Глава 7
Лайонел вертелся на плечах Гриффита, и тот машинально придерживал малыша. Ему было сейчас явно не до Лайонела – беседа с валлийскими наемниками и особенно с их покрытым шрамами капитаном оказалась настолько интересной, что о мальчике он просто забыл. Но Лайонел снова заерзал и сильно дернул Гриффита за волосы.
– Эй, парень, – окликнул валлиец, ставя малыша на ноги, – что ты, спрашивается, желаешь?
Лайонел рассмеялся, радостно, весело, и показал в сторону псарни. Взгляд Гриффита остановился на высоком грациозном юноше, прикрывавшем ворота.
Нет… не юноша, а женщина, которая слишком верит в защиту костюма и слишком мало – в мужскую проницательность.
Мэриан.
Наемник по имени Гледуин немедленно доказал правоту Гриффита улыбкой, открывающей обломки полусгнивших зубов, и сказал на валлийском:
– Это безумная дочь графа. Я намереваюсь навестить ее как-нибудь темной ночкой…
Гриффит вцепился в отвороты длинной грязной куртки – единственного одеяния наемника, если не считать рваных лосин, – рванул на себя и, пристально глядя в глаза, ответил на том же языке:
– На твоем месте я бы передумал, если бы хотел сохранить челюсти целыми и невредимыми.
– Она… – Обвислые щеки Гледуина задрожали. – Она под твоей защитой?
– Моей и короля Генриха.
– Короля? Ох, ты меня до смерти напугал!
Наемник внезапно выбросил вперед два растопыренных пальца, целясь в глаза Гриффита. Тот ладонью отбил его руку.
– А драться ты, кажется, можешь, – оценивающе оглядел наемник противника.
Тот спокойно, давая понять, что делает это лишь потому, что пожелал, разжал другую руку.
– Как ты ухитрился потерять зубы?
– Удар булавой по голове. – Многократные шрамы, переломы и беззубый рот делали лицо Гледуина похожим на грубо смятую глиняную маску, лишенную четких черт. – Только такой упрямый валлиец, как я, мог выдержать подобное.
Гриффит кивнул:
– Обидно, если бы это случилось еще раз. Вряд ли тебе повезет настолько, чтобы ты сумел пережить такое дважды.
Ничуть не встревоженный, Гледуин снова оглядел Гриффита.
– Да, вижу, ты тот еще валлиец! Подумать только, угрожать соотечественнику!
– Да, вижу, ты тот еще валлиец, – парировал Гриффит, – замышлять предательство против короля Генриха Уэльского!
Гледуин казался скорее удивленным, чем напуганным.
– Нужно же человеку раздобыть деньжат!
Лайонел дернул Гриффита за куртку, но тот, погладив малыша по головке, ответил Гледуину:
– Но это не оправдывает измены.
– Деньги оправдывают все. – Видя возможность наконец сравняться с Гриффитом, наемник хищно оскалился: – Особенно еще и потому, что Генрих помнил о своем валлийском происхождении ровно столько, чтобы благополучно подпереть задницу троном, а потом моя милая родина ничего, кроме пакостей, от него не видела! – Он закончил речь проникновенным рыданием, которое, однако, не произвело ни малейшего впечатления на Гриффита. – Твоя любовь к Уэльсу не стоит и плевка.
Лайонел снова дернул его за полу, но Гриффит стряхнул маленькую ручонку.
– Если настоящий валлиец, каким ты себя считаешь, продается какому-то мелкопоместному лорду, мечты которого слишком велики, чтобы поместиться в его же гульфике, у Генриха может появиться веская причина отвернуться от Уэльса, не так ли? И что тогда останется от нашей любимой родины?
– Можешь не тратить зря слов и охладить пыл! – почти взвизгнул Гледуин. – Тебе никогда ни в чем не убедить меня… будь проклято это отродье!
Гриффиту едва удалось оторвать Лайонела от волосатой ноги Гледуина и вовремя отдернуть его в сторонку, подальше от стремительно опускающегося кулака наемника.
– Он укусил меня! – взвизгнул тот. – Этот полудурок укусил меня!
