Ангус усмехнулся про себя. Как и следовало ожидать, заигрывания у этой красотки всегда на первом месте - взять хотя бы эту двусмысленную реплику об оружии…
Заиграла музыка, и они закружились в танце.
- С чего это они вдруг решили, что я шпионю в пользу якобитов? - выбрав момент, когда никто не смотрел на них, шепнул он ей на ухо. Со стороны это казалось невинным флиртом.
- Потому что ваша жена - якобитка, - шепнула Адриенна в ответ. - И я боюсь за вас: вы так любите ее, что готовы потерять голову. Я видела, какие у вас были глаза, когда вы смотрели на портрет…
- Не знаю, как у меня, - усмехнулся он, - но у моей жены, насколько я ее знаю, хватает ума не ввязываться ни во что сомнительное.
Адриенна как-то странно посмотрела на него:
- Неужели вы и впрямь ничего не знаете?
- Ей-богу же, мадемуазель де Буль, я не шучу!
- Так знайте же, - усмехнулась она, - ваша жена сейчас не у вашей матери. Она подходит к Абердину, остановилась всего лишь в одном дне езды от него. Она ведет с собой отряд в восемьсот человек, вооруженных, кстати сказать, весьма неплохо.
От неожиданности Ангус сбился с такта, толкнув какого-то господина, танцевавшего с дамой рядом с ним.
- Извините, сэр! - отрешенно пробормотал он.
"Отряд в восемьсот человек? Не может быть! Здесь какая-то ошибка! Да что она, с ума сошла? Восемьсот! Я, глава клана, и то шестьсот от силы набрал! Да и от тех, когда подходили к Эдинбургу, осталось, дай Бог, сорок - прочие же заявили, что не повернут оружие против своего принца…"
- Ей даже звание дали, - продолжала Адриенна. - Они обращаются к ней не иначе, как "полковник Энни"! Она сама назначает себе офицеров. А адъютантом у нее капитан Макгиливрей…
На этот раз Ангус не только остановился, но и пошатнулся, с трудом удерживая равновесие. Заметив, что он побледнел, Адриенна поспешила взять его под руку и вывести на террасу. Холодный свежий воздух привел Ангуса в чувство. Адриенна, удалившись на минуту, вернулась с бокалом вина.
- Выпей, полегчает.
- Откуда ты все это знаешь? - снова спросил Ангус, принимая из ее рук бокал. - Ты уверена, что это все правда?
- Мои источники еще надежнее, чем у Хоули, - загадочно улыбнулась она. - Когда твой полковник с триумфом войдет в Абердин, ты по-прежнему будешь уверять, что она дома и пишет письма?
Ангус рассеянно потер висок.
- Неужели… - отрешенно пробормотал он, - это правда? Да, я всегда знал, что Энни эксцентричная женщина, но не до такой же степени!..
- Что ты хочешь, - усмехнулась Адриенна, - война, Ангус! В такое время люди иногда совершают такие поступки, на которые никогда бы не решились в мирное время. Порой человек сам не знает, на что он способен. Часто, - она многозначительно подмигнула ему, - приходится играть роль, изображать из себя не того, кто ты на самом деле. Например, притворяться, что ты без ума от мужчины, тогда как на самом деле тебя от него тошнит…
- Ты имеешь в виду Уоршема? - догадался Ангус.
- Уоршем - свинья! - фыркнула Адриенна. - Грубая, жестокая свинья. Каждый раз, когда я утром ухожу от него, я потом по три часа моюсь - так он мне противен…
- Тогда почему же…
- Ни за что не догадаешься! - усмехнулась она. - Потому, что он плохо читает. Так плохо, что другие офицеры над ним смеются. Однажды ночью он стал вот так вот читать вслух - думал этим меня позабавить. Я сказала, что от его чтения меня лишь клонит ко сну, так он нарочно продолжал, чтобы меня позлить. Он же изверг - его хлебом не корми дай кого-нибудь помучить. Читает мне, дурак, всякие депеши, документы - думает, я в них ничего не понимаю. А у меня память хорошая, я потом все записываю слово в слово и отсылаю нашим - уж им-то виднее, на что они им могут сгодиться… Я понимаю, это, может быть, не такой подвиг, как возглавить отряд, но каждый служит родине в меру своих способностей…
- Значит, ты шпионка? - От удивления глаза Ангуса полезли на лоб.
