- Послушайте, мисс Рэчел, вы должны понимать, что с моей стороны было бы неразумно и неправильно появиться там сегодня. Тем более, - добавила она, - что меня не приглашали и не ждали.
- Но вы были спутницей его жизни, - упорствовала Рэчел, - вы были так близки с ним. - Как ни тяжело было Рэчел сознавать это, она не могла закрыть глаза на правду.
- С ним - да, - согласилась Доминика, - но не с его семьей.
Нотка горечи послышалась Рэчел в ее словах.
- Извините, - поспешно произнесла она.
Доминика улыбнулась:
- Вам не за что извиняться, Рэчел. Такова новоорлеанская действительность. Я была для Матьё, - она произносила его имя на французский манер, - подружкой на стороне и была довольна и даже горда этим. Я прекрасно знаю правила игры, знаю, что мне дозволено, а что нет. - Она с философским видом пожала своими красивыми плечами.
- Однако…
- Здесь не может быть никаких "однако", Рэчел, - перебила Доминика. - Я знала, на что шла, когда сговаривалась с Матьё.
- Я принесла кое-что, думая, что вам приятно будет это иметь, - сказала Рэчел, открывая сумочку и вынимая платок.
- Платок Матьё, - проговорила Доминика, разглаживая его.
Рэчел кивнула:
- Я нашла его сегодня утром у него в спальне в гарсоньерке, - голос ее слегка задрожал, - и решила, что вам, быть может, хотелось бы иметь какую-нибудь его вещь на память, если у вас ничего такого нет.
- С тех пор как мы расстались, у меня есть лишь воспоминания.
- Теперь они есть и у меня, - сказала Рэчел. - Воспоминания. - Она дотронулась до медальона. - Да еще несколько предметов, которые я буду беречь как зеницу ока до самой смерти. Хотя я с радостью отдала бы их все за лишний день с ним, - страстно добавила она, и доселе сдерживаемые слезы полились по бледным щекам.
Тогда Доминика раскрыла ей свои объятия и дала волю собственным слезам, горестно оплакивая того, кого любили они обе.
Доминика плакала над ушедшей любовью и потерей доброго друга, Рэчел - над любовью и разбитой жизнью.
Вечером того же дня Рэчел закрылась у себя в комнате, не желая никого видеть. Родители удивились ее скорому возвращению, но еще больше они были поражены, увидев в ее экипаже огромного пса. Устрашающего вида животное вело себя с Рэчел как добродушный щенок. Девушка объявила, что отныне собака принадлежит ей.
Вернувшись домой, она поднялась к себе и заперла дверь, упорно отказываясь от разнообразных лакомств, которые Лизль не менее упорно пыталась в нее впихнуть. Остаться одной - это все, чего она желала. Наедине с воспоминаниями, с мыслями о том, как все могло бы быть, о том, как все должно было быть.
Гроза наконец разразилась. Хлынул дождь, небо то и дело озарялось вспышками молний. Девушка стояла у окна, вдыхая пропитанный влагой воздух.
Сразу по приезде домой Рэчел приняла ванну и попыталась отдохнуть, но поняла, что ей это не удастся. Она встала с постели и, подойдя к своей дорожной сумке, достала оттуда шелковый халат Мэтью. Рэчел расстегнула ночную рубашку, и та белым облаком сползла к ее ногам. Теперь она стояла обнаженная и, взяв халат своего возлюбленного, стала надевать его на себя. Шелк приятно холодил кожу. Халат был слишком широк для нее, и ей пришлось завернуться в него дважды. Он был, кроме того, чересчур длинным и волочился по полу, а рукава свисали. Но все это не имело значения для Рэчел. Ей казалось, что это какая-то часть Мэтью касается ее, защищает и ласкает ее.
Рэчел следила за усиливающейся грозой. Неужели же она смогла бы когда-нибудь смириться со своей утратой? Он был по-прежнему рядом с ней, он жил в ее сердце.
"О Мэтью, что же мне делать? - вопрошала она, подняв глаза к небу. - Как мне перестать думать, желать, чувствовать? Как просыпаться по утрам, зная, что тебя никогда не будет со мной?"
