Их комната оказалась просторнее, чем она ожидала. Вероятнее всего, их поселили здесь потому, что Лукас записал их как мужа и жену. Посередине комнаты стояла широкая кровать с четырьмя столбиками, накрытая кружевным покрывалом. В изголовье у спинки высилась кипа пышных подушек. Перед окнами, одно из которых выходило на восток, другое на юг, стояли два бордовых кресла. Меган обратила внимание на полное отсутствие цветовой гаммы. Белое покрывало, бордовая парча кресел, желтые, как подсолнух, гардины, сине-лиловые обои в цветочек и выцветший ковер изначально красного цвета совершенно не гармонировали друг с другом. Но ей нравилось такое разноцветье, хотя главное заключалось не в нем.
Как только она ступила на порог, ей захотелось упасть вниз лицом на кровать и проспать лет сто. Но не пачкать же своей грязной, пропыленной одеждой безупречно белые кружева! И парчовые кресла тоже. Она уже была готова опуститься в изнеможении на блеклый ковер, как в дверь постучали.
Лукас открыл и посторонился, пропуская вошедших. Несколько молодых людей внесли в комнату фарфоровую ванну и бадейки с дымящейся водой.
Какая роскошь! Можно умереть от блаженства! Ей представилось, как она возносится на небеса. Меган закусила губу, вспомнив о дьяволе. Неужели он поймает ее на слове и в один прекрасный день придет заявить права на ее первенца? Нужно же понимать, что ее обещание было вынужденным.
Вскоре в комнату вошла пожилая женщина в чепце со стопкой пушистых белых полотенец. Большего желать просто невозможно.
– Что-нибудь еще, сэр? Мадам? – спросила служанка.
– Нет, ничего, – сказал Лукас.
Женщина повернулась, собираясь уходить. Меган схватила ее за пухлую руку и шепнула на ухо:
– Я полжизни отдала бы за кусочек розового мыла. – Горничная кивнула:
– Сейчас посмотрю. Постараюсь вам помочь.
Лукас сдвинул брови. Вид у него был далеко не счастливый. Мыслями его спутница себя не утруждает, подумал он. Даже не пытается понять, что его беспокоит. Видит, человек целый день сердится, а ей хоть бы что. Считает, что сам со всем справится.
– Полезайте в ванну, – сказал он. – Я скоро вернусь. – Меган швырнула шляпу на шифоньерку и стала стаскивать сапоги. Не успела она взяться за голенище, как он появился снова. Она подняла голову и остановилась, выжидая. – Я запираю дверь снаружи. Так что даже не пытайтесь бежать.
– Лукас, чтобы убежать, нужны силы, а у меня их нет. Уверяю вас, мне не убежать дальше ванны. Я намерена оставаться в ней очень долго, пока моя кожа не сморщится как изюмина или я не расплавлюсь – не знаю, что раньше.
– Хорошо, – только и сказал он, закрывая за собой дверь.
Меган слышала, как поворачивается ключ, и занервничала. Но впереди была ванна, которая отвлекла ее от грустных мыслей, и она с радостью погрузилась в воду.
Лукас не собирался отпускать Меган в ближайшее время и подозревал, что она попытается что-то предпринять. Ему хотелось знать что. Горничная уже дошла до лестничной площадки второго этажа, когда Лукас догнал ее.
– Вы что-то хотите сказать, сэр? – спросила она.
– Да, – ответил он, думая, как бы ему выпытать, что его интересует, не возбуждая ее любопытства. – Видите ли, там, в комнате, моя жена у вас что-то просила.
Женщина не стала распространяться.
– Да, сэр.
– Что именно? – спросил Лукас, переступая на другую ногу.
– Кусочек розового мыла, сэр. Только и всего. – Горничная недовольно поджала губы. – Что тут такого?
– Ничего. Конечно, ничего. – У него словно гора с плеч свалилась. – Она больше ни о чем не просила?
– Нет, сэр. Я как раз аду посмотреть для нее мыло. Так что, не давать ей?
– Нет– нет, напротив, замечательно. В самом деле, не пойти ли мне с вами? Если вы найдете мыло, я могу ей отнести.
