Кринолин выскочил у нее из-под юбки. Она дала ему упасть, а сама быстро полезла под подол, чтобы убедиться, что единственный узел, который держит ее панталоны, вот он, на месте. Шарлотта развязала его, они соскользнули на землю, и она отшвырнула их ногой в сторону.
Теперь между ними не было ничего, только тонкая нежная ткань шелка ее дорогого платья. Но сейчас она не думала ни о своем платье, ни о том, как выглядит. Ей было безразлично, если Патрик вдруг разорвет ее платье или растреплет прическу. Она планировала эту сцену до последней детали, но сейчас забыла обо всех своих планах.
Патрик прижал ее к себе и свободной рукой опустил декольте. И тут она обнаружила, что не способна ни о чем думать.
Когда он нашел ее соски, наступила ее очередь застонать. Дело действительно принимало интересный оборот.
– Сколько сейчас времени? – спросила Гортензия мужа.
– На пять минут больше, чем ты спрашивала в последний раз. Может быть, ты перестанешь ходить из угла в угол? Это меня нервирует.
Гортензия, взяв вышивание, опять отложила его в сторону. Она прислушивалась к глухим голосам и шарканью ног наверху, где ее дети укладывали спать своих детей. Хотя она сказала, чтобы они не спешили, скоро они соберутся все вместе внизу. Больше ждать Гортензия не могла.
Интересно, Шарлотте времени хватило? Или у нее его с избытком?
– Я беспокоюсь о Шарлотте, – наконец сказала она.
– Но в чем дело, дорогая? – Бьюрегард оторвался от чтения.
– Я сказала, что беспокоюсь за Шарлотту.
– Я не вижу причин. Она же с Патриком.
– А что, если они заблудятся в лабиринте?
– Господи, ради Бога, женщина, не надо придумывать себе неприятности. Шарлотта знает этот лабиринт как свои пять пальцев.
– Она могла потерять направление в темноте, сбиться. Я думаю, надо пойти к ним.
Гортензия взяла фонарь "молнию" и сунула ему в руку.
Он вздохнул.
– Я полагаю, покоя у меня все равно не будет, пока я не сделаю, как ты хочешь.
Она подняла его на ноги.
– Я полагаю, ты прав, мистер Деверю.
Соски Шарлотты имели вкус и фактуру спелых черешен. И цвет тоже, решил Патрик, хотя для того чтобы сделать определенные выводы, было слишком темно.
Ее прикосновения возбуждали во всем его существе невиданный восторг.
"Где, черт возьми, она научилась доставлять такое удовольствие мужчине?" – подумал он, но в следующий момент ему уже не хотелось это знать.
Внутренний голос требовал остановиться, опомниться. Тело же побуждало его к завершению начатого.
– Сделай меня женщиной. Возьми меня, – стонала Шарлотта ему в ухо.
Она была такая сладкая, мягкая, податливая, была так наполнена желанием, что он не услышал шагов и не заметил качающийся свет фонаря.
Внезапно Патрик почувствовал на своем плече руку. Чтобы понять, что эта рука принадлежит не Шарлотте, ему потребовалось не больше секунды. Сам он в это время возился со своими брюками.
– Отпустите немедленно мою маленькую девочку, – пробубнил ему в ухо Бьюрегард Деверю.
Патрик еще ни разу не был в таком положении. Его застали врасплох! Он посмотрел через плечо и увидел родителей Шарлотты. Они стояли рядом, как пара ангелов-мстителей.
Шарлотту он не отпускал до тех пор, пока она не привела себя в порядок. Только после этого Патрик выполнил требование Бьюретарда.
– Патрик здесь ни при чем, – объявила Шарлотта вдруг с поразительной твердостью. – Во всем виновата я одна.
Патрик наконец нашел в себе силы повернуться лицом к ее родителям. Он чувствовал себя законченным негодяем. Независимо от поведения Шарлотты он все равно не имел права так на нее набрасываться.
– С тобой все в порядке? – спросила Гортензия, сделав движение в сторону дочери.
– Лучше не может быть, мама.
– То есть он не…
– К сожалению, нет.
Бьюрегард крепко сжал руку Патрика.