Руки девушки сжались в кулаки, ногти глубоко вонзились в кожу. "Будь ты проклят! Во имя всего святого, будь ты проклят, Мэтью, за то, что оставил меня одну!"
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
"Вот уже почти год, как не стало Мэтью, но я по-прежнему тоскую по нему. Ничто и никто не в состоянии заполнить пустоту. Каждый день я скорблю о своей утрате.
Не знаю, что стало бы со мной без поддержки родителей и друзей. Мы стали очень близки с Доминикой. Она счастлива, в ее жизни появился новый мужчина, свободный цветной человек, занимающийся вместе с партнером какими-то делами, связанными с морскими перевозками. Деловая жизнь постепенно возвращается в Новый Орлеан. Я постоянно бываю в Бель-Шансон у родных Мэтью. Там все переменилось - царит атмосфера печали. Маргарита, некогда ласковая и жизнерадостная, стала после гибели Мэтью замкнутой и нелюдимой. Месяцев шесть назад ее отправили погостить к родственникам в Филадельфию. Радостное выражение не появляется больше на лицах четы Деверо.
Они потеряли сына и расстались с дочерью, хотя и для ее же пользы.
Боже мой, с кем еще разлучит меня эта война? Она продолжает свое черное дело. Столько смертей, столько изуродованных судеб! Жизнь здесь продолжается, но какой ценой? На смену изысканности и любезности пришло ощущение обреченности и бессилия. Каждое сообщение о новой битве порождает надежду, что эта битва окажется последней, здравый смысл возобладает и бесконечная бойня наконец прекратится.
Папа всерьез поговаривает о переезде в Калифорнию, в Сан-Франциско. Им с мамой нравится эта идея, и папа считает, что поскольку эта часть страны изуродована и опустошена войной, то единственное место, где можно забыть все эти ужасы, - это Запад. Каким далеким кажется то время, когда мы с Мэтью строили планы насчет медового месяца в северной части Калифорнии!
Теперь я столкнулась c необходимостью нового выбора. Ехать ли мне с ними? Покинуть ли Новый Орлеан и все, что связывает меня с памятью Мэтью? Должна ли я попытаться построить заново собственную жизнь, бежав от прошлого?
Я не нахожу ответа на эти вопросы".
- Вы говорили, что ваши родители собираются вскоре покинуть Новый Орлеан? - спросил капитан Баррет Фрезер во время их с Рэчел совместного ужина.
Он повел ее в один из лучших ресторанов города, сказав, что хочет кое-что отпраздновать.
- Да, - ответила девушка, вылавливая со своей тарелки крупную, сочную креветку и запивая ее шампанским.
Сегодня вечером Рэчел чувствовала себя довольной - нет, не радостной, не окрыленной, - просто спокойной и довольной. И это оказалось очень приятно.
- Вы поедете с ними? - спросил он, стараясь, чтобы по его тону она не догадалась, как он боится разлуки с ней.
Рэчел пожала плечами:
- Я и в самом деле не знаю. Они хотят, чтобы я поехала с ними. - Она подождала, пока Баррет снова наполнит ее бокал, и, сделав глоток, грустно вздохнула: - Мэтью собирался повезти меня туда в свадебное путешествие.
- Мэтью, - еле слышно пробормотал Баррет.
- Простите?
- Нет, ничего, - солгал он.
- Я думаю, что я все-таки поеду, - сказала она, - но не уверена, что хочу этого.
- А чего вы хотите, Рэчел? - спросил он и, перегнувшись через стол, взял ее за руку.
- Чтобы Мэтью вошел сейчас в эту дверь и сказал мне, что все это было дурным сном, что он жив и здоров и вернулся ко мне.
Баррет подавил вздох:
- Но ведь этого не может быть.
Рэчел горько улыбнулась:
- Вы спрашивали меня не о том, что может быть, а о том, чего я хочу.
- Не задумываетесь ли вы о том, что рано или поздно вам захочется выйти замуж? Иметь собственный дом? Детей?
На лице Рэчел отразилось страдание.
- Я надеялась, что все это будет у меня с Мэтью, - ответила она.
- Все это у вас еще может быть, - настаивал он.
