Перед глазами мелькнуло небо, мимо пронеслась отвесная стена с вцепившимися в трещины уродливыми корявыми растениями. Потом Орнелла словно угодила то ли в огромные сети, то ли в лапы неведомого чудовища, после чего был сильнейший удар, и все исчезло.
Глава 4
Осенью 1806 года Наполеон Бонапарт подписал в Берлине декрет о континентальной блокаде. Если прежде Франция препятствовала возможности ввоза английских товаров в свои собственные пределы, то теперь император решил закрыть для врага весь европейский рынок. Никакое судно, идущее из Англии или ее колоний, не могло быть принято ни в одном французском порту. На торговлю было надето ярмо: Европа лишилась сахара, чая, кофе, хлопка и красителей.
Командиры военных кораблей получили приказ захватывать коммерческие суда неприятеля. Большой урон английской торговле наносили и каперы. При нападении на вражеские корабли последним запрещали грабить судно прежде, чем оно будет приведено в порт для освидетельствования адмиралтейским судом, однако некоторые из них нарушали это требование и утаивали часть товаров, а то и вовсе превращались в корсаров. Перевалочной базой для "нечестных" каперов нередко служили отдаленные острова, в том числе и Корсика.
Именно на такую команду наткнулся Дино Гальяни, когда, решив привести в порядок чувства и мысли, бродил по пустынному побережью.
Валы накатывали на полоску каменистого пляжа; их грохот был способен заглушить любые звуки. Дино казалось, что он идет уже несколько часов, продрогший, промокший, потерявшийся в тумане. Он вспоминал детство, тот миг, когда отец возложил на него бремя ответственности за поступки братьев.
- Если они совершат какой-либо проступок, отвечать будешь ты, - однажды сказал Леон, и с тех пор Дино следил за поведением Джулио и Данте.
Если младший не доставлял особых хлопот, то Джулио порой намеренно выводил Дино из себя. Не выполнял поручений, лгал, портил вещи, убегал и прятался неведомо где. А после смеялся над старшим братом, дразнил его и обзывал занудой. Теперь Дино охотно простил бы Джулио его выходки.
На Орнеллу он тоже не мог долго сердиться. Дино знал, что она такая, какая есть - прямолинейная и честная. Да, ей не нравился Джулио, ей была безразличная его судьба, и она не могла этого скрыть. Зато Орнелла любила его, Дино, и дарила ему свои песни, в которые вкладывала душу.
За очередным поворотом скал он увидел людей, которые выгружали на берег изрядно подмокшие тюки. Их судно выглядело как обычный рыболовный бот, однако каждый из этих странных моряков был вооружен до зубов. Интересно, что заставило их пришвартоваться не в гавани, а в столь неподходящем и неудобном месте?
Не привыкший лезть в чужие дела, он собирался повернуть назад, тем более все равно было пора возвращаться, однако какая-то сила бросила его вперед и заставила спасать груз от сырости вместе с незнакомцами. Сначала они не обратили на него внимания, а после оторопели. Один из них навел на Дино ружье.
- Эй, парень! А ну-ка остынь! Положи то, что держишь, и стой на месте, - человек говорил по-итальянски с сильным акцентом, коверкал слова, но все же его можно было понять.
Дино опустил тюк на камни.
- Кто ты такой? Откуда взялся?
- Гулял по берегу, увидел, как вы разгружаете судно, и решил помочь.
- С чего бы вдруг?
Дино пожал плечами. Он вдруг почувствовал, насколько сильно истосковался по настоящему делу.
- Мне нужна работа. Все равно, какая.
- А мы не хотим, чтобы кто-то нас видел. Прикажешь всадить в тебя пулю?
- Даю слово, я никому не скажу.
В голосе Дино не было ни капли страха, а взгляд его серых глаз казался открытым и честным.
В лице мужчины что-то изменилось, и он спросил:
- Ты живешь в Аяччо?
- Да, но я там недавно. Родился в другом месте, в Лонтано, это деревня в горах.
- Пришел в город на заработки?
