Возбужденный неожиданно пришедшей ему на ум идеей убийства, он повел Фрэнси из большой залы, жалея о том, что не сможет одновременно заняться и Констанс. С ней не разделаешься раньше, чем года через два.
Томазина вся дрожала, глядя, как они идут вместе, а им и в голову не приходило, что кто-то слышал, как они ссорились.
Она сидела на подушке, брошенной на пол в галерее музыкантов, куда пришла взглянуть на коллекцию книг по музыке, собранную в Кэтшолме. Она любила бывать здесь, когда была ребенком, – пожалуй, лишь чуть-чуть меньше, чем в лесу.
Длинная, узкая, плохо освещенная комната располагалась над входом в залу, и через балюстраду она могла видеть все, что происходило внизу, как с высоты птичьего полета. Отсюда Томазина видела много пиров, которые задавал еще Джон Блэкберн.
Как-то раз здесь были даже актеры. Они представляли комедию, а в перерывах всех развлекал фокусник. Томазина вспомнила, что труппа называлась "Актеры лорда Саффорда". Они до сих пор давали представления в Англии.
На сей раз Томазина вовсе не собиралась подсматривать и подслушивать. И не собиралась использовать то, что узнала. Она решила пойти к себе, но тут заметила, что внизу есть кто-то еще, и замерла на месте.
Из своего укрытия появилась Констанс Раундли. Она пряталась за висевшим на стене гобеленом. Сжав кулаки, она смотрела вслед жениху и матери. Томазине стало ясно, что Констанс тоже все слышала.
Застонав от жалости к ней, Томазина поняла, что выдала себя, потому что, оглядевшись, Констанс посмотрела прямо на галерею музыкантов. Правда, через несколько минут она успокоилась и ушла.
Томазина осталась на месте. У нее не было желания никого видеть, пока не разберется в том, что услышала сегодня, не говоря уж о вчерашнем.
Чтобы прояснить голову, она попыталась сначала настроить лютню, которую захватила с собой. Потом уселась поудобнее…
В голове у нее была полная сумятица с тех пор, как она нечаянно налетела на Ника Кэрриера и он ее поцеловал. Но теперь многое переменилось. Даже слишком многое.
Ричард Лэтам и Фрэнси Раундли – любовники. Томазина с трудом заставила себя в это поверить.
Она стала в раздумье перебирать струны, пытаясь распутать клубок взаимоотношений в Кэтшолме.
Неужели Лэтам прав и Ник – любовник Фрэнси? Сфальшивив, Томазина сердито ударила по струнам.
Какая разница, с кем спит Ник, сказала она себе. Но она знала, что обманывает себя. Разница была. Томазина прилежно настраивала лютню и перетягивала струны… Она обещала умирающей матери, что поможет своей сестре. Сейчас это единственное, что должно иметь для нее значение! То, что она начинала ненавидеть свою мать за это непосильное поручение, лишь подстегивало ее. Она исполнит последнюю волю Лавинии Стрэнджейс, чего бы ей это ни стоило!
Одна струна никак не поддавалась: сколько она ни возилась с ней, все было напрасно. В конце концов она натянула ее как могла, надеясь, что струна не порвется. Результат оказался неплохим, и Томазина обрадовалась этой первой удаче за сегодняшний день.
Она принялась наигрывать мелодию песенки, которую узнала в Кэтшолме.
– Уйди от моего окна, – тихо пропела она и смолкла.
Кто открыл ночью ее окно?
Ночной кошмар не давал ей покоя. Раньше она не сомневалась в том, что с матерью произошел несчастный случай. Теперь она уже не была в этом уверена. Неужели это был не простой сон? Может быть, воспоминание?
Она думала, что лютня успокоит ее душу, но этого не случилось. Стало даже хуже. К тому же Томазина вдруг почувствовала, что она не одна в галерее. У двери стоял и смотрел на нее Ник Кэрриер.
Сердце у нее ушло в пятки при виде его. Неужели это она решила больше никогда его не видеть? Сейчас он был ей нужен как воздух.
– Томазина, держись подальше от моей дочери.
