Он вытащил задыхающуюся Женевьеву на берег ручья. Оглядевшись, она поняла, что Тристан не поспешил за ней сразу, не желая мочить одежду. Встряхнув рубашку и надев ее, он молча встал перед ней.
- В таком виде вы мне особенно нравитесь, миледи, - ледяным, как вода, голосом произнес Тристан. - Однако мне совсем не хочется, чтобы вы умерли от простуды. Одевайтесь.
Несчастная и дрожащая Женевьева надела блузку. Тристан приблизился, чтобы помочь ей застегнуть платье. Когда она полностью оделась, он закутал ее в плащ и усадил под деревом. Оба долго молчали. Наконец Тристан подал Женевьеве жестяную кружку, над которой вился ароматный пар.
- Это подогретый эль. Мне уже известно, что вино вы не признаете.
- Преподнесенное, чтобы оскорбить меня, - нет.
- Я просто хотел поблагодарить вас.
- За то, чего я не желала!
- Напротив, Женевьева, вы сами великодушно предложили мне такой дар.
- Грязный, мерзкий ублюдок! - крикнула она, но Тристан не ответил. Женевьева глотнула теплый эль, стараясь избавиться от озноба. - Как вы нашли меня? - устало спросила она.
- Я догадался, куда вы направляетесь, миледи. - Он указал в сторону отдаленного холма. - Вы были почти на месте. Монастырь вон там, за холмом.
Женевьева пришла в отчаяние: он настиг ее у самой цели! Зачем она только решила переночевать у ручья!
- Я могла бы успеть…
Она не заметила, как эти слова вырвались у нее, но Тристан вдруг расхохотался.
- Нет, миледи, вы бы не успели! Я выследил вас вчера вечером, но понял, что вы не нуждаетесь в моей помощи. Как храбро вы защищались от злобной совы! - Он разразился таким хохотом, что чуть не опрокинул кружку.
- Так вы были здесь!
- Все это время.
- Негодяй! - Охваченная бешенством, Женевьева вскочила. Она перепугалась до смерти - и все по его вине!
- Если я правильно понял, вы опасались волков? - Он усмехнулся.
- Нет, только одного волка. И не без причины! - Эти слова еще сильнее рассмешили Тристана. Она метнулась к нему, собираясь плеснуть в него элем. Но он отскочил и схватил ее за руку.
- Женевьева, разве это разумно?
В его словах отчетливо слышалось предостережение. Прикусив губу, она отступила.
- Да, вы правы. Незачем тратить на вас эль!
Пламя зашипело. Тристан присел на корточки, а голодная Женевьева уставилась на котелок. В нем варились две крупные рыбины, на земле были разложены ломти сыра и хлеб.
В желудке у Женевьевы громко заурчало. Она отвернулась, не желая, чтобы Тристан заметил ее состояние. Ей так хотелось рыбы! Она присела на мягкий мох и вперилась взглядом в пространство. К счастью, Тристан не обращал на нее внимания.
- Отлично! - сказал он, и Женевьева услышала, как Тристан выкладывает рыбу на тарелку. Не предложив Женевьеве присоединиться к нему, он принялся за еду. - Гораздо вкуснее вчерашнего кролика!
Не выдержав, она обернулась.
- Сукин сын! Вчера вы ели кролика, а я умирала с голоду! Вы заставили меня ждать утра, хотя я извелась от страха и…
- И, вероятно, это пошло вам на пользу, дорогая.
- Мерзавец! - вскричала она, но Тристан пропустил оскорбление мимо ушей. Он ел рыбу, облизывая пальцы.
- Вы голодны? - наконец спросил Тристан.
- Нет!
- Вот и хорошо. Значит, и вторую я съем сам.
- Прекрасно! Странно, что до сих пор вам не приходило в голову морить меня голодом.
- Удивляюсь сам себе.
- Вы и вправду ненавидите меня.
- А вы наблюдательны! - усмехнулся он и устремил на нее долгий взгляд. Его голос неожиданно смягчился: - Сказать по правде, миледи, я и сам не знаю, что чувствую. Зато я уверен в одном: вы будете принадлежать мне до тех пор, пока я не решу отказаться от вас.
Внезапно охваченная надеждой, Женевьева бросилась к Тристану, опустилась на колени и заглянула ему в глаза.
