– Да, в таком платье на публике не покажешься… Но не выбрасывать же на помойку столько великолепного шелка! Кое для чего оно может сгодиться…
– Для чего это, если не секрет? – наконец решила высказаться Венера. Теперь она не скрывала раздражения. – В нем я выгляжу и чувствую себя как проститутка! Я предупреждала тебя, что от миссис Причетт ничего иного ожидать нельзя!
– А что она такого сделала? Лишь добросовестно выполнила заказ… Ты же слышала, дорогая, это платье сшито по последней парижской моде.
– Мода бывает разная! – Венера не понимала, шутит маркиз или говорит серьезно. Сейчас ей было все равно. – Ни для кого не секрет, что многие портнихи в Париже шьют специально для куртизанок. Если на это есть спрос, то есть и предложение…
– Хотя, – Джек многозначительно посмотрел на Венеру и шагнул к ней, – если посмотреть с другой точки зрения…
– С какой это? – Венера невольно отступила. – Договаривай, если начал…
– Боюсь, если продолжу, то не смогу остановиться, – глядя на нее с прищуром, сказал Джек. – Я как представлю тебя в этом платье… в полуосвещенной спальне…
– Все ясно, – понимающе кивнула она и добавила язвительно: – Но известно ли вам, сэр, что за такие удовольствия обычно приходится платить? И немало.
– Сколько прикажете? – Джек склонился в изящном поклоне.
Венера посмотрела на него изумленно, невольно прикрывая рукой чересчур открытую грудь. Джек смотрел исподлобья, все еще склонившись, и она опять не узнавала его.
– Ты что, совсем с ума сошел?
– А почему бы и нет?
Маркиз подошел к столу и налил себе бренди.
– Ты развращенный, самовлюбленный тип! – Щеки Венеры вспыхнули от негодования. – Сам не понимаешь, что даже мыслью такой оскорбляешь меня!
– Как знать… – отозвался Джек неожиданно сухо и сделал большой глоток. – А все те женщины, которые лезли в мою постель только из-за моего титула и денег… они не оскорбляли меня? Или думать о таком – ниже вашего достоинства?
– Но при чем здесь я? – Венера смотрела на него пристально, пытаясь понять и еще не веря в то, что происходит. – Мне не нужны твои деньги! Титул тоже можешь оставить себе… Так же, как и все эти платья!..
Джек смотрел на нее, не в силах сказать ни слова. Потом осушил бокал и налил еще. Он понимал, что совершает нечто ужасное, но его словно засасывало в какой-то неодолимый мутный водоворот. Маркиз был почти в панике, не знал, что делать, как преодолеть это безумие, охватывавшее его.
– Ты решил напиться прямо с утра? Может, мне уйти, чтобы не стеснять тебя?
Венера, неподвижно, как огромный, пламенеющий цветок, стояла в центре комнаты. Только губы подрагивали на бледном лице и с неожиданной болью смотрели потемневшие изумрудные глаза.
Джек молчал. В голове было пусто, как в комнате, из которой только что вынесли мебель.
– Может, лучше мне совсем уехать?.. Джек, ответь! Через пять минут будет поздно!
Слова прозвучали холодным бездушным эхом. Джек чувствовал, как все леденеет внутри.
– Я не знаю, – с трудом разжимая губы, пробормотал он. Поставил бокал мимо столика и шагнул к ней. – Нет! Не уходи!
– Что с тобой, Джек?
Она инстинктивно загораживалась, пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Я не знаю… Не знаю!
Он склонился, схватил Венеру за плечи, начал жадно целовать ее шею, открытую грудь.
– Я боюсь… – бормотал он, все сильнее сжимая ее плечи, – боюсь потерять тебя…
– Ты боишься потерять свою свободу, – спокойно отозвалась Венера, не обращая внимания на то, что платье свалилось с плеч. Весь ее вид говорил о том, что она только покоряется обстоятельствам, сама при этом, не испытывая ничего.
– Не уходи!.. – как безумный повторял Джек. Он отпустил ее плечи и, приподняв тяжелые полушария грудей, принялся покрывать их жаркими поцелуями.
