя они с Орнеллой по возможности соблюли все традиции, Дино невольно ощущал себя грешником. Он также чувствовал себя страшно неуклюжим, когда случайно касался ногой колена своей новоиспеченной супруги или задевал ее локтем.
Когда они очутились в отведенной им комнатке, оба внезапно ощутили неловкость.
Если прежде их отношения были похожи на опасную игру, то теперь они сочетались браком и были связаны навеки. Если раньше, скованные запретами, они изнывали от предвкушения близости, то теперь должны были отдаться друг другу по обязанности.
В комнате горела свеча. Как и прежде, Орнелла оказалась смелее и первой потянулась к одежде Дино. Вспыхнув от смущения, он сделал то же самое. Пальцы обоих дрожали от нетерпения и страха. Прежде они ласкали друг друга под покровом одеяний или темноты, теперь пришла пора полностью обнажить и тела, и чувства.
Эта ночь казалась нереальной и вместе с тем будто созданной дня них двоих.
Кровать была узкой, на ней можно было лежать, лишь тесно прижавшись друг к другу. Не было ни слов, ни границ, ни времени, лишь потрясающе естественное, легкое слияние душ и тел. Дино вошел в сердце и лоно Орнеллы, она овладела его естеством и его душой. Они стали супругами - перед Господом Богом, перед людьми, перед самими собой.
Дино проснулся первым. За окном покачивались усики винограда, в гуще листвы щебетали птицы. На горизонте плавился солнечный диск, знаменующий рождение нового дня. В этом дне они с Орнеллой были мужем и женой, мужчиной и женщиной, принадлежавшими друг другу.
Его новоиспеченная супруга спала. На ее шее едва заметно пульсировала жилка. Плечи и грудь белели в утреннем свете, а рассыпавшиеся по подушке волосы были черны, как безлунная ночь.
Дино задумался. Впервые в жизни ему не надо было вставать на рассвете и приниматься за работу. Между тем в жизни отца, матери, Данте и Бьянки в этом смысле ничего не изменилось, несмотря на его отсутствие. Его и Джулио. О чем бы они ни думали и как бы ни страдали, им не удастся разорвать круг привычных обязанностей и дел, ибо скотина, виноградники, посевы равнодушны к людским горестям. Мать может украдкой причитать и плакать, Данте и Бьянка недоумевать и тревожиться, а отец впадать в гнев - земля все равно родит то, что должна родить, семя, упавшее в плоть или почву, неминуемо даст всходы, но - не без помощи человеческих рук.
Дино казалось, будто его окружает невидимый океан, без берегов и волн, в котором он - всего лишь незаметная, крохотная песчинка. Хотя он навсегда покинул дом, жизнь в Лонтано будет идти своим чередом.
Дино был спокоен и счастлив, и вместе с тем ему чудилось, будто с неприметного уголка его сердца содрана оболочка и там кровоточит маленькая, но ощутимая рана.
Он задал себе вопрос, чего на самом деле хотела для него мать, когда пошла на такую жертву? Чтобы он освободился от всего наносного, стал самим собой? Можно ли стать самим собой, отрешившись от долга, невидимой печати, полученной при рождении, способен ли человек окончательно разорвать эту связь?
Дино представил себе брак неизвестно с кем, жизнь, исполненную послушаний, когда даже сахар может показаться горьким, а самая острая приправа - безвкусной и пресной, и пришел к выводу, что поступил правильно.
К тому времени, когда Орнелла проснулась, Дино вновь чувствовал себя окрыленным, и его сердце было готово петь от любви.
Они посмотрели друг на друга и молча сказали друг другу все, что хотели сказать. А потом последовало то, что было до боли желанно и уже не грешно.
Волосы Орнеллы пахли ветром и зноем, она излучала жаркую чувственность и безудержную радость. Целуя жену, Дино думал о блаженном забытьи, о том, что ему впервые не хочется двигаться вперед, что он желает навсегда остаться в настоящей минуте.
В дверь постучали, и влюбленные услышали недовольный голос синьоры Кристины:
- Молодые, вы думаете вставать? Завтрак готов.
Дино неохотно выпустил жену из объятий, и она засмеялась. Они быстро оделись, и Орнелла отперла дверь.
Синьора Кристина стояла на пороге и с любопытством заглядывала в комнату. Ее губы были скептически поджаты, а взгляд полон неверия.