Она аккуратно положила рядом с собой лютню, но не встала с подушки. Бежать ей было некуда, даже если бы она хотела этого.
– Я не сделала ей ничего плохого.
– Держись от нее подальше! Я не хочу, чтобы ты испортила ее.
– Даю слово, я не искала с ней встречи, но ты не можешь винить меня в том, что ей хочется со мной дружить.
Утром Иокаста нашла ее в садике, где выращивали травы. Девочка весело щебетала о жизни в деревне и о своем отце. Она боготворила его, и Томазина вспомнила, как сама боготворила Ника в ее возрасте. Вспоминать об этом было больно, и Томазина решила в будущем избегать Иокасту. Ника она тоже не собиралась больше видеть.
Он недоверчиво нахмурил брови.
– Как можно тебе верить? Только вчера ты дала мне слово, что утром уедешь, а сама все еще здесь!
Она не знала, имеет ли смысл что-то объяснять Нику, который думал о ней лишь самое плохое. Тем не менее она сказала:
– Ник, я не собиралась нарушать своего слова. Но я ведь еще раньше поклялась исполнить последнюю волю моей матери. Я не могу уехать – даже чтобы доставить тебе радость.
Он прищурился.
– Дала клятву Лавинии?
Томазина кивнула, не понимая, почему он всегда так подозрителен, едва речь заходит о ее матери. Она хотела рассказать ему о своей неведомой сестре, но не посмела.
– Зачем она прислала тебя сюда? Что еще за беда нам грозит?
– Это не имеет к тебе никакого отношения.
– Все, что происходит в Кэтшолме, имеет ко мне отношение.
– Все?
Она не смогла удержаться, чтобы не поддразнить его. Ник подошел к ней и встал рядом так близко, что Томазине даже пришлось задрать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Не в силах ничего прочитать в них, она все-таки решила довериться своему чутью, которое, впрочем, изменяло ей, когда дело касалось Ника. Тем не менее… Она не скажет ему о сестре, потому что он вряд ли что-нибудь знает о чьих-то младенцах, законных или незаконных. Можно, конечно, обойтись и без Ника, но почему бы не воспользоваться его помощью?
– Скажи, Ник, – тихо спросила она, – если ты действительно все знаешь в Кэтшолме: кто хотел убить мою мать девять лет назад?
6
Ник не шевельнулся, не отвел глаза. Он понял, о чем его спросила Томазина. Она думала, что кто-то столкнул ее мать с лестницы. Если ей нужны имена тех, кто хотел бы убить Лавинию девять лет назад, он назовет их. И первым назовет себя.
В глазах Томазины он читал решимость. Неужели она вправду не знает, какой стервой была ее мать?
Он растерялся. Вчера в саду он тоже было засомневался. На мгновение он даже поверил, что она, возможно, девушка и чиста настолько же, насколько ее мать порочна. Но своим поведением она избавила его от иллюзий. Где она научилась так целоваться? И то, что она ходила в Гордичский лес, тоже не возвышало ее в его глазах.
Ник взял себя в руки, чтобы вновь не поддаться ни жалости, ни страсти. Надо держаться от нее подальше, ведь она солгала ему, что уедет утром. Ему было больно от ее лжи и еще больнее от того, что он сознавал это.
Когда Иокаста пришла к нему утром и рассказала о встрече с Томазиной, он всерьез разозлился. Мисс Стрэнджейс прогуливается с его дочерью в саду! Слава Богу, что хоть не в Гордичском лесу.
Он понял, что после этого у него нет выбора. Если даже он еще раз прикажет Иокасте держаться подальше от Томазины, это ничего не даст. Он должен поговорить с самой Томазиной.
Теперь, сказав все, что хотел сказать, он должен был бы уйти, но ее вопрос и упрямое выражение ее лица вновь повергли его в смятение. Придется выслушать, что ей стало известно.
Ник сел на пол рядом с подушкой и прислонился спиной к балюстраде. Томазина тотчас устроилась так, чтобы видеть его лицо, однако на галерее было достаточно темно, чтобы Ник не боялся выдать себя случайной улыбкой.
