– Но то, что написано в этом романе, очень похоже на то, что происходит сейчас с нами. Прежде этот маркиз ухитрялся избежать наказания, на этот раз от меня ему не скрыться.
– Эмма, я никогда не поверю, что он убил мою бедную дочь, – тетушка Марджори закатила глаза. – Господи, представить невозможно… бедная девочка. Чтобы он… убил!
– Если бы он хотел ее убить, то убил бы прямо в постели. Похоже, маркиз увез Шарлотту и где-то держит ее как пленницу.
– Да, я должна верить в то, что она жива.
У Эммы все сжалось внутри, когда она увидела отчаяние, исказившие тонкие черты лица тети Марджори. В течение прошедших пяти лет Эмма брала на себя важные решения.
– Мы найдем Шарлотту. Я не дам маркизу покинуть наш дом, пока он не скажет, где она. – Ах, как мне хочется тебе верить, милая Эмма, – Марджори крепко обняла племянницу. – Я все думаю, где же она. Может быть, моя бедная девочка мерзнет или голодает.
Запах лавандовой воды, которой всегда душилась тетя Марджори, заставил Эмму думать о прошлом, навевая воспоминания о маленькой девочке, потерявшей почти все. И тогда эта женщина взяла Эмму в свой дом, подарила ей тепло семейного очага.
– Все равно мы ее найдем, – заявила Эмма.
– А если ты все-таки не права насчет маркиза Эндовера?
– Нет, я права.
– Маркиза так легко не возьмешь, моя девочка.
– Другого пути нет. Я чую сердцем, что чем дольше мы ждем и пытаемся найти другие способы отыскать Шарлотту, тем меньше у нас шансов когда-либо увидеть ее снова.
– Господи, как я хотела бы, чтобы Генри был жив. О, если бы кто-то мог нам помочь! – Марджори прижала руки к груди.
– Мы сможем сделать все сами, как делали всегда, – упрямо и решительно сказала Эмма.
– Маркиз Эндовер заперт в подвале, – тетя Марджори подняла брови, – Прости, но как мы справимся?
– Такой человек, как маркиз Эндовер, не сможет долго выносить все тяготы нахождения взаперти, в подвале. Он быстро во всем признается.
– Ты хоть фонарь ему оставила?
– Нет.
– А одеяло?
Эмма вдруг почувствовала себя виноватой:
– Он может сидеть там на каком-нибудь ящике.
– В подвале довольно сыро. А однажды Меттьюс сказал мне, что видел там крысу.
Эмма вздрогнула от одной мысли о том, что в подвале есть крысы.
– Человек, похитивший Шарлотту, заслуживает кое-чего похуже того, чтобы провести всю ночь в подвале с крысами.
– Если, конечно, он является похитителем.
– Он и есть тот самый похититель, – сказала Эмма, но ей не удавалось справиться с закравшимся в душу сомнением насчет виновности маркиза.
– О Боже, – тетя Марджори прижала пальцы к губам, – мне только что пришла в голову ужасная мысль.
– Какая?
– Как ты думаешь, кто-нибудь из присутствовавших на балу мог догадаться, что маркиз уехал с тобой?
– Я сильно сомневаюсь, что среди людей, которые были у него на балу, кто-то знал меня. Да и я почти никогда не была на балах в Лондоне. Если бы я знала кого-либо из тех, кто был на балу, то сомневаюсь в том, что они могли бы меня узнать. Я чувствую себя мисс Сарой Кенрик из романа "Провинциалка". Она так же чувствовала себя, когда подошла к лорду Уортингтону на первом балу в Лондоне.
– А разве не в этом романе мисс Кенрик застрелила лорда Уортингтона?
– Случайно. Она только хотела предотвратить побег своей сестры с ним.
– Я охотно верю в то, что между тобой и мисс Кенрик есть сходство, – Марджори взяла племянницу за подбородок.
– Но я бы никогда не стала так неосторожно обращаться с пистолетом, – Эмма нахмурилась, глядя на тетушку.
– Нет, конечно, моя дорогая. Я уверена в том, что никто не подозревал, что ты держала пистолет в ридикюле. В этом платье ты похожа на ангела.
