– Ты меня слышишь, сынок? – Голос матери возвратил его к действительности.
– Извини, что ты сказала, мама?
– Мне кажется, твои мысли сейчас где-то за тысячу миль отсюда.
"Не тысячу, – подумал он, – а много ближе. Всего лишь во Фредериксбурге".
– Я просто просила тебя передать привет Деверю.
– Ну, разумеется, мама. Я только удивляюсь, почему вы с папой не едете на этот ужин?
Элизабет взяла его за подбородок, как когда-то в детстве. Только теперь для этого ей пришлось стать на цыпочки.
– Твой отец, между прочим, говорит то же самое. Иногда вы, мужчины, бываете такими бестолковыми. Мы не идем на этот ужин, потому что не хотим мешать вам с Шарлоттой. Уверена, вам есть о чем поговорить. Я полагаю, ее родители не будут возражать, если вы после ужина немного прогуляетесь по саду.
– И все же зачем это все, мама?
– Господи, глупый мальчик. Ее мать, Гортензия Деверю, и я уже давно мечтаем породниться. – Мать ласково улыбнулась. – Ну, теперь понял зачем? Затем, что мы надеемся на вашу свадьбу.
К счастью, прибытие экипажа положило конец этому щекотливому разговору. Садясь в экипаж, Патрик чувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.
Гортензия Деверю смотрела на дочь с хмурым беспокойством.
– Ты уверена, что правильно поступаешь?
– Уверена, – решительно кивнула Шарлотта. Очаровательная в своем пеньюаре, она сидела в кресле, пока горничная Элла Мэй укладывала ей волосы.
Стоило хотя бы немного пообщаться с ее матерью, даже просто посмотреть на нее, и становилось ясно, откуда это все у Шарлотты, кто ее направляет. Шарлотта была последним ребенком Гортензии, ну и, разумеется, самым любимым. К тому же они и внешне были очень похожи.
– Посидите спокойно, мисс Шарлотта, – проворчала Элла Мэй. – Как же я могу уложить ваши волосы, когда вы все время дергаетесь?
– Не знаю, просто не знаю, зачем я позволяю тебе идти на это? – сказала Гортензия, не обращая внимания на замечание служанки.
– Ты думаешь, папа догадывается?
– Твой отец очень доверчивый человек. Он и представить себе не может, что ты способна на такое. Если все сорвется, у тебя будут настоящие неприятности.
– Ерунда, – фыркнула Шарлотта и беззаботно пожала плечами. – Единственная неприятность – это потеря невинности. Ну и что, из-за этого ждать?
– Если бы отец слышал твои речи, он бы запер тебя под замок на всю ночь. – Гортензия сцепила пальцы. Ни за одного из своих детей она не беспокоилась так, как за Шарлотту. – У тебя было столько предложений. И я не понимаю, почему ты охотишься за человеком, который, кажется, и чувств-то твоих не разделяет?
– Он разделяет мои чувства. Только еще не знает об этом. И ты, по-видимому, ослепла, мама, если не видишь, почему я хочу его.
– О том, что он красивый, спорить не буду, мне всегда нравились высокие мужчины. Он хорош в любой одежде.
– И без одежды, надеюсь, тоже.
Гортензия вскочила на ноги.
– Если бы ты была моложе, я бы сейчас вымыла твой рот мылом.
– Я предпочитаю шампанское.
Гортензия прикусила губу. Сама испортила Шарлотту, и вот теперь приходится расхлебывать. Она думает, что может иметь что угодно и кого угодно, включая Патрика Прайда. Это не так, но говорить ей об этом уже поздно.
– Ты ведешь себя ужасно.
– Ничего ужасного нет, мама. Просто я влюблена. Дико, безумно влюблена.
– Мне кажется, это просто слепое увлечение, и ничего больше. А обо мне ты вообще не думаешь. Я так по тебе буду скучать, мне так будет не хватать тебя, когда ты уедешь в Техас.
– Зато, когда начнется война, я буду в безопасности. С этим ты не можешь не согласиться.
