Лорд заскрежетал зубами. Он вытащил красивое, богатое оружие из ножен. Сержант со своими людьми подошел близко. Лорд понял, что его обезоружат в одну минуту. Он наступил ногой на шпагу, хрупкий клинок лопнул со звоном, и он отбросил сломанное оружие в угол комнаты.
- Ведите арестованного за мной! - распорядился капитан. Сипаи обступили лорда, и он стал спускаться во двор, смертельно бледный, скрестив руки на груди. Здесь ждали его солдаты, чтобы нести паланкин. Капитан кивнул лорду, который, видя, что сопротивление бесполезно, вошел в паланкин с проклятием на устах и опустил занавески.
Капитан сел на лошадь и последовал за шествием; майор провожая его до ворот.
- Я не хочу вас спрашивать, господин майор, о чем с вами говорил лорд, - проговорил капитан, когда они достигли решетки ворот. - Вы храбрый солдат, которого я уважаю и всегда уважал, поэтому я дам вам совет: забудьте все, что вы слышали, только одного не забывайте, что сэр Уоррен Гастингс имеет и друзей, и врагов.
Он поклонился по-военному и поспешил за удалявшимся шествием. Майор, вздыхая и сутулясь, вернулся обратно в форт.
- Ей-богу, - пробормотал он себе под нос, - в тысячу раз лучше бы я стоял в поле против магаратов или даже против дикого Гайдера-Али! Здесь плохое место для честного солдата!
Капитан провел лорда боковой дверью во внутренний двор, поставил двойной караул у дверей его помещения, сильную стражу ко всем входам в коридор и также к веранде, ведущей в парк. Отдав приказ никого не впускать и не выпускать без особого на то разрешения и стрелять во всякого, кто ослушается приказа, он пошел к леди Марианне и застал у нее Маргариту, которая приветствовала его счастливой улыбкой. Когда он сказал, что арестовал лорда, Марианна страшно испугалась.
- Арестовали?! Боже мой, он такого никогда не забудет, никогда не простит, он станет нашим врагом, самым непримиримым врагом!
- Лучше, если враг будет, миледи, под ключом и замком, чем на свободе! Это правило сэра Уоррена Гастингса, которому я последовал, он мне приказал следить за тем, чтобы измена не заползла змеей сюда. Вам я могу сказать: за моей спиной лорд вопреки приказанию проник в форт и разузнавал у майора Смиса настроение войска и их отношение к тому, если здесь появится второй Клэверинг.
- Какое коварство! - воскликнула Марианна. - И все же я его боюсь, даже в заточении. Что, если он напишет в Англию?.. Если там…
- Будьте покойны, ни от него, ни к нему ничего не проникнет, тем более письмо. Пусть себе забавляется в пределах своей комнаты, - успокоил ее капитан.
- Капитан прав, мама! - поддержала Синдгэма Маргарита. - Я ужасно боялась лорда, пока он был с нами. Я так счастлива и дышу свободнее!
Она подала капитану руку и покраснела от его взгляда, когда его мрачное лицо озарилось радостью. Марианна задумчиво поглядела на дочь.
- Пожалуй, оно и к лучшему! - согласилась она и также подала капитану руку, сказав ему самым задушевным тоном: - Вы верный сторож, и мой муж был прав, доверив вашей защите и нас, и все свои дела.
Капитан почтительно поднес ее руку к губам и затем быстро вышел.
В тот же вечер курьер повез Гастингсу в Байзабад, расположенный в горах, донесение капитана, в котором тот сообщал обо всем случившемся. Во втором письме, которое вез курьер, Марианна сообщала своему мужу о беседе с лордом и о его сватовстве.
- Жребий брошен. - Капитан задумчиво проводил глазами курьера. - Даже на пороге моего счастья подымаются темные силы, и борьба с ними неизбежна. Горе тому, кто станет на моем пути!
Синдгэм сообщил мистеру Барвелю обо всем случившемся, объяснив причины своего поступка. Барвель испугался ареста лорда, но все же одобрил действие капитана, потому что легче отвести всякий удар, направленный на Гастингса извне, чем в самой Индии.
