- Сейчас вы считаете меня благородным и хорошим, не правда ли? - с вызовом говорил он. - Просто потому, что я подержал вас в своих объятиях и помог забыть нечто ужасное и трагическое? Если вы рассуждаете таким образом, Эсме, вы так же глупы и романтичны, как ваша мать. Я наслаждался вашим телом - и, поверьте мне, не стал от этого лучше и благороднее. Во мне нет ничего романтического. Я живу только здесь и сейчас, не в мечтах о прекрасном будущем. Ступайте. Ступайте к тете и устраивайте свою жизнь. Забудьте обо мне. Забудьте о Сорче. Пусть леди Таттон найдет вам респектабельного молодого человека с хорошими манерами, который даст вам собственных детей.
Эсме смотрела на него так, как будто он сошел с ума.
- Как… как я могу? - недоверчиво спросила она. - Я больше не невинна.
- О, поверьте мне, моя дорогая, вы - сама невинность.
- Но после прошлой ночи… я имею в виду, как на это посмотрел бы мужчина?..
- Но все же вы сохранили девственность, - сказал он.
- Формально, - возразила она.
- Возможно, - согласился он. - Но эта небольшая формальность - все, что имеет значение.
Какое-то время она оставалась спокойной. Она не ощущала себя невинной. Но в его словах было что-то, что не приходило ей в голову. Однако она не ожидала услышать из его уст такие холодные и логически выверенные фразы. Из прекрасных уст, которые всего несколько часов назад произносили ласковые слова, утешали ее и ласкали. Одни только воспоминания заставляли ее дрожать, и на какой-то миг она испугалась, что могла бы снова повести себя как дурочка.
Может быть, она такая же, как ее мать? Всю жизнь она старалась быть другой. Она старалась не терять головы, не пускать никого в свое сердце, но сэр Аласдэр Маклахлан стал ее погибелью. Как ей хотелось бы винить в этом его. Она прерывисто вздохнула.
- Вы думаете, я глупа и романтична? - потребовала она ответа. - Что я похожа на свою мать?
Он, казалось, готов был взорваться.
- Откуда мне знать? - рявкнул он. - Я даже не помню женщину, о которой идет речь. Вот какой я человек, Эсме! В моей постели побывала сотня леди Ачанолт - женщин, которых я никогда по-настоящему не знал и чьи имена даже не удосуживался запомнить. На самом деле я вряд ли знаю вас, и вы точно не знаете меня.
Ее бросило в жар, злые слезы брызнули из глаз - она старалась не дать им волю.
- О, я знаю вас, Маклахлан, - возразила она недрогнувшим голосом. - Я знаю вас лучше, чем вам бы хотелось.
- Тогда бросьте, Эсме! Вы пробыли здесь всего несколько недель. Вы ничего не знаете о мире за пределами Шотландии. Берите то, что вам предлагают. Не надо, девочка, бросаться на такого негодяя, как я.
- Как я могу? - возразила она. И вдруг растерянно спросила: - Вы сказали, что не хотите меня?
Он отвернулся к окну и не хотел смотреть на нее.
- А теперь, Эсме, пожалуйста, ступайте к своей тете. У меня срочные дела.
- Да, конечно, я пойду! - отвечала она. - И будьте спокойны, Маклахлан! Я собираюсь забыть о вас. Возможно, это даже не будет трудно…
- О, не будет! - прервал он.
- Вы правы, я не сомневаюсь! - согласилась она. - Но я не забуду свою сестричку. Вы не можете лишить меня возможности видеть ее.
Он не обернулся, не отошел от окна.
- У меня нет таких намерений, - глухо сказал он. - Вы можете видеться с Сорчей, когда пожелаете. Лидия будет приводить ее. Только, будьте добры, возьмите за правило вначале уведомлять Уэллингза. Как я уже сказал, мне сейчас нужно заняться делами.
Эсме пошла к двери, стараясь держаться очень прямо, но в последний момент ее как ударило.
- Я хочу знать еще одну, последнюю вещь, - сказала она, держась за ручку двери. - Я прошу ответить как сестре Сорчи, если уж не по другой причине.