– Ты, однако, долго ждала, чтобы спросить об этом, – заметил он.
– Я просто долго ничего не помнила.
И она принялась, стараясь быть спокойной, пересказывать ему свой ночной кошмар. Вскоре и Нику стало не по себе. Он понял, что Томазина напугана не только сном, но и тем, что случилось девять лет назад. Ему не хотелось вспоминать ту маленькую девочку, но он не мог не признать, что когда Томазина жила в Кэтшолме, она была такой же чистой и простодушной, какая сейчас Иокаста. Матушка права. Маленькая Томазина не имела ничего общего со своей матерью.
– Я не знаю, кто был этот мужчина, но я уверена, что он был. И даже больше того. Я могу вспомнить еще кое-какие подробности той ночи. Три голоса мешали мне спать. Мама ссорилась не с одним, а с двумя мужчинами.
Неожиданно Томазина схватила Ника за руку, напугав его так, что он едва не отпрянул от нее. Глаза ее, черные в полутьме, сверкали. Он видел в них слезы. Ему вдруг захотелось обнять ее и прижать к себе, но он устоял перед этим порывом.
– Один из них пытался ее убить, – хрипло произнесла Томазина. – Пожалуйста, Ник, расскажи мне, что было той ночью!
– Меня тогда не было в Кэтшолме.
Разочарованная Томазина торопливо выпустила его руку. Она, казалось, была смущена своей смелостью и старательно избегала его взгляда.
– Томазина, это был несчастный случай.
– Откуда ты знаешь? Ты же только что сказал, что уезжал!
Вспоминая тот день, Ник не знал, то ли радоваться ему, то ли печалиться. В то же время он готов был уехать куда угодно, лишь бы подальше от скандалов с женой. Он не находил общего языка ни с ней, ни с отцом, да и между его родителями то и дело пробегала черная кошка.
– За неделю до того дня я уехал в Драйтвич за солью. Оттуда мне надо было в Уорикшир – договориться насчет угля. Я ничего не знал о том, что случилось с Лавинией, а когда возвратился, вас уже не было.
– Но тебе ведь что-то рассказывали! Пожалуйста, Ник! Вспомни хоть что-нибудь!
Не желая помогать дочери Лавинии, Ник долго молчал. Как она волнуется… и как будто искренне. Вновь он подумал, что, быть может, ошибся на ее счет.
– Не помню я ничего… Говорили, что она вроде бы поскользнулась, упала с лестницы на камни и переломала себе ноги.
– Не то, это все не то! – стояла на своем Томазина. – Это не был несчастный случай.
– Томазина, ты видела сон. Если на твою мать покушались, почему она никому ничего не сказала? Лавиния Стрэнджейс была не из молчаливых.
– А у нее был любовник?
Глаза Томазины горели непонятным Нику огнем. Он промолчал. О некоторых вещах лучше не говорить.
– Ник, там было двое мужчин! Ты должен знать мужчин в Кэтшолме, которые могли спорить из-за нее или с ней!
– Зачем ворошить старое? Не стоит ковырять зажившие раны.
– Ник, тот, кто столкнул ее, хотел убить и меня! Я думаю, он убил бы нас обеих, если бы смог. Но ему помешали. Может быть, мама закричала и кого-то разбудила.
– Ну, ты уж придумаешь! Лавинию нашел мой отец, и рядом никого не было.
Ник отмел подозрение, что у его отца тоже была причина покончить с Лавинией. Он стоял на своем: если бы на Лавинию было совершено покушение, она бы обязательно об этом рассказала. Она бы все сделала, чтобы этого человека повесили за преднамеренное убийство… если только она видела, кто ее столкнул.
Нику стало неловко, что он столько значения придает сну, ведь это всего лишь игра воображения.
– Я ничего не помню после того, как он подошел ко мне…
Томазина в отчаянии закрыла лицо руками. Она поникла. Куда только делась ее горделивая осанка?
