День побега был выбран неслучайно: в честь победы императора Наполеона над пруссаками в гавани палили пушки. Раскаты салюта слышались со всех сторон - берег заволокло пороховым дымом. Заключенным выдали по порции вина, да и сами охранники, несмотря на строгий запрет, были порядком пьяны.
- Лучшего времени не придумаешь, - заявил Клод Бонне по кличке Кувалда, признанный лидер заключенных. - Надеюсь, вам повезет, ребята.
Смеркалось. Колонну узников вывели из каменоломни. Они должны были сдать инструменты и построиться. Однако случилась заминка - кто-то споткнулся и упал, образовалось столпотворение. Охранников было меньше, чем обычно; они покрикивали на узников, но опасались пускать в ход палки, пока каторжники держат в руках кирки.
Неподалеку раздался оглушительный залп, через несколько мгновений должен был последовать второй. Бонне сделал товарищам знак, и во время второго выстрела они дружно ударили кирками по звеньям цепей Жоржа и Андреа - в том месте, где цепи крепились к кольцу на щиколотке.
Когда оковы рухнули, Андреа почудилось, что с него свалилась тяжесть весом с гранитную глыбу. Они с Ранделем спрятались за грудой камней у входа. Бонне обещал устроить неразбериху при поверке, пусть это и грозило суровым наказанием.
Жорж и Андреа долго ползли, прижимаясь к земле. Ее запах был острым и свежим - запах могилы и одновременно запах воли. Оба узника не хотели думать о том, что стояло между свободой и смертью: годы заключения, ужасное безвременье, беспросветная тьма.
Сейчас мрак был их спасением. Пушки все еще палили, но теперь их звук был далеким, будто во сне. Перед беглецами расстилались незнакомые поля, чернели овраги, высились деревья. Жорж и Андреа бежали от огней порта, от выстрелов, от людей. Иногда их ноги щекотала густая трава, порой тяжелые, подбитые железом башмаки попадали в липкую грязь.
Когда огни человеческого жилья остались далеко в стороне, Жорж Рандель остановился и сказал:
- Надо немного передохнуть.
Он тяжело дышал, его лоб покрылся испариной, руки слегка дрожали. Андреа, напротив, казался полным сил.
- Куда мы бежим? В Париж?
- Нет, Париж в другой стороне. Мы будем двигаться к Италии.
- Почему?
- Там будет проще укрыться.
- У нас нет ни одежды, ни денег.
- Деньги есть, нам помогли товарищи. Одежду постараемся достать. Чтобы удалиться как можно дальше от Тулона, придется идти всю ночь. Днем где-нибудь спрячемся. Отныне мы обитатели мрака - солнечный свет опасен для нас.
Андреа согласно кивнул, и они продолжили путь. Стояла поздняя осень - лес был почти сквозным; в вершинах деревьев завывал холодный ветер. В черном небе ярко сияли звезды, напоминающие крохотные льдинки. В свинцовых лужах отражалась луна.
Андреа не мог надышаться свободой. Он словно пил воздух и ветер и пьянел с каждым глотком. Неожиданно на него накатило ощущение жизни, собственной жизни как чего-то единственного, удивительного, неповторимого. В этом чувстве растворялись и неуверенность, и униженность, и страх. Судьба повернулась к нему новой гранью, и Андреа ощущал, как в нем вскипают любовь и ненависть, гордость и стыд, сомнения и надежда, которые спали под гнетом каторги, были забиты палочными ударами, задушены криками охранников.
Он и Рандель брели вдоль какой-то канавы, как вдруг услышали позади топот ног. Люди шли слишком быстро для мирных крестьян, и Андреа сразу решил, что это погоня. Он пригнулся к земле. Рандель сделал то же самое.
Андреа указал на канаву. Беглецы почти одновременно сползли в нее. Дно было вязким и склизким, и все же на нем можно было стоять. Рандель и Андреа, не сговариваясь, присели, и над ними сомкнулась зловонная жижа.