- Называй это как хочешь - шпионка, разведчица… Я же предпочитаю именовать себя верной якобиткой. Надеюсь, в следующий раз, когда увидишь меня выходящей от Уоршема, ты не будешь смотреть на меня таким быком?
На минуту Ангус совсем потерял дар речи.
- А теперь скажи мне, бравый ты мой капитан, - усмехнулась Адриенна, - эти письма от жены - они хотя бы существуют?
- Ты думаешь, - лицо Ангуса помрачнело, - Уоршем их от меня потребует?
- Вряд ли, но произвести обыск в твоей комнате ему ничего не стоит.
Ангус растерялся, дернул же его черт "изобрести" эти письма!
- Скучные подробности, говоришь, как она проводит дни? - Адриенна ободряюще похлопала его по плечу. - Не горюй, будут тебе письма! Есть у меня одна служанка, Констанс, - такая болтушка, что часами рта не закрывает. Уж она-то сумеет… Засажу-ка ее, пожалуй, на ночь за кипу бумаги - к утру все будет готово. Только сам не забудь прочитать, чтобы на всякий случай знать, что в них.
- Смотри, - нахмурился Ангус, - ты ничем не рискуешь?
- Рискую, - сказала она, - так что ты теперь передо мной в неоплатном долгу.
Чмокнув опешившего Ангуса в щеку, Адриенна выбежала с террасы. Через минуту она уже как ни в чем не бывало кружилась в вихре танца с новым кавалером.
Глава 12
Через три дня после вышеописанных событий курьер, явившийся к генералу Хоули, доставил ему известие, что мятежный принц покинул свой лагерь и направляется на восток. В тот же день лорд Льюис Гордон, покинув Абердин с тремя тысячами двумястами человек двинулся на помощь своему принцу, надеясь соединиться с его армией до того, как та достигнет Стерлинга.
Тринадцатого января, решив наконец, что ждать дальше становится опасно, Хоули направил своего адъютанта, генерал-майора Джона Хаска, навстречу мятежникам, а через два дня выступил в поход и сам, встретившись с Хаском под городом Фалкирком. Там же к ним присоединились двенадцать батальонов правительственных войск из Ар-гайла, пополнив их силы до восьми тысяч человек.
В первый раз с самого начала восстания силы с обеих сторон были равны, и обеим сторонам, как никогда, была нужна победа: Хоули - чтобы взять реванш за бездействие, допускавшееся им до сих пор, Чарльзу - чтобы поднять свой престиж, пошатнувшийся после отступления.
- Еще кружечку, Энни? - прогремел над столом бас Арчибальда Камерона. - Ты, я смотрю, еще ни в одном глазу, а нам нужно еще провозгласить как минимум два тоста - за твое мужество и за твою красоту!
- Наливай! - рассмеялась Энни. Выпила она, может быть, и немного, но голова у нее кружилась от всеобщего веселья.
Энни была единственной женщиной в таверне, в этом окружении суровых мужчин, каждый из которых ощущал себя живой легендой - еще бы, ведь они с таким триумфом дошли почти до самого сердца Англии, не важно, что потом им пришлось отступать… Пользоваться авторитетом в компании таких мужчин - почет для любой женщины. Они знали, что их предводительница не только с триумфом вошла в Абердин, но и была причиной ухода с шотландской земли датчан. Под Стерлингом обе армии повстанцев соединились. Выстроившись рядами на подходах к городу, воины принца воодушевленно приветствовали лорда Гордона, высоко размахивая над головами своими боевыми топориками.
Энни никогда раньше не приходилось видеть такого красочного зрелища, не говоря уж о том, чтобы принимать в нем самое непосредственное участие. Ей и самой не верилось в тот момент, что это она, Энни Моу, урожденная Фаркарсон, едет сейчас на коне в медном шлеме с пышными перьями, с трудом сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы радости, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди от переполнявших его чувств.