- Что именно? - нетерпеливо спросил он.
- Вы собираетесь жениться на миссис Кросби?
Он оставался таким спокойным и таким неподвижным, что она испугалась, не зашла ли слишком далеко.
- Боже, надеюсь, нет, - наконец произнес он. - Но мне кажется, случаются и более удивительные вещи.
"То, что произойдет дальше, будет так же реально и так же больно, как кровоподтек у тебя между глаз". Сзади хлопнула дверь. Аласдэр наклонил голову, закрыл глаза и изо всей силы потер переносицу. Но слова красавицы цыганки по-прежнему звучали в его ушах.
"Вы сами себя прокляли, мне тут нечего делать. Настало время восстановить справедливость. Вы должны все исправить".
Бог мой, он пытался восстановить справедливость! Он пытался исправить то чудовищное зло, которое натворил! Но почему это так больно? Почему этот проклятый голос не оставляет его в покое? Он знал, как должен поступить.
Что он мог предложить такой молодой леди, как Эсме? Доброе имя? Прекрасную репутацию? Если бы он мог найти хоть какую-нибудь мелочь, хоть что-то, в чем леди Тат-тон была не права, может быть, он бросился бы вслед за крошкой. Бросился бы к ее ногам и обещал стать хорошим мужем.
Но леди Таттон, черт ее побери, была права. Его единственные таланты - способность очаровывать, красивая внешность и твердая рука за карточным столом. Как он сказал, за таких не выходят замуж. Это исключено. Никогда в своей жизни он не хранил верность женщине, и хотя сейчас чувствовал, что изменился, как он может знать наверняка? Как он может быть уверен?
А самое важное - то, чего заслуживает Эсме. Она заслуживает всего. Высокого положения в обществе. Благополучия и счастливой жизни. Здравомыслящего и респектабельного мужа - такого, какого обещала подыскать леди Таттон.
Леди Таттон! Боже всемогущий! Кто бы мог подумать, что его продрогший до нитки воробушек - родственница столпа английского общества. Если бы он знал, как бы он повел себя с ней? О, он знал ответ на этот вопрос! И от этого чувствовал себя отвратительно. Племяннице леди Таттон он не позволил бы и шага сделать в направлении своей гостиной. Он поднял бы с постелей всех слуг, какие только есть в доме, и разослал бы их в дождь по всему Лондону в поисках подходящей дамы, под крышей дома которой она могла бы найти приют. Какой-нибудь. Любой. Это могла бы быть матушка Девеллина, сестра Куина. Джулия. Даже Инга была бы предпочтительнее, чем он.
Вместо этого он обходился с Эсме почти как с пустым местом, с ничтожеством, за которое он ее посчитал. Теперь он знал, что Эсме отнюдь не пустое место. Она особенная; хотя в чем заключалась ее особенность, он до сих пор не мог бы точно определить. Особенная не в силу принадлежности к определенному кругу и не в силу положения, которое занимала в обществе леди Таттон. И он жестоко наказан за свою ошибку.
Его размышления прервали приближающиеся тяжелые шаги. Он обернулся - на пороге стоял дворецкий.
- Да, в чем дело, Уэллингз? Слуга колебался.
- Сэр, мисс Гамильтон просит, чтобы с чердака спустили вниз ее чемоданы.
- Вот как? Тогда сделайте это. Уэллингз нервно ломал руки.
- Но она говорит - ну, она говорит, что съезжает, сэр. Будет жить со своей тетей. Как это понять?
Аласдэр слабо улыбнулся.
- Я думаю, это замечательно, разве не так? Дворецкий чуть покраснел.
- Я не уверен, что мне это нравится.
Аласдэр взглянул на свои руки и понял, что снова сжимает в руке перочинный ножик. Сжимает так сильно, что костяшки пальцев побелели.
- Мисс Гамильтон не рабыня, Уэллингз, - наконец сказал он. - Сделайте то, что она просит. Пожалуйста.
Уэллингз медленно приблизился к столу, не выпуская из виду ножика, и положил на стол какой-то сверток в помятой белой бумаге.