- Почему бы вам не отпустить меня сейчас же? Монастырь уже близко. Прошу вас, умоляю! Тристан, я не взяла с собой ничего - кроме одежды, которая на мне…
- И кинжала.
- Но я не взяла ни драгоценностей, ни…
- О них вы просто не подумали.
- Какая разница? Тристан, я ничего не значу для вас, вы могли бы…
Он коснулся ее щеки, заставляя замолчать.
- Неправда. - Тристан подхватил ее влажные волосы. - Вот это дороже любых драгоценностей, Женевьева. - Отдернув руку, он уставился в тарелку и резко добавил: - К сожалению, пока я не могу отпустить вас. - Когда Тристан вновь поднял голову, Женевьева изумилась: его глаза стали черными - они меняли цвет в зависимости от настроения. Отставив тарелку, он нашел в кожаном мешке вторую, прихваченную для Женевьевы, и положил на нее рыбу, хлеб и сыр. Она решительно покачала головой и отвела глаза от аппетитной снеди.
- Ешьте! Только медленно, иначе вас стошнит.
Женевьева деликатно приступила к еде, но тут в ней проснулся такой голод, что она стала жадно поглощать рыбу. Тристан отнял у нее тарелку.
- Я же сказал - ешьте медленно.
Женевьева кивнула и снова взялась за еду. Тристан отошел и негромко заговорил с жеребцом. "Интересно, способен ли он так же ласково обращаться с женщиной?" - подумала Женевьева. Покончив с едой, она вымыла в ручье тарелки и вытерла их юбкой, а вернувшись, увидела, что Тристан затаптывает костер.
Он сложил посуду в седельный мешок. Женевьева подошла ближе. Огромный жеребец обнюхал ее и толкнул носом.
Она рассмеялась и потрепала его по морде. Конь потерся головой о ее ладонь.
- Вы ему понравились, - сухо заметил Тристан.
- Почему бы и нет? - Женевьева почесала коня за ухом. - Привет, дружище! - Она взглянула на Тристана. - Как его зовут?
- Пай.
- Пай… Такой огромный, и такой послушный!
- Как щенок, - подтвердил Тристан.
- И он участвовал в сражениях, слышал стрельбу и лязг мечей…
- Как и многие мужчины. Самых отважных из них можно уподобить укрощенным зверям. Пай отлично вышколен, можете не сомневаться.
- А я и не сомневалась.
- Вот и хорошо. Мы едем в замок, и немедленно. И впредь не пытайтесь бежать, Женевьева. В этом лесу водятся звери - их больше, чем вы думаете.
- А какое вам дело до того, что станет со мной?
- Терпеть не могу терять боевые трофеи.
Она промолчала. Пай фыркнул и снова толкнул ее носом. Он казался Женевьеве совсем не норовистым. Тристан повел коня из чащи леса к тропе, и Женевьева последовала за ним. Только теперь она разглядела то, чего не увидела в темноте: стены монастыря возвышались на расстоянии полмили. Свобода была совсем рядом. Возможно, ей уже никогда не представится такого шанса.
- Вы натерли ноги? - спросил Тристан. Она кивнула. - Я пойду пешком, а вы сядете в седло.
Она опустила ресницы. Тристан обхватил ее талию и подсадил в седло. Женевьева взяла поводья и шагом пустила коня по тропе. Тристан скоро отстал, и тогда она склонилась, прошептала что-то на ухо жеребцу и вонзила пятки ему в бока. Конь послушно свернул вправо. Этот огромный жеребец оказался поразительно проворным и так взял вправо, что она чуть не вылетела из седла, но вскоре конь перешел на плавную рысь. Пригнувшись к шее коня, Женевьева вцепилась в гриву. Холодный ветер развевал ее волосы, жег глаза. Но от этого полет к свободе был еще более прекрасным.
Копыта Пая глухо постукивали. Монастырь быстро приближался. Женевьева отчетливо видела низкую ограду сада, а чуть дальше - вторую стену, за которой монахини, похожие на неуклюжих птиц в своих мешковатых черных одеяниях и апостольниках, возделывали грядки. Казалось, они совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Наверняка ее заметили… Но тут послышался резкий свист.