Они ничего не видели и не слышали, им оставалось только терпеть. Это были самые ужасные мгновения в жизни Андреа, ибо он ощущал себя погребенным заживо.
Наконец, будучи не в силах терпеть, он вынырнул на поверхность, весь облепленный грязью, уверенный в том, что на него и Ранделя уже наведены ружья.
Вокруг не было ни души. По дороге протянулась полоса лунного света. Стояла могильная тишина.
- Где они? Они нас не заметили?! - прохрипел Рандель.
Прошло не меньше минуты, прежде Андреа сумел вымолвить:
- Не знаю… Возможно, нам почудилось?
- Нам двоим?!
Вопрос остался без ответа; Рандель и Андреа решили отойти как можно дальше от дороги, пусть даже они немного собьются с пути.
Они взошли на ближайший холм и остановились, чтобы отдышаться. Внизу виднелась пойма небольшой речушки, за ней - спящая деревня. Рандель и Андреа спустились к речке, чтобы помыться. Вода была холодной, но она освежила беглецов; к тому же они хотели пить.
Они лежали на берегу, дрожа в мокрой одежде, когда Рандель неожиданно сказал:
- Великая цель казалась мне важнее любви к близким. Наверное, потому Бог и забрал у меня жену. Теперь я думаю, что смысл жизни заключается в простых человеческих привязанностях, а не в борьбе против тиранов.
- Я часто вспоминаю мать и сестру, а еще - Корсику. Сказать по правде, она снится мне каждую ночь, - ответил Андреа.
- Значит, каторжное болото еще не засосало тебя так, как оно может засосать человека. Стало быть, ты еще жив. Что касается твоей привязанности к Корсике, я уже понял, что вы, корсиканцы, прощаете своей родине все, как порой прощают любимой женщине бессердечие и жестокость, прощают ради ее красоты.
Долго оставаться на одном месте было нельзя, и беглецы продолжили путь. Они решили обогнуть деревню и поискать какую-нибудь неприметную тропинку.
Рандель и Андреа пересекали поле, когда увидели, как навстречу идет человек, очевидно, местный житель. В руках он держал ружье.
Сердце Андреа разом упало. На них была арестантская одежда, их головы были обриты, и они не успели избавиться от железных браслетов на руках и ногах. Он сомневался в том, что ночь помешает незнакомцу разглядеть все это и понять, кто они такие.
- Эй, ребята, что вы делаете на моем поле? - враждебно и без всякой опаски произнес человек, подходя ближе.
По тому, как мужчина держал ружье, Андреа понял, что оно заряжено. А еще видел, что незнакомец готов выстрелить: он прочитал это в его взгляде.
Рандель остановился и проговорил как можно мягче:
- Мы идем своей дорогой, приятель. У нас нет оружия. Мы ни для кого не опасны.
- Как сказать! Полагаю, вы преступники и сбежали с каторги.
- Позволь нам пройти.
- Через мое поле? Нет.
- Хорошо, мы повернем назад.
Андреа дернул Ранделя за рукав. Он был уверен в том, что мужчина, ни секунды не медля, выстрелит им в спину. Корсиканцам всегда было проще всадить пулю в лицо или грудь врага. Однако здешние люди, несмотря на показную храбрость, были трусами, а трусу сложно стрелять в упор.
- Думаю, за вашу поимку назначена награда. Деньги мне пригодятся. Поднимите руки и идите к деревне. Иначе я выстрелю.
Андреа видел, что пальцы мужчины дрожат, а губы подергиваются. Он мог в любую минуту нажать на курок. Так и случилось, когда Рандель бросился на него и попытался схватиться руками за ствол.
Жорж упал на землю. Андреа закричал, а потом склонился над другом, на одежде которого расплывалось кровавое пятно.
Крестьянин попятился и бросился бежать к деревне. Вскоре его фигура растворилась во мраке; беглецы остались одни.