- А это еще что, черт возьми? Уэллингз поспешно ретировался.
- Не знаю, сэр. Мисс Гамильтон велела отдать вам. Аласдэр еще раз взглянул на сверток, и сердце у него екнуло.
- Уэллингз, - хрипло сказал он. .-Да, сэр?
Ножик выпал у него из руки.
- Скажите миссис Генри, чтобы она наняла еще одну девушку, - сказал он, когда ножик стукнулся об пол. - Лидия, по-видимому, перейдет в детскую на полный день.
Все еще хмурясь, Уэллингз поклонился и вышел из кабинета.
Аласдэр взял сверток. Он закрыл глаза и почти не дышал. Ему не надо было открывать сверток. Он знал, что в нем. Триста фунтов. Наличными.
Эсме больше не нужна была ее страховка. И уж конечно, ей больше не нужен он сам. Его желание избавиться от женщины, диктующей ему свои правила поведения, наконец исполнилось.
Глава 7
Дебютантка
Эсме хватило трех дней на Гросвенор-сквер, чтобы понять, что ее жизнь больше не принадлежит ей. Может быть, это было к лучшему. Одиночество угнетало ее, а бурная деятельность леди Таттон не оставляла времени на грустные размышления.
Казалось, весь Мейфэр узнал, что ее тетя вернулась из-за границы - и с опекаемой ею незамужней племянницей. Это возбудило всеобщее любопытство, последовали многочисленные приглашения на чай, литературные чтения, обеды и другие приятные встречи в узком кругу. Но у Эсме не лежало к ним сердце.
Ее тетя чувствовала, что племянницу что-то печалит, и поначалу она пробовала понять, в чем дело, задавая множество наводящих вопросов. Когда из этого ничего не получилось, леди Таттон нашла другое решение - конечно, поездки по магазинам. Два-три раза в неделю Лидия по утрам привозила Сорчу, но после полудня тетя с племянницей неизменно отправлялись на Оксфорд-стрит.
И меньше чем через неделю на дом прислали первые из заказанных платьев, а затем ручеек покупок превратился в поток. Леди Таттон жаловалась, что за годы, проведенные за границей, ее гардероб устарел. Что же до Эсме, то ей покупались шубки, дюжинами вечерние и дорожные платья, шали и туфли, все в утонченных темных тонах, которые, по уверению леди Таттон, приличествовали семейству, еще носящему траур.
Когда они распаковывали очередной заказ, Эсме высказала сомнения относительно накидки сапфирового цвета, которую ее камеристка как раз раскладывала на кровати.
- Глупая девочка! - сказала леди Таттон, встряхивая вечернее красновато-лиловое платье. - После смерти твоей дорогой мамочки прошло уже много месяцев. И слава Богу, что король умер в июне!
Эсме не поняла.
- Прошу прощения? Леди Таттон улыбнулась.
- Обществу быстро надоедают маленькие развлечения и темные тона, дорогая моя, - безмятежно сказала она. - Никто не станет бросать в нас камни по той причине, что всем нам положено скорбеть о потере обожаемого монарха, но никто в действительности не скорбит.
- О, я не думала…
- И нам повезло, милая девочка, что тебе идут глубокие тона, - продолжала леди Таттон. - Слава Богу, ты не блондинка. - Она повернулась к камеристке все еще с платьем в руках. - Пикенс! Будь добра, следующим погладь это платье. Мисс Гамильтон наденет его завтра на обед у леди Грейвнел. А для меня приготовь серебристо-серое шелковое.
Эсме отошла к окну и уставилась на раскинувшиеся внизу зеленые просторы. Она так сильно скучала по Сорче. По ночам ей случалось долго ворочаться без сна; она не знала, правильно ли поступила, покинув сестренку. А когда приходила Лидия с Сорчей, глаза Эсме невольно обращались на ужасный шрам на лбу малышки. Нет. Горькая правда заключалась в том, что она нуждалась в Сорче гораздо больше, чем Сорча в ней.
