Ее крики услышал лишь один человек, который стоял на мысу и смотрел в море. Сначала он не понял, что происходит, и не сразу заметил Орнеллу, а увидев, ужаснулся.
Он не стал задаваться вопросом, как эта выросшая на острове девушка могла угодить в такую ловушку, он принялся быстро спускаться вниз, надеясь успеть до того момента, когда Орнеллу затянет в песок.
Узкая тропинка петляла в порыжелой от зноя траве, порой приближаясь так близко к краю, что любой неверный, неосторожный шаг грозил смертельной опасностью. Дино Гальяни об этом не думал, он бежал вниз, бесстрашно перепрыгивая с камня на камень.
Вихрем пронесся по берегу, схватил удачно подвернувшуюся под руку длинную доску и ступил на отмель. Пустота в его душе была так же велика, как полоса воды между берегом и горизонтом, а нервы напряжены до предела.
Остановившись на краю коварной бездны, Дино бросил доску на мягкий пружинистый песок и крикнул:
- Ложись и держись покрепче.
Орнелла послушалась. Дино видел ее глаза: в них было море страха и капля безумной надежды.
Он принялся тянуть изо всех сил, стиснув зубы, напрягая все мышцы. Пески не желали расставаться с живой добычей. Дино видел, как песок оседает под тяжестью человеческого тела, превращаясь в жидкую кашу, в коварное месиво, и чувствовал: если ему придется отпустить доску, на которой лежала Орнелла, он сойдет с ума.
Дино победил; смерть разжала свои челюсти, и он выволок девушку на безопасное место. Орнелла сделала несколько глубоких судорожных вдохов, а потом вдруг безудержно и горько разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Она не могла идти, и Дино пришлось взять ее на руки. Она оказалась неожиданно легкой и странно безвольной, однако когда Дино опустил ее на берег, тут же вскочила на ноги и бросилась на него с кулаками.
- Ты сумасшедшая! - сердито произнес он, отталкивая ее. - Зачем ты полезла в пески?!
- Там остался кинжал моего отца! - закричала Орнелла с таким выражением, будто в этом был повинен Дино.
Он пожал плечами: ее поведение ставило его в тупик.
- Забудь о нем. Иди домой.
Она побежала прочь, а Дино стался стоять на месте, с изумлением глядя ей вслед.
Орнелла спешила к дому. Перед мысленным взором стояло побледневшее лицо Дино с расширенными от ужаса глазами, его судорожно искривленные губы и вздувшиеся на руках вены.
Орнелла подошла к дому, окна которого, словно черные глазницы черепа, смотрели на мир пустым взглядом. Нелепо торчащие, полусгнившие колья ограды напоминали голые кости, выпирающие из остова.
В дверном проеме появился Андреа. Орнелла поняла, что ей не удастся скрыть от него то, что случилось, но она и не собиралась этого делать. Брат был единственным человеком, которому она могла довериться.
- Что с тобой? - с тревогой спросил он, и она рассказала ему все без утайки.
- Мне всегда казалось, что Дино не такой подлый, как Джулио. Да и Данте неплохой парень, - задумчиво произнес Андреа.
Орнелла едва не задохнулась от возмущения.
- Это же Гальяни!
Андреа невольно втянул голову в плечи.
- Ты права. Я забыл. Я должен убить Джулио за то, что он едва тебя не погубил!
Орнелла осторожно прикоснулась к напряженной руке брата.
- Нет. Никто не видел, как это произошло. Поверят не нам, а Джулио и… его отцу.
- В конце концов я обязан отомстить хотя бы кому-то из Гальяни!
- Не сейчас. Надо немного подождать.
- Пока мне не исполнится шестнадцать и мать не купит ружье?
Андреа невесело усмехнулся. В последнее время он часто видел изнуряющие сны. Ему снилось, как он входит во двор дома Леона и начинает стрелять. Он слышит предсмертные вопли своих жертв и видит море крови. Андреа ощущал величайшее облегчение, как будто сбрасывал с плеч вековой груз. Он поворачивался к воротам, чтобы уйти, и словно невзначай пускал последнюю пулю себе в голову.