Справа от нее, как всегда, ехал Джон Макгиливрей. Львиная грива гиганта была сейчас убрана в аккуратный хвостик, начищенные латы сверкали, взгляд бездонных черных глаз был, как всегда, мрачен, но Энни была уверена: сейчас Джона переполняют те же чувства, что и ее. Лейтенанты Роберт, Джеми и Эниас Фаркарсоны ехали следом, и между ними - с сияющим лицом, снова в строю, как и век назад, Ферчар Фаркарсон, казавшийся в этот момент самому себе бессмертным. Джиллиз Макбин ехал во главе своего клана, и радостный звук волынок Макбинов сливался в общем хоре с волынками Шоу, Дэвидсонов, Макдаффов, Мак-ферсонов, Макинтошей…
Чарльз Эдвард Стюарт, стройный, привлекательный двадцатичетырехлетний мужчина в небесно-голубом камзоле с перекинутой через плечо клетчатой накидкой, ожидал их, чтобы приветствовать лично. Принц приветствовал всех вождей, не забыв никого, под радостные крики их соплеменников. Когда Энни подъехала к принцу, намереваясь спешиться и поклониться, Чарльз вместо этого сам спешился и склонился перед ней в знак особой признательности к ее заслугам и обратился к ней с небольшой приветственной речью, в которой назвал ее "ma belle rebelle" - "моя прекрасная бунтовщица". Речь его высочества вызвала такие восторженные крики в толпе, что от сотрясения воздуха с ветвей ближайших деревьев осыпался весь иней. Но больше всех, пожалуй, радовался за внучку стотринадцатилетний Ферчар, со слезами на глазах обнимаясь, забыв о приличиях, со стоявшим рядом лордом Джорджем Мюрреем.
И сейчас, сидя в таверне, слушая бесконечные рассказы о недавних, но уже успевших обрасти легендами, походах, Энни жалела лишь об одном - что рядом нет Ангуса, что он не слышит этого пронзительного гудения волынок, не поднимает кружки, пенящиеся добрым крепким элем, с такими мужчинами, как Джон Макгиливрей или Александр Камерон…
Широкогрудый - почти такой же, как Джон, - Камерон провел пятнадцать лет в Европе, сражаясь в чужих войнах, ради чужих интересов. Вернувшись наконец на родину, он застал ее охваченной пожаром восстания. С тех пор Камерон стал, по сути дела, правой рукой лорда Джорджа Мюр-рея. Ходили слухи, что жена Александра - англичанка. Это не вязалось с тем, что глава клана Камеронов. Лохел, делил с королем Яковом тяготы ссылки с самого 1715 года, когда предыдущее восстание потерпело поражение. Но поговаривали также, что жена Александра, хотя и англичанка, присоединилась вместе с ним к армии принца - и не в момент триумфа, а в горький час поражения под Дерби…
Внимание Энни привлек какой-то шум на дальнем конце стола. Кинув туда взгляд, Энни увидела огромного, словно гора, человека, подносившего к губам жбан эля величиной с добрую кварту под одобрительные крики зрителей. Энни вспомнила имя великана - Струан Максорли. Глоток, другой, третий… девятый, десятый - и Струан с победоносным видом грохнул пустым жбаном о стол, оглядывая толпу в поисках готового помериться с ним силой. Или хотя бы того, кто попробует перепить его.
И соперник нашелся - из-за стола поднимался Джиллиз Макбин. Огромный жбан снова наполнили элем, и Джиллиз, как недавно Струан, поднес его к губам.
- Предлагаю следующие условия, - вынув из кармана две монеты, Макгиливрей положил их на стол, - кто через час будет все еще держаться на ногах, тот и выиграл. Лично я ставлю на Джиллиза.
- Вызов принят. - Камерон извлек из кармана две такие же монеты. - За Струана!
Осушив по второму жбану, соперники продолжали крепко держаться на ногах. Чтобы коротышка Джиллиз был на одном уровне с великаном, кто-то посоветовал ему встать на бочонок.
- Ваша жена, должно быть, очень смелая женщина, сэр, - обратилась Энни к Камерону, - если решилась сопровождать вас в походе.
- Вы правы, полковник, смелая и упрямая. Только зовут меня не "сэр", а Александр.