– Нам надо кое-что обсудить, сынок. Пора. Самое время!
– Я тоже буду участвовать в этом обсуждении. – Шарлотта пристально посмотрела на своих родителей.
"Смелая девушка, мужественная, ничего не скажешь", – думал Патрик, выходя с Бьюрегардом из лабиринта.
– Лучше будет, если мы поговорим в библиотеке, – сказала Гортензия. – Я не хочу, чтобы братья Шарлотты знали о случившемся. Они такие вспыльчивые! И ради Бога, мистер Деверю… я знаю, ты туговат на ухо в отличие от остальных. Поэтому, пожалуйста, постарайся говорить тише.
Патрик не мог удержаться от мысли, что Гортензия могла бы быть расстроенной несколько больше, если учесть, что она практически застала его со своей дочерью, так сказать, на месте преступления. По-видимому, у женщин семейства Деверю хладнокровие и мужество – качества наследственные.
Гортензия вошла в библиотеку последней и закрыла дверь. Патрик огляделся. В последний раз он был здесь двенадцать лет назад, когда приходил прощаться. Шарлотте тогда очень хотелось получить его эполеты. Он подозревал, что сейчас ее родители захотят много больше.
– Я не ожидал от вас такого, Патрик. Ведь ваш отец воспитывал вас джентльменом, – сказал Бьюрегард и начал описывать по комнате круги. Было видно, что происшедшее его сильно взволновало.
– Я и сам не ожидал от себя такого, сэр. – Патрик сейчас бы отдал полцарства за то, чтобы промочить горло бурбоном. Но попросить не осмелился. Он и так злоупотребил гостеприимством семьи Деверю.
Лицо Бьюрегарда приняло нездоровый алый оттенок.
– И это все, что вы можете сказать? Если бы я был моложе, я отхлестал бы вас кнутом, как вы того заслуживаете.
– Успокойся, дорогой, – вмешалась Гортензия. – Я уверена, что Патрик все сделает правильно, и мы вполне можем на него рассчитывать.
"Самообладание и хладнокровие Гортензии сделали бы честь полевому генералу, – подумал Патрик. – Ее любимое дитя чуть-чуть не лишилось невинности. Она должна была бы быть вне себя от гнева".
В отличие от своей жены Бьюрегард был на грани апоплексического удара.
– Вот именно, черт возьми, он все должен был сделать правильно.
– Ладно тебе, папа, перестань так волноваться. Это тебе вредно. Вопрос можно решить так, что все будут довольны. Правда, Патрик? – Шарлотта бросила на Патрика лукавый взгляд.
– Полагаю, что да, – ответил он.
Слишком уж быстро все получилось. Он еще и опомниться толком не успел. От внезапного прекращения ласк болело все тело. Часть его, и он знал, какая именно, все еще хотела Шарлотту.
– Ну а если предположить, что мы не договоримся? – сердито проговорил Бьюрегард.
Шарлотта и Гортензия обменялись заговорщицкими взглядами. Их поведение резко контрастировало с праведным гневом Бьюрегарда.
"Был в этом какой-то смысл? Или не было? – спрашивал себя Патрик. – Супруги Деверю появились точно вовремя, чтобы спасти свою дочь от того, что старые девы называют злом худшим, чем смерть. А кроме того, мы с Шарлоттой находились в саду не так уж и долго. Это что, совпадение? Не похоже. Слишком уж все хорошо сходится, чтобы быть совпадением. Шарлотта с матерью наверняка договорились заранее. Короче говоря, это была отлично разыгранная комедия, и надо отдать должное Шарлотте, у нее гениальные способности. Именно так все и было. И, насколько я понимаю, моя мать тоже была посвящена в этот план".
Он перевел взгляд с Бьюрегарда на Шарлотту и прочитал на ее лице правду так же ясно и четко, как если бы она вслух объявила: "Да, я подцепила тебя на крючок".
Она смотрела на него, и в глазах у нее играли торжествующие искорки, как у дуэлянта, который ушел с поединка с незапятнанной честью.