Руки Гриффита были заняты, поэтому он взмахнул ногой, целясь в пах Гледуину, и, поскольку тот как раз качнулся вперед, удар попал в цель. Гледуин пошатнулся и обмяк, словно человек, свисающий с петли, но мгновение спустя рухнул на землю под приветственные крики остальных наемников.
Гриффит, не обращая внимания на одобрительные возгласы выпрямился, зная, что собравшиеся точно так же радовались бы, окажись он побежденной стороной, и бросил Гледуину:
– Я ведь предупреждал тебя насчет челюстей.
– Мама! – пролепетал малыш, показывая в сторону прежнего дома. – Мама!
Потрясенный Гриффит, раскрыв рот, уставился на него:
– Ты говоришь?
– И чертовски ясно, – заметил один из наемников.
– Долго, наверное, собирался, – добавил другой.
– Его первое слово, и он сказал его мне, – объявил Гриффит так гордо, словно был отцом мальчика.
– Мама, – настаивал Лайонел. Гриффит оглянулся, но Мэриан уже исчезла.
– Куда она пошла?
Но малыш, очевидно, решив, что уже сказал слишком много, вытянул ручонку. Подхватив ребенка на руки, Гриффит рысцой направился через сад, оглядываясь в поисках Мэриан, и обнаружил ее как раз в тот момент, когда она открывала калитку в ограде своего домика. Он уже хотел окликнуть Мэриан, но она двигалась с такой осторожностью, что Гриффит промолчал. Лайонел, казалось, понял необходимость вести себя как можно спокойнее и тоже притих.
Не войдя в дом, Мэриан начала красться вдоль крепостной стены. Она явно направлялась в сторону рощицы и, к разочарованию Гриффита, исчезла среди деревьев. Он подошел ближе, но девушки так и не увидел. Что бы он ни делал, Мэриан оставалась надежно скрытой, и валлиец понял, почему она выбрала именно это место – здесь все ее тайны надежно охранялись.
Как только она вышла, Гриффит отступил и спрятался. Ему совсем не нравилось делать это. Благородные и честные рыцари так не поступают, но Гриффит давно понял, что хитрость иногда жизненно необходима в общении с королями, женщинами и дикими зверями.
Пристроив поудобнее Лайонела на руках, Гриффит обошел стену, почти нависшую над рощицей, держась как можно ближе к грубому камню, защищавшему его от шпионов наверху, и надеясь, что черный плащ скроет его от посторонних взглядов.
Рощица выглядела точно так же, как несколько часов назад, но солнце уже заходило, и теперь местечко казалось не столько райским убежищем, сколько приютом загадок и теней. Те же деревья, тот же гамак, но что-то тревожило Гриффита. Что-то изменилось.
– Мама, – снова сказал Лайонел, махнув ручонкой в направлении деревьев.
Гриффит уставился на самую глубокую тень под деревьями, но ничего не увидел. Зажав ручонками его подбородок, Лайонел повернул к себе загорелое лицо, поглядел в глаза валлийца и медленно выговорил:
– Мама.
– Вижу, я нашел себе союзника, – улыбнулся Гриффит и, пройдя вперед, увидел то, о чем так настойчиво говорил малыш. Горка свежевыкопанной земли громоздилась рядом с глубокой ямой. Положив Лайонела в гамак, Гриффит пошарил вокруг и отыскал черный навощенный ящичек. Он был пуст.
– Почему ты носишь такую уродливую одежду?
Вопрос Мэриан разрушил молчание, такое же торжественное, как созерцательные размышления монахов, но никто в башенной комнате, казалось, даже не обратил на него внимания. Сесили не шевельнулась, предпочитая мирно сидеть у огня, обхватив себя руками за живот. Лайонел лежал на одеяле рядом с ней, посасывая большой палец с таким самодовольным видом, который может быть присущ исключительно двухлетнему малышу. Арт и Гриффит сидели верхом на скамейке с кружками эля, занятые игрой в шахматы и что-то бормоча на языке, совершенно непонятном Мэриан. Немного помедлив, она спросила уже немного громче:
– Гриффит ап Пауэл! Почему ты носишь такую уродливую одежду?