У Эммы никогда не было столь элегантного наряда. Он стоил больше, чем дюжина обычных платьев. Хотя подобные наряды были на пике моды, девушка чувствовала себя раздетой из-за глубокого декольте.
– Интересно, есть ли какой-то прок от него.
– Если бы все было по-другому, у тебя была бы куча таких платьев и ты могла бы побывать на сотне балов. Ты бы блистала на них как бриллиант, – сказала тетя Марджори, любуясь племянницей.
– Мне кажется, я выгляжу нелепо в этом наряде.
– А я никогда не видела тебя столь прекрасной. Такой же прекрасной, как и твоя мать.
Когда Эндовер посмотрел на Эмму на балу, она ощутила себя самой прекрасной женщиной.
– Я предполагала, что будет сложно заманить Эндовера сюда. Но, вероятно, он посчитал, что перед ним женщина легкого поведения, – произнесла Эмма.
– Ты сделала так, чтобы он поверил в то, что ему попалась именно такая женщина? – спросила ее тетя Марджори.
– Я сказала ему, что хотела бы обсудить тет-а-тет очень важное дело. – Эмма посмотрела на тетушку, будто защищалась от нее.
Несмотря на все улики, подтверждавшие причастность маркиза к похищению кузины, Эмма не могла понять, как же такой человек мог быть тем мерзавцем, который украл Шарлотту.
– Я не лгала ему, – произнесла Эмма.
– Ты дала маркизу возможность подумать о том, что мы сделаем с ним, если он не признается? – Марджори долго смотрела на Эмму, и взгляд ее был столь мрачным, что у девушки волосы на голове зашевелились от страха.
Эмма не позволяла себе долго размышлять о возможной неудаче. Жизнь ставила перед ней множество препятствий, но ей всегда удавалось преодолеть их. Маркиз Эндовер был просто еще одним испытанием, еще одним вызовом, брошенным Эмме судьбой.
– Ничего, он еще признается, – произнесла она.
– А если нет? Сколько же тогда ты собираешься держать его здесь в качестве пленника? – тетя Марджори пристально смотрела на племянницу.
– Когда этот мерзавец Эндовер поймет, что если он не скажет, как вернуть Шарлотту, то больше никогда не увидит дневного света, тогда-то он во всем и признается, – Эмма в свое время успела достаточно пообщаться с надменными аристократами и поэтому прекрасно знала, что они не смогут долго выносить ужасные условия жизни в подвале.
– Я не знаю, как тебе удалось уговорить меня действовать по твоему плану. Слишком уж это безрассудно, – тетя Марджори покачала головой.
– Вовсе и не безрассудно. Я все тщательно продумала.
– Тщательно? Ты упряма так же, как и твоя мать. До сих пор помню тот вечер, когда я пыталась убедить Софию не сбегать в Лондон.
– Мама была молодой и романтически настроенной девушкой. Я же достаточно взрослая и не мечтаю о таких глупостях.
– Да, милая, в двадцать шесть лет ты уже одной ногой в могиле. А если еще принять в расчет твое богатое воображение, то можно вполне уверенно сказать: ты практична, как член методистской церкви, – Марджори подняла брови.
– Я просчитала все возможности. И действовать надо именно так.
– Моя дорогая девочка, ты живешь так, как будто ты книжная героиня. А жизнь – это не роман, – сказала тетя Марджори, потирая переносицу.
– Нет, если бы Шарлотта вернулась к нам, то тот подлец, который сейчас заперт в подвале, понес бы заслуженную кару.
– Я считаю, что нет смысла сожалеть о том, что мы сделали. Но я должна сказать тебе, что я до сих пор не уверена в том, что этот человек действительно виновен. А мысль о том, что он заперт у нас в подвале, повергает меня в ужас, – произнесла тетя Марджори, глубоко вздохнув.
– Он виновен, – Эмма сжала руку тети. – Не надо тебе беспокоиться об этом сейчас. А с Эндовером я сама разберусь. Тебе надо сейчас отдохнуть.
Эмма покинула комнату тети с твердым намерением изгнать из своих мыслей маркиза Эндовера. Но тут она обнаружила, что не может не думать о том, как он там сидит в сыром, темном подвале.