- Зачем, Жорж?! - в отчаянии проговорил Андреа. - Мы могли бы попытаться…
- Это поражение стало бы для меня последней каплей, - прошептал Рандель, не слушая его слов. - Пусть лучше смерть. Я больше не могу, я устал. Устал бороться, устал жить.
Андреа его понимал. Случается, одно мгновенье способно украсть все силы, какие человек копил много лет.
- Беги, Андреа! - добавил Жорж. - Оставь меня здесь. Возможно, ты сумеешь оторваться от погони. Укройся, отсидись где-нибудь.
- Я тебя не покину.
- Напрасно. Я скоро умру, а этот негодяй приведет подмогу, и тебя схватят.
- Мне все равно.
Рандель облизнул посиневшие губы.
- Андреа! У меня осталось мало времени. Обещай, что, оказавшись на свободе, ты поедешь в Париж и найдешь там моего сына и дочь. Сына зовут Дамианом, а дочь - Женевьевой. Я назову свой прежний адрес, хотя там давно проживают другие люди. И все-таки вдруг остался кто-то, кто может сказать, где мои дети. Повторю еще раз: Дамиан и Женевьева, дети Гийома Леруа, графа Леруа де Лотрек в те времена, когда титулы были в силе, - промолвил он и сказал адрес.
- Гийом Леруа? Кто это? - в смятении проговорил Андреа.
- Это я.
- А Жорж Рандель?!
- Ранделя больше нет, - ответил тот и навсегда закрыл глаза.
Андреа припал к груди убитого друга и рыдал, рыдал до тех пор, пока человек, который его застрелил, не привел за собой толпу крестьян. Андреа попытался дать им отпор - его жестоко избили и заперли в сарае.
- Что, щенок, - злобно кричали они ему, - думал, спрячешься, убежишь?!
Местные жители вызвали жандармов, которые препроводили беглеца в Тулон, где его снова били, пытаясь дознаться, кто помогал ему и Ранделю бежать, а потом заковали в двойные кандалы.
Андреа словно обезумел: он сопротивлялся, кричал, кидался на охрану, бился о стены. Первые были глухи, как и вторые; впрочем вторые хотя бы не отвечали ударами. Через несколько дней Андреа настолько ослаб от побоев, что не смог встать и выйти на работу. Вдобавок он жестоко простудился во время купания в холодной воде.
Тем временем за побег и сопротивление, оказанное при поимке и задержании, морской суд продлил срок наказания Андреа Санто на три года. Жоржа Ранделя похоронили в общей могиле. После смерти он не удостоился даже номера двести три, того самого номера, под которым значился в списках заключенных.
Глава 3
Андреа очнулся, но продолжал лежать с закрытыми глазами. Лучше не шевелиться и не подавать признаков жизни. Он не знал, где находится, но не сомневался в том, что пробуждение повлечет за собой новые страдания. А если он уже умер и угодил на тот свет? Андреа прислушался к своим ощущениям. Он чувствовал слабость и боль в теле, земном теле, созданном для мучений, а еще его запястья и щиколотки холодили цепи. Значит, он не умер и по-прежнему находился на каторге.
В голове теснились воспоминания, вспыхивали яркие картины: побег, гибель Ранделя, перед смертью назвавшегося другим именем, изнурительные допросы, побои. Андреа очень хотелось снова впасть в забытье, но вместо этого он неуклонно возвращался в реальность. До его слуха доносился нестройный шум, гул голосов, стоны, еще какие-то звуки. Без сомнения, то место, где он очутился, было очередным приютом страданий.
Андреа осторожно поднял веки. Он лежал на кровати в большом помещении с каменными стенами и высокими сводами. В незарешеченном оконном проеме покачивались обнаженные ветви деревьев, залитые тусклым солнечным светом. Справа и слева стояли другие кровати с тюфяками, набитыми соломой, и полотняными простынями, на которых сидели или лежали люди, но никто из них, кроме Андреа, не был закован в кандалы.
