Глава XXII
- Я уж посылать за тобой собиралась! - встретили на балконе Леню слова Людмилы Марковны. Она уже проснулась и, видимо, была в хорошем настроении. - Где гуляла?
- Читала в аллее…
Что-то не совсем обычное почудилось Пентауровой в коротком ответе и в голосе Лени. Старуха последила глазами за девушкой и убедилась, что что-то произошло.
- Поди ближе… - проронила она.
Леня подошла к креслу. Щеки ее начали алеть.
- Да не в пол гляди, а на меня… Теперь сказывай, что было?
- Право, ничего… Светицкий приезжал… - ответила Леня.
- Светицкий?… Гусар, что ли?
- Да.
- Зачем? Где он?
- Уехал.
- Зачем приезжал?
- Да не приезжал… - И Леня рассказала, как встретилась с ним в саду и о чем они говорили.
- Чудно… - выслушав, произнесла Людмила Марковна и закрыла глаза. Думы охватили ее, думы, все чаще и чаще начинавшие роиться в голове ее.
С первых же слов она угадала, для кого и зачем приезжал молодой гусар; обратила она подозрительное внимание на него еще на похоронах сына, но Светицкий был так почтителен и скромен, что даже понравился ей, чего удостаивались очень немногие.
И вот теперь свиданье… С другой стороны она ясно понимала, что все это в порядке вещей, и девушку от таких разговоров и встреч уберечь нельзя. Но вот именно с этого-то места дум черствое для всех сердце Людмилы Марковны начинало больно сжиматься: с какими намерениями будут ухаживать за ее Леней? Что ждет ее в недалеком будущем, после ее смерти? Вольную она ей добыла, но ведь это еще далеко не все! Леня умней и воспитанней всех известных ей барышень, но она крестьянка. На какую же партию может рассчитывать она? Какие встречи ждут ее в жизни, какие речи после ее смерти будут вести с "девкою" наглые люди?
- Завтра, сказал, опять приедет? - проговорила, открывая глаза, Пентаурова.
- Да.
- Приведи его ко мне. Не хочу, чтоб люди болтать стали всякий вздор, поняла?
- Поняла… - ответила совсем смущенная Лени: она и в самом деле прозрела многое из происшедшего.
Ни во весь остальной день, ни на следующий Пентаурова о Светицком не обмолвилась ни словом и только в конце обеда бросила приживалкам:
- Гостя жду. К двум часам кофей чтоб был!
Как всегда, с помощью Лени перебралась она из-за стола на свое кресло и вытянула ноги. Леня побыла на балконе, кинула несколько взглядов на Людмилу Марковну, засыпавшую с обычным строгим выражением лица, и неслышною поступью спустилась с балкона и медленно, словно в раздумье - идти ли, направилась к аллее.
Темные глаза старухи открылись, как два провала, и провожали стройную белую фигуру девушки до тех пор, пока та не скрылась среди зелени.
Светицкий давно ждал, стоя на повороте, и, завидев идущую Леню, бросился к ней с радостным лицом.
- Вот и вы! Но какая строгая, сердитая?… Отчего?
- И не сердитая, и не строгая… - ответила Леня. - Но зачем вы обманули меня вчера, Дмитрий Назарович?
- Я? Каким образом? - пробормотал Светицкий.
- Зачем вы приезжали вчера?
Взгляды их встретились.
- Чтобы вас видеть… - тихо, но твердо проговорил он.
- Вот видите… - Леня покачала головой. - И совсем это ненужно!…
- Мне лучше знать, нужно это или ненужно! Вам, конечно, все равно, а мне нет!
- Милый Дмитрий Назарович, - вдруг таким тоном сказала Леня, что сердце у Светицкого вздрогнуло, - давайте забудем все это лишнее и останемся просто друзьями. Ведь вы хотели моей дружбы?
- Лишнего ничего не было…
- Вы пошутили со мной - и довольно, правда?
- И не думал шутить.
- Значит, вы хотели обидеть меня?
- Вас?! Разве обижают… - Он запнулся, отвернулся и договорил глухим голосом: - Тем, что любят?
Леня закрыла лицо руками и вдруг заплакала.
