* * *
Солнце безжалостно вонзало свои отвесные полуденные лучи в палубу "Возмездия", словно хотело сжечь ее. И ни ветерка, который мог бы остудить этот невыносимый жар. Стеклянная поверхность моря, схваченная в плен мертвым штилем, раздражала вконец измученного ожиданием Мориса. Он неустанно расхаживал по палубе, время от времени стирая пот со лба. Его команда молча стояла в стороне, понимая состояние своего капитана.
Когда склянки пробили очередной час, Морис взорвался:
– Нельзя мне было отпускать его одного, черт меня побери! Я должен был сам поехать с ним!
Он вырвал у Кевина подзорную трубу, хотя знал, что Тэм сразу крикнет с топ-мачты, как только появится баркас. Морис никогда не отличался особым терпением, но после предательства Сноу оно стало все чаще изменять ему. Он угрюмо изучал в подзорную трубу невозмутимую гладь моря, разделяющую оба корабля. Ничего! Полнейший штиль, не видно даже ни единого гребешка волн, не то что баркаса!
– Вы дали адмиралу время до заката солнца, сэр, – осторожно напомнил ему стоявший на полубаке Аполло.
Обычно веселое лицо Кевина невозможно было узнать, его зеленоватые глаза потемнели от переживаний.
– Он уступит, держу пари, – как заклинание, твердил он. – У него нет другого выхода, если он хочет получить свою дочь.
"В том-то и дело, – с безысходным отчаянием подумал Морис, опуская подзорную трубу. – А если адмирал уже не хочет этого?" И все же, когда вернется Дигби, ему придется отпустить Люси.
Если Дигби вернется…
Несмотря на страшную жару, Морис почувствовал озноб при мысли о необходимости рискнуть жизнями еще нескольких доверившихся ему людей. Он вернул трубу брату и снова впился взглядом в волны, пытаясь решить в уме загадку, которая мучила его с тех пор, как "Аргонавт" появился в поле их зрения и бросил якорь.
Такому человеку, как адмирал, предоставили бы хоть весь флот для поисков его единственной дочери, тем более что она попала в руки самого зловещего преступника, капитана Рока. Так почему на встречу с "Возмездием" пришел только один корабль, пусть даже такой мощный, как "Аргонавт"?
У Мориса вспотели ладони от страха, что ответ на этот вопрос может прийти слишком поздно.
* * *
Адмирал Люсьен Сноу подавил отрыжку и отер губы льняной салфеткой.
– Терпеть не могу ужинать так рано, – брезгливо пробурчал он. – Это нарушает мое пищеварение.
Дождавшись, пока молодой румяный матрос унес поднос, Смит осмелился приблизиться к столу, поставленному под навесом на палубе. Он старался не смотреть на лист веленевой бумаги, небрежно отброшенный в сторону адмиралом, который поставил на его место графин со своим любимым шерри.
– Позвольте обратиться, сэр? – спросил Смит, невольно подчиняясь дисциплине на военном корабле.
Сноу взглянул на него с некоторым удивлением.
– Говорите.
Смит бросил взгляд в дальний угол палубы, где посланец Клермонта стоял между двумя вооруженными офицерами. Им и в голову не приходило, что этот сухой старикашка, у которого непрерывно подергивается правая нога, а подслеповатые глазки часто-часто помаргивают, обладает невероятной стойкостью духа.
Смит позволил себе обеими руками опереться на стол и наклонился к самому уху адмирала из опасения, что их могут услышать.
– Сэр, должен ли я напомнить, что солнце начинает садиться? Опасность, угрожающая мисс Люси, возрастает с каждой минутой.
– А должен ли я напомнить, Смит, что тебе некого обвинять в этом несчастье, кроме самого себя? Это просто выше моего понимая, что ты не смог узнать негодяя, когда он торчал под самым нашим носом.
Смит намеренно сохранял невозмутимое выражение лица, отлично понимая, что признание его вины обернется против него, ничуть не помогая Люси.