Однако юношу поразило не это: возле его постели на деревянном стуле сидела девушка с ангельски чистым лицом, обрамленным белокурыми локонами. Она читала книгу, и ее длинные ресницы слегка подрагивали, а по губам скользила улыбка.
Заметив, что Андреа открыл глаза, незнакомка улыбнулась и отложила книгу.
- Проснулись? Хотите пить?
Андреа не мог ничего ответить - от слабости, а еще - от глубокого удивления: к нему обратились на "вы"; для этой загадочной девушки он был не номером триста четырнадцать, не преступником, а человеком.
Она приподняла его голову и помогла напиться. Вода была не ледяной и затхлой, как в остроге, а прохладной и свежей. Прикосновение нежной девичьей руки волшебным образом успокоило все страдания и сняло боль.
- Теперь спите, - сказала она, осторожно опуская его голову на подушку.
Андреа понял, что действительно может спать, спать спокойно и крепко, пока рядом находится это необыкновенное существо.
Когда девушка занималась другими больными, Андреа терзался тайной ревностью. Зато когда она вновь приходила, приносила лекарство или куриный бульон, которым заботливо и терпеливо и кормила его с ложки, он замирал от счастья.
Он заметил, что незнакомка отнюдь не брезглива: она с одинаковым участием относилась как к молодым и привлекательным пациентам, так и к старым, немощным, покрытым сыпью, нарывами или источающим неприятный запах.
Впрочем он почти не обращал внимания на то, что творилось вокруг. Он забылся и перестал тревожиться. Мысли и чувства Андреа сосредоточились на неизвестно кем посланном добром ангеле. Все, что клокотало в нем, стонало и рвалось наружу, улеглось, покорившись ее очарованию, очарованию красоты и доброты.
Однажды голос с соседней кровати произнес слово "убийца", а после Андреа услышал вопрос:
- Мадемуазель Аннета, почему вы все время сидите возле этого преступника? Когда его отсюда уберут?
Андреа сжался, притворившись спящим, и блаженно расслабился, услышав твердый ответ:
- Вам же известно, Мартен, я всегда чувствую, кто больше других нуждается в моем утешении. Он останется здесь столько, сколько будет нужно для того, чтобы он выздоровел.
Теперь Андреа знал ее имя. А вскоре настал день, когда он узнал, кто она такая.
В окна светило солнце. В чистом небе кружились птицы. В руках у мадемуазель Аннеты как всегда была книга. Она наклонила голову, и тонкие прядки волос, выбившиеся из прически и упавшие ей на лоб, были похожи на паутинки. Маленькие ушки, в каждом из которых покачивался напоминавший слезинку камень, казались вылепленными из мягкой белой глины.
Андреа решился спросить:
- Что вы читаете? Библию?
Библия была единственной книгой, которую Андреа когда-либо видел.
В ее лице промелькнуло удивление.
- Нет, это роман. История женщины. И написала ее тоже женщина.
- Разве женщины умеют писать книги?
- Эта - умеет, - улыбнулась она и показала Андреа обложку.
- Я не умею читать по-французски, - виновато произнес он.
- Вы корсиканец?
- Да.
Ее лоб прорезала тонкая морщинка.
- Как император.
- Да. Только я…
Андреа шевельнул рукой, и цепи предательски звякнули.
- Не переживайте, - мягко перебила она, - лучше скажите, вас зовут Андреа?
- Да.
- А меня - Аннета Моро.
- Как я сюда попал? - спросил Андреа.
- Мой отец был в составе комиссии, которая инспектировала тюремные учреждения. Вы находились при смерти. Вас сняли с койки, раздели и положили на пол у входа, ожидая, что вы вот-вот испустите дух. Отца возмутило такое отношение; он нашел ваше имя в тюремных списках, узнал, за что вы осуждены и сколько вам лет, и предложил вашему начальству на время перевести вас в обычную больницу, пригрозив написать жалобу префекту. Они не хотели вас отпускать, потому что к вам якобы необходимо приставить охрану, хотя было ясно, что вы не сможете сбежать.