Горничная повернулась, собираясь преодолеть следующий пролет. Лукас поднимался за ней, лихорадочно соображая, что бы такое придумать для объяснения возможных осложнений. Прислуге и постояльцам ситуация могла показаться необычной. Состряпанная им история, как он надеялся, подходила как нельзя лучше. Если сейчас пустить придуманный им слух, горничная, вероятно, разнесет его по всей гостинице.
– Я не хочу, чтобы меня заподозрили в чрезмерной опеке, – начал он. – Просто иногда моя жена ведет себя… довольно странно. Конечно, после того ужаса, что она пережила, подобного следовало ожидать. Год назад на ее долю выпало тяжелое испытание.
Горничная склонила голову набок, и Лукас понял, что его сообщение вызвало интерес.
– Видите ли, – продолжал он, – ее похитили опасные преступники. Банда убийц. – До его ушей донесся изумленный вздох, и ему пришлось сжать губы, чтобы не рассмеяться. – После похищения… с моей женой произошли перемены. Теперь на нее периодически находит затмение. Временами она даже принимает меня за одного из ее похитителей.
Горничная остановилась и повернулась посмотреть на него. В ее широко раскрытых глазах застыло удивление. Лукас печально закачал головой.
– Поэтому я хочу предупредить вас – не заходите к ней, пока она одна в комнате. Лучше – тогда, когда я там, а то… вдруг ей откажет разум? Может, оповестить остальных слуг? Вы понимаете: предупредить – значит обезопасить.
Женщина стояла с открытым ртом и кивала.
– Так что у нас с розовым мылом? – сказал Лукас, поворачивая ее кругом.
– Ах да! Ваша жена, сэр… гм… ведь она любит розовое мыло?
– Очень. Она говорит, что его запах напоминает ей о лучших временах. Я ее понимаю. Она верит, что частое его употребление смывает следы от прикосновений тех негодяев.
Последовал еще один вздох. Лукас опасливо поморщился. Не переусердствовать бы.
– Они с ней ничего не сделали… вы не думайте. Над ней никто не надругался. Но иногда она по-прежнему ощущает их присутствие, слышит их угрозы.
Горничная задержалась у шкафчика в коридоре и достала обмылок толщиной со щепку.
– Возьмите, сэр. От куска осталось немного, но если хотите, я с радостью куплю еще. Я хочу сказать, если для вашей жены после ее страданий мыло – единственная роскошь, мне не жаль потратить немного денег из собственного жалованья.
– Премного вам благодарен, – сказал Лукас, тронутый ее сочувствием. И готовностью поверить выдуманной им байке. – Но не беспокойтесь, пожалуйста. Сегодня вечером я схожу в город и куплю для нее несколько новых вещей. Кстати, нельзя ли постирать нашу одежду?
– Конечно, мистер Кэмпбелл.
Лукас улыбнулся. Горничная уже знает, кто он. Или, точнее, кем он себя назвал, зарегистрировавшись всего несколько минут назад. Прекрасно. В гостинице новости расползаются подобно виноградной лозе.
– Я зайду за вещами чуть позже и заберу всю стопку, – сказала женщина и тут же испугалась собственного безумия. У нее вылезли глаза из орбит, и она, заикаясь, поправилась: – То есть… после… того, как вы вернетесь. Я не посмею беспокоить вашу жену в ваше отсутствие.
– Очень разумно с вашей стороны. Хорошо, тогда я соберу наши вещи. Но я могу оставить их для вас в коридоре, прямо за дверью. Почему бы нет? Так вам будет гораздо спокойнее.
– Да, сэр, как ни прискорбно. Я буду вам признательна.
– Договорились. И еще… чуть не забыл.
– Да, сэр?
– Вероятно, мне следует вас также предупредить, что иногда… ну, в периоды сильного возбуждения мне приходится прибегать к смирительным мерам.
– Смирительным мерам?