Казалось, все это должно было привести его в ярость. Но вместо этого ситуация начала откровенно забавлять Патрика. Ну что ж, значит, так тому и быть. Если красавица Шарлотта так его хочет, то кто он такой, чтобы отказывать ее желаниям? Добыча принадлежит победителю.
Эта мысль его очень взбодрила. Ситуация была грустная, что и говорить, но он вдруг широко улыбнулся. К его восторгу, Шарлотта засмеялась тоже. И тут у Патрика и Шарлотты случился приступ невероятного веселья. Они буквально корчились от смеха, а родители смотрели на них, как на рехнувшихся.
Возможно, в его случае так оно и было.
– Иди же ко мне, невеста моя дорогая, – наконец проговорил Патрик и широко раскрыл объятия.
Глава 7
Эльке уже заканчивала накрывать стол для ужина, когда услышала шаги Отто. Он поднимался по лестнице. Причем как-то уж слишком резво, стремительно, что было на него совсем не похоже в конце дня.
– У меня потрясающая новость, – объявил он, распахивая дверь настежь. – Патрик приезжает. Он скоро будет дома.
Эльке при всем желании не могла разделить его энтузиазм. Ну почему Патрик должен возвращаться домой именно сейчас, когда ее жизнь только успокоилась?
Железные обручи сдавили ее грудь. Но она тут же вспомнила, что под ее собственным сердцем бьется еще одно, крохотное, и с облегчением вздохнула. Слишком долго отсутствовал Патрик, она уже и не думала, что он когда-нибудь вернется. Нет, нарушить ее теперешнее спокойствие ему не удастся.
– А ты уверен в этом?
– Только что почтальон принес письмо. Оно пришло с последним дилижансом. Давай, я прочту тебе его.
Со своей обычной предупредительностью Отто заботливо взял ее за руку и усадил в кресло. Дождавшись, чтобы она расположилась максимально удобно, он достал из кармана рубашки лист бумаги, придвинул стул и тоже сел.
– "Дорогой Отто, – начал он, – прими мои извинения, что я так долго не писал. Я надеюсь, что это письмо застанет тебя и Эльке в добром здравии".
Отто оторвал от письма сияющие глаза.
– Не могу дождаться, когда он приедет. Очень хочется сообщить ему о ребенке. Как чудесно, что он поспевает к Рождеству! Я хочу попросить его быть крестным отцом. Ты одобряешь?
Что она могла ответить? Сказать, что возражает? Рассказать ему правду? А кроме того, правда сейчас тоже изменилась.
Семь месяцев назад она действительно воображала, что безумно влюблена в Патрика Прайда. Теперь же Эльке знала, что это было просто увлечение. Она знала это, потому что любовь – это то, что она испытывает сейчас к своему будущему ребенку – тихая, спокойная радость. Ее чувства по отношению к Патрику были совсем другими. Вовсе не радостными, а скорее болезненными.
– Я полностью с тобой согласна, – ответила она мягко. – Думаю, это будет чудесно.
Отто дотянулся до ее руки и легонько сжал.
– Во всем мире не сыщешь такой, как ты, моя Liebling. Дня не проходит, чтобы я не возблагодарил Господа за то, что Он послал мне тебя. Мне продолжать или ты хочешь прочесть письмо сама?
– Оно ведь адресовано тебе. Думаю, ты должен и закончить.
Отто кивнул.
– "Наконец-то определилась дата моего возвращения. Я надеюсь быть во Фредериксбурге примерно пятнадцатого октября, и приеду я не один. Горю нетерпением познакомить вас с ней. Пожалуйста, уже сейчас зарезервируйте для себя время для торжественного ужина в отеле Нимитца.
А тебя, Отто, я хочу попросить об одном одолжении. Буду очень признателен, если ты привезешь Эльке в мой дом, чтобы она удостоверилась, все ли там готово к моему приезду. Никто не может вдохнуть в дом жизнь, кроме женщины.
Надеюсь по приезде распить с тобой бутылочку "Штайнхагера". Жду не дождусь. А до тех пор остаюсь твоим преданным слугой.
Патрик Прайд".
Отто сложил письмо и посмотрел на Эльке.
– Мне бы хотелось знать, кого это он собирается привезти с собой?