- Об этом я ни разу не думала, Баррет.
- А вы подумайте, - заявил он. - Вы ведь так молоды, Рэчел, и вполне способны осчастливить мужчину.
- Какой же мужчина захочет жениться на женщине, чье сердце безвозвратно принадлежит умершему?
- Я захочу, - коротко ответил он.
Его слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Рэчел в изумлении уставилась на него, лишившись дара речи.
Он улыбнулся открытой и искренней улыбкой:
- Я люблю вас, Рэчел, и думаю, что сумел бы сделать вас счастливой. - Он посмотрел ей прямо в глаза и добавил: - Если вы дадите мне возможность, я приложу все силы, чтобы нам было хорошо вместе.
Рэчел опустила глаза. Ей никогда и в голову не приходило, что капитан испытывает к ней нечто большее, чем простая дружба.
- Но я не люблю вас, - честно призналась она.
- Тем не менее я нравлюсь вам, правда?
- Разумеется, - подтвердила Рэчел.
- Это уже кое-что - для начала. А я могу и подождать. Любовь придет позднее, я уверен.
Он говорил так, словно действительно верил в это. А что, если он прав? Он нравился ей. Хотя тут не было ничего общего с всепоглощающим чувством, которое внушал ей Мэтью. Прикосновение его рук не вызывало трепета, его приближение не заставляло сердце отчаянно колотиться.
Но он предложил ей то, о чем она мечтала всю жизнь, - завести свой собственный дом и семью. Она, правда, мечтала завести это с Мэтью. Именно в его объятиях желала она погрузиться в глубины чувственности, в его доме мечтала растить детей, на его жизнь хотела бы влиять, к его миру принадлежать.
- Подумайте об этом, - предложил меж тем Баррет. - Неужели я настолько ужасен, что вы предпочтете до конца дней остаться старой девой? - поддразнил он, стараясь вернуть разговору шутливо-беззаботный характер.
- Когда вы хотели бы получить ответ?
- Вскорости, - ответил он. - Я не собираюсь давить на вас, но раз ваши родные подумывают о переезде в Калифорнию, а я вот-вот должен получить увольнение, то, я полагаю, мы могли бы пожениться и я забрал бы вас в Вермонт. Вы полюбите его, Рэчел, там так красиво. Хотя совсем иначе, чем здесь.
В этом Рэчел не сомневалась. Все пойдет иначе. Ей придется носить его обручальное кольцо. Спать в его постели. Нянчить его детей.
При мысли о детях острая боль кольнула ее где-то внутри. Это детей Мэтью она должна была растить. В постели Мэтью зачать их. Дочь или сына, но обязательно похожих на Мэтью. Вот чего она действительно хотела.
- Я обдумаю ваше предложение, - пообещала она Баррету.
Он был счастлив уже тем, что она не отказала ему сразу. Она оставила ему надежду. Он облизнул пересохшие губы.
- Я знаю, что не я любовь всей вашей жизни, Рэчел, но я был бы хорошим мужем вам и хорошим отцом нашим детям. Даю вам слово.
- Я верю вам, - ответила она, - а теперь расскажите мне поподробней о вашей ферме.
Пока он рассказывал, она еще и еще раз взвешивала в уме его предложение. Он хороший человек, добрый и мягкий. И пусть она не пылала к нему страстью, зато их связывает глубокая общность. Он человек с юмором, она всегда с удовольствием слушает его. Он внимателен и обходителен. И он будет терпелив. Он не ожидает от нее пылких признаний в любви. Его любовь не потребует от нее полной самоотдачи, как это было с Мэтью. Баррет готов довольствоваться тем, что она сможет ему дать.
- … Вот я его и праздную, - произнес капитан Фрезер.
- Ой, простите, Баррет. Я отвлеклась, витала где-то в облаках, - спохватилась Рэчел. - Так что вы сказали?
- Что сегодня мое тридцатилетие.
- Как замечательно! - воскликнула Рэчел и нахмурилась: - Почему же вы мне не сказали? Я бы вам что-нибудь подарила.
Он пожал плечами:
- Неважно. Я хотел просто поужинать с вами. Это для меня лучший подарок.