– Да. Когда у нее начинаются галлюцинации, я вынужден ее привязывать. Как бы варварски ни выглядела такая мера, но ее можно удержать только таким образом. Поэтому пусть вас не беспокоит, если вы увидите ее привязанной. Иначе она нанесет повреждения себе или другим. И не придавайте значения ее пустой болтовне. Иногда моя жена говорит странные вещи.
– Да, я понимаю. Я всем объясню, сэр.
– Очень хорошо. – Лукас повернулся и направился обратно. Улыбка, наметившаяся в уголках его губ, так и просилась на свободу. Но он не позволил себе вольности, пока не остался один в пустом коридоре, перед дверью в комнату.
Он остановился и прислушался.
Изнутри не доносилось ни звука.
Он повернул ключ и вошел. Картина повергла его в изумление. Он встал как вкопанный – таким чувственным, эротичным и возбуждающим оказалось зрелище. Меган Адамс возлежала в фарфоровой ванне с желтой каймой и спала. Голова ее откинулась назад и покоилась на бортике. Темные волосы каскадом свешивались через край и переливались золотом на свету, проникающем через наполовину задернутые гардины. Он никогда еще не видел ничего подобного. В каком-то дальнем закоулке затуманенного сознания всплыла мысль, что дверь осталась открытой. Он вернулся и бесшумно ее закрыл.
У него перехватило дыхание, когда он переместил глаза ниже. Одна согнутая в колене нога оставалась внутри ванны, другая была перекинута за борт, и по ней скатывались крошечные капельки. Стекая с пальцев, они падали на пол, образуя на ковре мокрое пятно. И еще два других расползались под каждой рукой, касающейся мягкого коврового ворса.
Он почувствовал, как по телу пронесся жестокий огонь, отчего его мужская плоть отвердела почти до боли. Его взгляд перекочевал к двум подпрыгивающим, как поплавки, полушариям. Их розовые соски появлялись как раз у поверхности воды при каждом вдохе совершенной девичьей груди.
О Боже!
"Уходи отсюда, и поскорее, – сказал он себе. – Иначе ты вытащишь ее из ванны и в считанные секунды овладеешь ею. Убирайся немедленно!" – взревел его разум. Да, нужно бежать от греха подальше, от желанной женской красоты и очистить голову от наваждения.
Лукас тяжело вздохнул и зажмурил глаза, пытаясь представить какую-нибудь картину, которая вытравила бы из сознания пленительный образ. Но все усилия, похоже, были бесполезны.
"Не майся, парень, – уговаривал он себя. – Отправляй ее в каталажку – и дело с концом!"
Он оглядел комнату, отыскивая свои седельные сумки. Пошарил внутри, нащупывая холодный металл, зная, что данный предмет должен быть на месте, и вернулся к Меган. Присев на корточки, он надел наручник на ее расслабленное запястье, а другой защелкнул вокруг массивной ножки ванны. Такую махину точно не сдвинешь.
Посмотрим, как она теперь убежит. Лукас поднялся проверить свою работу. Он взглянул на прекрасную молочно-белую кожу, ласкаемую прозрачной водой, подавляя назревающий в груди утробный звук. Потом осмотрел хрупкое запястье, бессильно повисшее под тяжестью оков.
Он уныло улыбнулся и, положив щепку розового мыла на стопку полотенец рядом с ванной, вышел. Хорошо, что в ближайшие часы его здесь не будет. Когда Меган проснется и обнаружит себя прикованной к ванне, можно не сомневаться, она будет крушить стены вокруг себя и осыпать его самыми страшными проклятиями.
Глава 6
Лукас выдернул из стопки простую хлопчатобумажную белую рубаху своего размера. Положил ее на прилавок и, вежливо кивнув супруге лавочника, женщине с худосочным лицом, по узкому проходу двинулся к штабелям с брюками. Там он выбрал себе пару из прочного джинсового материала и, повесив на руку, пошел дальше.
Он хотел купить что-нибудь и для Меган взамен ее мужской одежды, но понятия не имел, что ей может понравиться. За два проведенных с ней дня он успел заметить, что проблема одежды не слишком ее интересовала. И все же он решил, что прятать очаровательные женские формы под мешковатыми брюками – просто преступление. В конце концов, не умрет же она, если походит в платье, по крайней мере пока они будут в городе. Потом, если взбалмошная девчонка захочет, пусть опять одевается как сорванец.