Спокойным и почти веселым явился капитан вечером в салон леди Гастингс, а отсутствие лорда всем объяснили его нездоровьем. Марианна тоже была веселее обычного. Она при муже привыкла к борьбе и чувствовала себя крепче и увереннее при блеске молнии, чем во время томительного напряжения, всегда предшествующего грозе. Маргарита вела себя шаловливо и по-детски; ей казалось, что изгнали мрачное привидение.
Последующие дни и Марианна, и капитан провели в беспокойном напряжении. Лорд послал капитану письменный протест против своего ареста, потребовав, чтобы его доставили в Лондон директорам компании и лорду Генри Дундасу. Капитан предусмотрительно положил его в свое бюро и проверил охрану лорда. Охрана производилась со всей строгостью: солдаты не смели ни с кем общаться и покидать флигель дворца, где находилась квартира лорда. Пока удавалось все сохранять в тайне.
Вся жизнь в резиденции протекала тихо и спокойно, точно ничего особенного и не случилось.
Капитан по нескольку раз в день убеждался, что стража добросовестно исполняла свои обязанности у дверей помещения лорда. Внутренние покои охранял конвойный офицер, и каждый раз он докладывал капитану, что лорд занимался написанием писем и что он каждый раз протестовал против того, как с ним обращаются.
Тихая и мирная жизнь нарушилась возвращением курьера, который привез известие о немедленном возвращении Гастингса. Все стали готовиться к его приезду. Маргарита, счастливая и радостная, ждала Гастингса с нетерпением. Ведь капитан сказал ей, что с возвращением ее отца их любовь перестанет быть секретом! Марианна, взволнованная сообщением мужа о возвращении, чувствовала себя невестой, ожидающей жениха после долгой разлуки. Капитан ждал возвращения губернатора со спокойной и радостной уверенностью и надеждой исполнения всех его желаний; он оправдал доверие Гастингса, выполнив все его указания. Кровь приливала ему к вискам, и у него кружилась голова, когда он думал, что теперь, после стольких мук и страданий и на его долю выпадет счастье.
Поздним вечером Гастингс явился в резиденцию с малочисленной свитой, оставив весь обоз позади. Мистер Барвель, члены совета и капитан приветствовали губернатора при въезде в ворота первого двора. Все слуги в парадных ливреях стояли во дворах, готовые к встрече своего повелителя. Факелы и фонари на шестах освещали все как днем.
Гастингс слез с лошади, сердечно приветствовал чиновников, а затем подошел к капитану, который беспокойно и выжидательно смотрел в серьезное и спокойное лицо губернатора. Губернатор взял руку капитана и пожал ее тепло и сердечно.
- Благодарю вас, капитан, - сказал он, - за все ваши услуги, вы, как и всегда, оказались достойным доверия.
Капитану захотелось громко возликовать, в устах Гастингса его сдержанная похвала обозначала больше, чем слова льстивой признательности. Твердой походкой Гастингс, как юноша, поспешил через все дворы, бегло кивая приветствовавшим его слугам, в свои апартаменты, где Марианна с детьми ожидала его на лестнице балкона. Гастингс взлетел по ступенькам, обнял жену и долго стоял с ней, обнявшись, глядя в ее сверкавшие глаза.
Обняв нежно Маргариту, он поцеловал ее белокурые волосы и нагнулся к двум маленьким детям, которые, и боясь и радуясь, тянули к нему свои ручонки.
Человек, хладнокровно свергавший с тронов князей и поражавший целые народы, перед которым трепетала вся Индия от Гималаев до моря, здесь представал простым отцом семейства, вернувшимся с дороги.
Капитан со стороны мрачно глядел на группу счастливцев. Как далеко стоял он от них на социальной лестнице, чужой, всплывший из темной, презираемой глубины. И та, обладание которой он считал бы счастьем своей жизни, принадлежала им. Он так ясно увидел высоту, к которой стремились его надежда и любовь, и она показалась ему безумной дерзостью.