- Ну вот, ну вот!… - совсем по-детски произнесла она сквозь слезы.
- Я без вас не могу жить, Леонида Николаевна, - сказал Светицкий, - я не виноват в этом! О чем же вы плачете? - Он осторожно взял ее руки и открыл лицо ее. Она овладела собой.
- Я дворовая девушка, Дмитрий Назарович, - ответила она, - со мной можно шутить и с любовью!
- Неправда! - крикнул чуть не на всю аллею Светицкий, и лицо его исказилось таким гневом, что Леня в испуге отступила назад. - Мне все равно, кто вы, для меня вы выше всех в мире, я знать ничего не хочу; поймите же, я люблю вас! - в исступлении закончил он, падая на колени. - Будьте моей женой, Леня!
- Что вы, опомнитесь?! - в смятении произнесла она. - Я вам не пара… Это у вас пройдет, забудется… Встаньте же!…
- Нет, не пройдет, не забудется! - с какой- го угрозой сказал, вставая, Светицкий. - Некому и забывать завтра будет!… Прощайте! - И он повернулся, чтобы уйти.
- Постойте! - вскрикнула Леня, протягивая ему вслед обе руки. - Куда вы?
- Здесь делать мне нечего… - мрачно отозвался гусар. - Это вы надо мной шутите и издеваетесь! Я в последний раз спрашиваю: хотите быть моей женой?
Леня подошла к нему и взяла его за руку.
- Вы меня любите? - спросила она.
- Да! - тоном убийцы ответил Светицкий.
- И значит исполните мою просьбу?
- Да.
- Подождем говорить об этом!
Светицкий сделал нетерпеливое движение, но Леня не дала ему заговорить:
- Если вы меня действительно любите, вы это сделаете! Я ведь вам не отказываю, я хочу только, чтобы вы успокоились и обдумали все…
- Думать мне нечего: я давно все обдумал! - прервал Светицкий.
- Все-таки подождем немного: у вас будет время еще больше вдуматься и решить не так опрометчиво все. Дайте и мне время поверить в сказку, что мне рассказала эта аллея?
- Иными словами, вы мне не верите, Леонида Николаевна? - угрюмо проронил Светицкий.
- Верю! - воскликнула Леня. - Но ведь это все так неожиданно, такое большое, огромное… Не будем больше ни словом вспоминать о том, что говорилось сейчас, хорошо? Забудем на время!
Светицкий молчал. Леня заглянула ему в лицо и взяла за руку.
- Поймите меня, Дмитрий Назарович: вы человек свободный - орел с крыльями, а я маленькая куропатка. Вы можете взмыть и улететь далеко в любое время, и я ничего не скажу и не подумаю о вас дурного: ведь так оно и быть должно! Горя не будет и не надо его, правда? Я останусь со своей сказкой, со своим светлым лучом, который вы бросили на мою жизнь - серенькую и незаметную! Он будет светить мне, пока я жива! Смотрите - ведь впрямь прилетела жар-птица и озарила весь сад. Сейчас - все сказка: вы Иван-царевич с ковра-самолета, а я чернавка-замарашка. Дайте же мне погрезить этою сказкой, не нарушайте ее хоть недолго, хорошо?
Она с таким чувством, с таким вдохновением, осиявшим ее лицо, сказала эти слова, что у Светицкого перехватило дыханье. Ему хотелось упасть к ногам ее, удариться головой о дерево, схватить ее на руки и унести неизвестно куда, изрубить тысячу неведомых врагов - все он мог сделать под звуки этого волшебного голоса, лившегося в самое сердце!
- Хорошо! - проговорил он, прижимая горячие губы к руке Лени.
- Вот и прекрасно! - сказала она. - Я знала, что вы милый!
- Но ведь мы же будем видеться? - с тревогой спросил он. - И вы позволите мне наедине называть вас Леней?
Она с улыбкой кивнула головой.
- А меня зовите Митей. Я Митя для вас - да?
- Да. А теперь идемте в дом.
- Извольте: с вами хоть к черту на рога! - радостно воскликнул Светицкий.
- Ого, какой вы сегодня храбрый? Знаете, ведь я сказала вчера Людмиле Марковне, что вы здесь были!
