* * *
Впервые в жизни Эштон прошел в особняк Уинслоу главным входом, несказанно удивив миссис Гастингс; пересек вестибюль широкими шагами - Бетани старалась не отстать, - пройдя мимо полированных деревянных колонн и балюстрад, подошел к библиотеке и распахнул дверь, ощутив запахи кожи, табака и едва уловимый, но вполне определенный - денег.
Синклер Уинслоу поднял удивленный взгляд от экземпляра "Ньюпорт Газетт".
- А-а, это вы, Маркхэм, - оживленно произнес он, положив руки на стол. - Я собирался поговорить с вами о лошади, которую купил вчера в Литтл-Ресте.
Эштон, словно впервые, изучал человека, который, исключая четыре года его службы в английской армии, оставался хозяином всю его жизнь. Синклер Уинслоу, гордясь своей голубой кровью, отличался острым умом, жестким характером, высокомерием, считая едва ли приличным общаться с простыми людьми; заколка с крупным сапфиром на галстуке как бы служила знаком, разделяющим эти миры.
- Пошлите за вашей женой, мистер Уинслоу, - предложил Эштон. - Мы намерены поговорить с вами обоими.
Он оглянулся на дверь. Прежде чем миссис Гастингс успела виновато удалиться, он повторил ей свою просьбу. Экономка поспешила за миссис Уинслоу. Через некоторое время появилась Лилиан, картинно прижимая холеную руку ко лбу.
- Пожалуйста, садитесь, миссис Уинслоу, - предложил Эштон. Голос его стал жестким. - Бетани и я собираемся кое-что сообщить вам.
Лилиан села в высокое кресло у камина. Эштон, подойдя к шкафу, щедро плеснул бренди в один бокал, а во второй - мадеру для Лилиан. Шокированные супруги молча наблюдали за фамильярными действиями их работника.
- Сегодня утром мы с вашей дочерью поженились, - сообщил Эштон.
Лилиан изумленно открыла рот.
- Что! - взорвался Синклер.
- Бетани и я стали мужем и женой.
Синклер залпом осушил бокал.
- Боже мой, это возмутительно. Ты жадный выскочка! Я тебя проучу!
- Отец, пожалуйста, - вмешалась Бетани.
- А ты, молодая леди! Как посмела меня ослушаться? Я же сказал только вчера, что обо всем договорился с капитаном Тэннером.
"О Боже, - подумал Эштон. - Неужели Уинслоу устраивает, что Тэннер опозорил его дочь?"
- Это ты договорился, папа, а не я, - возразила Бетани.
- А этот, - Синклер зло махнул в сторону Эштона, - он тебя устраивает?
- Уже все решено, - спокойно ответила Бетани, стараясь не смотреть на Эштона.
- О Бетани, - запричитала Лилиан, обмахиваясь рукой. - Только подумай о своей репутации.
- Именно об этом она и подумала, - сухо прокомментировал Эштон, не обращая внимания на ярость Синклера.
- Этого нельзя допустить. - Сапфировая заколка поблескивала на фоне сюртука. Шея налилась и стала красной. - Мы немедленно расторгнем этот брак.
- Нет! - вскрикнула Бетани. - Я вам этого не позволю.
Лилиан плакала, прикрываясь наманикюренными руками. Убийственный взгляд Синклера остановился на Эштоне.
- Сколько?
- Сэр?..
- Не притворяйся, что не понимаешь меня, Маркхэм. Совершенно ясно, что ты женился на Бетани, чтобы приложить руки к ее наследству. Заплачу вдвое больше, только назови сумму. От тебя требуется только развод.
Эштон смотрел на него с нескрываемым возмущением.
- Вы все переводите на деньги, не так ли?
- Я подозреваю, что такой человек, как ты, прекрасно осведомлен о моих возможностях.
- Не возьму у вас ни копейки.
- Ты хотя бы представляешь, какую сумму денег я могу тебе дать?
- Оставьте их себе, - зло бросил Эштон. - Все до последнего пенни.
- Ты отвергаешь чертовски выгодную сделку, Маркхэм.
- Поверьте, меньше всего я думал о деньгах, когда женился на вашей дочери.