- Мать не купит ружье, - вздохнула Орнелла. - У нас нет денег и нечего продать.
Андреа знал, что это правда. Они питались каштанами, моллюсками, иногда дичью. Еще у них была белорыжая коза, которую звали Фина, и Беатрис говорила, что скорее позволит отрезать себе руку, чем лишится этого животного.
- Мне очень жаль отцовского кинжала. По-моему, это плохой знак. Нам никогда не одолеть ни Гальяни, ни… нашу судьбу, - добавила Орнелла и посмотрела на брата.
У него всегда был суровый, трагический взгляд, словно он родился с пониманием своей участи. Орнелла не помнила, чтобы он когда-нибудь шалил, веселился, смеялся, играл, как другие дети.
- Ничего, - ответил Андреа, - мы как-нибудь справимся.
Глава 3
На следующее утро, едва солнечные лучи коснулись земли, к берегу причалила парусная лодка. Единственный пассажир заплатил лодочнику и тут же забыл о нем: его жадный взгляд был устремлен на берег, затянутый тонкой пеленой рассветного тумана.
Рыбаки, в этот час выходившие в море, застыли в изумлении, глядя на его синий мундир с высоким воротом и эполетами, кивер со шнуром и султаном, узкие панталоны, заправленные в высокие, блестящие сапоги, и сверкающую на солнце саблю. А он, приняв бравый и неприступный вид, направился к деревне.
Амато Форни не знал, каким предстанет перед ним родной остров после восьми лет отсутствия: грязной, глухой, нищей дырой или потерянным раем.
Когда ему удалось уехать с Корсики, он был несказанно счастлив, однако в воспоминаниях и снах она представала перед ним не обездоленной оборванкой, а роскошной красавицей: головокружительные вершины, благоухающие маки, живописные бухты в оправе изумрудной зелени.
Восемь лет назад у него не было ничего, кроме сознания того, что он - корсиканец, как и великий Бонапарт, выходец с полудикого острова, сумевший стать генералом. Теперь Амато был унтер-офицером великой армии, армии победителей. Он приехал повидать свою родину, тех людей, которым был обязан своим появлением на свет, а еще - тех, кому хотел отомстить.
Очутившись на улицах родной деревни, Амато Форни с гордостью и жалостью глядел на бывших односельчан, чья убогая жизнь состояла из каждодневных забот, печальных воспоминаний о прошлом и скудных надежд на будущее. Только местные девушки были по-прежнему хороши: Амато не переставал удивляться, насколько грациозны и естественны их движения.
Без сомнения, появление Амато не осталось незамеченным жителями деревни, но он не сумел поймать ни одного прямого взгляда.
Исключение составляли мальчишки. По улице то и дело проносились ватаги детей; многие ребята останавливались и откровенно глазели на незнакомого военного.
Выхватив взглядом из толпы ребятни самого бойкого, быстроглазого мальчишку, Амато поманил его пальцем и задал вопрос:
- Скажи, кто сейчас живет в доме Марио Форни?
Польщенный вниманием незнакомца, мальчик гордо тряхнул головой и ответил:
- Там никто не живет. Старик Форни умер, и тетка Франческа тоже. Их старший сын погиб во время последней стычки с соседями, а младший давно уехал и, как говорят, куда-то пропал.
Амато судорожно сглотнул и промолвил:
- Старший сын, Николо, не был женат?
- Нет, не успел.
Из уверенного в себе бравого офицера Амато вмиг превратился в неприкаянного странника, одинокого человека. Он не знал, куда ему идти. Душа опустела, на сердце легла тяжесть.
Он стиснул зубы, а после быстро проговорил:
- Дом Гальяни стоит на прежнем месте?
Мальчишка ухмыльнулся.
- Куда ж ему деваться!
- Леон все так же нанимает работников?