Гортензия закрыла глаза и шумно вздохнула. Шарлотта сделала ход козырной картой. Мысль о том, что будет с ее детьми, случись война, не давала ей покоя ни днем, ни ночью.
– Если бы я была не согласна с тобой, разве я бы взялась помогать тебе сегодня вечером?
– Я все боялась, что ты откажешься.
– Дело в том, что я просто хочу оградить тебя от неприятностей. Правда, я уверена, что Патрик будет о тебе заботиться. – Гортензия посмотрела на часы в золоченой бронзе. – Кстати, он будет здесь с минуты на минуту. Я тебя покидаю, чтобы ты могла закончить приготовления. И, ради Бога, будь сегодня осторожна.
Мать ушла, и для Шарлотты наступил блаженный момент одевания к семейному ужину с Патриком Прайдом.
"И пусть подождет, ничего в этом страшного нет. Зато мой выход произведет еще большее впечатление. А кроме того, разве он не заставлял меня ждать все это время?"
Неприлично, совершенно неприлично, что он до сих пор еще не сделал ей предложение. Она представляла, о чем судачат уже ее подруги: "На этот раз Шарлотта забралась слишком высоко". Или того хуже: "Слишком долго Шарлотта ждала прекрасного принца, вот и дождалась. Так старой девой и останется".
Да, он появился – этот нужный ей мужчина, и она сделает все возможное, чтобы его удержать. А Патрику и нужно-то очень немногое, всего лишь маленький толчок, и она знала, как его сделать. Тем не менее мать права в одном – это опасно. Сладостно опасно.
Шарлотта уже сгорала от нетерпения.
– Корсет затяни как можно туже, – приказала она Элле Мэй.
– Но мисс Шарлотта, если я затяну туже, вы не сможете есть…
– Туже, – потребовала Шарлотта, сбрасывая пеньюар на пол и хватаясь для устойчивости за спинку кровати.
– Если хотите, чтобы было еще туже, то придется сломать ваши кости, они, по-моему, уже начали трещать, – объявила Элла Мэй.
Шарлотта была вынуждена согласиться. В глазах у нее прыгали звездочки. Она даже моргнула несколько раз, чтобы они исчезли.
Посмотрев вниз, Шарлотта убедилась, что ее талия стала еще тоньше. Правда, до невозможных тридцати трех сантиметров, рекомендованных журналом Годи в качестве эталона, было еще далеко, но уж сорока трех сантиметров, не больше, она все-таки добилась.
Девушка едва могла дышать, ну а насчет того, чтобы есть, не могло быть и речи. Хочешь быть красивой, надо потрудиться и пострадать.
А вот Патрик, наверное, на одевание тратит не больше часа. Ему всего-то и надо, что умыться, побриться, надеть костюм и пройтись расческой по волосам. Вот и все. И на тебя молятся все девушки. А она, чтобы быть готовой, должна провести за своим туалетом целый день: купаться, полироваться, наряжаться, прихорашиваться.
– Вы что, заснули, мисс Шарлотта? Вас что-то начало шатать, – спросила Элла Мэй.
– Со мной все хорошо. Принеси скорее шелковое платье.
Элла Мэй возвратилась с платьем и стала аккуратно натягивать его через голову Шарлотты, стараясь не потревожить прическу. Затем последовала мучительная процедура застегивания маленьких жемчужных пуговок вдоль всей спины.
Когда служанка закончила, Шарлотта подошла посмотреть на себя в зеркало.
"Я была абсолютно права, заказав это изумрудное платье у Чарльза Ворта", – подумала она, радуясь, как оно идет к ее глазам и волосам.
Декольте здесь было глубже, чем те, какие она носила прежде. Оно открывало пространство между ее кремовыми грудями во всей его красе. Юбка с кринолином имела в окружности не меньше десяти метров. Когда Шарлотта шла, она медленно покачивалась, открывая взорам ее точеные лодыжки.
– Вы так прекрасно выглядите, мисс Шарлотта, – сказала Элла Мэй. – Но зачем вам было надевать это новое платье на простой семейный ужин?
Шарлотта посмотрела на нее и загадочно улыбнулась.