Гастингс, все еще держа детей на руках, пошел во внутренние покои. Барвель и капитан ждали в передней довольно долго. До них доносились ликующие голоса детей и веселый смех губернатора, звучавший почти так же ясно, как свежие детские голоса. Наконец все стихло. Детей увели в их комнаты, но у дверей они еще остановились и посылали воздушные поцелуи. Гастингс вышел сам на порог, чтобы позвать своих доверенных. Маргарита тоже удалилась. Марианна сидела на диване и не могла оторвать любящих глаз от так долго отсутствовавшего мужа.
В выражении лица Гастингса не осталось и следа той наивной, детской радости, с которой он приветствовал своих домашних; взгляд его стал суров и повелителен. Как всегда, выпрямившись во весь рост, стоял он с королевской осанкой, перед которой гордые князья Индии преклоняли колени.
- Я получил ваше донесение, капитан Синдгэм, - уведомил он, - и еще раз благодарю вас за всю заботу и бдительность, с которыми в мое отсутствие вы исполняли службу. Вы приказали арестовать лорда Торнтона?
- Я сам его задержал! - уточнил капитан. - Я не мог никому поручить такого важного дела. Майор Смис колебался, и, явись в такую минуту, когда я арестовывал лорда, новый Клэверинг, я не поручусь за то, что майор не передал бы ему ключей крепости.
- Я прошу вас, капитан, - продолжал Гастингс, - сейчас же от моего имени отобрать у майора командование фортом и передать его тому офицеру, которого вы по своему убеждению считаете самым надежным и самым способным. А майору вы скажете, что я его увольняю от тяжелой и ответственной должности, которую он так долго нес, назначая его в Мадрас с увеличением содержания.
Капитан поклонился.
- Что касается ареста лорда, - поморщился губернатор, - вы поступили вполне правильно и согласно данным вам инструкциям, но я забыл исключить из них лорда…
- Исключить лорда Торнтона? - спросил капитан.
- А может быть, и хорошо, что я этого не сделал, - прибавил Гастингс. - Пожалуй, и полезно ему лично убедиться, каковы будут последствия, если вдруг пожелают воевать против меня, и насколько сильна в моих руках власть. Но мы не смеем более задерживать его. Он почувствовал, что значит оказаться моим врагом, и, пожалуй, такой казус расположит его к дружбе со мной. Я сейчас сам отправлюсь и объявлю лорду о его освобождении.
- О его освобождении! - воскликнул капитан с упреком и почти с угрозой. - Лорда вы освободите, а меня… предадите?
Гастингс выпрямился.
- Разве я предаю друзей? Вы, капитан, не должны так думать! Проводите меня, и вы убедитесь!
Не ожидая ответа, он быстро пошел вперед. Капитан и мистер Барвель последовали за ним. Стража у помещения лорда взяла на караул и дала дорогу, узнав губернатора. Гастингс вошел с губернатором.
Лорд Торнтон сидел у своего письменного стола. При звуке открываемой двери он вскочил и радостно вскрикнул от удивления, узнав губернатора.
- Какое счастье, что вы опять здесь, дорогой мой сэр! - обрадовался он, пожимая руки губернатору. - Я должен вам пожаловаться на неслыханное нарушение гостеприимства и английского закона.
- Я очень сожалею о случившемся, - произнес Гастингс вежливо, - и пришел вам сказать, что арест снят и вы свободны.
- Наконец-то закон торжествует! - воскликнул лорд. - Всякий англичанин свободен, пока судебный приговор не присудил его к заключению, но я требую удовлетворения в обиде, нанесенной мне. Капитан провинился в грубом нарушении закона, и его следует наказать.
Гастингс твердо предупредил:
- Это ошибка, лорд Чарльз, что английский закон, на который вы ссылаетесь, действителен здесь. В Индии действительны только индусские законы и индийский верховный судья сэр Элия Импей.
- Но я не индус, - воскликнул лорд - а англичанин всюду состоит под покровительством закона!