Вернулся официант, чтобы убрать со стола пустые тарелки и заодно выяснить, желают ли мадемуазель и мсье чего-нибудь еще или они уже закончили.
- Я бы хотела вернуться домой, Баррет, - объявила Рэчел.
- Как пожелаете, моя дорогая.
Баррет подозвал наемный экипаж и дал вознице адрес Рэчел. Путь до ее дома они проделали молча.
Когда экипаж остановился и Баррет соскочил на землю, чтобы помочь слезть Рэчел, она прошептала:
- Отошлите его и войдемте в дом.
Он расплатился с кучером и прошел вслед за ней в вестибюль, где их приветствовал Вагер. Лампы были притушены.
- Наверное, мама с папой уже легли, - тихо сказала Рэчел, поглаживая собаку по голове.
- Тогда я пойду, - поспешно заявил Баррет.
Рэчел положила руку ему на плечо.
- Пойдемте со мной, - позвала она.
Она провела его в отцовский кабинет. Вагер остался в коридоре. Рэчел зажгла лампу на письменном столе, и комната озарилась мягким, неярким светом. На том же столе находился графин и несколько рюмок.
- Ирландского виски? - предложила Рэчел, протягивая руку к графину.
- Благодарю, - сказал Баррет, принимая из ее рук рюмку.
- Я думаю, мне тоже следует выпить глоток, - решила Рэчел.
Брови капитана удивленно поползли вверх. Ему еще не доводилось видеть, чтобы леди пила крепкие напитки. Она чокнулась с ним и выпила то крошечное количество виски, которое находилось у нее в рюмке.
- Конечно же, такой повод требует большего, чем этот виски, но я знаю, что шампанского папа в доме не держит.
- О каком поводе вы говорите? - недоуменно спросил он.
Рэчел облизнула губы и поставила свою рюмку на стол.
- Я принимаю ваше предложение, капитан Фрезер.
- Простите? - ошеломлено переспросил он.
Рэчел улыбнулась:
- Я выйду за вас замуж, Баррет.
- О Боже! - воскликнул он.
Она забрала у него из рук рюмку и придвинулась поближе.
- Можно? - спросил он.
- Да.
И он поцеловал ее. Простая, сдержанная ласка. Легкое прикосновение губ. Никакого пламени не вспыхнуло в ее крови. Никакого трепета или отчаянного биения сердца, сотрясавшего все тело. Лишь спокойное, усыпляющее ощущение удовольствия.
Она молила небеса, чтобы ее решение оказалось удачным для них обоих.
- Еще не поздно изменить решение, моя радость, - спокойно произнесла Кэтлин Галлагер, помогая дочери надевать свадебный наряд.
До самого последнего момента Рэчел соблюдала траур по Мэтью и, вместо белых, носила туалеты из темно-серого атласа, отделанные черными кружевами. Вчера вечером она наконец отказалась от траура из уважения к Баррету.
Менее чем через час она перед алтарем даст торжественные клятвы другому человеку, не Мэтью. Ее охватило ощущение, что она совершает предательство. Ее мать права. Еще не поздно. Она еще может остановиться, не делать последнего непоправимого шага, после которого она окажется навсегда связанной с Барретом.
Она еще может сказать ему, что ошиблась. Что не в состоянии пойти на это. Что ее решение было опрометчивым.
Она еще может сказать все это - но не скажет.
Она привязалась к Баррету. И будет блюсти свой обет, будет ему хорошей женой. Ведь не его вина, что он не Мэтью.
Вчера она простилась с Мэтью. О нет, конечно, она не насовсем распрощалась с ним - это станет возможно лишь тогда, когда она сама ляжет в могилу. Он до сих пор встает перед ней, если она закроет глаза. Его образ, память о нем. Но после свадебной церемонии она замкнет этот образ в своем сердце, как скупец свое сокровище, - для себя одной. Ее муж заслуживает кое-чего, и, уж если она не может дать ему той любви, какой ему хотелось бы, она отдаст ему хотя бы внимание и привязанность.
- Я не изменю моего решения, - ответила матери Рэчел, - я приняла его сознательно.
- Брак - это навсегда.