Услышав его, Пай остановился как вкопанный, а затем развернулся и сбросил всадницу. Женевьева ударилась о землю так, что из глаз посыпались искры. Она была уверена, что конь затопчет ее, но Пай стоял неподвижно. А звук шагов приближался. Она попыталась встать, прикидывая, удастся ли убежать. Монахини спасут ее! Приставив ладони ко лбу, они наблюдали за происходящим.
Женевьева бросилась вперед. Расстояние до стены и до Тристана было одинаковым. Если она доберется до стены, Тристан едва ли посмеет увезти ее - тем более на виду у святых сестер. Женевьева задыхалась, ее ноги саднило, в икры словно вонзились иголки. Но все это не имело значения. Она уже видела удивленное лицо одной из молоденьких монахинь, почти добралась до стены…
И вдруг рухнула, придавленная к земле чем-то неимоверно тяжелым. Над ней стоял мрачный Тристан.
- Боже милостивый! - послышался возглас, и Женевьеву охватила радость: одна из монахинь смотрела на них из-за ограды. Но тут Тристан одним махом разрушил ее надежды.
- Женевьева, любимая, дорогая! Я же предупреждал: будь осторожна с этой лошадью! - воскликнул он и крепко поцеловал ее.
Женевьеве казалось, что жизнь вот-вот покинет ее.
- О Господи! - пробормотала вторая монахиня.
Тристан оторвался от губ Женевьевы, когда у нее уже закружилась голова и она потеряла дар речи. Тристан поспешно вскочил, поднял девушку на руки и поклонился сестрам.
- Добрый день, леди! Прошу простить нас. Да благословит вас Бог! - Он расплылся в обаятельной улыбке. - Мы только что поженились.
Из-за ограды донеслись обрадованные голоса и смешки. Опомнившись, Женевьева выпалила:
- Поженились?! Да это же… - Она не успела договорить: закрыв ей рот новым поцелуем, Тристан изящным жестом поднял руку и помахал сестрам. К ужасу Женевьевы, монахини замахали в ответ, а несколько совсем молодых как зачарованные наблюдали за происходящим. Только старые женщины неодобрительно качали головами. Вскоре все вернулись к работе.
Тристан быстро и бесцеремонно посадил Женевьеву в седло. Едва она собралась позвать на помощь, он зажал ей рот ладонью.
- Одно слово - и да поможет мне Бог, у вас появятся волдыри не только на ногах! И никакие святые сестры вас не спасут!
Измученная и взволнованная, Женевьева приникла к шее Пая и тяжело вздохнула. Тристан вскочил в седло и стиснул ее талию. Поводья он держал сам. Пай сразу двинулся рысью. Тристан молчал, сидя за спиной Женевьевы. Она изнемогала от усталости.
- Когда мы будем в Иденби?
- К ночи.
На глаза девушки навернулись слезы. А она шла так долго! И все напрасно! Ей следовало отправиться в путь верхом.
Но раньше она об этом не подумала. Пай преодолел расстояние до замка вдвое быстрее, чем Женевьева.
В пути они остановились только однажды, Тристан молча протянул Женевьеве хлеб с сыром и перекусил сам. Еду они запили элем из одной кружки.
Когда они двинулись дальше, она уже не могла прямо держаться в седле: усталость и бессонница сломили ее. Она устало закрыла глаза и прислонилась к груди Тристана.
Женевьева проснулась, как от резкого толчка. Она и вправду падала - но только в руки Тристана.
- Где мы? - сонно прошептала Женевьева.
- Дома, - ответил он, и она тут же начала отбиваться. - Нет, миледи, даже не вздумайте! - Тристан стиснул ее в объятиях.
Передав поводья конюху, он понес Женевьеву к двери. Дверь открылась, из зала пахнуло теплом. Джон и Эдвина посторонились, пропуская Тристана.
- Вы нашли ее! - Эдвина даже не взглянула на племянницу, и та поняла, что тетка глубоко оскорблена. Все правильно, подумала Женевьева, она предала их.
- Да, нашел. - Тристан прошел мимо них, девушка снова забилась у него в руках.
- Тристан, прошу, позвольте только объяснить им… Эдвине и Джону… что мне очень жаль…
Он скептически посмотрел на нее:
- Жалеете о том, что сбежали?