Дино кивнул. По непонятным ему самому причинам он решил не говорить об Орнелле.
- Мне не повезло, - сказал он. - Сейчас трудно найти работу. К тому же в Аяччо у меня нет знакомых.
Мужчина прищурился.
- С парусами управляться умеешь?
- Да.
Мужчина помедлил, будто что-то оценивая и собираясь с мыслями.
- Кого попало мы к себе не берем. Меня интересуют люди, способные быстро превращаться из моряков в воинов. Ты владеешь оружием?
- Я корсиканец.
- Меня зовут Жером Фавье, - сказал человек. - А как твое имя?
- Джеральдо Гальяни.
- Хорошо, Джеральдо, хочешь помочь, помогай. Я тебе заплачу. Думаю, что тебе можно верить. У нас все законно, мы охотимся на контрабандистов с разрешения властей. Однако порой мы вынуждены скрываться в укромных местах вместе с нашим "уловом". Не так давно мы потеряли троих из нашей команды, и нам нужны люди, особенно из местных, но только надежные и смелые.
У Дино пересохло в горле. У него появилась надежда на то, что его возьмут в команду. Но это означало, что он будет должен оставить Орнеллу на берегу, а еще - рисковать своей жизнью. Однако если повезет, он вернется домой с деньгами!
Разгрузка заняла несколько часов. Дино старался изо всех сил, ему хотелось показать себя с лучшей стороны. Его одежда задубела от соли, а волосы слиплись. Тюки были спрятаны в углублении между скал и надежно укрыты камнями. В конце работы Жером Фавье протянул ему деньги и сказал:
- Через день мы отчаливаем. Хочешь, приходи - поплывешь с нами. Посмотрим, на что ты способен. Если не придешь, но проболтаешься о том, что было, достану из-под земли!
Возвращаясь домой, Дино думал о том, что Орнелла наверняка его заждалась, и жалел, что у него не осталось времени зайти в какую-нибудь лавку и купить ей подарок.
На пороге его встретили синьора Кристина и синьор Фабио. Первая плакала, второй выглядел растерянным и мрачным.
- Наконец-то ты вернулся! - сказал мужчина. - Присядь. Случилось несчастье.
Синьора Кристина говорила, всхлипывая, прерываясь и охая:
- Это я виновата. Я сказала Орнелле про перья. Она взяла корзину и пошла к скалам. В молодости я тоже не боялась высоты. Она не возвращалась несколько часов, я встревожилась и послала Фабио… Он нашел ее, позвал на помощь соседей, они принесли ее домой, потом Фабио привел врача…
Дино вцепился в руку мужчины.
- Она жива?!
- Жива, но не приходит в себя, бедняжка. Синьор Росси все еще с ней.
Дино ворвался в комнату. В волосах Орнеллы виднелась кровь, на бессильно вытянутых руках ветвились синие жилки, закрытые глаза были окружены черными тенями.
- Она умирает?! - выкрикнул он.
Пожилой доктор выпрямился и ответил:
- Ваша жена родилась в рубашке. При падении она, должно быть, зацепилась одеждой за куст или дерево, и это смягчило удар. И все же у нее разбита голова, сломаны рука, нога и несколько ребер. И она до сих пор не пришла в себя.
Дино опустился на колени рядом с кроватью. Внезапно ему вспомнилась клятва, которую они давали друг другу, когда венчались. Быть вместе в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в радости и печали. Дино приник губами к руке своей юной жены и, не таясь, заплакал.
Очнувшись, Орнелла услышала голоса, которые то отдалялись, то приближались. Громкий стук сердца мешал разобрать, что говорят люди. Сквозь закрытые веки просачивался слабый свет, но у нее не было сил открыть глаза. Мысли путались и обгоняли друг друга, словно вспугнутые птицы.
Постепенно дыхание Орнеллы выровнялось, и она сумела различить слова, которые произнес незнакомый голос:
- А еще ваша супруга была беременна, и у нее случился выкидыш.
Ее охватило острое чувство вины и потери. Собственная душа казалась Орнелле похожей на опустевшее, покинутое гнездо. Теперь она знала, чему принадлежит не родившийся ребенок - земле, которая впитала ее кровь.