Андреа был наслышан о кладбище, на котором хоронили умерших каторжников. Их трупы зашивали (а иногда и не зашивали) в холстину, складывали в повозку, а после сваливали в широкую яму и присыпали негашеной известью. Там не было ни могильных плит, ни памятников, ни надписей. Ходили слухи, что кое-кого по ошибке зарывали еще живыми. Именно на этом кладбище обрел последнее пристанище Жорж Рандель.
- Кто ваш отец? - прошептал Андреа. Он не удивился бы, если бы это воздушное создание ответило: "Господь Бог".
- Врач. Моего отца хорошо знают в городе. Он содержит здесь за свой счет несколько коек для бедных, - сказала Аннета и встала. - Вам нужно принять лекарство. А еще я принесу вам поесть. Вы должны восстанавливать силы.
Андреа не выдержал:
- Чтобы вернуться на каторгу?!
- Не беспокойтесь, - тихо сказала она, - я сделаю все для того, чтобы вы задержались здесь как можно дольше.
Он проводил ее взглядом, полным страстной тоски. Заметив это, сосед сказал Андреа:
- Только не вздумай в нее влюбиться! Хотя эта участь не миновала ни одного из нас. Мадемуазель Моро в самом деле очень умна и красива. Я слышал, она хотела изучать медицину, но для женщины этот путь закрыт. Ей придется пойти проторенной дорожкой: выйти замуж и посвятить себя мужу и детям.
Сердце Андреа невольно упало.
- У нее есть жених? - выдавил он.
- Еще спрашиваешь! Конечно, есть.
- Кто он?
Сосед пожал плечами.
- Говорят, сейчас он в отъезде, но скоро вернется. Тогда она уже не сможет сюда приходить.
Андреа вздохнул. К легкому аромату духов, который оставила после себя Аннета, примешивались другие, резкие и неприятные запахи.
- Чем ей нравится это место, место, где столько страданий и боли?
- У нее есть способность делать людей счастливыми, и она об этом знает, как знает способ заставить нас бороться за свою жизнь. Я наблюдал за тобой и могу сказать, что ты выкарабкался только благодаря ей.
Андреа закрыл глаза. Теперь он понимал, что одно мгновенье любви способно искупить годы жестокости.
Когда Аннета вернулась, он посмотрел на нее другими глазами. Отныне ее окутывала тень принадлежности кому-то другому, пронизывали сердечные тайны, в которые ему не было доступа. Андреа понимал, что должен смириться с этим и чувствовать себя счастливым хотя бы оттого, что Аннета Моро существует на свете.
- Хотите, я почитаю вам вслух? Перескажу начало романа, а что будет дальше, узнаем вместе.
- Очень хочу, - искренне произнес Андреа и, помолчав, признался: - У меня был друг. Он погиб. Незадолго до смерти он тоже стал пересказывать содержание книг. Рассказывал только начало, а продолжать не хотел, сколько бы я ни просил. Он говорил, это для того, чтобы когда-нибудь я захотел прочитать их сам.
- И что это за истории?
- Про Рене, которого воспитал народ, называемый начезами, про приключения Кандида, которого прозвали Простодушным.
Андреа замер, вспоминая слова, которые врезались в память, потому что, казалось, были сказаны о нем: "Склонность к уединению увлекала Рене вглубь лесов; он проводил там целые дни в одиночестве и казался диким между дикими".
- Эти истории придумали Шатобриан и Вольтер, - добавил он.
В голубых, как небо, глазах Аннеты впервые промелькнул подлинный интерес.
- У вас хорошая память. Вам известно, что на каторге существует школа для тех, кто хочет научиться читать и писать? Ее создали монахи.
- Нет.
- Вы можете ее посещать.
- Не думаю, что меня примут. Ведь я совершил побег.
- Мой отец похлопочет за вас. Я его попрошу.