– Ты это мне говоришь? – осведомился тот, подняв голову.
– Разве твое имя не Гриффит ап Пауэл? – раздраженно бросила Мэриан. – И ты не единственная личность в комнате, облаченная в столь отвратительные лохмотья?
Гриффит оглядел по очереди всех присутствующих, задержавшись на Мэриан. Та расправила тесный корсаж одного из платьев, посланных отцом, жалея, что юбка доходит лишь до щиколоток и что нет вуали, которая могла бы скрыть выражение ее лица.
Девушка заправила в косу выбившиеся пряди волос и откровенно дерзким взглядом уставилась на короткую накидку унылого коричневого цвета, надетую поверх полотняной туники.
– Никто не носит накидок подобного покроя вот уже пятьдесят лет, и эта, кроме того, выглядит так, словно ее долго валяли в грязи.
Но Гриффит, вместо того чтобы вспылить, почти безразлично ответил:
– Прекрасный цвет, когда надо преследовать добычу, и какое значение имеет то, что она вышла из моды? Я не павлин, чтобы распускать хвост перед курочкой.
И, больше не обращая внимания ни на нее, ни на ее замечания возобновил игру.
Это был очень странный вечер.
Когда Мэриан, как было велено, вернулась в башенную комнату, там никого не оказалось, кроме перепуганной Сесили с расширенными от страха глазами, подпрыгивающей каждый раз, когда трещал потолок, и невнятно бормочущей что-то о недоброжелательном духе графини Уэнтхейвен. Но, по-видимому, Арта она боялась еще больше, потому что не осмелилась уйти.
Мэриан, подхватив присланную отцом одежду, поднялась по ступенькам в крохотную комнатку, где переодевалась, и спрятала сокровище, вырытое из тайника позади своего дома. Когда Гриффит вернулся вместе с Лайонелом, она стояла на коленях перед камином, разводя огонь, и уже хотела сказать что-то ехидное относительно собственной покорности приказам валлийца, но при виде того, как нежно и осторожно великан-рыцарь держал ребенка, плотно сжала губы, чему несколько мгновений спустя даже обрадовалась: Гриффит, очевидно, не был расположен к словесным поединкам. Говоря правду, он казался таким угрюмым, погруженным в молчаливую задумчивость, что девушка едва не заплясала от радости, когда появился Арт.
Но даже обычно жизнерадостный слуга выглядел усталым и замкнутым. Мэриан решила, что предстоящий вечер тоже будет проведен в раздирающей нервы напряженной тишине, и, как видно, не ошиблась. Гриффит предпочел совершенно игнорировать ее, и поэтому у девушки появилась возможность выпустить подолы остальных двух платьев, полученных от щедрот Уэнтхейвена. Она даже не смогла хорошенько поскандалить с Гриффитом и смутилась, обнаружив, что очень хочет этого. Словно ребенок, не знающий, чем привлечь внимание взрослых!
Но Лайонел спокойно сидел, не вертелся, так что сравнение было явно не в ее пользу.
– Пойдем, Лайонел, – сказала Мэриан, поднимаясь. – У тебя был трудный день. Давай я уложу тебя в постель.
Лайонел, как всегда, когда приходилось ложиться спать, выпятил губку, но на этот раз удивил мать.
– Нет! – упрямо объявил он.
Мэриан застыла. Сесили поперхнулась и сдавленно пролепетала:
– Ты что-то сказал?
– Нет! – послушно повторил Лайонел.
– Солнышко мое! – Мэриан во мгновение ока очутилась рядом с сыном и опустилась на колени. – Повтори еще раз!
– Нет. Нет, нет.
– Вы слышали? – охнула Мэриан, едва не лопаясь от гордости. – Он только что сказал первое слово: "Нет!" – Она смаковала звуки, словно лучше ничего в жизни не было создано. – Нет!
Сесили нервно облизала губы.
– Он… это вправду его первое слово? Возможно, он ничего другого больше пока и не сможет сказать.
– Собственно говоря… – начал Гриффит.