Синклер поднялся из-за массивного стола и начал сердито вышагивать по библиотеке.
- И как же ты собираешься содержать Бетани?
- Всю жизнь зарабатывал себе на жизнь своим собственным горбом. Ей придется забыть о роскошной жизни, конечно, но сегодня утром это ее совсем не остановило.
- Не могу этого вынести, - продолжала стонать Лилиан. - Моя дочь будет жить в доме слуги.
- Бетани может остаться здесь, - огрызнулся Эштон. - В своей комнате и с моей сестрой, прислуживающей ей. Но боюсь, что ненадолго, миссис Уинслоу. Я решил предложить свои услуги в другом месте. Скоро мы уедем.
Синклер резко обернулся.
- Как так?
- Увольняюсь.
- А как же тренировки лошадей, предстоящие скачки?
Раздался сухой, безрадостный смех Эштона.
- Разве я недостаточно разозлил вас, женившись на Бетани? И вы все равно хотите видеть меня конюхом при ваших лошадях?
- Прежде всего, я человек дела, - ответил Синклер. - И всегда ценил твое умение обращаться с лошадьми.
- Значит, мне только и остается, что выращивать для вас лошадей, но не быть мужем вашей дочери.
- Меня же засмеют, если мои лошади перестанут выигрывать. Черт возьми, или это ошибка, что ты унаследовал лояльность своего отца? - Синклер, щелкнув пальцами, быстро направился к картине, на которой была изображена одна из лошадей, отодвинул ее в сторону, открыл скрытый там стенной шкаф и извлек оттуда какой-то документ, пожелтевший и хрупкий от долгого хранения, молча протянув его Эштону. - Дело в том, что Роджер кое-что оставил для тебя, это твое наследство, если хочешь. Ты еще долгое время не сможешь никуда уехать, Маркхэм.
- Что это? - Эштон извлек из кармана очки.
- Старый долг. Я мог бы о нем забыть и, возможно, простить, если бы не сегодняшнее неприятное событие.
Эштон просматривал документ, глаза его под очками сузились. И чем дальше он читал, тем напряженнее становилось его лицо, крепче сжимались зубы. Синклер невесело усмехнулся.
- Похоже, твой отец никогда не говорил тебе, что он связан со мной договором, мистер Маркхэм. Надо сказать, что он поступил глупо, решив работать за зарплату вместо того, чтобы отслужить мне положенные семь лет. Он был одержим идеей дать тебе хорошее образование.
- А какое это имеет отношение ко мне?
- Читай дальше. Там есть фраза, указывающая на то, что если он не отслужит положенные семь лет, то эта крепостная обязанность переходит к сыну.
Бетани изумленно вскрикнула.
- Ты мой, - провозгласил Синклер. - Принадлежишь мне душой и телом, будешь выращивать и тренировать для меня лошадей в течение семи лет.
Эштон разжал пальцы, и документ выскользнул из его рук. Бумага полетела на пол и опустилась у начищенных до блеска ботинок Синклера Уинслоу.
- Я требую часть состояния, принадлежащего мне, - взорвалась Бетани. - Намерена выкупить у тебя этот договор.
Эштон сорвал с глаз очки и повернулся к ней, еле сдерживая гнев.
- Тебе мало того, что сделала меня своим мужем? Хочешь еще превратить в раба?
- Нет, Эштон. Совсем не этого добиваюсь.
Эштон повернулся и стремительно покинул дом. Сердце у Бетани ушло в пятки, когда раздался топот удалявшихся копыт Корсара. Она повернулась к отцу.
- Как ты мог? - прошептала Бетани. - Как посмел?
- Я не совершил ничего предосудительного, - спокойно ответил Синклер. - Ознакомил его с условиями договора, который заключил Роджер Маркхэм. Он сам согласился с ними.
- Потому что он доверял тебе! И никогда не думал, что его сын станет крепостным.
Синклер достал щепотку табаку из обитой кожей коробки и набил им трубку.
- Уверен, Роджер никогда не думал, что его сын совершит такой глупый поступок, решив жениться на девушке, намного выше его по положению.