Нику опять стало ее жалко, но он не позволил себе расслабиться. Правда, пока он смотрел, как она рыдает, в его душе опять началась борьба. А что, если он неправ? Если она такая, какая есть? Могла же она не знать о вероломной натуре своей матери…
Жалея ее, он все же не доверял ей и не позволял себе коснуться ее, но не сомневался, что она убеждена в правдивости своего сна. Возможно, она и права… Кто-то в самом деле мог пытаться убить ее мать. Но у Ника не было никакого желания искать убийцу. Какая теперь-то уж разница? Чем это поможет мертвой Лавинии… или ее дочери?
Наконец Томазина перестала плакать и убежденно заявила:
– Я не могу уехать из Кэтшолма – по крайней мере, пока не узнаю правду.
– А вдруг тебе не понравится то, что ты узнаешь?
Она дернула головой.
– Не хочу я никаких тайн! Матушка умерла, ей теперь все равно.
– А тебе разве нет? Зачем тебе ворошить ее темное прошлое?
Ник подумал, что ему тоже, возможно, не все равно. Но некоторые тайны лучше не трогать.
– Что это ты вдруг так заботишься обо мне?
– Неплохой вопрос, – усмехнулся Ник. – Мне все-таки не хочется, чтобы ты сама накликала на себя беду.
– Я все узнаю! – упрямо заявила она. – С твоей помощью или без, но я все узнаю!
Ник понял, что не может защитить ее от разочарования. Ну что ж, пусть тогда узнает, что ей суждено знать.
– Твоя мать была любовницей Джона Блэкберна! – вдруг выпалил Ник. – Она стала ею вскоре после твоего рождения. В Кэтшолме все об этом знали.
– Я не знала.
– Ты была маленькой.
– Ты тоже.
– Я на восемь лет тебя старше. И я – мужчина.
– Это уж точно.
Он был рад, что она не видит его в темноте. Вглядываясь в ее лицо, он понял, что она довольно спокойно восприняла это событие. Или она все-таки врала ему, что ничего не знала о любовной связи своей матери?
Ник обозвал себя дураком. Вечно он дает слабину в присутствии женщин по фамилии Стрэнджейс! Но он не мог обидеть Томазину. А вот она разобьет его сердце, если только он ей позволит!
– У нее были еще любовники? – настойчиво допрашивала его Томазина. – Кто еще мог ссориться с ней в ту ночь?
Костяшками пальцев Ник потер переносицу. Они вступали на опасную почву, но не отвечать он не мог. Если его слова огорчат её – что ж, так тому и быть. Она сама напрашивалась па это.
– Все, у кого были на месте глаза и мозги, знали, что твоя мать не из однолюбок.
Томазина стоически перенесла этот удар по ее самолюбию.
– Ник, кто мог быть вторым мужчиной в ту ночь? Я должна знать.
– Если кто-то в самом деле ссорился и если с ней действительно были двое до того, как она упала, то это, верно, Джон Блэкберн и Ричард Лэтам.
– Ой!
– Может быть, твой сон всего лишь сон? Подумай, Томазина, и хорошенько подумай, прежде чем кого-нибудь обвинять! Я не сомневаюсь, что Лэтам способен на все, но если он добивался смерти твоей матери, он бы довел дело до конца.
– Кто-то ему помешал убить нас обеих.
– Тогда кто?
– Не помню. Ты сказал, что твой отец нашел маму. Может быть, он…
– Он тебя не видел.
Ник выпрямился и отодвинулся от балюстрады. Слишком долго он тут сидит. Он уже почти поверил, что она права, но в этом-то как раз и заключалась опасность. Некоторые тайны, еще раз напомнил он себе, нельзя трогать.
– Томазина, ты видела сон. Все остальное – плод твоей фантазии.
– Подожди, Ник! – шепнула она, и он подался к ней, несмотря на решение не слушать ее больше. – В Кэтшолме что-то не так. Это не просто мое воображение.
– Да. Здесь поселилось зло, и поэтому ты должна как можно скорее уехать.
– Но ты же остаешься.
– У меня есть обязательства. Я… я, скажем, храню верность.
"Почему я ей отвечаю? – спрашивал он себя. – Мне надо уйти. И уйти поскорее, пока я опять не поверил в ее невинность."
– Верность Фрэнси? – спросила Томазина, глядя на свои руки, лежавшие на коленях.