- Нет! Я должна сбежать от вас, и когда-нибудь вы поймете это! Мне жаль, что я…
- Предала их?
- Черт возьми, отпустите меня…
- Они не станут вас слушать, Женевьева.
Она промолчала. Тристан прошел мимо двери ее спальни и стал подниматься по лестнице в маленькую башню.
- Вы прошли мимо моей комнаты.
- Моей, миледи. Она пришлась мне по душе.
Удивленная Женевьева промолчала. Тристан распахнул дверь комнаты, расположенной в башне, и она огляделась.
Комнату убрали и приготовили к ее возвращению. В очаге пылал огонь. Широкая мягкая кровать была застелена, возле нее стояли стол и стулья, а вдоль стен - сундуки.
Здесь не было окон - кроме одного, почти под потолком. Комната не казалась мрачной и неуютной, но она находилась в стороне от остальных покоев замка. Тристан поставил Женевьеву на ноги, но, крайне утомленная, она чуть не упала, поэтому он отнес ее на постель.
- Вы решили запереть меня здесь? - спросила она. Тристан кивнул. - Вы так долго преследовали меня, чтобы притащить в замок и запереть в башне?!
- Вот именно, миледи.
Обезумев от ярости, Женевьева вскочила с постели, как разъяренная тигрица, и ударила его. Ее ногти оставили кровавые полосы на щеке Тристана. Схватив ее за волосы, он дернул их так резко, что она с криком упала на пол. Тристан тут же отпустил ее, но Женевьеве казалось, что она избита до полусмерти. Устремив на него ненавидящий взгляд, она молчала, а по щекам ее текли слезы.
- Вы чудовище, - тихо вымолвила она. - Я никогда не встречала более бессердечного существа.
- Я пытался проявить милосердие, миледи.
- Вы сама жестокость!
- Нет, миледи. Объяснить вам, что такое жестокость? - Глаза Тристана вдруг потемнели, и Женевьева поняла, что в этот момент он не видит ее. - Жестокость… - В его голосе слышалась такая боль, что у Женевьевы сжалось сердце. - Жестокость - это когда людей убивают среди ночи, в постелях. Жестокость - это когда крестьянок убивают возле печей, где они пекут хлеб, а седых мужей этих женщин приканчивают их собственными серпами. Жестокость - это насилие, грубое насилие, за которым следует смерть… несмотря на все крики женщины, мольбы о пощаде, о том, чтобы ее не калечили и не убивали хотя бы ради ребенка, которого она ждет… - Он осекся. Казалось, Тристан вновь увидел Женевьеву но это было для него невыносимо. Он поднялся. Она уже не сознавала, что по ее щекам струятся слезы. Кто-то вошел в комнату.
Тэсс. Краснощекая, большеглазая, готовая угодить. Тристан прошел мимо нее, даже не обернувшись.
- Милорд? - обратилась к нему Тэсс. Он раздраженно оглянулся и пожал плечами.
- Приведи ее в порядок. - Звуки его шагов быстро стихли вдали, на винтовой лестнице.
Глава 15
- Я выхожу замуж!
Эдвина произнесла эти слова с таким ликованием, что Женевьева радостно улыбнулась и крепко обняла тетку. Это и вправду было чудом. Эдвина всей душой любила Джона, несмотря на то что вместе с ним в замок явились горе и смерть. Однако Эдвина твердо решила забыть о недавних бедствиях.
- Я так рада за тебя. - Женевьева старалась не выдать досады. Она удивилась и смутилась, когда сегодня утром к ней вошла Эдвина, ибо полагала, что Тристан намерен держать ее взаперти, под присмотром вертихвостки Тэсс. А еще ее мучил вопрос: простила ли ее тетка.
Глаза Эдвины сверкали как звезды.
- Завтра, Женевьева! Отец Томас обвенчает нас завтра! Боже мой, как я счастлива!
Женевьева потупилась. Она любила Эдвину и всей душой желала ей счастья, но вместе с тем ощущала опустошенность. Господи, что здесь происходит? Жизнь продолжается: отец Томас молится в часовне, крестьяне работают на полях, старый Грисвальд трудится в кухне. Можно подумать, что недавняя осада им только приснилась… Даже у Эдвины все сложилось превосходно - она влюбилась в недавнего врага. За предательство поплатилась только Женевьева, став пленницей и вызывая всеобщее недоброжелательство: именно ее обвиняли во всех бедах.