- Почему ты так поступила, Бетани? - задала вопрос Лилиан. - Зачем вышла за него замуж?
Бетани отвернулась к балконному окну. Родителям не стоит рассказывать всю эту запутанную историю: им будет больно узнать, что Гарри скрывается от правосудия, и никогда не понять, почему она солгала, чтобы побудить Чейзона отменить приговор Эштону.
- У тебя было все, - продолжала Лилиан. - Мы дали тебе все, что могли.
Бетани горько улыбнулась, отведя взгляд от окна.
- Вы потратили целое состояние на мое образование и мои туалеты. Но мне было три или четыре года, когда меня уже приучили не садиться к тебе на колени, чтобы не помять платье. А когда мне исполнилось пять, я уже знала, что сочувствие и помощь можно найти в конюшнях, но не у тебя.
- Бетани, не понимаю, какое это имеет отношение к твоему неблагоразумному поступку. Ты могла выбрать любого мужчину нашего круга. Капитан Тэннер сделал тебе предложение.
- Мне нравится Эштон Маркхэм. Возможно, глупо с моей стороны, вероятно, необдуманно, но на этого человека выбор пал задолго до сегодняшнего утра.
Бетани направилась к двери.
- Куда ты идешь? - требовательно произнес Синклер.
- Собирать вещи. Через час покину этот дом.
- Бетани, - обратилась к ней Лилиан. - Неужели ты собираешься жить в той жалкой лачуге, около конюшен?
- Собираюсь быть со своим мужем. - Бетани пристально взглянула на отца. - Спасибо тебе, что в течение ближайших семи лет эта лачуга будет моим домом.
Она вышла и закрыла за собой дверь. И только оказавшись за дверью библиотеки, почувствовала, как сильно дрожит. Она услышала за собой приглушенные рыдания матери и, к своему удивлению, почувствовала жалость - никогда ей не приходилось причинять такую боль родителям, они этого не заслужили. Девушка снова взялась за медную ручку двери - надо снова поговорить с ними, попытаться все объяснить.
- Пусть уходит, - послышался голос отца. - Прибежит назад, как только поймет, что такое нищета.
- Как вынести этот позор, - причитала Лилиан. - Не смогу смотреть в глаза своим друзьям, которые соберутся на следующей неделе на прием в честь губернатора.
Бетани повернулась и пошла прочь - ее мать волновало только мнение общества, а не то, что ее дочь, возможно, совершила самую большую ошибку в своей жизни.
* * *
- Мы совсем не так планировали это сделать, - говорила Кэрри Маркхэм, перебирая в сундуке нижнее белье и откладывая необходимое на постель. - Вы уверены, что отец лишит вас наследства?
- Даже если он выделит мою долю, Эштон не примет ее.
- Тогда он просто дурак, да и я не лучше, - пробормотала Кэрри, обращаясь больше к самой себе. - Мне следовало подумать о ваших родителях: пока вы добивались Эштона, нам нужно было постепенно готовить их к этому. - Кэрри рывком открыла дверцу шкафа орехового дерева и стала перебирать шелковые и бархатные платья.
- Эти платья не понадобятся, оставь их здесь.
Бетани грустно покачала головой. У нее, пожалуй, найдется не больше двух платьев, которые не будут казаться странными в доме Эштона.
- А что же будет со мной? - требовательно спросила Кэрри.
- Останешься здесь и будешь заниматься чем-то другим.
- Чем же? Мыть посуду на кухне? - Горничная матери уже состарилась. Может быть, займешь ее место.
- Я никогда не смогу угодить госпоже Лилиан. Только чтобы сделать ей прическу, двух рук не хватит.
Бетани хотелось, чтобы служанка перестала стенать: возмущение Эштона, двуличность отца, причитания матери, а теперь и жалобы Кэрри, не скрывавшей своего разочарования, что Бетани не получит своей части наследства, - все это приводило ее в отчаяние.
Стало тяжело на сердце, когда, неся плотно набитый чемодан к домику около конюшен, удивилась, почему раньше не замечала, какая дистанция отделяет дом отца от конюшен и какой контраст между особняком под черепицей и небольшим домиком, покрытым дранкой.
