* * *
Бетани стоило большого труда подавить улыбку, когда в небольшой гостиной, расположенной над печатной мастерской, появился Финли Пайпер в фартуке, на сей раз перепачканном не краской, а мукой, и поставил на стол поднос с пшеничными лепешками. Хотя во время слушания дела мисс Абигайль он клялся, что она будет прислуживать ему, осужденная быстро одержала верх над своим судьей.
С удивительной и ненарочитой неловкостью в домашних делах она привела кухню Финли в ужасное состояние; несколько недель Пайпер мирился с недоваренным мясом, подгорелыми тостами, скользкой кашей, пока не смягчился и не принялся готовить сам. Мисс Абигайль жаловалась, что у нее слишком плохое зрение, чтобы управляться с иголкой и ниткой, но без малейшего затруднения читала книги и памфлеты из обширной библиотеки Финли Пайпера.
- О Боже, - воскликнула она сладким голоском. - Вы превзошли себя с этими лепешками, мистер Пайпер, - очень вкусные. - Без всякого уговора она с аппетитом съела три лепешки.
- Не знаю, куда у нее все вмещается, - проворчал Финли, меланхолично взирая на тоненькую фигурку. - Ест больше Чэпина.
Мисс Абигайль презрительно фыркнула и отвернулась, притворяясь, что не замечает его. Финли снял фартук и сел рядом с Эштоном, который держал на руках Генри, живого и любопытного семимесячного малыша.
Бетани очень любила смотреть, когда Эштон занимался с ребенком. В то время как другие мужчины считали уход за ребенком не мужским делом, Эштон делал это с удовольствием, очевидно, заметив, что крошечный и нежный ребенок еще больше подчеркивает его красоту и мужскую силу.
- Кажется, мы оба занимаемся женскими делами, - проворчал Финли. Затем его глаза прищурились. - Как я слышал, у Синклера Уинслоу важный гость.
Эштон кивнул головой.
- Губернатор Джозеф Вэнтон.
- Прекрасный джентльмен, - заметила мисс Абигайль, намазывая лепешку маслом. - Это большая честь для семьи Уинслоу.
- И очень плохой губернатор, - возразил Финли. - Генеральная ассамблея поступила правильно, заменив его Куком.
- Это противозаконно, - подчеркнула Бетани. - Губернатор Вэнтон остается на своем посту, согласно колониальной хартии.
- Посмотрим, что из этого получится.
Из печатной мастерской раздался голос Чэпина - он звал помочь ему с листовками. Эштон, передавая ребенка Бетани, коснулся ее руки, их взгляды встретились - она сразу ощутила знакомое желание и быстро отвела взгляд: в последнее время они редко проявляли нежность друг к другу помимо спальни.
Эштон и Финли, извинившись, пошли помочь Чэпину.
- Они что-то затевают, - поведала мисс Абигайль.
- Как вы полагаете, они не попытаются внести изменения в хартию?
- Новый губернатор едва ли сможет приступить к делам без исполнения наших законов.
Бетани тяжело вздохнула и откинулась на спинку стула.
- Мне ужасно не нравится, что Эштон связался с патриотами. Мы бесконечно спорим об этом. Она вздрогнула. Часто их споры становились такими горячими, что они на всю ночь отворачивались друг от друга. Война встала между ними, каждый упрямо не соглашался принять взгляды другого.
Изящная ручка мисс Абигайль легко коснулась руки Бетани.
- Возможно, моя дорогая, тебе стоит подумать и сделать свои взгляды более умеренными.
Бетани прищурилась:
- Удивительно слышать от вас такое.
- Моя преданность Англии стоила мне личной свободы, - призналась женщина. - Но только личной. Ты же, однако, потеряла нечто гораздо более ценное - близость мужа.
- Не хочу притворяться, что принимаю взгляды патриотов, чтобы вернуть Эштона в свои объятия; так же не жду ничего и от него, тем более что он этого ни за что не сделает.
- И вы оба страдаете.
- Я пытаюсь, мисс Абигайль, честное слово. Но когда он начинает говорить о самоуправлении и свободном рынке, не могу сдержаться, чтобы не высказать, что мы можем при этом потерять, - не стану лгать ему и себе.
- Вы оба слишком упрямы, чтобы хоть в чем-то уступить друг другу.
- Как вы и Финли? - Бетани не смогла удержаться от сравнения, как и от улыбки, когда увидела, что лицо ее подруги покрылось пятнами, - казалось, обе получали удовольствие, противореча друг другу во всем.
- Мистер Пайпер и я заклятые враги, - напомнила мисс Абигайль. Генри начал капризничать и цепляться за край ее платья. Бетани взяла ребенка на руки.
- Нам нужно идти. Малышу пора спать.
Мисс Абигайль принялась разговаривать с Генри, произнося смешные непонятные слова.