Сделав невероятное усилие, Орнелла подняла веки и увидела посеревшее лицо Дино. Из-за слез его светлые глаза напоминали осколки стекла. Орнелла удивилась тому, что Дино умеет плакать. Отчего-то ей вспомнились женщины-плакальщицы, непременные участницы похорон на Корсике. У них она никогда не видела настоящих слез.
- Очнулась, - произнес все тот же голос. - Это уже хорошо.
После Орнелла вновь потеряла сознание из-за резкой боли, когда доктор вправлял ей сломанную кость и накладывал шину, а придя в себя, услышала, как синьор Фабио сказал:
- Если тебе нужно уехать, Дино, уезжай. Мы за ней присмотрим. Я понимаю, что теперь тебе понадобится много денег.
Орнеллу охватила паника. Дино хочет уехать! Куда? Бросить ее?! С трудом разомкнув непослушные губы, она прошептала:
- Не оставляй меня!
Его взгляд просветлел от радости, а голос прозвучал надежно и твердо:
- Я никогда тебя не оставлю.
Пламя костров, разведенных на бивуаках, весело трещало, к небу вздымались клубы дыма, посеребренные восходящей луной. Сквозь туман просвечивали грозные профили пушек полевой артиллерии; их колеса и лафеты казались вырезанными из черной бумаги.
Было около четырех утра. Пехотинцы линейных частей корпуса генерала Даву готовились к наступлению на прусскую армию близ города Апольда. Набранные в сентябре призывники были пушечным мясом, но именно среди них не смолкали возбужденные, радостные разговоры. Они смеялись над опасностью и стремились навстречу славе, не задумываясь о том, что могут угодить в объятия смерти.
- Похоже, мы выступим позже, чем было условлено: туман, - заявил младший офицер, появляясь перед сидящими вокруг костра солдатами.
Раздались негодующие возгласы, и Джулио поморщился. Он-то с удовольствием посидел бы подольше, погрелся, возможно, даже вздремнул. Октябрьские ночи в Пруссии были холодными и сырыми. Однако остальные не собирались спать. Джулио знал, что сейчас начнутся разговоры, содержание которых, в зависимости от настроения, вызывало в нем усмешку или бешенство.
- Поскорее бы вступить в бой и задать пруссакам жару!
- Надеюсь, в случае победы нам дадут по медали!
Услышав это, Джулио хищно улыбнулся. Он презирал тех, кто воевал за побрякушки. Впрочем, многие мечтали не только о них.
- В нашей армии есть возможность себя проявить. Кто знает, кем мы проснемся завтра? Маршал Лефевр начал службу как простой солдат, Мюрат был сыном трактирщика!
- А Ланна - конюшим!
- Главное, чтоб вы завтра вообще проснулись! - процедил Джулио и сплюнул.
Зря он это сказал! Теперь все взоры обратились к нему! Он без того всегда являлся героем таких разговоров.
- Тебе незачем переживать, корсиканец! Тебя охраняет тень императора!
- Правду говорят, что все корсиканцы - родственники? Если так, тебе не миновать повышения.
Выслушав еще пару подобных реплик, Джулио огрызнулся, и шутники умолкли. Его не осмеливались задевать всерьез, ибо в нем таилась холодная, как сталь, безжалостная злоба.
- Я знаю другой способ возвыситься, - сказал молоденький солдат. - Хорошо бы спасти жизнь полковнику или генералу. И чтоб у этого генерала была прелестная дочь на выданье!
Заговорили о женщинах. Джулио молчал. Женщинами, с которыми приходилось иметь дело, служа в армии, он был сыт по горло. Мужеподобные маркитантки, которых он брал в повозках или под повозками, торопливо задирая им юбки, глупые грязные шлюхи из придорожных таверн, которых хотелось ударить.
Джулио Гальяни попал в армию так, как туда попадало большинство молодых людей невысокого происхождения. Офицеров из числа дворян готовили в престижных военных школах, а простых солдат набирали путем вербовки среди сыновей ремесленников и крестьян.