Она опять чуть не плакала.
– В это трудно поверить? Кэрриеры несколько столетий верно служили Блэкбернам из Кэтшолма. Мой отец погиб, пытаясь вытащить отца Фрэнси из огня. – Она вскрикнула, и Ник понял, что она понятия не имеет об обстоятельствах смерти его отца. Он постарался говорить помягче. – Томазина, я ответил на твои вопросы, и тебе больше незачем тут оставаться. Я могу дать тебе конюха, чтобы он проводил тебя в Манчестер.
Она стояла перед ним вновь величественная как королева.
– Ник, я пока не уезжаю, а если и уеду, то не в Манчестер. Я поеду к родне моей матери.
Он скептически поднял бровь, но добился лишь того, что ее голос зазвучал тверже:
– Я останусь до свадьбы.
– Зачем?
С насмешливой улыбкой она повторила его же слова:
– Храню верность. Своему слову.
На другое утро, едва рассвело, начались приготовления к свадьбе. Фрэнси Раундли распоряжалась слугами не хуже генерала, командующего армией. Ей хотелось угодить Ричарду Лэтаму, но еще больше ей хотелось загрузить себя делами и ни о чем не думать.
Назначить свадьбу на время уборки урожая было, конечно же, ошибкой. Каждая женщина, приходившая в дом повесить гирлянды, помочь на кухне или поменять половики, оставляла ради этого куда более важное занятие. И Фрэнси знала, что если не все будет ладно с урожаем, обвинят в этом только ее.
В полдень деревенские хозяйки собрались в большой зале, кидая на нее вопросительные и осуждающие взгляды. У Фрэнси мгновенно заболела голова. Никто ее не понимает… Никто не жалеет. Констанс опять дуется. То ли Фрэнси показалось, то ли эта дурочка действительно злится больше обычного.
Еще эта Томазина Стрэнджейс… Фрэнси избегала говорить наедине с дочерью Лавинии, несмотря на приказание Ричарда, но Томазина сама присоединилась к женщинам, которые плели гирлянды. Она следила за каждым шагом хозяйки Кэтшолма, и Фрэнси была уверена, что эта незваная гостья только и ждет случая поговорить с глазу на глаз.
– Томазина, расскажи нам о Лондоне, – попросила ее одна из женщин. – Ты видела королеву?
– Только один раз, и то издалека.
– Правда, что там есть улица, на которой все дома золотые?
На Томазину посыпались вопросы, и она с готовностью отвечала на них, стараясь, впрочем, поменьше говорить о себе и о своей матери. Фрэнси удивилась. Ей стало интересно, что же может скрывать Томазина.
– Завтра будет полная луна, – проскрипела Вербурга.
Наступило неловкое молчание, прерванное Марджори Кэрриер:
– Перед осенним равноденствием.
У Фрэнси еще сильнее застучало в висках, хотя женщины вновь затрещали как сороки о своих делах.
– Пора собирать травы, – вновь проскрипела Вербурга.
Никто не обратил на нее внимания, только Фрэнси вспомнила, как Лавиния рассказывала ей о силе трав, собранных в лунную ночь.
Фрэнси вздохнула. Вот было время! До несчастья с Лавинией жизнь в Кэтшолме была сплошным приключением. Зато после ее отъезда здесь стало ужасно скучно, и Фрэнси возненавидела свое поместье. Она уже собиралась податься в Лондон, когда во время одной из поездок в Манчестер ее соблазнил Ричард Лэтам.
Ричард Лэтам! Фрэнси любила и ненавидела его за то, что чувствовала себя с ним полной жизни. Пусть кто угодно сплетничает за ее спиной. Если захочет, она вернет его. Ричард женится на Констанс, но все равно она скоро ему надоест. Что может девственница предложить такому мужчине?
Нахмурившись, она на мгновение замерла. Не надо врать себе. Что-то изменилось в их отношениях. Он ей угрожает, унижает ее в постели, заставляет делать вещи, которых еще недавно не требовал от нее. Многое в нем ей сейчас не нравится. Может, он именно так собирается использовать ее и в будущем?