А что, если все-таки она ошиблась? От одной этой мысли кровь стыла в жилах. "Нет, я не могла ошибиться насчет маркиза", – уверяла себя Эмма. Не могла. Если бы она ошибалась, у нее стало бы гораздо меньше шансов найти Шарлотту. Маркиз признается, уверяла себя Эмма. Он так намучается в подвале за ночь, что наутро, в обмен на свободу, будет готов поделиться сведениями о том, где находится Шарлотта.
Глава 4
Эмма вскочила в постели, сбитая с толку сном, от которого старалась уйти. Тот же проклятый сон, преследовавший ее с той ночи, когда исчезла Шарлотта. Ощущение, что происходит нечто непонятное и требующее действий, охватило Эмму; внутреннее чувство подсказывало ей, что ее заставил проснуться не кошмарный сон, а нечто другое.
Вдруг огромная рука сжала ее запястье. Боль пронзила ее, когда ее рука столкнулась с рукой незнакомца.
– Бросьте к черту.
Сердце Эммы забилось от звука незнакомого голоса; злоумышленник прижал девушку своим телом к постели, вдавливая ее в перину. Нарушитель спокойствия прижимал ее тело к мягкой перине.
– Я не причиню вам вреда.
Шепот словно пронзил ее.
– Что вы здесь делаете? – спросила она. Тусклый свет луны скрывал черты лица злоумышленника. Но Эмма видела, как он улыбался.
– Я боялся, что вы перепугаетесь и убежите, когда обнаружите, что мне удалось выбраться из подвала.
– Вы думали, что я испугаюсь и убегу, когда обнаружу, что вы сбежали?
– Не поймите меня превратно, мисс Уэйкфилд, я был уверен, что вы бы не отказались от своих планов, пока не придумали бы очередную дурацкую выходку, чтобы заставить меня признаться в том, чего я не совершал. Поскольку я бы не хотел оказаться втянутым в очередное приключение, считаю, пора разобраться во всем.
– Этот план разумен.
– Нет, мисс Уэйкфилд. Планы, придуманные в порыве отчаяния, редко бывают разумными. Свидетельство тому – положение, в котором вы сейчас находитесь. Вы никогда не думали о том, что могли бы сделать со мной, если я не признаюсь, не так ли? Посадить меня в подвал не входило в ваши планы.
Когда Себастьян Эндовер взглянул на Эмму, ей стало не по себе. С того момента, когда они встретились, ей казалось, что она теряет душевный покой. Эмма чувствовала себя школьницей, выставленной за дверь.
– А я недооценивала вашу наглость.
– Соглашусь, вы превратно судили о моем характере.
– А как же вам удалось выбраться из подвала?
– Мне удалось сорвать дверь с петель.
Себастьян тихо рассмеялся. Он все еще так прижимал ее к себе, что девушка не могла дышать, не вдыхая его запах.
– Что вам от меня нужно?
– Я хочу, чтобы вы поверили в то, что я не имею никакого отношения к исчезновению вашей кузины.
– Я предполагаю, что вы пробрались в мою спальню лишь для того, чтобы еще раз убедить меня в своей невиновности.
– А вам все еще интересно, что будет делать такое чудовище, как я, потом? – Эндовер молниеносно окинул свою пленницу изучающим взглядом.
Он мог бы усыпить ее бдительность, но Эмма наотрез отказалась играть роль одураченной старой девы, и неважно, насколько привлекателен этот негодяй.
– Уберите руки!
– Я вовсе не то чудовище, которое вы так долго ищете.
Интуиция подсказывала девушке, что нужно поверить маркизу.
– Я предпочитаю верить фактам, а не мерзавцам.
– А что бы вы стали делать на моем месте, мисс Уэйкфилд? – Звук его низкого голоса проникал в душу Эммы. – Что, что бы вы сделали, мисс Уэйкфилд? – маркиз сжал ее запястья, подавляя ее сопротивление Эммы. – Нет, вы не закричите. Потому что подвергнете свою тетушку опасности. Вот что бы сделал сейчас мерзавец? – Себастьян склонился над Эммой, перехватывая тонкие запястья. Он наклонился так близко, что его дыхание обжигало губы девушки всякий раз, когда маркиз говорил. – Представьте, что бы он мог сделать со столь прекрасной и столь беззащитной девушкой?