Очутившись в Тулоне, Джулио не отказал себе в удовольствии заглянуть в портовый кабачок, где и попался на удочку. Он ничего не знал про вербовщиков, между тем один из них завязал с юношей разговор, угостил вином, навязал деньги и заставил подписать бумагу. Когда Джулио вздумал идти на попятную, вербовщик принялся соблазнять его высоким жалованьем, и он решил попытать счастья.
Его ожидания не оправдались. Новенькая форма быстро выгорела на солнце и вылиняла от дождей. Через месяц Джулио окружали не ярко-синие, а коричнево-серые мундиры. Пехота без устали месила ногами грязь, каждое сражение уносило жизни сотен людей. Короткий сон не мог победить усталость, суровые наказания и строгая дисциплина, призванные превратить вчерашний сброд в хорошо обученную солдатскую массу, выводили из себя.
Построение началось на рассвете. Над дорогой стелился густой туман, подъем был труден, и пехота двигалась медленно.
К сапогам прилипли комья грязи, тяжелый ранец давил на плечи. Глядя на темную, беспрестанно движущуюся массу народа, Джулио задавал себе вопрос, кто он и что здесь делает, как пытался понять, что влечет вперед этих солдат, еще вечера бывших мирными людьми? Ненависть к неведомому врагу? Страх наказания? Сознание правоты порученного им дела? Любовь к императору? Или некая тайная сила, которой нет названия? Так или иначе, ему были совершенно ясны две вещи: он здесь лишний, и он не желает умирать. Его жизнь принадлежала не Франции, не императору и даже не Господу Богу, а только ему, Джулио Гальяни.
Никто не ожидал, что по пути следования в заданный район части генерала Даву столкнутся с главным ядром прусской армии под командованием герцога Брауншвейгского. Завязался встречный бой. Пруссаки ринулись в атаку.
На Корсике Джулио не раз становился участником кровавых стычек, но то была партизанская война, стрельба из укрытия, лазанье по горам, больше похожее на игру. То, что случилось сейчас, ошеломило его и сбило с толку. Мимо летели ядра, в ушах звенело. Рядом кто-то вонзал в грудь противника штык, другой человек пытался вышибить из рук Джулио ружье. Люди боролись, стреляли, падали. Вопли идущих в атаку смешивались со стонами умирающих.
В какой-то миг Джулио решил, что с него хватит. Быть может, для этой стреляющей, дерущейся и орущей массы не было ничего неосуществимого, возможно, она была способна сокрушить, исковеркать и уничтожить все, что угодно: он более не хотел иметь с ней ничего общего. Сознание неотвратимости и неизбежности смерти погнало его прочь с поля боя.
Сперва Джулио упал, притворившись тяжелораненым или мертвым, потом пополз через поле, после встал и рысью бросился в кусты, подальше от этой дикой свалки. Иногда кто-то из раненых хватал его за одежду или звал: Джулио не обращал на это никакого внимания.
Наконец крики и выстрелы смолкли, дым, треск, стоны остались позади, как и запах пороха и крови. Джулио продирался сквозь кусты боярышника; он стремился уйти в сторону от главной дороги и надеялся не столкнуться ни с французами, ни с пруссаками.
Выбираясь из зарослей, он услышал громкий стон. Джулио прибавил шаг, как вдруг услышал:
- Помоги! Кто бы ты ни был! Я в долгу не останусь!
Что-то заставило его остановиться. На мокрой от крови траве лежал мужчина лет сорока в офицерском мундире. Разглядев золотые эполеты, Джулио произнес сквозь зубы:
- Мне некогда. Я послан с особым поручением. - Он не стал уточнять, к кому и куда.
- Мой отряд угодил в засаду и был расстрелян пруссаками. Подо мной пал конь. Мой адъютант заслонил меня своим телом и был убит. И все же меня ранили. Пруссаки решили, что я мертв, и ушли. После мне удалось отползти в кусты. Я полковник де Сент-Эньян; уверен, за спасение моей жизни положена награда, - пошептал мужчина, не открывая глаз.