– Он сказал, что горит нетерпением познакомить нас с ней. Значит, он привезет с собой женщину. Неужели его мать решила наконец-то приехать погостить на ранчо? Представляю, как ему не терпится показать ей все.
– Я тоже думаю, как было жестоко со стороны его родителей так вот ни разу не приехать и не повидаться с ним. Патрик говорил мне, что перед самым отъездом тогда, на Мексиканскую войну, он поссорился с отцом. Это плохо. Семья должна держаться вместе.
– Наша – всегда будет вместе, обещаю тебе. Ничто в мире не сможет нас разлучить. – Она произнесла эти слова не столько ему, сколько себе самой. – Когда ты хочешь, чтобы мы поехали на ранчо Прайда?
– Я не думаю, что это следует делать.
– Ты отказываешься выполнить просьбу друга? Это так не похоже на тебя!
– Понимаю, что не похоже. Но я не хочу подвергать опасности будущего ребенка.
– Это смешно! – взорвалась Эльке.
– Ты на восьмом месяце. В таком состоянии ездить никуда нельзя. Особенно так далеко.
Отто наконец-то удалось убедить ее прекратить поездки по окрестным фермам с листовками аболиционистов. Но в этот раз она поедет. Ей просто необходимо побывать в доме Патрика, просто подышать тем воздухом, которым дышал он.
– Ради Бога, Отто, женщины ездят даже не в дилижансах, а в фургонах. Причем далеко на запад. И беременные тоже. Мне бы очень хотелось, чтобы ты прекратил считать меня кем-то вроде инвалида, потому что я абсолютно здоровая женщина, вынашивающая абсолютно здорового ребенка. – Как бы в подкрепление сказанного ребенок задвигался.
– Вот, потрогай здесь, – сказала Эльке, кладя руку Отто на свой живот. – Твой ребенок протестует, он устал сидеть взаперти внутри меня, как я устала сидеть запертой в этом городе. Поездка эта будет для меня очень полезной.
Отто был в растерянности. То ли радоваться здоровью будущего ребенка, то ли огорчаться, что Эльке проявляет такую настойчивость. Победу одержала радость, и он улыбнулся.
– Он правда здоровый? Ты это чувствуешь?
– Во-первых, почему именно он, а может быть, это она? Так вот, она чувствует себя прекрасно, и не пытайся сменить тему. Письмо шло долго, поэтому мы должны торопиться.
– Туда и обратно дорога займет два дня. На это время нам придется закрыть булочную. Нашим клиентам вряд ли это понравится.
– Наши клиенты могут спокойно пару дней пережить и без нас. Так, когда мы едем?
– Ну почему ты такая упрямая?
– Ты что, боишься ехать? Так и скажи. – Не успев закончить фразу, Эльке пожалела о сказанном.
Ей очень не хотелось применять такое сильное оружие. Она знала, как чувствителен Отто к тому, что он назвал своим "фатальным пороком".
Отто опустил глаза, но Эльке успела заметить в них боль.
– Насколько мне известно, у Патрика прекрасная экономка.
– Я сомневаюсь, что миссис Альварес способна все сделать в доме так, чтобы он отвечал запросам его матери.
Грузные плечи Отто устало опустились. Он сдался.
– В таком случае пусть будет по-твоему. Эльке вскочила на ноги и обвила руками его шею.
– Обещаю тебе, что ты не пожалеешь. Мне ведь единственно чего хочется, это чтобы к приезду его матери все там было в образцовом порядке.
Отто все еще отказывался встретиться глазами с женой.
– Так ты все же думаешь, что это его мать приезжает?
– Конечно. А кто же еще?
В следующую субботу оба они – Эльке, живая и энергичная, и Отто, хмурый и неразговорчивый, – забрались в кабриолет. Позади, в повозке, громоздились корзины с провиантом – копченая ветчина, колбаса, банки с вареньем, соленья, кусок сыра и домашняя кислая капуста, приготовленная Эльке. Ассортимент завершали только что испеченные булочки, печенье и жареные цыплята. Цыплят и булочки они будут есть в дороге, остальное предназначалось в качестве гостинцев для миссис Прайд.