– Это наживка, разве ты не понимаешь? Сегодня вечером я собираюсь поймать крупную рыбу.
– Если бы вы сказали это, когда была здесь ваша мама, она бы заперла вас в вашей комнате.
Шарлотта поглядела на озабоченное лицо служанки и рассмеялась.
– Не беспокойся, мама все знает. А теперь сходи вниз и посмотри, там ли мистер Прайд.
После ухода Эллы Мэй Шарлотта подошла к туалетному столику и осторожно нанесла на губы немного помады. Затем надела серьги с топазами и ожерелье, камни которого так шли к ее глазам.
– Ты никогда не выглядела лучше, – сказала она себе.
Но возьмет ли сегодня приманку такая большая рыбина? Все-таки метр девяносто.
Глава 6
Езды до Виндмера было не больше часа, за это время тревога Патрика усилилась еще больше. С Шарлоттой надо было что-то решать. Но что? К ответу на этот вопрос сейчас он был готов так же, как и в тот первый вечер, когда они встретились.
Одно было предельно ясно: его мать и мать Шарлотты потеряли терпение. Да и сама Шарлотта, несомненно, тоже. Надо просить ее руки или прекратить встречи. Одно из двух.
Никогда еще его мысли не были в таком беспорядке. Как быть? Возможно ли жениться на женщине, если ты ее не любишь? Ну а если пожить какое-то время вместе, появятся дети, может быть, постепенно придет и любовь? Кто может ручаться за это?
А Патрику так хотелось детей. И с каждым годом это желание все усиливалось. Стоило ему закрыть глаза, как он видел себя, объезжающего ранчо с сыном-подростком, который получит в наследство эту политую потом отца землю.
Шарлотта обладает массой бесспорных достоинств, и нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что в семье Деверю все женщины исправно рожали. У Шарлотты было пять старших братьев и сестер, все женаты и замужем, а племянников и племянниц было больше, чем она могла сосчитать на пальцах обеих рук.
Ее полные груди и округлые бедра обещали такое наслаждение, что любой мужчина подпрыгнул бы до потолка, получив шанс оказаться с ней в одной постели. Пульс Патрика тоже учащался, и не раз, в ее присутствии. Он тоже чувствовал брожение плоти. Но черт побери, ведь это только желание, не любовь. А может быть, не стоит и мечтать о том и другом вместе?
Когда фаэтон свернул на красную кирпичную дорожку поместья Виндмер, Патрик тяжело вздохнул. Примерно на расстоянии четверти мили виднелся призрачно белеющий в свете луны особняк с колоннами. В последний раз он был здесь перед отъездом на Мексиканскую войну. Патрик ожидал, что сейчас ему здесь все будет казаться меньше и проще, но поместье было величественным, как и прежде.
Особняк был построен на крутом отвесном склоне. Обращенный окнами к Миссисипи, он был окружен сотнями акров хлопковых полей. Где-то вдалеке находились жилища рабов.
Богатство Деверю было замешено на поте и крови рабов. Приезжая сюда, Патрик видел черных мужчин, женщин и даже детей, работающих под кнутом надсмотрщика.
Впрочем, тогда его это совсем не трогало. Теперь же он очень остро осознавал всю несправедливость того, что его приятели южане называли "спецификой Юга".
Во многом на такое его восприятие повлияла Эльке.
Патрик вспомнил последний вечер у нее в гостиной, когда он вдруг начал защищать право иметь рабов. Прожив четыре месяца в сердце рабовладельческого штата, слушая разговоры о ценах на этого самца или на эту самку – а иначе здесь о рабах и не говорили, – он понял, что рабство не имеет права на существование. Сейчас бы он ни за что не стал защищать рабовладельцев.
А как бы Эльке обрадовалась!
Эльке. Она никогда никуда от него уходила. Несмотря на все его усилия.
Если бы все было иначе, если бы Эльке была свободна, да разве бы он стал смотреть на кого-нибудь, хотя бы и на Шарлотту Деверю.
Но Эльке замужем и счастлива, напомнил он себе.