Соблазнительные картины, которым не было места в романах Э.-У. Остин, возникали в воображении Эммы, потрясая ее до глубины души. Девушка прилагала все усилия, тщетно пытаясь избавиться от этого наваждения.
– Уберите руки от меня, – шипела Эмма сквозь стиснутые зубы.
– Вы верите в то, что негодяй будет слушаться вас? – маркиз прикасался губами к устам Эммы, и ей казалось, что его ласки похожи на легкие прикосновения крыльев бабочки к лепесткам розы.
– Я делала, что должна, и поступала настолько разумно, насколько было возможно, – Эмма застыла, придавленная телом маркиза.
– Настолько разумно? – Себастьян удивленно поднял брови. – Вступать в схватку с человеком, которого вы считаете виновным в совершении преступления, не может считаться разумным поступком.
Маркиз не знал ничего ни об Эмме, ни о той ответственности, которую ей приходилось нести. И при этом он имел наглость осуждать ее. Он посмел выставить Эмму дурочкой.
– А я вас не боюсь, – упрямо ответила Эмма.
– А должны, мисс Уэйкфилд. Пора понять, насколько вы безрассудны. Случись вам столкнуться лицом к лицу с настоящим мерзавцем, то он бы поцелуем не ограничился. Представьте, что бы он мог сделать.
Он расстегнул верхнюю пуговицу ее ночной рубашки, обнажил ее шею.
– Мерзавец не остановился бы, мисс Уэйкфилд, – палец маркиза скользнул по девичьей шее, и Эмме стало тепло от его нежного прикосновения. – У вас прекрасная кожа, мисс Уэйкфилд.
Под жгучим взглядом маркиза ей хотелось быть соблазнительницей. Эмма встретилась взглядом с глазами Себастьяна Эндовера, надеясь, что он увидит в этом взгляде лишь презрение, но не заметит другого чувства, разбередившего ее душу, – чувства, которое Эмма никак не могла заглушить в себе.
– Ваш взгляд не остановил бы настоящего мерзавца. Показать вам, что бы он сделал?
Эмма пыталась облизнуть губы, но обнаружила, что во рту у нее пересохло. Мысленно она подыскивала уничтожающее замечание, которое можно было бы сделать маркизу на этот раз. Она думала о том, что бы сказала героиня какого-нибудь романа Остин. Но под взглядом маркиза все слова ускользали от нее.
Эмма смотрела ему в глаза словно завороженная. Может, это была всего лишь игра лунного света, но ей казалось, что она увидела во взгляде маркиза ту же страсть и то же самое жуткое одиночество, которое Эмма чувствовала особо остро в те мгновения, когда была предоставлена самой себе. И никогда ее не влекло к мужчине так сильно, как сейчас. Это влечение росло с каждым ударом ее сердца, проникало в самую суть девичьей души.
Но маркиз был ее врагом, чудовищем. Эмма не должна была чувствовать того, что чувствовала сейчас. Это странное чувство, объединившее их, не могло быть настоящим, на него нельзя было положиться, оно должно быть таким же лживым, как и заявления этого типа о том, что он невиновен. Но Эмма не могла побороть этого странного трепета, охватившего ее.
Эмма тряхнула головой, пытаясь увернуться от поцелуя маркиза. Маркиз следил за движениями Эммы. Горячее дыхание коснулось ее щеки. Горячие губы коснулись ее плотно сжатых губ. Эмма боролась со своей неожиданно вспыхнувшей страстью к преступнику.
Глава 5
Себастьян ощущал напряжение в теле девушки, чувствовал, как гнев растет в ней. Если бы пистолет был сейчас в руках мисс Уэйкфилд, то она точно бы его застрелила. Но все равно, его долгом было проучить упрямицу. Нельзя было давать ей действовать таким глупым способом. Аромат кожи девушки пронзал его чувства; такой теплый и женственный, сладкий аромат розовой воды, смешанный с ее собственным запахом.