- Конечно. Каждую весну и осень. Мой отец часто работает у Гальяни.
- Что ж, - произнес молодой человек, глядя куда-то внутрь себя и обращаясь к самому себе, - наверное, стоит наведаться в гости.
Амато Форни шел, не видя дороги. Он зря надеялся, что найдет здесь хотя бы короткое успокоение после грохота пушек, моря крови, рева сотен человеческих глоток, пусть мимолетный отдых от множества тяжелых дорог и бесчисленных полей сражений, над которыми витает смерть. Что его встретят с восторгом и радостью, как героя: отец заключит в объятия, молча прощая за давний побег, а чудотворные руки матери проворно накроют на стол.
Когда Амато подошел к дому Гальяни, из ворот выходили Леон и его сыновья. Дино и Джулио выглядели молчаливыми и мрачными: вчера отец крепко пробрал их за то, что они увильнули от работы в поле. Ни один, ни второй брат не рассказали друг другу об Орнелле, и Джулио размышлял о том, как себя повести, когда девчонку станут искать. Едва ли кто-то из жителей деревни видел, что произошло, иначе слухи еще вчера постучались бы в ворота.
Увидев Амато, Леон остановился и уставился на него, очевидно, не узнавая, а тот уверенно произнес:
- Здравствуй, Леон.
- Кто вы? - с несвойственной ему растерянностью произнес мужчина.
- Амато. Сын Марио Форни.
- Ты жив?! Тебя не узнать! - Леон развел руками. - Подумать только! Ты приехал в отпуск?
- Да. К несчастью, мои родители умерли, брат погиб.
- Ты уже знаешь? - Амато почудилось, что в голосе мужчины прозвучало облегчение. - Такова судьба. Дом стоит пустой. А потому добро пожаловать к нам! Дома женщины - они тебя накормят, и ты сможешь отдохнуть, а вечером поговорим и выпьем вина за упокой души твоих родственников и во славу твоих побед!
Амато кивнул. Он не спешил произносить слова благодарности и оценивающе разглядывал Леона и его подросших сыновей. Прежде Гальяни ни за что не пригласил бы его в свой дом! Впрочем, Амато уже привык к тому, что военные всюду в почете, а офицерский мундир является пропуском в любые двери.
Когда-то его отец работал у Гальяни и был пойман на краже. Марио Форни напрасно просил прощения, умоляя Леона не рассказывать о случившемся жителям деревни, тот остался непреклонен. "Среди корсиканцев нет воров!" - эта фраза стала приговором для Марио. Отмеченный невидимым клеймом, он изменился и опустился - односельчане презрительно шептались за его спиной. В результате даже Николо и Амато стали стыдиться отца. Старший сын подался в маки, а младший и вовсе сбежал с острова.
Леон велел Данте проводить Амато в дом и сказать матери, чтобы она приняла его, как дорогого гостя.
Молодой человек поздоровался с Сандрой Гальяни и был представлен единственной дочери Леона, Бьянке.
Когда Амато уехал с Корсики, она была еще ребенком, а теперь превратилась в прелестную девушку. Даже горе, вызванное недавним известием о смерти родных, не могло притупить восхищение, которое он испытал при виде ее красоты. Едва ли его можно было поразить выразительными глазами, густыми волосами или соблазнительной фигурой. Амато давно понял, что женщины благосклонны к тем, кто овеян бранной славой, что им нравятся яркие мундиры и блестящее оружие, а суровость судьбы военных придает отношениям с ними особую остроту.
Как истинная корсиканка, она обладала иными достоинствами. У Бьянки было удивительное лицо, тонкое, как на старинной фреске, и вместе с тем поразительно живое. Полный страстной силы и природной гордости взгляд и наивная, обезоруживающая улыбка. Она была полна сознанием своей прелести и вместе с тем не вполне понимала, каким оружием обладает. Амато с первого взгляда почувствовал, что перед ним истинный бриллиант, и холод в его сердце начал таять.