Экипаж остановился перед особняком Виндмер, и его безмолвный спор с самим собой завершился. Завершился ничем. Дверь открыл черный дворецкий и проводил его в просторную гостиную, где уже собрался весь клан Деверю.
Братьев и сестер Шарлотты Патрик, конечно, знал, но близко никогда не дружил. Они приветствовали его один за другим, а он чувствовал себя племенным жеребцом, которого привели на продажу.
Раньше чем подадут мятный напиток из виски с сахаром, Шарлотта не выйдет. Это уж точно.
Патрик стоял у камина и разговаривал с отцом Шарлотты, когда она появилась в дверях гостиной.
"Интересно, – подумал он, – сколько она репетировала? Прославленный актер Эвин Бут не смог бы сделать это лучше".
– Патрик, дорогой, как чудесно видеть вас наконец-то здесь, в Виндмере, – проворковала она, идя ему навстречу. Ее юбка с кринолином игриво покачивалась, то и дело открывая умопомрачительный вид.
Ножки, конечно, очень хороши, но и лицо тоже. А груди, которые аппетитно белели, выглядывая поверх изумрудного платья чуть ли не на две трети, сводили с ума.
– Сегодня вы красивы, как никогда, – сказал Патрик, когда Шарлотта приблизилась.
– А вы, сэр, бессовестный льстец.
– Да нет же, ты действительно выглядишь изумительно, – глухо пробубнил Бьюрегард Деверю, отец Шарлотты. – А если еще учесть, сколько стоит это платье…
– Как тебе не стыдно, папа. – Шарлотта надулась. – Зачем вспоминать об этом сейчас.
Обстановка за ужином была более приятная, чем предполагал Патрик. Было много шуток и смеха. Шарлотту здесь все просто обожали.
Сама же Шарлотта тем не менее держалась скованно. Улыбалась, конечно, но говорила мало.
Только раз она, наклонившись к Патрику, тихо проговорила:
– Я бы хотела после ужина немного прогуляться по саду.
После десерта Патрик спросил разрешения пригласить Шарлотту на прогулку.
– Ради Бога, идите гуляйте, – буркнул Бьюрегард.
Всех, разумеется, кроме Гортензии, это мгновенное согласие Бьюрегарда очень удивило. Согласно этикету, только помолвленные пары могли гулять по саду без сопровождения.
– Будь осторожна, дорогая, – крикнула вслед Гортензия Деверю, когда Патрик выводил Шарлотту из гостиной.
Сад семьи Деверю был знаменит по всему Югу. Патрик бывал здесь днем и, разумеется, восхищался его роскошной красотой. Сейчас же, вечером, контуры растений только угадывались. О них напоминал сладкий аромат.
– Вам не холодно? – спросил Патрик, когда она взяла его под руку.
– Какое там холодно, я вся горю, – ответила Шарлотта.
Эта непонятная фраза Патрика слегка покоробила, но сейчас он предпочел о ней не задумываться.
Спускаясь по ступеням веранды, она оступилась и слегка прижалась к нему. И он мгновенно ощутил сладостную округлость ее бедра.
Преодолев наконец лестницу, они обогнули фонтан и вышли на травянистую дорожку сада.
Ее губы сложились в капризную гримасу.
– Я вот все думаю, думаю…
– Вас что-то тревожит?
– Да, тревожит, – ответила Шарлотта.
Ответ этот был до странности лаконичен. Обычно там, где было достаточно одного слова, она произносила сорок или все пятьдесят.
– Это что-то такое, в чем я могу помочь?
– Да, – ответила она, и голос ее сорвался.
Они достигли места, где начинался знаменитый лабиринт Бьюрегарда. Когда Патрик был здесь в последний раз, эти вечнозеленые растения едва достигали его плеч. Теперь же они возвышались над головой.
– А вы не хотите сказать мне, что вас тревожит? – спросил он с искренним участием.
– О, Патрик, мне так трудно говорить об этом, – ответила Шарлотта, углубляясь в лабиринт.