- Тогда и я, - улыбнулась она, - не "полковник", а Энни. Тем более что это звание, по сути дела, лишь для красоты…
Максорли уже осушил четвертый жбан, но и Джиллиз, судя по всему, не собирался ему уступать.
- Матерь Божия, - воскликнул кто-то, - и куда в них только влезает! Может, стоит притащить второй жбан, чтобы нашим богатырям было куда мочиться?
- Лично я, - поморщилась Энни, - не собираюсь наблюдать за этим зрелищем. Я, пожалуй, пойду спать. - Она поднялась.
- Я тоже, - неожиданно поддержал ее Макгиливрей.
- Ты куда? - окликнул его Камерон. - А наш спор?
- Оставь свои деньги себе, - поморщился Джон. - Все равно я и так знаю, что победит Джиллиз! Стоит ли торчать здесь битый час, чтобы убедиться в том, в чем я и так уверен?
- Скажи лучше, - усмехнулся Камерон, - что ты удаляешься, чтобы не видеть его позора! Так-то будет честнее!
- Не слишком ли прямой у тебя нос? - огрызнулся Макгиливрей. - Хочешь, для разнообразия сворочу его тебе на сторону? Как ты предпочитаешь - вправо или влево?
- А на мой вкус, - не остался в долгу Камерон, - у тебя слишком частые зубы, не мешало бы разредить!
Оба, понимая, что угрозы шуточные, пожали друг другу руки и пожелали спокойной ночи. Раздвигая толпу руками, чтобы расчистить путь себе и Энни, Джон вышел на свежий воздух. От таверны до деревни, где они остановились, было всего четверть мили, и Энни, уставшая от целого дня в седле, решила прогуляться пешком - заодно к тому же и насладиться прелестью ясной морозной ночи.
- Ну как? - спросила она у Джона, кутаясь в плед.
- Что? - не понял он.
- Что ты обо всем этом думаешь?
- Что я думаю? - переспросил он, понимая, что Энни завела этот разговор только для того, чтобы не молчать. - Пока еще рано делать какие-то выводы, но, мне кажется, здесь собрались достойные люди, готовые пойти за лордом Джорджем хоть в ад.
Энни обратила внимание, что Джон намеренно говорит "за лордом Джорджем", избегая сказать "за принцем". Для нее самой не было секретом, что после отступления из Дерби, когда логика лорда взяла верх над молодою горячностью Чарльза, отношения между принцем и его генералом стали настолько натянутыми, что все это время они почти не разговаривали.
И за время броска из Глазго в Стерлинг ситуация мало изменилась. Фактически после сегодняшней торжественной встречи лорд Джордж с двумястами своими людьми сразу же отправился в Линлитгоу под предлогом отбить подводы с продовольствием, направлявшиеся в лагерь Хоули.
- Далеко отсюда до Фалкирка? - спросила Энни.
- Миль десять, причем через болото. В ту сторону. - Джон показал рукой в темноту.
- Как ты думаешь, англичане знают, где мы?
- Если мы влезем на ближайший холм, то увидим отсюда их костры. Точно так же и они нас.
- Думаешь, они собираются напасть на нас?
- Для этого им надо будет перейти через реку, сомневаюсь, что они на это решатся.
Джон замолчал, и они долго шли в тишине, только снег хрустел на морозе под ногами. Из таверны все еще доносились звуки волынок. Ночь была ясной. Свет бесчисленных костров на холмах и в долине казался земным отражением небесных звезд.
- Я понимаю, - заметил Джон, - ты боишься… Не стыдись в этом признаться, война действительно страшная штука…
- Вовсе я не боюсь! - фыркнула Энни. - Я вообще не думаю об этом!
- А если все-таки подумать? - настаивал он.
- Если подумать… пожалуй, ты прав. Иной раз мне действительно хочется убежать от всего этого и спрятаться так, чтобы меня ни одна живая душа не нашла…
- Я думаю, не у тебя одной такие мысли! - Джон похлопал ее по плечу. - Сколько раз я и сам лежал ночью без сна, в темноте думая о том, каково будет ощутить в своем брюхе холодную сталь английского штыка…
- Ты? - Губы Энни скривились в улыбке. - Ни за что не поверю! Мне всегда казалось, что если есть на свете человек, который ничего не боится, так это ты!