– Я… не уйду… – Голос Венеры все же дрогнул. Она часто и глубоко задышала, все ниже опуская голову. – И свобода твоя… мне тоже не нужна…
Джек подхватил ее на руки и, не переставая целовать, понес в спальню. В голове по-прежнему крутилась какая-то карусель, но теперь не было той страшной пустоты, которая еще минуту назад окружала его со всех сторон. Венера была рядом, он чувствовал тепло ее тела, ее запах и хотел только одного – чтобы так продолжалось вечно.
Он бросил ее на кровать, но Венера только рассмеялась и продолжала тихонько посмеиваться, глядя, как он пытается справиться с брюками.
– Там, по-моему, столько, что брюки сейчас сами лопнут…
Джек проворчал что-то неразборчивое и рванул с такой силой, что затрещала материя.
– Осторожнее… А то мы на одежде разоримся…
– Поговори… Поговори еще…
Он уже стоял перед ней на коленях, все еще пытаясь расстегнуть пояс.
– Я так и не поняла: ты прогоняешь меня или нет? Или решил пока оставить? Осторожнее, за платье уже заплачено… И наверняка немало… – Венера замерла, ощутив, как его рука скользит между ее ног, все выше задирая юбку. – Да… Теперь я поняла… Оно действует на тебя… как красная тряпка… на быка…
– Пока оставляю…
Джек слышал, как, сминаясь, шуршит шелк ее платья, ощущал нежнейшую теплоту кожи и чувствовал, что больше всего на свете хотел именно этого.
Венера рассмеялась, своей рукой освобождая то, что и так рвалось наружу из брюк маркиза. Он со стоном рухнул на нее…
Глава 13
– Винченцо, хоть ты пожалей меня, – обиженным тоном сказала Сара, искоса поглядывая на любовника. – Ты же знаешь, что рано или поздно я все равно выйду замуж за человека своего круга.
Тоненькие брови мисс Палмер сдвинулись в напряженном раздумье.
Они лежали на кровати, занимавшей добрую половину крохотной комнаты над бакалейным магазином. Жилье в центре Лондона дорогое, и юный учитель танцев еще не заработал денег на особняк или хотя бы на приличную квартиру. Пахло ванилью и еще какими-то заморскими пряностями, но Винченцо к этому давно привык.
– Я думал, ты любишь меня, – хмуро отозвался итальянец, искоса взглядывая на нее.
– Конечно, люблю! – с готовностью отозвалась Сара. – Только это ничего не меняет. Я собираюсь выйти замуж за маркиза Рэдвера. Потому что он богатый. И знатный… И все в Лондоне хотят выйти за него замуж…
– Тогда я вызову его на дуэль, – угрюмо проговорил Винченцо, перевернулся на живот и лег, подставив кулак под подбородок.
Сара с изумлением и некоторым испугом уставилась на своего возлюбленного. Итальянец и сам испугался того, что сказал, но смотрел на нее вызывающе.
Сара не знала, что делать. Иногда, оставаясь по вечерам в одиночестве, ей казалось, что она на самом деле любит Винченцо. Но родители не уставали повторять, что ей необходимо удачно выйти замуж. Годы идут… Да и нужно как-то укреплять престиж недавно купленного баронства. Ведь дедушка Сары был простым, хоть и удачливым торговцем. Роскошный особняк в центре Лондона прибавлял Палмерам вес в обществе, но на свежеиспеченный за пару тысяч фунтов баронский герб многие смотрели, не скрывая презрительной усмешки.
– Винченцо, что ты говоришь? Не вздумай! Если все узнают о нашей связи, то моя репутация…
– Значит, в любовники я гожусь, – возразил, вновь воспламеняясь, итальянец, – но только чтобы никто не знал?! Мне уже поперек горла все эти ваши кастовые предрассудки!
– Конечно, все это ужасная глупость! – поспешила согласиться Сара. – Ты так танцуешь, что все эти графы и пэры тебе в подметки не годятся! Но что делать – не я это придумала… Иди ко мне, милый. Поцелуй меня, и забудем обо всем. – Перекатившись на живот, она обняла его за шею. – То, что я буду замужем, ничего не изменит в наших отношениях… Все так делают!