Пока Эльке любовалась красотами природы, Отто не переставал волноваться. Каждый раз, когда кабриолет подпрыгивал на колдобине, он бросал на нее озабоченный взгляд, как будто ожидая, что она потеряет сознание.
Они уже подъехали к Керрвиллу, дорога шла через фермерские хозяйства, и Эльке с жадным любопытством осматривала все вокруг. Раньше она всегда удивлялась, почему Патрик, чтобы купить все необходимое, едет за тридцать миль в Фредериксбург, вместо того чтобы делать это здесь. Керрвилл был гораздо ближе к его ранчо. Теперь она знала ответ.
Этот город, слывший райским местом для бродяг, угонщиков скота и другого сброда, с каждым годом приходил во все больший и больший упадок. Сейчас жизнь в нем едва теплилась. Неудивительно, что его обитатели так завидовали процветанию Фредериксбурга.
Когда они проезжали по Главной улице, Эльке показалось, что у дверей захудалого салуна она увидела близнецов Детвайлеров. Но прежде чем она смогла что-то разглядеть, они куда-то исчезли. Отто она ничего говорить не стала – он и без того расстраивается по любому поводу. А Керрвилл тем временем остался позади.
В том, что поездка доставит ей удовольствие, она была, безусловно, права. Они сейчас ехали вдоль реки Гуадалупе.
Вода в реке была голубовато-зеленая, и там было полно всякой живности – в поисках корма шныряло множество уток, на мелководье в картинных позах застыли белые цапли и журавли, из дубравы, что тянулась вдоль противоположного берега, изредка показывалась морда оленя.
Примерно через полчаса после того, как они покинули Керрвилл, появился кордон с крупными буквами ПП.
– С этого места начинается ранчо, – сказал Отто. – К дому мы подъедем через час.
"Неудивительно, что Патрик так любит эту землю", – подумала Эльке, восхищаясь открывшимся пейзажем.
Лицо ласкал свежий бодрящий ветерок, над головой зияло бездонное небо цвета индиго, на горизонте сквозь высокую траву проглядывали силуэты дубов. Приятным фоном оказалось мычание коров, щебетание птиц и нежный шелест листьев.
Дорога медленно поднималась вверх. У въезда в усадьбу стояли две массивные колонны, увенчанные зелеными буквами ПП. Кабриолет миновал несколько строений – длинное низкое здание, которое Патрик построил в первый свой год на ранчо, дом, где жили ковбои, огромный каменный амбар и загоны для скота.
И наконец показался собственно Дом, именно Дом с большой буквы. В последний раз Эльке была на ранчо два года назад; тогда он еще только строился, но уже можно было предположить, что он будет очень красивым. Теперь, глядя на трехэтажный особняк на вершине холма, она видела, что не обманулась в своих ожиданиях.
Да, толк в красоте Патрик понимает! И вкусом Создатель его тоже не обделил.
Каминные трубы, поднимавшиеся во всех четырех углах здания, создавали впечатление крепости и стабильности, в то время как галерея окон, от пола до потолка, на первом этаже делала строение легким и воздушным. Вдоль всего фасада здания шла широкая веранда, построенная из кедра, который в изобилии рос на ранчо. Она приглашала путешественников отдохнуть в ее тени. Весьма благородно смотрелась крыша, покрытая потемневшей от времени кровельной дранкой.
– Как красиво, – произнесла Эльке, затаив дыхание.
– Да, красиво. – Отто бросил на нее взгляд. – Ты бы хотела жить в таком доме, Liebchen?
– Конечно. Какая бы женщина не хотела, – ответила она искренне.
– В таком случае когда-нибудь я построю такой же дом. Потерпи немного. Для моей любимой жены и ребенка я не пожалею ничего.
Эльке собиралась сказать ему, что они никогда не смогут позволить себе это и что она очень довольна их домом во Фредериксбурге, но прежде чем ей удалось произнести хоть слово, раздался звук подков.
Отто, конечно, эти подковы слышал тоже. Его руки сжали вожжи так, что побелели костяшки пальцев. Наконец он осмелился бросить тревожный взгляд через плечо.
– Кто бы это мог быть?