Рэчел улыбнулась в ответ. Она прекрасно понимала, что союз, в который она вступала, не может быть нарушен. Это ее не беспокоило. Один-единственный мужчина на всем белом свете мог бы заставить ее изменить человеку, за которого она выходила замуж, но этот человек был мертв. Таким образом, ее будущей семейной жизни ничто не грозило. Кроме того, единственное, о чем она могла бы с уверенностью сказать "навсегда", - была ее любовь к Мэтью.
Рэчел взяла свадебный букет и объявила:
- Я готова.
В этот момент послышался возбужденный собачий лай.
- Я все-таки не могу понять, почему ты хотела взять эту гигантскую псину на свадебную церемонию, Рэчел, - сказала Кэтлин, когда они входили в церковь из бокового помещения.
Коннор с широкой улыбкой на лице ждал их, чтобы отвести свою маленькую дочурку к жениху.
- Место Вагера здесь, - настаивала невеста.
- Его место дома, - вполголоса возразила Кэтлин.
- Ты готова, моя девочка? - спросил Коннор, целуя ее.
- Да, папа, - ответила она, в то время как Кэтлин быстро прошла на свое место.
Рэчел заметила женщину, сидящую на скамейке в последнем ряду в платье золотого цвета и шляпке с черной вуалью. Женщина дружески кивнула ей, когда она проходила мимо.
Это была Доминика, пришедшая на церемонию венчания, чтобы пожелать ей счастья. А рано утром Рэчел вручили телеграмму от Каролины, в которой она поздравляла ее и приглашала их с Барретом остановиться у нее в Нью-Йорке по пути в Вермонт.
Все это Рэчел сочла добрыми предзнаменованиями.
Баррет, поджидавший ее в обществе своего ближайшего друга лейтенанта Андерсона, выглядел очень красивым в парадном мундире. Его окружали несколько офицеров: Баррет пользовался любовью и уважением в их среде. Когда Коннор вложил в его руку ручку своей дочери, на лице Баррета появилась восторженная улыбка.
- Ты прекрасна, Рэчел, - шепнул он ей.
В ответ Рэчел улыбнулась ему сердечно и искренне. С сегодняшнего дня в любви Баррета она станет черпать силы и поддержку.
И вот они уже обменялись клятвами перед алтарем, и Баррет надел ей на палец золотое колечко, символ их союза.
- Вы можете поцеловать свою жену, - объявил священник, высокий худощавый человек в очках с толстыми стеклами.
Лицо Баррета озарилось улыбкой.
- С удовольствием.
Он привлек Рэчел в свои объятия и поцеловал ее, словно давая ей обет верности, затем взял ее руку и поцеловал кольцо, которое только что на нее надел.
- Я люблю тебя, Рэчел Фрезер. Бог мне свидетель, я люблю тебя.
Спустя несколько часов, поздно ночью, Рэчел поднялась с постели у себя в каюте и натянула коричневый с золотом шелковый халат. Забрав его некогда из комнаты Мэтью, она перешила его на себя.
Они плыли вверх по Миссисипи на огромном пароходе в превосходной каюте первого класса. Затем им предстояло пересесть на поезд и отправиться в Нью-Йорк погостить у Каролины.
Рэчел смотрела в иллюминатор, любуясь луной, заливавшей Миссисипи серебряным светом и сообщавшей всему окружающему вид безмятежного покоя.
Это соответствовало состоянию духа Рэчел. Тишина. Покой. Безмятежность.
Рэчел оглянулась и с нежностью посмотрела на спящего мужа. Он был так похож на маленького мальчика, довольного и счастливого! Хотя пару часов назад, когда он занимался с ней любовью, он отнюдь не казался мальчишкой.
Боясь своего первого сексуального опыта и одновременно желая его, Рэчел с тревогой ожидала момента, когда Баррет сделает ее своей женой в полном смысле этого слова. Своим нежным вниманием и заботливостью он развеял ее страхи и полностью завоевал ее доверие. Он не пугал ее своим напором, не спешил, стараясь сделать ее полноценным партнером этого акта.
Рэчел была благодарна ему за это, хотя к чувству благодарности примешивалась грусть.