Винченцо жил в Англии недавно, однако еще на родине успел понять, что аристократические браки мало к чему обязывают супругов.
– А если ты родишь от меня ребенка?
– Мы постараемся, чтобы он не родился.
– А если все-таки? – продолжал выпытывать Винченцо, хотя ответ знал заранее.
– Тогда он будет богатым и знатным маркизом Рэдвером.
– Но он будет похож на итальянца!
– Милый, ну зачем ты меня мучаешь? Ты же знаешь, что нам нельзя иметь ребенка… А если ты перестанешь болтать, мы можем придумать более приятное занятие, – прошептала она, скользя рукой все ниже по его животу.
Винченцо глубоко вздохнул и произнес, будто размышляя про себя:
– Кара миа! Иногда ты кажешься мне божественной… а иногда ты такая дрянь. Когда-нибудь я ударю тебя!
– А я разве запрещаю? Делай со мной что хочешь! Я согласна…
Сара села на разгоряченное тело итальянца, уперев руки ему в грудь.
– Я не позволю тебе выйти за него замуж, – проговорил Винченцо, судорожно вздыхая. – Что ты на это скажешь?
– Я скажу, что нам нужно перестать болтать и наконец, заняться делом. Мне через два часа надо быть дома. Матушка и так, по-моему, что-то подозревает…
– Хорошо, – вздохнул он.
– О! Винченцо!.. – прошептала она, начиная приподниматься и приседать. – Какие могут быть разговоры?..
Винченцо уже не думал ни о каких разговорах, да и о чем в такую минуту способен думать мужчина?
В следующие две недели всеобщий интерес сосредоточился на предстоящих скачках "Дерби". О них говорили везде: начиная с дешевых пабов в порту и кончая элитными клубами, открытыми только для самых избранных. Это были недели, когда ожидание праздника ломало сословные барьеры и о грядущем событии на эпсомском поле могли разговориться на улице граф и простой грузчик.
Чем "Дерби" выделялись из десятков подобных им скачек, проводимых ежегодно по всей Англии, мало кто задумывался. Скорее всего, качеством участвующих лошадей и размером ставок. Большинство людей вряд ли смогут отличить хорошую лошадь от скакуна выдающихся достоинств. Но когда каждый заезд оценивается в сотни тысяч фунтов, все становятся специалистами. О лошадях говорится везде с утра до вечера, и лучшие рысаки из чьей-то собственности как бы переходят в разряд национального достояния.
Охваченные всеобщим, нетерпением, Джек и Венера еще за два дня до скачек отправились в небольшой городок Лоули-Милл, где располагались конюшни маркиза. К этому времени в Эпсоме и окрестностях собралась шикарная лондонская публика, но они упорно отвергали все приглашения присоединиться к какой-нибудь компании и старались как можно больше времени проводить вдвоем. Об этом не говорилось ни слова, но оба помнили: после скачек Венере нужно возвращаться во Францию.
Джек временами грустнел, впадал в меланхолию и тогда позволял Венере все. Она не преминула этим воспользоваться и послала в Лондон за своим гардеробом. Ибо творения миссис Причетт, может, и подходили для сельской глуши Каслро, но для "Дерби", где ежегодно собирался весь сиятельный Лондон, надо было подобрать что-то более изысканное.
Последнее приобретение Джека – вороной по кличке Счастливец считался одним из фаворитов, поэтому они, как ни избегали этого, все же оказались в центре внимания.
В среду, когда любовники появились на ипподроме перед началом первых забегов, Джеку пришлось прокладывать путь среди густой толпы зрителей. Он нервничал и не успевал отвечать на приветствия и пожелания победы.
– Я что-то не понимаю, – с ехидцей спросила Венера, – кто участвует в забеге: ты или Счастливец?