- А хоть всему свету говорите!
Молодые люди пошли по аллее, но через несколько шагов Леня что-то вспомнила и остановилась.
- А где ваши лошади? - спросила она.
- Здесь близко: у Максима на бывшей псарне.
- Знаете что, не лучше ли будет, если вы вернетесь и приедете в экипаже? - сказала Леня.
- Вы правы… - ответил Светицкий. - Я сейчас, мигом! - Он схватил руку Лени, покрыл ее поцелуями и бегом пустился в противоположном направлении.
Леня пошла к дому. У выхода из аллеи она остановилась, придержала рукой переполненное неведомой музыкой сердце и затем направилась дальше и стала всходить на балкон.
Глаза Людмилы Марковны встретили ее на первой же ступеньке.
На балконе никого не было: предусмотрительная старуха давно услала прочь всегда торчавших при ней приживалок.
- Одна? - недоуменно проговорила она.
- Сейчас приедет… - ответила Леня.
Людмила Марковна кивнула с удовлетворенным видом и больше не разжимала губ.
На дворе послышались колокола; казачок прибежал доложить, что приехал гусарский офицер.
- Проси… - приказала Пентаурова, и на балконе появился Светицкий.
Он подошел к ручке Людмилы Марковны и, звякнув шпорами, поклонился стоявшей у обеденного стола Лене.
- Приехал осведомиться о вашем здоровье… - проговорил он, садясь на указанный ему старухою стул около ее кресла.
- Умен, батюшка… старых уважать надо! - ответила она, не сводя темных глаз своих с лица молодого гусара: оно так все и светилось счастьем. Людмила Марковна кинула взгляд на Леню и увидала тот же отсвет в глазах ее.
- Скоро приезда Степана Владимировича ждете?
- Со дня на день жду… - ответила Пентаурова, и завязался обычный, ничего не значащий разговор. Леня постояла, послушала и прошла в дом.
- Слыхала, заблудился ты вчера на охоте? - молвила старуха.
- Да; вообразите, так это вышло странно…
- Заблудиться не беда, а вот блудить худо! - выразительно сказала Людмила Марковна. - Заблудиться дворянину не в стыд, а наблудить только прохвосту к лицу!
- Совершенно верно! - спокойно согласился Светицкий.
Ответ его и полная убежденность, прозвучавшая в голосе, подкупили Пентаурову.
- Напрасно ко мне не зашел, - не так сурово продолжала она, - рада бы видеть тебя была! Дело есть до тебя: сам назвался, вот и терпи.
- Для вас все и всегда выполню с величайшим удовольствием! - ответил гусар.
- Притвори-ка дверь…
Светицкий встал и тщательно притворил дверь в зал.
- Что говорить сейчас с тобой будем - не хочу, чтоб кто-нибудь знал. Даже Леня! Понял?
Светицкий слегка поклонился.
- Помни же! Умру я скоро.
- Что вы, Людмила Марковна… - начал было обычную фразу Светицкий, но старуха досадливо отмахнулась рукой.
- Не пустословь, не с маленькой говоришь! - резко сказала она. - Ухожу - чувствую; дунет на меня что-нибудь, и отлечу, что лист с дерева осенью. Леня одна как перст останется, а она для меня и сын, и внук, и дочь - все в ней! И болит душа: некому доверить и поручить ее - дрянь все людишки. А тебе верю: молод ты, да в твои года люди честнее бывают! Будь же Лене братом: остереги, помоги ей, коли понадобится!
- Охотно! - воскликнул Светицкий.
- Честно поможешь? И сам худа ей никогда не сделаешь?
- Клянусь вам в том! - гусар перекрестился.
- Смотри: на дуэль тебя вызвать за нее будет некому, но есть Бог! Бойся, если он с тебя за нее ответа потребует!
- Всем святым клянусь, что все выполню, как вы хотите! - горячо сказал Светицкий.
Удовлетворение изобразилось на лице старухи.
- Ну, ну… верю… - совсем мягко сказала она. - Ты хоть и гусар, а душа у тебя чистая!
Дверь отворилась, и появилась с парою книжек в руках Леня.