Внутренний голос кричал маркизу, что надо уходить отсюда, что честь должна быть на первом месте. Если бы Себастьян ушел из этого дома, то показал бы свою слабость.
Губы Эммы неожиданно раскрылись под губами Себастьяна. Она поцеловала маркиза с неожиданной страстью. Все шло не так, как он планировал. Маркизу хотелось, чтобы Эмма Уэйкфилд наконец поверила, что он не то чудовище, за которое она его приняла. Себастьян заглянул в невинные глаза Эммы, и ему показалось, что она проклинает своего искусителя. Девушка лежала под ним, трепеща, словно голубь в когтях коршуна. Ледяная волна отвращения к самому себе захлестнула маркиза, гася огонь страсти, пылающий в душе. Маркиз медленно поднялся. Несколько мгновений он стоял неподвижно, пока непреодолимое желание бежать прочь не вспыхнуло в нем.
– Надеюсь, вы наконец поняли, что значит оказаться во власти негодяя?
Эмму передернуло, будто она получила удар. Маркиз подозревал, что она не хочет признаться самой себе в том, что нечто произошло между ними. Девушка упрямо смотрела на него.
– И что, я должна верить в то, что вы невиновны? – спросила она.
– А вы хоть и упрямы, но прекрасны, – Себастьян не отрываясь смотрел на мисс Уэйкфилд, надеясь, что его прежний опыт общения с женщинами поможет ему остаться на высоте положения. Он заметил на прикроватном столике пистолет, медленно взял его.
– Что вы собираетесь делать? – Эмма села на кровати, ее губы дрожали, глаза были широко открыты.
– Я не могу заставить вас верить мне. Делайте то, что считаете нужным, мисс Уэйкфилд.
Он повертел пистолет в руках и протянул его Эмме ручкой вперед. Она бросила взгляд на свою ночную рубашку, потом на оружие, а затем заглянула в глаза маркизу с осторожностью дикого зверька, оказавшегося перед хищником.
– Что за фокусы вы передо мной разыгрываете?!
Себастьян положил пистолет на постель; в душе его было смятение чувств. За такие выходки девушка могла и застрелить его без малейших колебаний.
– Решайте, чему верить.
Доверие маркизу было более необходимо, чем признание его невиновности.
Эмма положила руку на пистолет. Себастьян следил за ней в напряженном ожидании, едва дыша.
– Если не вы, то тогда кто причастен к исчезновению Шарлотты? – робко молвила Эмма.
– Уверяю вас, я не знаю, кто тот негодяй, что несет ответственность за исчезновение мисс Шарлотты Ашервуд, – Себастьян глубоко вздохнул: похоже, она ему поверила. – Но я намерен выяснить, кто это сделал.
Он наклонил голову, затем повернулся и пошел к двери, желая поскорее уйти из этого дома и от этой смущающей его женщины.
– Нам ваша помощь не нужна, – сказала Эмма.
– По тому, как вы ведете себя в этот вечер, вы в моей помощи явно не нуждаетесь.
– План моих действий вполне разумен, – мисс Эмма стиснула руки, лежавшие на коленях.
– Разумен?! – маркиз понял, что урок не пошел ой на пользу. Она оставалась все такой же упрямой и строптивой, ее задиристость все так же граничила с безрассудством и все так же заставляла ее совершать отчаянные поступки. Что-то наталкивало Себастьяна на мысль, что для этой женщины он уже не существует.
– Спокойной ночи, мисс Уэйкфилд. И пожалуйста, постарайтесь больше не вынашивать глупые планы. Я сам вынужден решить эту проблему.
Себастьян тихо закрыл дверь за собой, не дав Эмме ответить. Он спустился по лестнице в гостиную, не будучи уверен до конца, сможет ли она пойти за ним и пристрелить его или нет. Маркиз понял, что ему нужно разобраться в той буре чувств, которую вызвала в нем эта девушка. Эти ощущения, которые были для него нестерпимой тяжестью и проклятием, могли быть обманчивы. Если уж Эмме это так нужно, то пусть она стреляет в него. У него появилось чувство, ощущение, что пуля была бы для него меньшим из зол.