Бетани остановилась, опустила чемодан и взглянула на дом, где из-за жестокости отца ей придется прожить целых семь лет: душистый горошек и белоснежные флоксы вокруг, старые кусты смородины, потемневшие от морского воздуха, резко выделявшиеся на фоне выбеленных стен. Она смотрела на вход, снова невольно сравнивая два жилища: полированные панели, веерообразное окно над дверью холла, через которое струился солнечный свет, тяжелые медные ручки на дверях и дверной молоток, - красноречивое свидетельство богатства и привилегированного положения его владельца, - и сосновые доски, сбитые гвоздями с широкими шляпками, покрашенные белой краской, - дверь, встретившую хозяйку надсадным скрипом, когда она, толкнув ее, вошла, сжавшись в пугающей пустоте.
* * *
Финли Пайпер не проявил особых эмоций, принимая пакет из рук Эштона и пряча его в складках широкого плаща, но волнение выдали светлые глаза, в которых сквозило явное удовлетворение; его сын, Чэпин, долговязый парень с прямыми волосами, устраивая под столом костлявые коленки, не стал сдерживаться - поднял кружку с пивом, улыбаясь:
- Хорошая работа. Твои соотечественники у тебя в долгу.
Эштон удивленно приподнял брови и придвинул к себе кружку с пивом.
- Мои соотечественники?
Финли, засунув толстый палец за воротничок, достал небольшой серебряный амулет на черной ленточке - эмблему "Дерева Свободы".
- Нам нужны такие люди, как ты, - заметил Финли, - чтобы сохранить это дерево живым.
- Ваше дерево нуждается в обрезке, - ответил Эштон. - Какие у тебя дела с мятежниками, Финли?
Финли и Чэпин переглянулись.
- Я член Комитета спасения. Мы занимаемся вопросами связи, саботажа и шпионажа. - Он похлопал себя по плащу. - А теперь вот это. Если мы не можем получить их открыто, то добываем тайно. - Финли испытующе посмотрел на Эштона. - Что побудило тебя помочь нам?
Эштон грустно улыбнулся.
- Если скажу, то не поверишь, поэтому ограничусь главным. Я испытал на себе, что такое английский военный суд, и, наверное, долго не забуду его.
Чэпин восторженно закивал головой и наклонился к Эштону:
- Значит, мы можем теперь на тебя надеяться?
Эштон некоторое время молчал, словно вспоминая, откуда знает отца и сына. Хорошие простые люди: Финли давно овдовел и напоминал ему отца; Чэпин, еще совсем молодой парень, жаждал активных действий. Финли заметил внимательный взгляд Эштона.
- Я и Чэпин занимаемся печатным делом. Давно уже сыты англичанами.
- Мы совсем не стремимся стать героями, - добавил Чэпин, совсем не похожий сейчас на долговязого подростка, каким казался на первый взгляд. Его глаза смотрели на Эштона серьезно и испытующе. - Готов отдать жизнь за дело свободы.
Смутная дрожь прошла по спине Эштона - многие патриоты произносили подобные слова на городских митингах в Брик-Маркете, а ведь еще несколько недель назад самым большим желанием Чэпина было привлечь внимание Кэрри Маркхэм.
- Ты еще слишком молод, чтобы выступать против английской армии, - заметил Эштон.
- Именно нам придется жить в мире, за который сейчас боремся. И поэтому мы сами должны создавать его.
Финли поднялся из-за стола.
- Как я понял, ты не будешь возражать против других поручений.
Эштон сжал кулаки.
- Но не стану никого убивать или причинять вред, каковы бы ни были причины.
- Понимаю тебя. - Финли наклонился к нему и приглушил голос: - Все это лето какой-то шпион постоянно выслеживает нас. Он очень хитрый и вряд ли служит в регулярной армии - слишком осторожен, чтобы быть обычным тори. Мне бы очень хотелось поговорить с тобой об этом дьяволе. Ты все еще работаешь на Синклера Уинслоу?
- Да. - Эштон чуть не поперхнулся. - И придется работать на него в течение следующих семи лет.
- Уинслоу предан Англии. Разводит лошадей, не так ли?