– Да им наплевать и на Счастливца, и на меня, – вполголоса ответил Джек, не переставая излучать вежливую улыбку. – Все дело в деньгах. Мне один букмекер шепнул, что выигрыш в этом забеге будет под сто тысяч фунтов… Какое, в сущности, скотство! – Он вздохнул, подходя к загону, где тревожно встряхивал головой и бил копытом Счастливец. – Ведь лошади очень умные животные, они лучше нас чувствуют этот разгул вожделений…
Венера с удивлением посмотрела на маркиза, но Джек ничего не заметил. Он поздоровался с тренером Счастливца, потом отвел в сторону щупленького жокея Вудса и перекинулся с ним несколькими фразами. Тот слушал очень серьезно и кивал. Такой разговор перед стартом – дело обычное, и касается он только владельца лошади и жокея.
Пока над Эпсомским полем ярко светило солнце, но сгрудившиеся на западе тучи обещали непогоду, а может, и грозу. Венера, предоставленная сама себе, рассеянно оглядывала толпу зрителей. Кого здесь только не было! Кроме сливок английской аристократии, она заметила неподалеку несколько иностранных посланников и вежливым кивком поприветствовала тех из них, кого знала. Ощутив на себе пристальный взгляд, обернулась и успела заметить, как от нее отвела глаза Сара Палмер. Рядом с племянницей стояла леди Тальен с искусственной улыбкой, словно приклеенной на красивом лице. Венере показалось, что она заметила среди толпы и кривую усмешку Тревора Митчела. Но скорее всего только показалось.
Наконец подали сигнал. В забеге участвовало более трех десятков лошадей, поэтому их нужно было выстроить на старте. Задача не из легких, которая, кроме всего прочего, требует от организаторов немалых знаний и даже искусства – чтобы не возникло обвинений в сговоре и подтасовках.
Мимо с сосредоточенным лицом прошел Вудс, который вел под уздцы присмиревшего Счастливца. Джек шагал рядом с жокеем и все еще что-то говорил. Наконец они подошли к краю поля. Вудс легко, словно перышко, вскочил в седло и направил Счастливца к линии старта. Джек проводил их взглядом.
Венера прекрасно понимала, как напряжены сейчас у всех нервы, поэтому не стала подходить к маркизу. С возвышения, на котором она стояла, было прекрасно видно почти все знаменитое поле "Дерби", раскинувшееся до самого горизонта.
Прозвучал сигнал старта, планки, сдерживавшие лошадей, упали, и эскадрон всадников рванулся вперед. Венера видела, как Вудс, пустив Счастливца галопом, протиснулся сквозь толпу соперников в первую десятку. Уже через сотню ярдов выявился лидер, им стал крохотный, словно десятилетний мальчик, испанец Эрнанадес на пегом жеребце лорда Энфилда. Вудс на Счастливце шел следом, не отпуская его ни на шаг.
До Таттенемского поворота в лидирующей группе ничего не изменилось. Восьмерка лошадей, от которой на пару корпусов ушли вперед Эрнандес и Вудс, двигалась плотной группой. Отставшие наездники постепенно растягивались в длинную линию. Но они уже никого не интересовали. Всеобщее внимание было приковано к лидерам.
Еще примерно милю восьмерка шла слитной группой. Напряжение среди зрителей достигло предела. И никто не понял, в какой момент все изменилось.
Эрнандес был по-прежнему впереди, но Вудс начал отставать. Лишь несколько секунд спустя Венера поняла, в чем дело. Счастливца взяли "в коробочку". Венера чуть не задохнулась от негодования. Кто-то кому-то щедро заплатил, и вот, пожалуйста – на глазах всей просвещенной, раззолоченной Европы творится обыкновенное мошенничество! И всем на это наплевать! Таковы законы скачек.
Трасса "Дерби" столько раз описана, каждый поворот ее настолько известен, что даже Венера понимала – еще две сотни ярдов, и Вудс не сможет догнать Эрнандеса, если даже сумеет вырваться из-под опеки теснивших его жокеев.
Понимал это и Вудс, поэтому искал любую возможность выскочить из захвата. Публика притихла, лошади приближались к последнему повороту, за которым до самого финиша была только прямая, ровная, как стол, половина мили. Там уже ни на какое чудо надеяться не приходилось. И тут Вудс уловил момент.