Но как еще она могла распорядиться своей жизнью? За месяцы, прошедшие со смерти матери, она наконец поняла, что ей нужно как-то определиться. Если оставить в стороне ее протесты относительно планов тети Ровены, в действительности Эсме не хотела вести одинокую жизнь в деревенском доме в окружении кошек и собак. Она хотела иметь семью. Детей. И незаметно для себя самой, почти не сознавая этого, она начинала представлять свой дом и свою семью с сэром Аласдэром Маклахланом.
Конечно, такие фантазии были просто смешны. Если бы Маклахлан хотел иметь жену и семью, он мог бы - и должен был - жениться на миссис Кросби. И ему следовало бы сделать это несколько недель назад. Эсме ему не нужна. Ей повезло, что он захотел оставить Сорчу.
Итак, Эсме предстояло устроить свою жизнь и признать, что ее мечтам не суждено сбыться. Она не может наделать таких глупых ошибок, как ее мать. Но чтобы осуществить свои планы, ей надо появляться в свете. Ей надо встречаться с людьми. Ей надо делать то, чего от нее хочет тетя. И все же она не была уверена, что ей хочется ехать на очередной званый обед.
Леди Таттон явно пустила слух - среди заботливых мамаш, подыскивающих подходящих невест своим сыновьям, и благонамеренных вдов, - что ее племянница ищет мужа. Должно быть, она упомянула и о дедушкином наследстве. Ничем другим нельзя было объяснить, почему последние дни так много неженатых джентльменов искали с ней встреч.
Эсме мало радовало их внимание. Ее мысли и ее сердце невольно устремлялись к… ну, туда, куда совсем не следовало. И все же не было никакой возможности отказать герцогине Грейвнел, которая жила через два дома от них.
Эсме познакомилась с герцогиней в первый же день появления на Гросвенор-сквер. Похожая на маленькую белокурую фею, герцогиня спустилась по парадной лестнице, чтобы обнять леди Таттон, едва они вышли из кареты.
- Ровена, дорогая! - воскликнула она. - Я уже не надеялась, что вы когда-нибудь вернетесь! Кажется, прошла целая вечность!
Леди Таттон также пришла в большое волнение, потому что полагала, что герцогиня надолго обосновалась в деревне.
- Но мы снова здесь, как вы видите, - сказала леди Грейвнел. - Кстати, на следующей неделе мы даем обед. Для небольшого круга близких друзей. Вы обе непременно должны быть у нас. Я не приму отказа! Я найду еще двух джентльменов.
- Мы будем польщены, - сказала тетя.
- А в понедельник на чай приедет Изабел, - продолжала герцогиня. - Вы тоже приходите, Ровена. Будет совсем как в старые времена! Мисс Гамильтон к нам присоединится.
Отказаться было никак нельзя. Чай и обед с герцогиней! Эсме растерялась бы, но леди Грейвнел, казалось, была очень рада.
Чай оказался большим приемом, а Изабел оказалась графиней Кертон, полной приятной вдовой, жившей в пяти минутах ходьбы на Беркли-сквер. Она оглядела Эсме с головы до ног, как бы оценивая ее возможности, затем уселась на обитом парчой диване рядом с леди Таттон, и они о чем-то шептались, когда видели, что на них не обращают внимания.
Эсме видела, как леди Кертон похлопывала тетю по руке, как бросала на нее сочувственные косые взгляды. И конечно, время от времени она посматривала в сторону Эсме - явный признак того, что хлопоты начались. Будь леди потолще, а их наряды аляповатее, они являли бы собой рисунок Роулендсона, под которым можно было бы сделать надпись "Интриганки".
Размышления Эсме были прерваны появлением Пикенс, которая вышла из гардеробной леди Таттон с перекинутым через руку красновато-лиловым платьем, ниспадающим шелковым водопадом. Оно было темным, в свете свечей оно скорее всего казалось бы почти черным, а отсутствие на нем воланов и лент - дань трауру - делало его еще элегантнее.
- О, мисс, - воскликнула камеристка, вытягивая руку, чтобы продемонстрировать платье, - разве оно не прелесть?
Эсме улыбнулась:
- Никогда не видела платья красивее.