– Я уже не молод, сэр, и мои глаза не те, что были прежде.
– Остается только пожалеть об этом.
Сноу тяжело поднялся, скользнув по своему дворецкому холодным взглядом, полным рассудочного эгоизма. Смит уже пожалел, что вообще побудил его к каким-то действиям.
Кроме того, он, как обычно, очень стесненно чувствовал себя в присутствии офицеров, которые прохаживались по затененной галерее, прячась от солнца, и бросали в их сторону любопытные взгляды. Среди них не было случайных людей. Все они оказались приближенными к почтенной особе адмирала за свою рабскую преданность и готовность слепо хранить молчание, что бы ни произошло. Как раз за то, что всегда отличало самого Смита, но в данную минуту подвергалось жестокому испытанию.
Когда его командир приблизился, Смит по привычке вытянулся перед ним, хотя его душа вовсе не испытывала былого почтения.
Адмирал понизил голос до вкрадчивого шепота:
– Так что же, по-твоему, я должен сделать, Смит? Клермонту нужны не деньги, а каперское свидетельство. Кажется, тебе не хуже меня известно, что у меня его нет.
Смит еле слышно зашелестел побелевшими губами:
– Может быть, дать ему ваше письменное признание, сэр. Если… если осторожно все сформулировать… ну, так, чтобы это не резало слух, и… и противопоставить этой истории ваши многочисленные заслуги перед родиной и королем, возможно, это и не нанесет непоправимого ущерба вашему доброму имени.
– А-а, – зловеще протянул адмирал, – вот что ты предлагаешь? Пожертвовать моей репутацией ради репутации Люси?
Самообладание готово было изменить Смиту.
– Вашей репутацией ради жизни Люси, – резко возразил он. – Да, я предлагаю именно это.
Казалось, адмирал испытал своеобразное удовлетворение, услышав этот страстный ответ.
– Клермонт не убьет ее сразу. Если она окажется в постели такой же пылкой, как ее мать, он сохранит ей жизнь. По крайней мере до тех пор, пока не устанет от ее жеманных уловок.
Смит ошеломленно взирал на адмирала, сжимая кулаки. Его охватило огромное желание стукнуть по самодовольной физиономии хозяина, но сознание своей вины остановило его. В конце концов, именно он, а не адмирал, позволил своей маленькой Люси оказаться в руках мстительного Клермонта.
Подчеркивая бесповоротность своего решения, адмирал раздраженно скомкал ультиматум пирата.
– Боюсь, мне остается только один выход. Ты же сам читал газеты перед нашим отплытием. Они все полны лукавых намеков. Наша маленькая Люси провела целых три недели во власти разнузданных негодяев. От репутации порядочной девушки уже ничего не осталось. – Ужас и негодование Смита возрастали с каждым словом, произнесенным насквозь фальшивым тоном сожаления. – Конечно, любая женщина, побывавшая в руках распутного Рока, предпочла бы благородный конец позорной жизни после таких тяжких испытаний.
– Вы… вы бессердечный негодяй!
Охваченный гневом, старик размахнулся и изо всех сил ударил кулаком по ненавистному лицу.
Пошатнувшись, адмирал шагнул назад и прижал ладонь к разбитым в кровь губам. Смит снова бросился на него, но его схватили сильные руки подоспевших офицеров.
Люсьен Сноу быстро овладел собой и отдал приказ своим обычным холодным тоном:
– Отведите мистера Смита вниз и держите его в цепях. Кажется, у него расстройство ума, и, боюсь, неизлечимое.
Смит яростно сопротивлялся, ударяя по рукам и ногам приспешников адмирала. Краем глаза он заметил, как тот взял свой серебряный ножик и попробовал его лезвие большим пальцем, затем услышал его приветливое приглашение.
– Подойдите сюда, мистер Дигби. У меня есть сообщение для вашего капитана.