Венера не уследила, на какой миг открылась эта щель среди разгоряченных конских тел, увидела только, как Вудс припал к шее Счастливца и отпустил поводья. Жеребец, сообразив, чего от него хотят, оттолкнул ближайшего преследователя и рванулся вперед. Крупный каурый скакун отшатнулся и зацепил ничего не подозревавшего Эрнандеса. Все смешалось, но только на секунду – слишком опытными были наездники, чтобы их могла смутить такая мелочь.
Однако Счастливцу этого времени хватило. Почувствовав, что вырвался на волю, он с таким напором устремился вперед, что теперь Вудсу нужно было сдерживать коня.
Раздувая ноздри, выгнув шею дугой, вороной летел, почти не касаясь земли. Стук копыт, казалось, отставал от полета жеребца. До финиша Вудс обошел Эрнандеса на десять корпусов. Счастливец, будто не замечая усилий жокея остановить его, продолжал лететь вперед. И только тогда трибуны разразились ураганом криков.
– Счастливец, кажется, заработал тебе кое-что на расходы, – сказала Венера подошедшему Джеку, который изо всех сил старался казаться невозмутимым. Зато ее щеки горели ярким румянцем, она и не пыталась скрыть радости.
– Для нас обоих, – ответил Джек, склоняясь и целуя Венеру в щеку.
Потом уже досужие знатоки подсчитали, что за три минуты лорд Рэдвер заработал восемьдесят тысяч фунтов.
– Идем. – Маркиз сдержанно предложил ей руку. Но как ни старался он скрыть радостные огоньки в своих цыганских глазах, они разгорались все ярче. – Нужно поздравить Вудса и Счастливца! Главные виновники торжества – они…
Теперь, после того как закончился главный забег дня, все огромное поле "Дерби" представляло собой что-то вроде лужайки для пикника. Не обращая никакого внимания на аутсайдеров, которые, уже ни на что не надеясь, стремились достичь финиша, публика разбрелась по полю, спеша насладиться видом победителей. Венера и Джек минут пятнадцать добирались до того места, где жокею удалось остановить Счастливца.
– Хорошая работа, – сказал Джек, когда они пробрались сквозь плотные ряды ценителей и просто ликующих зевак, пытавшихся поближе разглядеть разгоряченного, нетерпеливо переступавшего с ноги на ногу жеребца.
Маркиз протянул Вудсу руку и крепко пожал.
– Нелегко пришлось?
– Да, плотно они меня взяли, – отозвался жокей, поглаживая шею жеребца. – Но ничего, бывало хуже… Мы друг друга поняли. Сработаемся…
– Вы со Счастливцем буквально рождены друг для друга! – воскликнула, не в силах сдержаться, Венера. – Я так волновалась!
Вудс опять потрепал вороного по гордо изогнутой, словно выточенной из драгоценного дерева шее.
– Настоящий боец… А вот и отцы-распорядители, – кивнул он в сторону группы солидных господ, которые шествовали к ним сквозь толпу.
– Что поделаешь, – усмехнулся Джек, – популярность и слава обязывают. – Он еще раз потрепал по гриве Счастливца, который уже нетерпеливо косился в сторону конюшен. – Ничего, скоро эта толпа перестанет докучать тебе.
– И мне тоже? – приподнимаясь на цыпочки, шепнула Венера.
Маркиз посмотрел на нее сверху вниз и, пожалуй, впервые за это утро улыбнулся:
– Обещаю. Победу мы отпразднуем в очень узком кругу.
– Вдвоем? – тихо спросила она, стараясь, чтобы никто не слышал.
– Только вдвоем.
– А как же твои друзья, – лукаво улыбнулась Венера, – и многочисленные… почитательницы?
– Обойдутся.
Они как раз проходили мимо самых дорогих трибун, с которых многие приветственно махали маркизу, поздравляя с успехом. Он отвечал вежливо, но сдержанно.
– На нашу вечеринку и приглашать не рискую, – с улыбкой сказал Джеку подошедший к ним Нэд Дарлингтон. – Ходят слухи, что ты в последние дни резко разлюбил светскую жизнь?
– Почти, – отозвался Джек, пожимая руку приятелю. – Не до того… Заходи на будущей неделе.