- Приходи снова повидать тетушку Примроуз. - Мисс Абигайль расцеловала малыша в обе щеки. - Скажи своему дедушке, пусть губернатор Вэнтон не отступает от хартии. - Она взглянула на Бетани. - Мы все же сделаем из этого ребенка настоящего лоялиста.
Бетани направилась к лестнице, ведущей в печатную мастерскую.
- Если только Эштон не станет возражать.
* * *
Эштон чувствовал себя неловко, стоя под сводчатыми потолками холла большого дома и обдумывая поручение Комитета спасения, подтвержденное составленным наспех, с едва просохшими чернилами, документом, удостоверяющим его полномочия. Между ним и Бетани, когда ей стало известно о его визите в дом родителей, разгорелась ссора. Он слышал, как она громко хлопнула дверью после его ухода.
- Какого черта ты здесь делаешь? - раздался голос Кэрри, спускающейся по большой лестнице.
- Пришел повидаться с мистером Уинслоу и его гостем. Где они?
Кэрри сделала шаг назад.
- Нет, Эштон. Я тебя знаю. От тебя одни неприятности. Мистер Уинслоу плохо себя чувствует в последнее время.
- Мое дело займет всего несколько минут.
- Какой же ты глупец! Разве не понимаешь, чем рискуешь, связавшись с патриотами? Мистер Уинслоу без ума от твоего сына. Разве не Генри его единственный наследник? Все поместье Систоун окажется в твоих руках, если откажешься от своей безумной идеи о независимости.
Эштон мрачно взглянул на сестру - она говорила правду: удивив всех, Синклер завещал большую часть поместья маленькому Генри, назначив Эштона его опекуном до достижения совершеннолетия. Эштон не раз задавался вопросом, осознает ли Синклер всю иронию создавшейся ситуации: со временем может так случиться, что Эштон так и останется в крепостной зависимости, но теперь у сына, Генри Маркхэма.
Эштон коротко кивнул сестре и по широкой лестнице поднялся в верхнюю гостиную. Синклер и Джозеф Вэнтон курили трубки и пили утренний чай, расположившись по-домашнему, без париков и в ночных халатах: Синклер - в шелковом индийском, Вэнтон - ярко-красном генуэзском. Небрежно кивнув, Маркхэм вошел в богато обставленную комнату.
- Я пришел, господа, чтобы получить хартию.
Он протянул документ, удостоверяющий его полномочия.
- Имею приказ доставить хартию губернатору Куку.
Нахмурившись, Синклер выхватил бумагу из рук зятя, быстро просмотрел ее и передал Вэнтону. Желваки заиграли на скулах бывшего губернатора, но он остался спокойным.
- Передайте членам Комитета спасения, что я отказался передать хартию.
- Конечно, я сообщу об этом, - ядовито усмехнулся Эштон. - Вероятно, они решат передать ряд документов, касающихся лично вас, в Генеральную ассамблею.
- Что вы имеете в виду? - Желваки заиграли еще сильнее.
- Дело в том, что большинству не известно, какую роль вы сыграли в закрытии таможни.
- Но я…
- А также о вашей связи с хранителем судебного архива Англии. Не думаю, что это укрепит вашу популярность у американцев.
Лицо Вэнтона стало бледным.
- Продолжать? - задал вопрос Эштон. - Возможно, Ассамблее будет очень интересно узнать, какую взятку вы получили от капитана Уоллеса после его рейдов…
- Достаточно! - вскричал Вэнтон. У Синклера от изумления перехватило дыхание. Вэнтон повернулся спиной к Эштону. - Никогда бы не передал вам хартию. Однако соблаговолите сами взять документ в правом ящике стола и считайте, что никто не уговаривал вас поступать по-другому.
С трудом сдерживая улыбку, Эштон нашел хартию в указанном месте и положил свернутый в длинную трубочку документ в свой карман.
- Это тебе будет дорого стоить, Маркхэм, - пробормотал Синклер.
- Дорого? В каком смысле, сэр?
- Твоего сына, черт бы тебя побрал.
Холодный страх пронзил Эштона, хотя лицо его осталось бесстрастным.
- Это от вас не зависит, мистер Уинслоу.
Лицо Синклера побледнело, несмотря на вспышку гнева. Вокруг рта залегли глубокие морщины. Казалось, он страдает от внутренней боли.
- Это мы еще посмотрим, Маркхэм. А теперь забирай эту чертову хартию и убирайся.
* * *
Капитан Дориан Тэннер, поравнявшись со своим отражением в зеркале, что стояло в верхней гостиной большого дома поместья Систоун, прищурился, внимательно осмотрел себя, поправил медное ожерелье, украшавшее военную форму, и слегка пригладил напудренный парик; повернувшись вполоборота, полюбовался прекрасно сшитым сюртуком, доходившим до колен.