Амато отдохнул в отведенной ему комнате, а вечером сел за стол вместе с семейством Гальяни.
Как и следовало ожидать, Леон принялся расспрашивать Амато о том, в каких военных кампаниях тот участвовал.
Амато рассказал о том, как он прибыл на материк, как вступил в армию и как храбрость помогла ему получить чин унтер-офицера.
Леон поддакивал и уважительно кивал, женщины молча внимательно слушали, тогда как братья Гальяни пребывали в полном смятении. Им и не снились такие подвиги! Дино замер в раздумье, Джулио тайком усмехался и покусывал губы, и только Данте с искренней жадностью ловил каждое слово.
- Ты приехал надолго? - спросил Леон гостя.
- На десять дней.
- Мы будем рады предоставить тебе свой кров.
- Благодарю. Вы всегда были добры к моей семье, - сказал Амато, глядя в глаза хозяина дома.
Леон не потупил взор. Он не делал этого никогда. Он умел подавлять свои чувства и оставаться твердым при любых обстоятельствах.
- Я бы хотел узнать, как погиб мой брат, - добавил Амато.
Леон принялся рассказывать и в заключение заметил:
- Он был мужественным и храбрым. Ты можешь им гордиться, как он гордился бы тобой, если бы был жив.
После ужина Амато попросил позволения отправиться в свою комнату, но перед этим вышел во двор.
Ему не хотелось пропустить почти мгновенный переход от света к тьме. Стоит на секунду закрыть и открыть глаза, и из сочащегося красками вечера ты попадаешь в непроглядную ночь! Все тонет во мраке, остается лишь многозвездное небо, шум моря и вечный, как время, запах маки.
Амато стоял, глядя в небо, пока не услышал рядом какой-то шорох. Это была Бьянка, она вышла следом за ним, сделав вид, будто ей что-то нужно во дворе. Амато разгадал нехитрый маневр и окликнул ее:
- Синьорина Бьянка!
Она обернулась с притворным удивлением.
- Да?
- Я помню вас еще ребенком, и мне приятно наблюдать перемены, которые с вами произошли.
- Какие именно?
У нее была забавная манера говорить, причудливо сочетавшая в себе простодушие и не свойственное местным жительницам кокетство. Амато улыбнулся и произнес, не отвечая на вопрос:
- Надеюсь, ваши родители позволят нам побеседовать?
- Отец отправился в конюшню проведать лошадей, а мама занята в доме.
Амато вдохнул свежий вечерний воздух и сказал:
- Я давно не был на Корсике. Я даже забыл, о чем чаще всего думают местные жители.
Бьянка рассмеялась. Ее ответ показался бы Амато неожиданным, если б он сам не родился на этом острове:
- О ветре! Почти всегда о ветре, потому что от него зависит все!
- Едва ли девушки думают только об этом!
- Нет. Однако едва ли молодые люди способны догадаться, что волнует девушек, - лукаво промолвила Бьянка.
- Кое о чем они все-таки догадываются. Например, мне хорошо известно, что девушки интересуются нарядами. Я прав?
- Конечно.
- Хотите, расскажу, что носят в Париже?
Бьянка прижала руки к груди и ответила:
- Очень хочу.
Амато принялся говорить. Он рассказывал о шелковых платьях, отороченных лебяжьим пухом пелеринах, туфельках светлого атласа с острыми носами и длинными лентами, обвивавшими щиколотку. Об украшениях и прическах, а еще о том, что Париж дарит радость жизни, кучу возможностей и удовольствий, свободу выбора и решений. Любой человек, посетивший этот город, волшебным образом сживается с его обликом, с его запахами и звуками и меняется на глазах.
Бьянка слушала, затаив дыхание. Ее глаза заблестели, в них появилась смесь возбуждения и робости. Она ощутила прикосновение к более яркому, живому и интересному миру, чем тот, что ее окружал.
- Вы не похожи на корсиканку, синьорина Бьянка. Скорее, на парижанку, - заявил Амато.