- Покупает их, а занимаюсь ими я.
Финли задумчиво потер пальцем подбородок. - Континентальной армии пригодились бы хорошие лошади.
- Они не принадлежат мне, и я не могу распоряжаться ими. Кроме того, эти лошади не приспособлены для участия в боях.
Эштон задержался в таверне и выпил еще пару кружек пива. Когда вышел из нее, надвигались сумерки.
По дороге домой он в мыслях снова вернулся к тому, о чем все время пытался забыть, - Бетани. Его жена. К привкусу несвежего пива во рту примешалась горечь: жизнерадостная и простодушная девчонка, которой доверился, как другу, осталась в прошлом; скрывая под открытым взглядом хитрость и коварство, которые трудно было даже представить, она беспечно отдала свою невинность Дориану Тэннеру и хитроумно воспользовалась им, спасая свою репутацию. Правда, с помощью ее предательства его шея спасена от виселицы. Но какова цена! Он надеялся, что у нее хватит благоразумия остаться сегодня в доме отца.
* * *
Бетани молча глядела на свои сбитые до крови пальцы - следствие попытки разжечь в печи огонь с помощью трута, кресала и кремня, так как гордость не позволила ей сходить на кухню в дом отца и попросить горячих углей. Она даже получала мрачное удовлетворение от того, что сама попыталась разжечь огонь в печи. Девушка повернула ладони вверх, рассматривая непривычные волдыри у основания пальцев - еще одни следы, оставшиеся от желания самой добыть воду из колодца: ведро показалось очень тяжелым, ей с трудом удалось притащить его в дом. Совсем короткое время убедило ее, что она совершенно не приспособлена выполнять простейшую домашнюю работу.
Глэдстоун, которого она взяла из конуры для компании, лениво лежал на коврике у камина, не ведая о ее заботах и волнениях. Огонь горел в печи, а она пыталась привыкнуть к мысли, что теперь это ее дом. Пока Эштон не отработает положенный срок, придется мыть этот грубый, неровный пол и смотреть в крошечные окошки. Ей, и крошки не подававшей к столу, нужно научиться готовить еду и мыть посуду; руки, никогда не знавшие едкого щелочного мыла, огрубеют от стирки; тело, которое лелеяли и нежили другие, станет болеть и ломить от тяжелой работы.
Бетани не пришлось ломать голову, какую работу выполнить в ожидании Эштона. Она сложила все свои вещи в сундук, стоящий в ногах постели; водянистый суп из бобов, турнепса и нескольких небольших кусочков соленого мяса, найденных в крошечной кладовой, получился ужасно безвкусным, но все же можно было порадоваться: как-никак, а это первое самостоятельно приготовленное блюдо.
Наступил вечер; в доме стало темно, а на душе тревожно. Она подбросила поленьев в огонь, приготовила ко сну ночную рубашку. Ее охватила дрожь; Бетани часто представляла себе свою первую брачную ночь, у нее не было четкого представления, как это должно произойти, хотя не раз слышала болтовню Кэрри, а также тайные перешептывания девочек в колледже. И все же никогда ей не приходило в голову, что ее молодой муж станет избегать ее. Где же Эштон?
Мрачные предчувствия охватили ее при воспоминании о пакете Гарри: если Эштона схватили с секретными документами, ему вообще не вернуться домой. Похолодевшими пальцами она расстегнула пуговицы платья и разделась, бросив его на пол, надела ночную рубашку и вынула гребни из густых волос. Глэдстоун подошел к постели, обнюхал лежавшее на полу платье.
"Да, платье само не поднимется и не уберется в сундук". Пришлось потратить несколько минут, чтобы убрать его, - у Кэрри это получалось так легко. Бетани не стала расправлять складки и рукава - просто свернула и сунула одежду в сундук.
Стоял теплый августовский вечер, дул легкий ветерок, насыщенный ароматом цветов и пением соловья, но Бетани не удавалось унять дрожь, хотя, забравшись в постель под грубоватые муслиновые простыни, она услышала непривычный, но странным образом успокаивающий Шелест соломенного матраца. Глэдстоун устроился на полу, рядом с постелью.