Десять лет назад Дориану даже не снилось, что он будет щеголять в такой красивой форме; сами мечты о ней появились только после того, как во время ярмарки на него обратил внимание богатый джентльмен, оказавшийся членом Палаты лордов. Юноша демонстрировал тогда на лошади различные трюки, отдав предпочтение цирковой жизни, вместо того чтобы копаться по уши в навозе на вонючей сыромятне своего отца в Сент-Гайлсе. Незнакомец же предложил ему еще более заманчивую карьеру.
Капитан слегка поморщился, вспомнив темные стороны опекунства лорда Маудсли - за достигнутое такой ценой джентльменство пришлось заплатить высокую цену, - но результат стоил того; а со временем его патрон купил и офицерский патент, не предполагая, что его протеже уплывет за тысячи миль от него.
И все же достигнутое не успокоило честолюбца; его черные глаза вспыхивали, как угли, при воспоминании, как близко была женитьба на Бетани, с чьей помощью удалось бы осуществить самые сокровенные желания, - красивой, богатой, а главное, что ставилось им превыше всего, респектабельной.
Известие о крушении надежд, чему виной стал простой конюх, едва не закончилось для него сердечным ударом. С тех пор мстительность стала второй натурой Дориана. Нельзя простить: ее - за обман, а Маркхэма - за нанесенные унижения во время обмена пленными. Да, Маркхэм замешан в этом деле - Дориан совершенно уверен в этом; к сожалению, ему так и не удалось найти никаких доказательств причастности конюха к обмену. Возможно, придется прибегнуть к не совсем обычным способам мести.
Несколькими минутами позже, пожав руку Синклеру Уинслоу, он утонул в удобном кресле, принимая от молчаливого слуги французский коньяк в хрустальном бокале. Дориан настолько обожал элегантность такой обстановки, что ему с трудом удавалось казаться бесстрастным.
- Очень рад видеть вас снова, мистер Уинслоу.
- Надеюсь, вы останетесь довольны, когда узнаете, по какому вопросу я вас пригласил, - ответил Синклер, потягивая коньяк.
- Как офицер английской короны, всегда к вашим услугам, сэр.
- На этот раз это не касается военной службы, - Синклер прижал руку к груди. Свободной рукой обвел комнату. - Как вы видите, я не зря прожил жизнь.
- Совершенно с вами согласен, сэр.
- И мне совсем не хочется, чтобы то, что нажито трудом всей моей жизни, пошло прахом.
- Прекрасно вас понимаю, сэр.
- А как вы думаете, кому из моих сыновей можно доверить поместье? Гарри, ставшему мятежником? Или Вильяму, попавшему совершенно пьяным в руки патриотов и вынужденному теперь горбиться на медных рудниках в Коннектикуте?
- Если не ошибаюсь, сэр, вы решили, что никто из ваших сыновей не достоин наследовать поместье, и большую часть своего состояния завещали внуку.
- Да, но я также пришел к выводу, что отец Генри не достоин быть опекуном мальчика.
- Совершенно с вами согласен, сэр. - Дориан старался, чтобы его радость была не слишком заметной. - Очень мудро с вашей стороны.
Синклер откашлялся.
- Мне очень хотелось, чтобы вы стали моим зятем.
- Необдуманное замужество вашей дочери очень разочаровало меня, сэр.
Синклер наклонился к нему:
- Я набрался смелости, капитан, просить вас быть опекуном мальчика.
Дориан весь напрягся. "Будь осторожен, - напомнил он себе. - Не торопись". Его лицо приняло выражение искреннего сочувствия.
- Мистер Уинслоу, для меня большая честь разделить с вами заботу о мальчике.
- Очень хорошо. - Синклер достал документ из папки, лежавшей на низком столике. - Значит, договорились.
Наконец Дориан понял, что осуществилась его самая заветная мечта - удача нашла его сегодня, доставив несказанную радость.
* * *
В ночном сумраке Бетани смотрела на качающийся маятник часов в гостиной - ритмичное тиканье часов, обычно такое успокаивающее, сейчас раздражало ее; она незряче смотрела на часы, а перед ее глазами стоял Эштон, возвратившийся с хартией из дома отца.
Мрачная улыбка удовлетворения играла на его губах, когда он заносил в записную книжку итоги сегодняшнего дня. Бетани надеялась, что ее подарок станет хранилищем сокровенных мыслей мужа, но в последнее время записи стали походить на длинный список преступных действий, шпионажа, саботажа, о чем ей не хотелось бы даже знать. Эштон старательно заносил туда все, будто собирался в будущем как-то это использовать. Закончив записывать, он вздрогнул от неожиданности: жена без всяких видимых причин швырнула ужин ему на стол.