Ужасная догадка мелькнула в уме Смита, и он рванулся к старому канониру с предостерегающим криком, но в это мгновение кто-то ударил его по виску рукояткой пистолета. Смит обмяк на руках офицеров, перед его глазами поплыли разноцветные круги. Перед тем как потерять сознание, он прошептал слабым голосом:
– Прости меня, Анна-Мария. Я так виноват. – Затем из его груди вырвался тихий вздох: – Люси!..
27
Капитан! Капитан! Вижу баркас! Слава Богу, он возвращается!
Все без исключения бросились к правому борту. Просияв улыбкой, Кевин протянул подзорную трубу брату, тот буквально выхватил ее из рук.
Морис прильнул к глазку, нетерпеливо отбросив волосы со лба. По мере того как солнце медленно опускалось в море, ослабляя немилосердный зной, начал усиливаться ветер и море зарябило волнами.
Вглядываясь в даль в поисках баркаса, Морис нервно покусывал губы, раздираемый противоречивыми чувствами. Долгожданный час победы пришел и принес с собою… неминуемое расставание. Будущее без Люси представлялось ему серым и безрадостным, как волны Северного моря зимой. А она… она будет до конца своих дней проклинать его, как предателя, продавшего ее отцу за тридцать сребреников. У его победы был слишком горький привкус.
Наконец маленькое суденышко показалось в поле зрения, и навстречу ему понеслись ликующие приветствия. Но вот из этого радостного хора выпал один голос, затем другой, еще один, и через минуту палубу шхуны окутала растерянная тишина.
Моряки тревожно вглядывались в баркас, заметив что-то странное в его движении. Вместо того чтобы прямиком направляться к "Возмездию", он бесцельно тыкался носом в поднимающиеся волны, поворачиваясь в разные стороны по прихоти ветра. В это мгновение нижний край солнца зацепился за горизонт, и море окрасилось в кроваво-красные тона.
– Похоже, он пустой, сэр! Дигби что-то не видно.
Еще до того, как растерянный голос Тэма возвестил тревогу, Морис отнял трубу от глаз и дал Аполло незаметный знак. Помрачнев, он наблюдал, как Аполло и Фиджет торопливо спускали в неспокойные волны второй баркас. Оказавшись в нем, они тут же схватились за весла и стали мощно грести, стремясь перехватить баркас Дигби, пока его не отнесло течением. Тэм соскользнул с мачты и присоединился к товарищам в тревожном ожидании.
Аполло и Фиджет быстро удалялись, и вот уже их баркас превратился в беспомощную скорлупку, подкидываемую волнами в опасной близости от страшных орудий "Аргонавта". Мучительная тревога за своих людей охватила Мориса, он надеялся только на то, что адмирал не станет стрелять: новое грязное дело уже вряд ли сойдет ему с рук. Аполло удерживал баркас на месте, пока Фиджет цеплял маленькое суденышко. Наконец они двинулись назад к родному кораблю.
На дне баркаса что-то лежало. Издали это казалось просто кучкой окровавленных тряпок, но Морис все понял.
В немом ужасе он закрыл глаза и открыл их, только когда услышал рядом с собой тяжелую поступь своего помощника. Аполло остановился перед ним, держа в могучих руках обмякшее тело Дигби. Задиристый блеск глаз старого канонира погас навсегда.
Падж потупил голову и, сняв очки, трясущимися руками начал протирать их своим шейным платком. Бормоча старую ирландскую молитву, Тэм стянул свой берет. Кевин тяжело перевел дух и подавил ругательство, которое заслужило бы похвалу несчастного старика. Лишь капитан оставался совершенно неподвижным.
– Ножом в живот, – сказал он, глазами указывая на торчащую рукоятку ножа, когда судорога отпустила ему горло. – Медленная и мучительная смерть.
Недрогнувшей рукой он вырвал окровавленную бумагу, приколотую острым лезвием. Матросы придвинулись к нему, но он не стал читать ее вслух. Послание предназначалось только для него.
"Всю свою жизнь я гордился тем, что не вступал в переговоры с людьми, подобными вам. И сейчас не стану этого делать".