- Но не здесь, лорд Чарльз! - возразил Гастингс. - Кто вступает в пределы колонии, подлежит законам и предписаниям, по которым я управляю и за которые я отвечаю, и сэр Элия Импей один только разрешает спорные случаи именем короля.
- Значит, здесь действительно господствует, как говорят в Англии, азиатский деспотизм? - спросил лорд. - Вы отказываете в удовлетворении за нанесенную мне обиду?
Гастингс, против обыкновения, остался спокойным и вежливым при угрожающем вопросе лорда.
- Ваше удовлетворение, лорд Чарльз, - объяснил он, - вы найдете в том, что как только я приехал, то сейчас же с дороги я пришел к вам, чтобы возвратить вам свободу.
- Мне этого мало, - отвечал лорд, - я требую наказания виновного!
- Мой друг капитан Синдгэм действовал вполне правильно! - известил губернатор.
- Вполне правильно, сэр Уоррен? В какой же несправедливости обвиняете вы меня, и чем такое обращение вы можете оправдать?
- Не в несправедливости, а в неосторожности, лорд Чарльз! Здесь, где мы постоянно живем как бы на военном положении, мы должны тщательно избегать необдуманных действий. Это мое желание и мой строгий приказ, чтобы никто, кто бы он ни был, не смел без пропуска входить в форт и в казармы войск. Капитан получил от меня определенную инструкцию, всякого, кто не исполнит моего приказа, задерживать. Вы, лорд Чарльз, преступили данный приказ, значит, долг службы капитана заставил его вас арестовать; при вашем сопротивлении пришлось пригрозить силой, а если нужно, то и применить ее. Вы не можете жаловаться на неуважение к вам как к гостю моего дома, ведь согласно моему желанию капитан всегда был готов сопровождать вас во всех ваших выездах и все объяснять.
- Действительно, - горько усмехнулся лорд Чарльз, - капитан Синдгэм старался не оставлять меня одного, куда бы я ни направлялся.
- И я, - вмешался капитан, - смотрел на это как на служебную обязанность, от которой солдат не смеет отказываться даже тогда, когда она ему в тягость!
- Значит, капитан ни в чем не виноват, - определил Гастингс, - и мне остается только выразить вам свое искреннее сожаление в том, что из-за вашей неосторожности вам пришлось испытать последствия приказа, который я давал вовсе не для вас, но из которого я не мог исключить вас. Я уверен, что вы признаете в том, что произошло, только печальную необходимость. Я еще раз прошу разрешить мне считать вас своим гостем и в числе моих друзей. Надеюсь, вы сами убедитесь, насколько я хочу доказать вам свою дружбу и заставить вас забыть о случившемся. Еще я очень хочу, чтобы вы забыли неприятный инцидент между вами и капитаном; люди взрослые не должны походить на женщин и школьников и не переходить на личности, если необходимость серьезного дела заставляет их проявлять враждебные отношения друг к другу.
Минуту лорд стоял мрачный и молчал. Наконец он нерешительно обратился к капитану и, подавая ему руку, сказал подавленным голосом:
- Забудем о случившемся, раз сэр Уоррен Гастингс этого желает.
Капитан, долго боровшийся со своей гордостью и ненавистью, молча поклонился в ответ и пожал протянутую лордом руку. Их примирение напоминало поведение диких зверей, находившихся под властью укротителя. Его результат состоял в том, что злость и ненависть у обоих крепче и глубже укоренились в сердцах.
Гастингс сделал вид, что ничего не замечает. Веселый и радостный, как прежде, он взял под руку лорда и заключил:
- Окончив неприятное дело, постараемся все забыть в семейном дружеском кругу, где я обыкновенно не допускаю говорить о государственных делах и служебных обязанностях.
Вежливо поклонившись и с торжественной улыбкой на устах лорд пошел по коридорам с Гастингсом, а капитан следовал за ними мрачный и угрюмый. Мистер Барвель и члены совета ждали их уже в салоне. Марианна поздоровалась с лордом спокойно и вполне владея собой; радость придавала ей силы; несколькими вежливыми словами она посочувствовала болезни лорда, делая вид, что она ничего не знает о случившемся.