- Ладно, - проворчал Джулио, понимая, что прежние планы идут насмарку, - я постараюсь вам помочь.
Он отстегнул металлическую флягу и напоил раненого. Хлебнув холодной воды, тот открыл глаза. Джулио расстегнул ранец и вытащил бинты.
Сделав перевязку, он уложил полковника на шинель.
- Будет лучше, если мы дождемся конца сражения, - сказал он и сел рядом.
- Кто вы? У вас странный акцент.
- Я корсиканец.
- О! - только и сумел произнести раненый.
Джулио усмехнулся. Магический ореол, окружающий императора Наполеона и все, к чему тот имел хотя бы какое-то отношение, казался ему нелепым.
- Думаю, мы проиграем битву, - неосмотрительно произнес он.
- Нет, - твердо ответил де Сент-Эньян, - мы ее выиграем.
После полудня Джулио решил, что пора трогаться в путь. Он тащил полковника на шинели, размышляя о том, что ему сулит это неожиданное знакомство. Как почти все корсиканцы, он был фаталистом. Если судьба протягивает тебе конец своей нити, хватайся за нее и держись до последнего вздоха!
И все-таки он не хотел рисковать. Завидев вдали полевой госпиталь, Джулио вынул нож и, стиснув зубы, вонзил в левую руку чуть выше локтя. Кровь полилась горячей струей, забрызгав мундир. Несколько соленых капель упали на лицо де Сент-Эньяна, и тот прошептал:
- Я не знал, что вы тоже ранены.
- К счастью, не тяжело.
Прежде чем его уложили на носилки, полковник сказал:
- Этот молодой человек - герой. Несмотря на ранение, он спас мне жизнь; рискуя собой, доставил к своим. Он достоин награды. - Потом обратился к Джулио: - Не забывайте обо мне. Я тоже вас не забуду. Если окажетесь в Париже, заезжайте на улицу Дюпоне. Там вас встретят, как доброго друга.
Джулио кивнул. Ему перевязали рану, а поскольку она была легкой, вскоре он вернулся в свой полк.
Как предрекал полковник де Сент-Эньян, сражение при Ауэрштедте принесло Наполеону блистательную победу. Генерал Даву получил звание маршала, а герцог Брауншвейгский - смертельную рану. Про семь тысяч французских солдат, положивших головы в этом бою, было упомянуто вскользь. Эти люди сыграли свою роль в истории: их телами была вымощена дорога к процветанию великой французской империи.
Глава 5
Всю зиму Бьянка смотрела на себя чужими глазами, глазами односельчан, которые непременно станут злословить, если за ней не приедет жених. Она давно приучила себя к мысли, что ее участь будет иной, чем у других юных жительниц Лонтано.
Первые признаки прихода весны появились незаметно, а затем она, как случалось каждый год, обрушилась потоками воды, бегущими с гор, и теплым влажным ветром, дующим с моря. Над берегом с пронзительными криками носились чайки, они огромными колониями гнездились на скалистых уступах. Глубокие колеи на дорогах были полны грязи, на деревьях распускались листочки.
В один из последних апрельских дней Бьянка вернулась домой с праздника, посвященного святому Георгию, на котором юные жительницы Лонтано распевали песню "Нет мая без солнца, нет девушки без любви", и увидела на сундуке небрежно брошенные дорожный плащ, шляпу и хлыст для верховой езды.
Бьянка замерла, прижав руки к груди. Никто не предупредил ее о приезде важного гостя, и сейчас она думала только том, как будет выглядеть в его глазах.
По случаю праздника Леон оказался дома; он сидел за столом напротив Винсенте Маркато, одетый в нарядную куртку красного фабричного сукна, привезенного из Аяччо. Из-под куртки виднелась белая рубаха домотканого полотна с филейной вышивкой по воротнику.
Винсенте расположился спиной ко входу, так что Бьянка могла видеть только темно-синий сюртук, ладно обтягивающий тело, и аккуратно подстриженные черные волосы.