- Я вам кое-что для чтения принесла, - сказала она, протягивая принесенное Светицкому. - Это "Гамлет" и "Король Лир" Шекспира во французском переводе!
- Ну, ну, займитесь… - сказала Пентаурова. - Тебе, чай, скучно со старухой сидеть?… Погуляйте, покажи, Леня, гостю библиотеку… А ты знай: по воскресеньям и четвергам тебя к обеду жду!
Светицкому захотелось закричать во все горло, перекувырнуться, пройтись колесом через весь дом. Он брякнул шпорами, еще раз поцеловал руку Людмилы Марковны и пошел вместе с Леней в дом.
- Что могла - сделала… - думала, прислушиваясь к их шагам, Пентаурова. - Что выйдет - Богу известно!
Глава XXIII
Часа через три лихая тройка во весь опор уносила счастливого Светицкого из баграмовского дома.
Когда изогнувшиеся в кольцо пристяжки вылетали из ворот, во двор входили двое порядочно запыленных путников с палками в руках. То были Стратилат и Агафон; оба они едва успели отскочить в стороны, и мимо них, что молния, мелькнули вороные кони, коляска и в ней молодой офицер в голубой венгерке.
- Кто такой? - проговорил Агафон, глядя на клубы пыли, в которой разом как бы утонули и коляска и кони.
- Господин Светицкий, Дмитрий Назарович, - отозвался Стратилат, знавший всех в городе, - барин первый сорт!
Куча собак, с громким лаем провожавшая коляску, набросилась на вошедших, и те, отбиваясь от них палками, остановились и стали оглядываться, не зная, к какой из служб идти.
- Вали к дому! - решил Стратилат. - Кто-нибудь да выйдет к нам!
Они направились к подъезду, и на нем действительно показалась горничная девушка.
Стратилат снял свою старую измятую шапчонку и, держа руку наотлет, раскланялся с вышедшей.
- Наше вам-с рязанское! - сказал он, остановившись у нижней ступеньки. - Барышню бы нам повидать требовалось?
- Барышню?! - удивилась горничная. - А на что?
- А уж это мы им доложим, красавица! Вы как, золотая, не из басурманок будете?
- С чего вы взяли: я русская…
- А коли русская, так положение у нас совсем другое, как в сказках сказывается: ты странного человека напои, накорми, спать уложи, а потом уж и спрашивай…
Горничная фыркнула, развязность Стратилата и веселое, задорное лицо ей чрезвычайно понравились.
- Пойдемте, я вас в застольную проведу! - вызвалась она, сбегая вниз. - Я как про вас барышне сказать?…
- Рыцарь, мол, Роланд и оруженосец Альварец.
Горничная захихикала и закрыла лицо рукою.
- Господи, какие вы страсти говорите! - воскликнула она.
Стратилат ткнул ее пальцем в бок и так описал при этом круг глазами, что та взвизгнула в полном восторге.
В застольной толстая стряпка, с которой сейчас же забалагурил веселый Стратилат, налила им в миску щей, отрезала по краюшке хлеба, и проголодавшиеся путники дружно принялись за ужин, а горничная побежала в дом доложить об их приходе.
Через несколько минут она вернулась и сообщила, что барышня велела провести их в девичью.
Рыцарь с оруженосцем покончили со щами и поспешили за своей провожатой. Почти одновременно с ними, из других дверей в девичью вошла Леня.
- Да это вы?! - обрадовавшись, произнесла она. - Здравствуйте! - Она по-товарищески потрясла обоим гостям руку. - А Даша мне сказала, что странники из Святой земли пришли!… Пойдемте ко мне!… - Она хотела идти, но Стратилат кашлянул в руку и деликатно остановил ее.
- Дозвольте здесь побеседовать… - проговорил он. - Дельце у нас есть к вам… просьбица…
- Какая?
- Владыка взлютовался на нас с ним… - Он указал на Агафона. - Ну, на него еще не так, а на меня, аки лев, рыкаяй!
- Да за что же?
- За косу, за эту за самую… - Стратилат повернул к Лене остриженный затылок. - За театральное действо! В солдаты хочет сдать: затылок, говорит, ты сам обрил, а лоб я тебе обрею!