Морис с ненавистью скомкал бумагу, хорошо представляя самодовольную ухмылку адмирала, с которой тот писал эти слова. "Люди, подобные вам".
Было что-то до абсурда смешное в том упорстве, с которым этот прожженный негодяй не желал расставаться с маской неподкупного благородного героя. Но в такую трагическую минуту Морису не хотелось, думать об этом.
Когда погасли последние лучи солнца, Морис изболевшейся душой благодарно приветствовал щадящие объятия темноты. С бесконечной нежностью и уважением к старшему товарищу он закрыл его погасшие глаза, как когда-то сделал это своей матери.
Наконец Морис поднял голову, и матросы невольно отпрянули, увидев его окаменевшее лицо.
– Пожалуй, настало время показать высокородному сэру Сноу, на что способен человек не аристократического происхождения.
Горя желанием отомстить за смерть старого канонира, матросы поддержали его нестройными криками. Но вместо того чтобы отдать приказ готовиться к сражению, капитан решительной походкой направился к трапу.
Один только Кевин осмелился встать на его пути.
Братья застыли друг против друга в напряженном молчании, такие похожие и в то же время разные.
– Не делай этого, – прервал тишину Кевин.
Его взгляд стал таким же упрямым, как однажды в детстве, когда ему было всего пять лет и он наотрез отказывался признать свою вину за то, что бросил камень в бродягу, мучившего кошку.
– Прочь с дороги, мистер! – притворно рыкнул Морис. – Я приказываю!
В зеленоватых глазах Кевина промелькнула растерянность. Из уст брата это обращение, как к чужому, прозвучало оскорбительно.
– Есть, сэр, – процедил он, сдерживаясь изо всех сил, и отступил в сторону. С презрительной усмешкой Кевин подчеркнуто вытянулся, отдавая честь.
Морис быстро соскользнул по трапу с ощущением, что спускается в черную преисподнюю своей души.
* * *
Клермонт не помнил, как оказался у своей каюты. В слепой ярости он одним ударом ноги вышиб болт и с силой дернул дверь, сорвав ее с верхних петель. Ворвавшись внутрь, он быстро огляделся. Где же она, дочь проклятого убийцы?! Неистовая жажда мести застилала ему глаза, и он не сразу разглядел Люси, сидевшую на полу у окна. Он быстро подошел к ней.
Девушка подняла заплаканное лицо. Его взгляд на секунду задержался на раскрытом дневнике, что лежал у нее на коленях, и он испытал мгновенный приступ жалости. Но перед Морисом вновь предстало окровавленное тело мертвого Дигби, и он сразу одернул себя.
"Проливает слезы, – гневно подумал он, с вызовом глядя на заплаканные серые глаза. – А вот старине Дигби уже не суждено испытать никаких чувств на этой земле, для него все кончено!"
– Я пришел к вам, мисс Сноу, – еле справляясь с нервной дрожью, проговорил он. – Извольте встать!
Казалось, Люси все еще не вернулась из прошлого, ожившего на страничках дневника, исписанного изящным почерком ее матери. Во всяком случае, она медленно, словно заторможенная, поднялась с пола и застыла на месте, прижимая дневник к груди и не выказывая ни малейшего испуга.
Шагнув ближе, Морис обеими ладонями поднял к себе лицо девушки и встретил неожиданно твердый, даже вызывающий взгляд, хотя ее ресницы были еще мокрыми от слез.
"Какие все кругом смелые", – стиснув зубы, подумал он, с силой сжимая лицо Люси.
– Один ваш крик, и вся команда примчится спасать вашу невинность.
– Не так давно одного моего крика было достаточно, чтобы ко мне на помощь примчались именно вы, – прямо глядя на него, спокойно сказала Люси.
Вот как, значит, она все-таки поверила, что те трое хулиганов не были им подосланы, мелькнуло в мозгу Мориса. Он нетерпеливо мотнул головой, прогоняя прочь неуместные мысли. Теперь уже поздно, да и не за этим он пришел сюда.