Лорд Торнтон отвечал приветливо, что никакая болезнь не может устоять пред таким доктором, как сэр Уоррен. После его слов, как того и желал Гастингс, витавшая последние дни над дворцом тень недоброжелательства исчезла; только Маргарита испуганно вздрогнула, когда увидела лорда рядом со своим отцом. Она взглянула на капитана с немым вопросом; его бледное, мрачное лицо вызывало в ней большое беспокойство. За столом она сидела тихая и смущенная. Мать часто и заботливо бросала на нее беспокойные взгляды, но ей не удалось прогнать темную тень, которая легла на лицо ее дочери.
Гастингс же, напротив, полный удовлетворения и радости от свидания с семьей, расточал всем любезности, глаза его светились. Он так весело и увлекательно рассказывал, разнообразно и интересно вел разговор, что всех заразил своей веселостью. Лорд Торнтон вполне поддался настроению своего хозяина и, казалось, действительно позабыл о тяжелых событиях последних дней.
Несмотря на приподнятое настроение, общество разошлось раньше обыкновенного. Мистер Барвель первый встал из-за стола, чувствуя, что Гастингсу хочется побыть одному со своей супругой.
Лорд простился так развязно и сердечно, точно состоял в числе самых задушевных друзей Гастингса или принадлежал к их семье. Даже в отношении капитана он не проявил того высокомерного снисхождения, которое обычно выказывал.
III
О чем говорил ночью Гастингс с женой, осталось их секретом, но чувствовалось, что разговор происходил серьезный, потому что, когда они появились утром в маленьком салоне, лицо губернатора сохраняло неприступную строгость, Марианна выглядела бледнее обыкновенного. С беспокойством смотрела она на Маргариту, ожидавшую ее с маленькими братиками, - Гастингс любил проводить утренние часы среди детей.
Маргарита робко подошла к своему отчиму и не смела поднять на него глаз; все спокойное, семейное счастье, озарявшее и согревавшее прошлый вечер этот маленький кружок, куда-то подевалось, точно его поглотил холодный английский туман. Только маленькие дети радовались, встречая отца.
Вздохнув, Гастингс посмотрел на часы, время работы настало, и, что бы ни случилось в семье, он должен исполнять свои служебные обязанности. Он еще раз поднял мальчиков, прижал их к своей груди, поцеловал золотисто-белокурые волосы Маргариты, обнял Марианну и подошел к двери. Его встретил лакей и доложил, что лорд Торнтон просит свидания. Маргарита прижала руку к сердцу. Опять ею овладел страх, как будто ее поджидала какая-то непонятная беда. Марианна поспешила к мужу, обняла его за плечи и поглядела на него с просьбой во взгляде. Гастингс мягко высвободился.
- Где лорд? - спросил он лакея.
- Он ждет ответа в приемной.
Гастингс быстро ушел, не сказав ни слова на прощание. В приемной его ждал лорд Чарльз.
- Я к вашим услугам, будьте добры пройти со мной в кабинет, - сказал Гастингс.
- Я пришел так рано, - начал лорд, садясь с разрешения Гастингса рядом с письменным столом, заваленным корреспонденцией, - потому что знаю, как вы заняты в течение дня, а мне хотелось найти минуту спокойно поговорить с вами об очень важном для меня и для вас деле.
- Мне кажется, что ваше сообщение, лорд Чарльз, будет касаться того же предмета, о котором я говорил с моей женой.
- А! - воскликнул лорд. - Леди Гастингс уже вам сказала?
- Между моей женой и мною нет секретов.
- Тогда вы, вероятно, знаете, что леди Гастингс не так любезно приняла выраженное мною желание, как я на то надеялся.
- Женщины, - возразил Гастингс, - не созданы, для того чтобы обуздывать свои чувства; их оскорбляет, даже если в сердечном деле приходится руководствоваться политикой.