Патрик мог отлично ориентироваться на местности, это блестяще подтвердилось во время Мексиканской войны, но здесь у него создалось впечатление, что они заблудились и отрезаны от мира.
– Я думал, мы друзья, – произнес он, – а друзья должны говорить друг другу все.
– Вы что, действительно настолько ослепли, что не видите, что со мной происходит? – произнося эти слова, Шарлотта прерывисто дышала, как будто перед этим ей пришлось долго бежать.
Они все дальше и дальше углублялись в лабиринт.
– Я, конечно, не слепой, но здесь так темно, – ответил Патрик, надеясь превратить все в шутку.
– Не беспокойтесь, дорогой, я знаю, куда мы идем. – Слово "дорогой" Шарлотта произнесла с такой неожиданной нежностью, что Патрик испугался. Но потом началось такое, что бояться уже не было смысла. – Вы спросили, что меня тревожит. Отвечу: меня тревожите вы. Я люблю вас так сильно, что схожу с ума.
Луна смутно высвечивала ее брови, нос, грудь. Она резко остановилась и прижалась к нему.
Шарлотта трепетала в его объятиях, а он гладил ее, как гладил бы норовистую лошадь.
– Вот вы сейчас сказали что-то, но сами не понимаете что.
– Как вы осмеливаетесь так говорить со мной, Патрик Прайд. Я взрослая женщина и прекрасно знаю, что говорю.
"Надолго меня не хватит", – подумал он, чувствуя ее тело от груди до бедер.
Патрик попытался освободиться, но Шарлотта держалась крепко, как прилипла.
– Вы помните тот первый ужин у ваших родителей? – спросила она, откинув голову назад, чтобы увидеть его глаза. – Я сказала тогда, что хочу знать о вас все, до малейшей детали. Да поможет мне Бог, но это правда!
Она дотянулась рукой до его губ. Затем с ошеломляющим эротизмом поднесла пальцы к своему рту и облизала один за другим.
– Не заставляй умолять тебя, Патрик, – хрипло пробормотала девушка. – Поцелуй меня.
Он сделал то, что на его месте сделал бы любой джентльмен. Наклонил голову, чтобы встретить ее ждущие губы. Но попробовав их на вкус, Патрик тут же забыл, что он джентльмен.
Шарлотта примерно представляла, какими должны быть поцелуи Патрика. Они такими и оказались.
"Господи, как с ним хорошо", – думала она, блуждая руками вверх и вниз по его спине.
Он был строен и мускулист и чем-то напоминал ей одного из гончих псов отца.
Целоваться она любила, и опыт у нее был. Причем немалый. Дюжина, не меньше, красавцев обучили ее, каждый понемногу. Она знала, что жесткий поцелуй и вполовину не доставляет такого удовольствия, как мягкий. Она знала, что громкие причмокивания с настоящим поцелуем не имеют ничего общего. Она знала также, как завязать игру языков, даже не игру, а настоящую дуэль, чтобы заставить мужчину задыхаться. И наконец, она знала, что означает этот твердый стержень, прижатый к низу ее живота.
"Рыба взяла наживку, – с восторгом подумала Шарлотта. – И это намного приятнее, чем с другими мужчинами, которых я пытала и дразнила".
Только на сей раз она не пытает и не дразнит. Она решила этим завладеть.
Шарлотта наслаждалась им хищно и жадно – облизывала, охватывала губами, путешествовала своим языком по его губам и зубам, дышала в его рот. Она ласкала его спину, и ее руки двигались все ниже и ниже. Когда они достигли его ягодиц и сжали их, Патрик простонал и сделал конвульсивное движение бедрами вперед.
Шарлотта однажды слышала, как рабы описывали это движение. Оно называлось у них джигди-джиг. Но то, что она почувствовала, определенно превосходило все ее ожидания. Наполнившись сладостным восторгом, она ответила ему тем же движением бедер.
– Ради Бога, Шарлотта, – прошептал Патрик куда-то в ее волосы, – не делай так больше, или я за последствия не отвечаю.
– А мне безразлично. Я хочу тебя. И не завтра или на следующей неделе, а сейчас. Прямо сейчас.