Но тут Лайонел, довольный, что привлек внимание всех присутствующих, перебил его:
– Мама.
Сердце Мэриан, казалось, вот-вот разорвется. Она едва могла дышать от переполнявших душу чувств.
– Мама? – с трудом выговорила она. – Мама.
Малыш, улыбаясь, пополз к ней и, оказавшись в объятиях матери, осыпал ее щеки влажными поцелуями.
– Мама.
Уронив голову на плечи сына, Мэриан пролила несколько слезинок. Это были приводящие в замешательство слезы, слезы любви и нежности, слезы, слишком драгоценные, чтобы сдерживать их. Ее малыш, самый лучший в мире малыш, только сейчас произнес первые слова.
– А что-нибудь еще он знает? – дрожащим голосом спросила Сесили.
Арт с философским спокойствием, как и подобает опытному отцу, ответил:
– Мы это скоро обнаружим.
– Иисусе сладчайший, – прошептала Сесили.
Мэриан слепо протянула руку камеристке, и та крепко ее сжала. Подняв мокрое лицо, Мэриан сквозь слезы улыбнулась Сесили.
– Дорогая кузина, все эти годы ты была мне помощью и опорой. Как чудесно делить с тобой эти мгновения!
– Да, – согласилась камеристка. – Никогда не думала, что так разволнуюсь от единственного коротенького слова.
Все еще прижимая к груди Лайонела, Мэриан подхватила его одеяло и поднялась. Пламя за ее спиной бросало на девушку золотистые отблески, просвечивая через тонкую ткань юбки и обрисовывая стройные ноги, и будь Гриффит в силах тронуться с места, непременно заслонил бы Арту глаза, чтобы тот не глядел. Но Гриффит сидел, отупевший и застывший, пока Мэриан заворачивала сына. Остановившись у лестницы, она сказала:
– Лайонел, пожелай Гриффиту и Арту доброй ночи.
Все еще слишком ошеломленная случившимся чудом, чтобы поверить в него, Мэриан не стала ожидать ответа. Но Лайонел сказал:
– Гриффит.
На лице Мэриан попеременно сменяли друг друга ужас и гордость. И тут она неожиданно пошатнулась, словно Лайонел стал слишком тяжелым. Впервые за много лет Гриффит обнаружил, что кровь прилила к его щекам, и он смущенно откашлялся, прежде чем ответить:
– Спокойной ночи, малыш.
– Думаю, больше не стоит гадать, сумеет ли он выговорить что-то еще, – почти проворковал Арт.
Гриффит еще не слышал столь нежных интонаций у старика. Сесили, протянув руки, попросила:
– Дайте его мне, миледи!
Мэриан неохотно послушалась и повернула мокрое лицо к Гриффиту и Арту.
– Его первым словом было "нет". Значит ли это, что он будет воином?
И, весело рассмеявшись, побежала вслед за Сесили по ступенькам.
Гриффит смотрел ей вслед. Через дыру в потолке доносились звуки приготовлений ко сну. Лайонел захныкал было, но послушно улегся и закрыл глаза, измученный событиями дня. Женщины о чем-то шептались. В наступившем молчании Гриффит дал волю давно сдерживаемому воображению.
Легла ли Мэриан в постель? По-прежнему ли на ней эти обрывки вместо платья или она разделась, прежде чем отдаться холоду ледяных простынь? И если она…
Арт постарался спрятать горящие назойливым любопытством глаза, когда Гриффит, неожиданно обернувшись, напряженно спросил:
– Лайонел сначала сказал "мама"… Сегодня днем. Объяснить ей?
– Нет, если он обращался к тебе, – пожал плечами озадаченный Арт. – Пусть лучше считает, что первое слово было "нет" и он сказал это ей.
– Я так и думал. – Гриффит потер ноющую голову. – Рад, что хоть одну вещь сделал правильно за сегодняшний день.
– Потолковал с наемниками? – осведомился Арт.
– Да.
– Значит, уже не одну, а две.
– Здесь готовится предательство. – Гриффит снова взглянул на дыру в потолке. – И я не знаю, кто его затевает.