Бетани вошла в спальню - Глэдстоун недовольно зарычал. В оранжевом свете очага такими домашними казались ее уснувшие мужчины: Генри посапывал в низкой кроватке, засунув палец в рот, Эштон также безмятежно спал. Такие родные, дорогие, до последней черточки похожие лица. Ей захотелось погладить волосы мужа, убрать прядь со щеки, закрывавшую ямочку на подбородке, но, сжав руки, она подавила это желание и отвернулась. Сколько же времени они не дотрагиваются друг до друга, не дают волю чувствам, бурлившим внутри их? Считаются мужем и женой, а живут, словно чужие.
"Черт бы тебя побрал, - подумала она. - Тебя и твои патриотические цели, высокие принципы. Неужели не видишь, что делаешь с нами? Разве тебе это безразлично?"
В течение нескольких месяцев Эштон подтрунивал над ее лояльностью к Англии, совершая у нее на глазах предательские действия, абсолютно уверенный, что жена не предаст его. И все это время она подавляла в себе желание помешать ему во имя этой лояльности.
Но этой ночью оно, это желание, возникло с такой силой, что ей стало невмоготу закрывать глаза на мужнины проделки. Его сегодняшний поступок больно ударил по ее убеждениям, в ней загорелось чувство протеста; ей надоели его отговорки, наступило время действовать согласно ее собственным принципам, как он действовал согласно своим.
Похолодевшими пальцами Бетани достала с полки деревянную шкатулку, дрожащими руками подняла крышку, отделанную кожей; нервы сдавали - она чуть не выронила хартию на пол, но, уняв дрожь, закрыла коробку, поставила ее на место, а бумагу положила в карман - нельзя допустить, чтобы она попала в руки нового губернатора. Был только один человек, способный придумать, как надежно спрятать документ, - мисс Абигайль Примроуз.
Накинув на плечи теплую шаль, чтобы не замерзнуть в прохладную ноябрьскую ночь, Бетани взялась за задвижку двери, осторожно отодвинула ее, однако, услышав негромкий металлический щелчок, замерла от страха - тяжелое предчувствие отдалось в затылке, - а когда обернулась, то кровь застыла в жилах: перед ней было мрачное лицо мужа.
- Собралась на ночную прогулку, любовь моя? - спросил он.
Глава 15
Расслабленно прислонившись к дверному проему спальни, он стоял, прекрасный в мужской наготе, но его острый, как нож, взгляд все переворачивал внутри Бетани.
- Я… - Во рту у нее пересохло. Облизав языком губы, она ничего не стала отрицать. - Да, собралась, Эштон. Ты возражаешь?
Несмотря на мрачные предчувствия, вид его великолепного тела вызвал предательское желание остаться дома.
- Почему, детка? - Его длинные, обманчиво нежные пальцы убрали прядь волос с ее виска и начали томно снижаться вниз - у нее перехватило дыхание, когда они нащупали пульс у основания шеи, затем прошлись по поднятому подбородку, приближаясь к дрожащей нижней губе. - Зачем мне быть против? - мягко возразил он. Медленно и осторожно закрылась на щеколду дверь, а мужские руки снова принялись блуждать по изгибам ее тела. В этой нежности было что-то нарочитое и одновременно неестественное, потому что муж прекрасно помнил, как действует на жену его возбужденное тело, и, несомненно, учитывал ее голод по нему в эти последние недели. Бетани попыталась отстраниться от него, но тут же очутилась прижатой к его широкой груди, и все решительные намерения разлетелись, как снежинки по ветру.
Нежно обнимая ее, он продолжал насмешливо:
- Ты задела меня за живое, женушка, решив выскользнуть из дома без меня. - И тихо засмеялся. - Только подумать: всегда считал, что способен удержать тебя, хотя бы по ночам.
Знакомый мужской запах обострил все ее чувства; несмотря на внутренние опасения, ей не удавалось оторвать взгляда от чувственного излома его губ и потяжелевших век, прикрывающих поблескивающие глаза, устремленные на ее грудь.
Он коснулся ее скул, затем потянулся к вырезу платья. Не было сил сдерживать свои чувства, и Бетани горячо прильнула к нему, ощущая его пальцы на своем лице и губах, - где уж тут прислушиваться к внутреннему голосу, подсказывавшему опасность в его улыбке, не столько нежной, сколько мрачной, - а муж продолжал крепко держать за талию, да и собственное желание лишило ее воли: прикосновение чувственных губ, такое легкое, нежное, томительное и сладкое, зажгло глубоко внутри ее огонь страсти, быстро охвативший все тело, совершенно безвольное.
- Эштон, - с дрожью в голосе выдохнула она. Его язык, разжав ее зубы, проник внутрь, зубы покусывали нижнюю губу, ритмичные покачивания бедер, легкое массирование груди и спины откровенно провоцировали ее.