"Впрочем, - задрожав, подумала Женевьева, - именно я нанесла удар Тристану и была твердо убеждена, что он умер и похоронен". Она помнила слова Тристана и выражение его лица. Почти ничего не поняв, Женевьева испытала жалость к нему, которой он, конечно, не хотел вызвать, и потому особенно опасалась за свое будущее. Ждать милосердия от этого человека нечего.
Женевьева отвернулась, не желая, чтобы Эдвина увидела ее слезы.
- Я буду думать о тебе. Уверена, все пройдет замечательно.
Иначе и быть не могло. Эдвина собиралась замуж, Бог свяжет ее и Джона священными узами, а после церемонии предстоят пиршество, танцы и… Но Женевьева понимала, что ничего этого не увидит. Ее, как пленницу, оставят здесь, в башне.
- Ты непременно должна увидеть это! - заявила Эдвина. - Попроси Тристана - и он согласится.
Женевьева подавила вздох разочарования. Эдвина не знала, каким был Тристан вчера ночью. Если бы она видела его гнев, отчужденность и боль, то промолчала бы.
- Сомневаюсь, что он посетит меня сегодня, а уж тем более не станет выслушивать просьбы. И кроме того… - Женевьева помедлила, не зная, как объяснить тетке, что бесполезно умолять столь жестокого человека. - Словом, я не могу просить его. Если я попрошу его прийти сюда, он откажется. В сущности, мне некого даже послать за ним.
- Если хочешь, его попрошу я. Или Джон.
- Эдвина, это ни к чему. Тебя ждет самый чудесный день в жизни. Это твой день. Не надо ничем омрачать его. И пожалуйста, не беспокойся. Мысленно я буду рядом с тобой, обещаю!
Эдвина приуныла.
- Женевьева, ты не так ведешь себя с ним…
- Я не так веду себя с ним? Эдвина, он отнял мое наследство! Убил моего жениха и отца…
- Они погибли в бою.
- Тристан вторгся в мой дом и обесчестил меня, а ты говоришь, что я не так веду себя с ним!
- Женевьева, он мне нравится, я восхищаюсь им. Тристан не только любезен, но и справедлив. И если бы ты смирилась…
- Вот как? Он притащил меня в замок, запер меня здесь и…
- Он взял то, что ему предложили с самого начала. Дорогая, так уж устроен мир. Тристан победил, а мы проиграли. И если бы ты не принимала все так близко к сердцу…
- Эдвина, довольно! Ты полюбила Джона - что ж, я рада. За твое будущее можно не опасаться. Но не жди смирения от меня! Я ненавижу Тристана, считаю его зверем, я… - Женевьева вдруг осеклась, размышляя, в какой момент начала лгать. Помолчав минуту, она спросила: - Эдвина, что с ним случилось?
- Он… не любит, когда говорят о его прошлом, и до сих пор злится на Джона за то, что тот рассказал мне все.
- Эдвина, мы здесь вдвоем! Ты упрекаешь меня в непокорности, но не хочешь даже помочь мне понять, в чем дело. Кое-что я знаю… на его людей напали, и…
- Но не в бою, - перебила ее Эдвина. - Родные Тристана были сторонниками Йорков, а сам он - приближенным Ричарда…
- Что?! - изумилась Женевьева.
- Когда король Эдуард умер, а власть попытался захватить Вудвилл, отец Тристана был в числе тех, кто верил, что правление Ричарда станет благом для страны. А затем маленьких принцев отправили в Тауэр. Тристан открыто выступил против Ричарда, требуя пощадить детей. Он не мог поддерживать короля, ибо подозревал, что тот приказал убить племянников. После этого Тристан и Джон вернулись домой и обнаружили, что случилось самое страшное. Деревни сожгли дотла, женщин изнасиловали и зарезали, мужчин перебили. Но это еще не все. Погибли все родные Тристана - его отец, брат, жена брата и жена самого Тристана. Джон говорил, что это был кошмар. В то время Тристан и его жена ждали первенца. И вот Тристан нашел младенца рядом с трупом жены… - Помолчав, Эдвина добавила: - У нее было перерезано горло.