Джон помолчал с минуту.
- Увы, - проговорил он, - ты сама не знаешь, сколь многих вещей я боюсь…
- Например? - спросила Энни. Джон пристально посмотрел на нее:
- Например, тебя.
Энни замедлила шаг, затем и вовсе остановилась. Она явственно чувствовала, как пальцы Джона ласкают ее шеки.
Энни понимала, что с его стороны это не более чем жест дружеского ободрения, и тем не менее… тем не менее она знала, что в глубине души Джону хотелось бы стать для нее не просто другом.
Может быть, Энни слишком много выпила, может быть, звездная ночь настроила ее на романтичное настроение, но она вдруг почувствовала, что от близости Джона у нее начинает кружиться голова. А может быть, просто потому, что они были одни и она могла себе позволить откровенный разговор с ним, не опасаясь посторонних глаз и ушей… Энни знала, что про ее отношения с Джоном уже высказывается много домыслов. Но сейчас, когда никто их не видел, Энни смело взяла руку Джона в свою - это ведь ни к чему не обязывает…
- Меня? - стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, переспросила она. - Меня-то чего тебе бояться?
- Не скажи, - произнес он. - У тебя такие глаза… Когда ты смотришь на меня, они меня словно засасывают…
Энни почувствовала, как жар приливает у нее к вискам. Перед глазами в сотый раз, словно наваждение, встал тот эпизод в спальне Джона…
- Мы не должны… - прошептала она.
- Разумеется, - кивнул он, - не должны.
- Я люблю Ангуса, - заявила Энни, хотя сама чувствовала, что не очень уверена в этом. - Несмотря на то что мы с ним сейчас по разные стороны баррикад, несмотря на все, что он сделал… Может быть, и не должна, а все равно люблю…
- Тогда, - согласился Джон, - нам с тобой не о чем беспокоиться. Все, что нам нужно, - это чтобы ты сейчас отпустила мою руку, пошла домой, легла в свою постель, - и будем считать, что этого разговора никогда не было.
- Ты думаешь, - проговорила Энни, - мы сможем о нем забыть?
- Должны. По-твоему, у нас есть выбор?
Энни уставилась на Джона. Она знала, какие чувства сейчас обуревают его, ибо и сама чувствовала то же самое. Она знала, что если не сможет устоять перед этим чувством, то и Джон тоже не сможет…
- Выбора нет, - обреченно сказала она.
- Да, забудем об этом, так будет лучше.
Руки их разжались, и Энни, почувствовав внезапный холод, словно ладонь Джона согревала ее, машинально закуталась в плед. Впрочем, они уже были в двух шагах от ее теперешнего жилья - скромного строения из серого кирпича с крытой соломой крышей и крохотным слюдяным оконцем. Внутри была всего одна комната, у одной из стен которой стоял стол. Была, возможно, и другая мебель - этого Энни не могла припомнить, так как в данный момент могла думать только о кровати.
- Спокойной ночи, Энни, - произнес Джон. По голосу его чувствовалось, что сейчас в его душе порядочность борется с желанием.
- Спокойной ночи, - прошептала она. Он развернулся и пошел прочь.
- Джон! - окликнула его Энни. Джон обернулся. Казалось, он готов был сделать шаг ей навстречу.
…От их лагеря до лагеря англичан - всего день похода. Завтра будет бой… Англичане, говорят, всегда строятся ровными, словно по линейке, рядами, отлично стреляют… Нельзя не признать, что горцам при всем их боевом энтузиазме не хватает дисциплины и выучки. И Джон завтра непременно будет в первых рядах, один из первых встретит грудью английские пули и штыки. Вся опасность и вся слава достанется Джону. Энни же останется в тылу, наблюдая за боем и отдавая приказы.
Муж Энни тоже примет бой - но по другую сторону линии фронта… И может, не дай Бог, статься, что Джону достанется пуля, выпущенная Ангусом… Если это произойдет, будет ли после этого иметь какое-то значение, что Энни сохраняла верность такому мужу?