Даже самые лучшие платья ее матери не могли сравниться с этим по спокойной, не выпячивающей себя элегантности.
Пикенс приложила платье к Эсме и сделала жест в сторону зеркала. Эсме посмотрела в него и обомлела. Глубокий цвет платья необыкновенно подходил к ее темным волосам и бледной коже.
- О, мисс! - задохнулась Пикенс. - Завтра вы произведете фурор! Надеюсь, вы разобьете чье-нибудь сердце.
Странное чувство удовлетворения охватило Эсме. В этом платье она выглядит красивой. Старше, даже немного выше и почти такой же привлекательной, как ее мать. Так что к черту Аласдэра Маклахлана, которому она не нужна. Найдется другой мужчина, который не будет называть ее глупой крошкой, не будет бросаться ее сердцем. И вдруг Эсме решила, что постарается извлечь удовольствие от поиска жениха или по крайней мере покажет себя во всей красе.
Через две недели после того, как гувернантка спешно покинула его дом, Аласдэр сидел в задней комнате "Крокфордза" со своим братом и Куином, когда появился лорд Девеллин и поверг их в затруднение. Было уже поздно, далеко за полночь, Девеллину хотелось к жене и в свою постель, именно в таком порядке. Но он был человеком, который не мог не выполнить миссии, не терпящей промедления.
Кроме того, его беспокоил Аласдэр. И не без причины, потому что Аласдэр и Куин подвыпили и играли в кости с парочкой ловких шулеров из Сохо.
- Странно видеть вас в таком месте, - сказал Девеллин, бочком подходя к Меррику Маклахлану.
- Да уж, конечно, странно, - отвечал Меррик. - Я бы предпочел оказаться подальше, но побаиваюсь уйти без них. Это опасное место, ты знаешь.
- Знаю, - согласился Девеллин, склоняясь над столом. - И эти двое обычно тоже отдавали себе в этом отчет. Что стряслось с Куином?
Меррик пожал плечами.
- Его мать насела на него. Хочет, чтобы он нашел себе жену.
- Понимаю, после смерти отца она не оставляет его в покое, - сказал маркиз.
- И сегодня в него тоже словно бес вселился. - Меррик кивком указал на брата. - Обычно он не так глуп, чтобы полагаться на удачу, даже в картах, да еще явно играя с мошенниками.
- Да ладно! - сказал маркиз. - Помнишь, что говорила Старушка Макгрегор? "Ценность вещи зависит от того, насколько ты в ней нуждаешься".
Губы Меррика сложились в сардоническую улыбку.
- Теперь ты повторяешь ее старые присловья? - заговорил он. - А не кажется ли тебе, что корень всех зол - его хорошенькая гувернантка?
Девеллин пожал плечами.
- Я подозревал это, - отвечал он. - А что думает Куин?
- Понятия не имею, - сказал Меррик. - Что же касается гувернантки, то я с самого начала знал - с ней будут неприятности.
- В самом деле? - учтиво произнес Девеллин. - Я вижу, у нашего друга плохи дела?
Меррик пожал плечами.
- Кажется, проиграл фунтов двести. Ничего удивительного, если играть с парочкой шулеров. Он не силен в такого рода играх. Здесь не требуется умение, только удача.
- Да, самое время положить этому конец, - сказал маркиз, уверенно направляясь к столу. Его рука тяжело легла на плечо Аласдэра.
Аласдэр взглянул вверх, его брови поднялись, выражая рассеянность, он как будто не мог сосредоточить взгляд на лице Девеллина.
- Мне необходимо поговорить с вами обоими, - тихо сказал Девеллин. - Небольшое срочное дело.
Аласдэр повернулся к нему, несколько преувеличенно пошатываясь.
- Оно не может подождать, старина? Я потерял двести пятьдесят фунтов и намерен вернуть их с лихвой.
Девеллин сделал мрачную физиономию.
- Аласдэр, я надеюсь, что друг в беде важнее ничтожной суммы денег.
Аласдэр подумал.
- Конечно, - согласился он. - Джентльмены, - обратился он к мошенникам из Сохо, - я желаю вам доброй ночи.