- Почему?
- Потому что вы веселая, живая и любопытная. Надеюсь, вы не рассердитесь, если я спрошу, помолвлены ли вы?
Она склонила голову набок.
- А вы как думаете?
- Мне кажется, нет. Едва ли в этой деревне для вас найдется подходящая пара!
- Вы становитесь дерзким, - сказала Бьянка, но Амато видел, что она не сердится.
- Простите. Я отправляюсь спать. Увидимся утром.
Коротко поклонившись, он направился к дому. Бьянка осталась на месте. Она стояла, мысленно глядя в ту даль, где мечтала очутиться, где, как ей сейчас казалось, притаилось ее счастье.
Когда Амато открыл глаза, его захлестнули волны света. Скромную обстановку комнаты скрашивал пейзаж за окном: мерцающее море, ослепительно-синее небо, сияющие, как полированный мрамор, скалы.
Было воскресенье, и семейство Гальяни отправилось в церковь. Амато Форни пошел вместе с ними. С молчаливого согласия и одобрения Леона молодой человек взялся сопровождать Бьянку.
Ему в самом деле нравилась эта девушка. Нравилось смотреть, как шевелятся ее нежные губы, когда она произносит какое-нибудь слово, нравился ослепительный блеск ее кожи в скромном вырезе платья, волнующий голос, выразительный взгляд светлых глаз. Однако он вовсе не собирался терять голову и бросаться в омут чувств.
Жители Лонтано почтительно раскланивались с Леоном и с любопытством смотрели на Амато. Многие не узнавали его, другие каким-то чудом соединяли в памяти образ статного офицера и нескладного мальчишки.
После многих лет отсутствия Амато казалось, что этим людям неведомы неожиданные повороты судьбы, головокружительная страсть, полные приключений путешествия. В их жизни существуют лишь несколько важных событий: замужество или женитьба, рождение детей, смерть кого-либо из родственников. О да, а еще вендетта, неумирающая всесильная вендетта!
Большинство людей было в черном - их неспешное шествие напоминало траурную процессию. Они в самом деле неуклонно двигались по жизни навстречу собственным похоронам.
Молодой офицер подумал о том, что островитяне ничего не знают о мире за пределами Корсики, их жизнь ограничена строгими рамками, а будущее удивительно предсказуемо. Они, будто деревья, вросли корнями в эту землю и сделались узниками острова.
Внезапно взгляд Амато упал на странную девушку. Подол ее черного платья был рваным, босые ноги покрыты пылью, а растрепавшиеся темные волосы развевались по ветру. В ее облике было что-то вызывающее, дерзкое и трагическое, а самое главное - она гордо шествовала в сторону, противоположную той, куда текла толпа. Не удержавшись, Амато оглянулся и внезапно столкнулся с каким-то юношей.
- Смотри, куда идешь! - бросил молодой офицер.
Незнакомец посторонился и ничего не ответил, однако Амато задел его пристальный, мрачный взгляд.
- Что это за заморыш? - довольно громко произнес он, обращаясь к Бьянке.
- Андреа, сын женщины, которую в Лонтано считают сумасшедшей. Беатрис Санто.
- Беатрис Санто? Не та ли, что обвиняла вашего отца в убийстве ее мужа?
- Да, она самая, - сказала девушка и нахмурилась, но после вновь улыбнулась.
Увидев, как Бьянка засмеялась и что-то ответила идущему рядом с ней молодому военному, Андреа опустил глаза и ускорил шаг, чтобы догнать сестру.
Увидев Орнеллу Санто живой и невредимой, Джулио Гальяни вытаращил глаза и едва не свернул себе шею, провожая ее взглядом.
Заметив это, Дино спросил брата:
- Чего ты на нее уставился?
- Неважно, - процедил Джулио и заметил: - Эта безумная девчонка похожа на колдунью. А еще она очень живучая!
- Это верно.
- Надеюсь, когда-нибудь она переломает кости, прыгая по скалам! - добавил Джулио.