– Оказывается, адмирала не беспокоит, кто и каким образом расплатится со мной за прошлое, – подрагивающим от возбуждения голосом произнес он.
В глазах Люси появилось удивление.
– И вы решили получить его долг с меня. Я вас правильно поняла?
Он значительно кивнул.
– Могу я поинтересоваться, каким образом? Вы намерены меня убить?
Продолжая молчать, он отрицательно покачал головой.
– Так что же? Ах, вот в чем дело, вы решили обесчестить меня!
Задетый ее прямотой, Морис молчал, не зная, что ответить.
Высокомерно глядя на него, Люси продолжала с издевательской усмешкой:
– Что ж, я готова. Только видите ли, я недостаточно знакома с пиратскими нравами. Вероятно, мне следует упасть на колени и со слезами умолять пощадить мою невинность?
– Это было бы неплохо… для начала, – одеревеневшими от напряжения губами выдавил он, пытаясь угадать, как далеко она сможет зайти в этой рискованной игре.
Глаза Люси потемнели от еле сдерживаемого гнева.
– Но, может, вы предпочитаете, чтобы я упала в обморок и очнулась после того, как все будет кончено?
– Ну, зачем же после? – лениво растягивая слова, протянул он. – Вряд ли это доставит мне настоящее наслаждение.
Качнувшись вперед, Люси занесла руку, как будто собиралась дать ему пощечину, и Морис мгновенно схватил ее за кисть.
Она подняла на него невинно удивленные глаза.
– Надеюсь, вы не подумали, что я хотела вас оскорбить? Просто я решила, что вам будет морально легче продемонстрировать свое физическое превосходство, если я стану сопротивляться.
"Кажется, он наконец-то смутился", – с торжеством подумала Люси.
Морис притянул ее к себе, обхватив за талию.
– Какого черта вы добиваетесь? Провоцируете меня на убийство?
Скованная по рукам, она сдула с лица прядь упавших волос, которая мешала ей видеть Мориса.
– А разве вас нужно для этого провоцировать? Разве вы не являетесь грозой всего Северного моря? Не от вашего ли имени у бедных беспомощных людей кровь стынет в жилах? Я только жду, когда ваша низменная натура проявится во всей своей красе!
Произнося эти гневные и презрительные слова, Люси вся дрожала от нервного возбуждения. Она испытующе смотрела в самую глубину его карих глаз, обжигая ему щеку горячим дыханием. Казалось, в своей запальчивости девушка совершенно забыла, чем рискует.
– Покажите, на какую еще гнусность вы способны, капитан Рок!
Потемневшие глаза Мориса вдруг отразили боль и ревность, как будто она пробудила в нем темного демона, произнеся это сакраментальное имя.
– Так вот о ком вы мечтаете, Люси, о своем дорогом призраке!
Словно желая смягчить нанесенный удар, она осторожно потянулась к его лицу, но он остановил ее.
– Так кому же вы отдаетесь? Кто будет любить вас сегодня? Я или Рок?
В душе Люси нежным эхом отозвалось короткое слово "любить". Значит, он не собирается взять ее силой? Он действительно хочет, чтобы она отдалась ему по своей воле. Но именно ему, а не его таинственной тени. С новым чувством Люси вглядывалась в лицо Мориса, вспоминая, как оно в разные моменты выражало то жестокость, то бесконечную нежность, то цинизм или надежду, самую черную ненависть и самую чистую любовь. Он может называть себя любым именем, но никогда снова она не увидит его в двух ипостасях. Это был просто человек, которого она полюбила со всеми его достоинствами и недостатками.
Ослабляя его неистовую хватку, она пошевелила пальцами и поднесла руку к его щеке, нежно погладив ее.
– Ты, Морис, – прошептала она и повторила еще раз его имя, как заклинание, которое чудесным образом могло развеять все дурное, что стояло между ними. – О, Морис!