Леня всплеснула руками и молча глядела на обоих гостей своих.
- И ему солдатчиной грозит, если в духовные не пойдет, а ему не охота…
- Не хотите? - спросила Леня Агафона.
- Нет… - словно бархат разостлал тот по комнате.
- Главное, из-за голоса не хочет его отпускать; в протодьяконы его к себе метит. А что такое протодьякон? Бочка с вином и больше никаких: нарастит рыло, как у сома, бык быком и проживет всю жизнь! А нам с ним иное гребтится…
- Что же?
- Да ведь не кочан капусты человек: в землю врастать ему нечего? Воли душа требует. Пособите нам!
- Что же я могу сделать? - искренне удивилась Леня. - Я бы с радостью помогла вам, но как? Разве вот деньгами? У меня есть немного!
Стратилат сделал движение рукой, словно отстраняя что-то.
- Денег зачем же? - ответил он. - Заступу нам дайте: заступы у нас нет никакой. Попросите старую барыню письмецо о нас написать архиерею.
- Разве это поможет?
- Еще бы! Уважает их очень владыка, смилосердуется!
Леня задумалась.
- Не знаю, согласится ли Людмила Марковна? - проговорила она.
- А вы попросите: вам они ни в чем не откажут!
- Вы думаете? - слегка качнув головой, сказала она.
- Да все это знают! Что ж ты, Агаша, молчишь? Проси же!
- Нет, нет, не надо! - воскликнула, смутившись, Леня. - Я без всяких просьб сделаю все, что могу!
- Вот спасибо! - радостно отозвался Стратилат. - Верно угадали мы, к кому нам идти надо!
- Спасибо… - проговорил Агафон и низко поклонился Лене.
- Погодите благодарить - дело еще не сделано! - сказала Леня. - Дня через два придите - постараюсь упросить Людмилу Марковну написать письмо.
- Вот и ожил человек! - молвил Стратилат, выпрямляясь и проведя по бокам руками. - Из Рязани вышли с ним - что ночь, оба были, а сейчас хоть камаринского пляши!
- Мы ведь товарищи по сцене! - с улыбкой сказала Леня. - А товарищи помогать друг другу должны…
- Где уж нам с вами равняться? - возразил Стратилат. - Гусь свинье не товарищ! Мы в Москву, в актеры с ним надумали!
- Может, и я на сцене буду?… - молвила Леня. - Встретимся тогда с вами…
- Дай-то Бог! Вот радость была бы - что праздник светлый! Правда, Агаша?
- Правда! - разостлалось по комнате, и в таких же бархатных, как голос, глазах Агафона Леня прочла, что и у него от души сказалось это слово.
Гости еще раз поблагодарили и ушли; Леня распорядилась, чтобы их приютили и на ночь и накормили, а сама поспешила к Людмиле Марковне.
Через два дня в той же девичьей Леня вручила обрадованным Стратилату и Агафону белый конверт, запечатанный большой красной печатью с гербом Пентауровой и адресованный рязанскому преосвященному. Леня была грустна и задумчива.
И в тот же день, под вечер, в ворота баграмовского двора вкатился тяжелый дорожный дормез, запряженный шестерней почтовых лошадей, и из него вылез новый владелец имения - Степан Владимирович Пентауров.
Причина грусти Лени была та, что со дня разговора со Светицким Людмила Марковна начала впадать в забытье. Леня с беспокойством наблюдала, что старуха сидела иногда в своем кресле с открытыми глазами и в то же время не видала и не слыхала ничего совершавшегося кругом: заметно стала она и менее резка; все ей сделалось безразличным. Без возражений согласилась она написать письмо архиерею и, не приказав прочесть себе вслух, подписала его и молча отодвинула к Лене.
И только когда казачок взапуски с приживалкой прибежали доложить, что приехал молодой барин, она огляделась с таким видом, точно только что проснулась или вернулась откуда-то, и на время сделалась прежнею Людмилой Марковной.
На балкон развязною походкой вошел одетый в коричневое пальто человек, сильно поношенный, с лысиной до полголовы и с желтыми мешками под глазами - прищуренными и маленькими.