Лукас решительно прошел в секцию готовой женской одежды, быстро перебрав на стеллаже несколько платьев. И тут спохватился, что не знает ее размера. Он повернулся к хозяйке и прочистил горло.
– Мэм, вы не могли бы мне помочь? – сказал он, одаривая ее одной из своих любезнейших улыбок. – Мне нужно выбрать платье для жены.
Хозяйка поджала губы. В первый момент Лукас подумал, что она может отказаться покинуть свое относительно безопасное место. Но уже через секунду она вышла из-за прилавка и направилась к нему.
– Какой у нее размер? – спросила она, складывая на груди руки.
– Я точно не знаю, – нахмурился Лукас. – Талия у нее вот такая, – показал он, сомкнув согнутые пальцы. – Окружность бедер, я бы сказал, на дюйм или два больше, а грудь как раз поместится в мужских ладонях.
Он осознал, что допустил оплошность, увидев, как женщина прищурила глаза. Ее ледяной взгляд уподобился удару в солнечное сплетение.
– Странно, что вы не знаете размер одежды собственной жены.
Лукас пожал плечами.
– Мы поженились не так давно, – сказал он, чтобы как-то сгладить недоразумение. – И много путешествуем, поэтому я еще не успел полностью изучить ее маленькие секреты. Моя жена и сама бы пришла, но она так устала. Я оставил ее в гостинице, полежать в ванне и отдохнуть до обеда.
Хозяйка недоверчиво хмыкнула.
– Возможно, вам лучше купить для нее юбку. Если окажется не совсем впору, можно будет переставить пуговицы.
Лукас кивнул:
– Хорошо, пожалуй, вы правы.
– Какой цвет она предпочитает?
– Я не знаю. Моя жена очень деликатная и женственная. – Правда, он видел Меган только в ее мужской ковбойке в красную и коричневую клетку. Он задумался: не покарает ли его Бог за такую бесстыдную ложь?
Хозяйка выбрала несколько юбок на свой вкус.
– Бледно-желтая очень симпатичная, но быстро загрязнится, – пояснила она. – Светло-синяя тоже маркая. Подошла бы зеленая, но в ней будет жарко. Зеленый цвет притягивает тепло, как железная сковорода.
Тогда какого дьявола завозить товар, от которого одна морока? Лукас едва не выразил вслух свою мысль, но вдруг на глаза ему попалась яркая набивная ткань. Мелкие синие и желтые цветы на красном поле выглядели как живые. Он понял, что веселая пестрая юбка подойдет Меган гораздо больше, нежели любая другая, с более скромным рисунком.
– А что, если пеструю? – спросил он, показывая на понравившуюся ему юбку.
Женщина вобрала воздух в легкие, как в трубу, так что пуговицы на груди угрожали лопнуть.
– Красный цвет – цвет бесстыдства. Он годится только для шлюх и некоторых леди, которые не признают морали.
– А мне нравится юбка, – сказал Лукас. Он уже мысленно рисовал себе Меган в новом наряде. – Я возьму ее. И ту, желтую, тоже, – добавил он, чтобы потрафить хозяйке в ее праведных чувствах.
– И все прочее тоже, как полагается? – с пафосом спросила она.
– Простите? – Лукас был готов поклясться, что пожилая женщина стыдливо покраснела.
– О некоторых вещах не принято говорить вслух. Вы меня понимаете?
– О! Вы имеете в виду нижнее белье и все такое? – сказал Лукас.
Нет, она определенно покраснела. Но теперь раза в три сильнее.
– Так вашей жене нужны остальные вещи? – резко спросила хозяйка.
– Я думаю, да. И пара блузок тоже.
Лукас наблюдал, как она складывает юбки. Потом она придвинула их к его вещам на прилавке и выбрала две блузки – одну простенькую, другую с нарядными кружевными рюшами, от ворота до пояса и по краям манжет.