– Только не эта девочка Мэриан, – запротестовал Арт негодующим тоном, хотя никаких предположений не было высказано.
– Не она, но, готов поклясться, в отношении нее. – Гриффит коснулся плеча слуги. – Давай разожжем огонь и посидим под пологом на кровати. Так будет теплее и спокойнее, не слышно шума сверху.
Арт направился к камину.
– Неси дрова. Я уже устал сегодня прислуживать тебе.
Гриффит удивился столь неожиданному требованию и начал складывать дрова так, чтобы Арт смог дотянуться.
– Что-то не слышал от тебя жалоб раньше. Я в жизни не думал, что такой день настанет.
Арт энергично поворошил поленья, так что искры полетели во все стороны.
– Знаешь, вдовушка Джейн похоронила пять мужей…
– Что?! – Гриффит потер подбородок, пытаясь сообразить, в чем дело. – Пять, говоришь?
– Пять. – Арт показал на тлеющие уголья: – Подбрось-ка сюда. Пять мужей, и, бьюсь об заклад, я знаю причину их смерти.
– Яд? Колдовство?
– Истощение. Она доводила несчастных до преждевременной гибели и едва не прикончила и меня тоже.
Сбитый с толку негодованием старика, Гриффит спросил:
– Белье, что ли, выкручивал?
– Белье! Вдовушку выкручивал… в постели. Эта женщина… может станцевать джигу на голой заднице больше раз, чем любая женщина, которую я когда-нибудь поимел! – Арт сурово оглядел корчившегося от хохота Гриффита и докончил: – А уж у меня их перебывало немало, могу поклясться.
– Подумать только, что я дожил до такого, – продолжал задыхаться Гриффит.
– Она могла убить меня!
– Тогда ты умер бы счастливым.
– А ты не получил бы сведений, ради которых мне пришлось пожертвовать своим Буйным Джеком, – отрезал Арт.
– А именно? – вскинулся мгновенно отрезвевший Гриффит.
– Начиная с зимы наемников становилось все больше, Причем по большей части чужеземцев и настоящих дикарей. – Арт заморгал единственным глазом, заслезившимся от дыма, и снова подбросил дров в огонь. – Крестьяне Уэнтхейвена старались не спускать с них глаз, боясь, что, если поблизости начнется сражение, им несдобровать. Только все оказалось еще хуже, чем они предполагали. Эти наемники, грубый народ, не знают ни стыда, ни совести. Как-то ночью напились и ворвались в деревню – ту, что около дороги. Изнасиловали женщин всем скопом, поджарили младенца на вертеле и подожгли половину лачуг.
Вспомнив покрытое шрамами лицо Гледуина и его обещание навестить Мэриан, Гриффит наклонился к огню.
– Милосердный святой Давид!
– Четыре семьи сгорели заживо. Уэнтхейвен заплатил за все, и наемники с тех пор присмирели, но…
Гриффит сбросил башмаки и поставил их сбоку от камина.
– А твоя вдова знает, почему они здесь?
– Нет, зато могу побиться об заклад, что сам все знаю. – Арт уставился в огонь, словно там была запечатлена вся Господня истина. – Соединить силы с теми ирландскими мятежниками, о которых ты говорил.
– С самозванцем, графом Уориком? Возможно. Но у леди Мэриан есть тайны, и я подозреваю, что именно они не дают покоя королю Генриху.
– Считаешь, что именно из-за этих секретов Уорик и собирает армию?
– Ничего не знаю. И верю только в то, что вижу.
Гриффит, поднявшись, махнул рукой Арту, и оба направились к покрытой пологом постели. Притянув к себе старика, валлиец прошептал:
– Что, если в жилах Лайонела течет королевская кровь?
И сразу понял, что пробудил живой и проницательный разум, так хорошо скрытый стареющим морщинистым лицом и тусклым глазом Арта.
– Но не принцев, исчезнувших в Тауэре, для этого они были слишком молоды. Может, король Эдуард? Он в свое время славился распутством.
– Даже если бы Эдуард умер сразу же после того, как зачат Лайонела, мальчику было бы не менее трех лет.