Он улыбнулся и полез в карман, чтобы расплатиться. Но слишком преждевременно, так как хозяйка, похоже, еще не закончила. С величайшей гордостью она накладывала сверху все новые и новые вещи, пока уложенный столбик угрожающе не закачался. Тогда она просто начала сооружать еще один. В итоге к ранее сделанным покупкам прибавился еще ворох, составивший дамские панталоны, парадные комбинации, чулки, подвязки и что-то, напоминающее медвежий силок, без чего, как настаивала женщина, не обходится ни одна приличная леди.
Растерянный Лукас не стал спорить. Поэтому он просто выложил деньги, попросив все завернуть и отправить в гостиницу. В самый последний момент он вспомнил, что хотел купить розовое мыло, духи с розовым ароматом или что-то подобное. Он снова полез за деньгами.
– Что найдете, то и хорошо, – заверил он женщину.
Напоследок он сгреб свои собственные обновки – жалкое вспомоществование к походной экипировке – и отправился в баню.
Когда он погрузился в клубящуюся воду, у него непроизвольно вырвался длинный вздох. Ничто так не облегчало ломоту и остатки боли, как горячая ванна. Можно было бы попариться в гостинице, воспользовавшись преимуществами отдельной комнаты, но вряд ли его затея понравилась бы Меган.
Вообще-то его не слишком волновало, что ей нравится, а что нет. Он не собирался потакать ее капризам. Злость еще не перекипела в нем. Похищение женщины оказалось делом накладным, мужчина обошелся бы не так дорого и не причинил бы столько хлопот.
Но мужская нога, свешивающаяся через борт ванны, никогда не сравнилась бы с женской ножкой, напомнил он себе. И притом чертовски красивой, будь она неладна!
Лукас поругался еще какое-то время и заставил себя расслабиться, позволяя благодатному теплу пропитывать закостенелые, уставшие мышцы. Он намылил руки куском новомодного мыла, стоившим ему дополнительных затрат, и принялся натрать тело. Когда он отскреб последний дюйм, вода была почти такой же черной, как его сапоги. Почувствовав себя на десять фунтов легче, он прошел в соседнюю кабину к цирюльнику.
Когда полчаса спустя Лукас посмотрелся в зеркало, он с трудом узнал себя. С чисто выбритым лицом и аккуратно подстриженными волосами он снова обрел человеческий облик.
Рассчитавшись с брадобреем, он направился в гостиницу, мурлыча по дороге старинную мелодию, которую обычно напевала его мать. В вестибюле его встретил чудовищный вопль, от которого нога зависла над ступенькой. Молодой человек за конторкой побелел, а у Лукаса все сжалось внутри. Он взглянул на клерка с извиняющейся улыбкой и взбежал на лестницу, в считанные секунды преодолев два пролета.
Перед его комнатой тесной кучкой стояли несколько человек. Уже знакомая ему горничная в чепце, пригнувшись к замочной скважине, ласково увещевала:
– Успокойтесь, миссис Кэмпбелл. Потерпите, сейчас все уладится. Я уверена, ваш муж вернется с минуты на минуту.
В ответ из комнаты медленно выплыл устрашающе спокойный голос:
– Вы бы лучше молились, чтобы он не возвращался, потому что, когда он явится, я выдеру его печенку и скормлю ему на ужин.
Не прошло и секунды, как вновь раздался истошный вопль:
– Лукас Маккейн, подонок проклятый, выпусти меня!
– Я не зря вас предупреждал, – сказал Лукас, обеспокоенный, что кто-то услышал его настоящее имя, тогда как он надеялся сохранить здесь инкогнито.
Горничная тотчас обернулась:
– О, мистер Кэмпбелл, ваша жена почти целый час в истерике. Сэр, мы пытались ее успокоить. Говорили, что вы сейчас придете, но, кажется, объяснять ей что-либо бесполезно. Видно, у нее опять помутился разум, если она называет вас такими ужасными словами, мистер Кэмпбелл.
Нетрудно представить! Он уже слышал – и пронзительный крик, и самые отвратительные выражения. И где она только этому научилась?