- Успокойся, все в полном порядке, - сказал он серьезно. - Мое уязвленное мужское самолюбие удовлетворено, и я снова держу себя в руках.
Симона молчала.
- И если на то пошло, - продолжил он, - я не вижу в твоем признании ничего смешного, а тем более - дурацкого.
- А кто издевался над тем, что я пребываю в стране фантазий?
- Это, скорее, от зависти, - тихо сказал он. - Большинству людей путь туда, увы, заказан…
- Кажется, да, - тяжело вздохнула она. - Но ведь это не повод совершенно отрицать ее существование?..
На лице Бенджамина мелькнуло мечтательное выражение.
- Как ты думаешь, Антуан и Эллен пребывают сейчас именно там? - блеснув глазами, спросил он.
- А ты, кажется, кое-что понимаешь… Антуан признался, что когда они с Эллен остаются наедине, то на всей планете для них никого больше не существует. Они способны сутки напролет говорить, делясь сокровенными мечтами, планами и при этом понимают друг друга абсолютно…
- И ведь у нас, согласись, тоже был один такой день!
- Тогда, на яхте? - Симона вскинула глаза. - Да, хотя мечтами своими мы не делились…
- И за это мне во веки веков не получить от тебя прощения, так? - грустно усмехнувшись, спросил он.
- Все дело в том, наверное, что нельзя ставить тележку впереди лошади. Все, что происходило после, больше напоминало разговор глухого с немым…
Она замолчала.
- И превратилось в сплошное мучение! - закончил за нее мистер Рок.
- Скажи, Бенджамин, тебе никогда не хотелось повернуть время вспять?
- Иногда хочется, - признался он. - Ну вот, мы и пришли.
- И чем же займемся теперь? - спросила она после долгой паузы.
- Мы могли бы выпить чего-нибудь перед ланчем для аппетита. И вообще, есть куча других замечательных вещей, которыми цивилизованный человек может украсить свою праздность.
- Ты хочешь сказать, что до сих пор мы вели себя не так, как это полагается цивилизованным людям? - прищурилась Симона.
Бенджамин сладко потянулся. Большой, загорелый, сильный, он башней возвышался над нею.
- Мы то опускались до самых глубин, то чуть было не вознеслись до высот небесного блаженства… Но отдохнем от самоистязаний. Лучшее, что можно сделать в такой ситуации, - немного расслабиться и просто выпить. Располагайся, - сказал он, указав на кресло, стоявшее на лужайке, - а я пока принесу вина.
- Бенджамин, погоди!.. - начала она, но тут же, вздохнув, прервала себя. - А впрочем, нет, ничего…
- Скажи то, что собиралась сказать.
Последовало минутное молчание, после чего Симона отвернулась и беспомощно развела руками.
- Я снова во всем запуталась… Извини!
Бенджамин немного помедлил, потом наклонился, и девушка уловила его дыхание.
- Держись за свою мечту, - тихо посоветовал он, поцеловал ее в лоб и убрал за ухо выбившуюся прядь волос. - Сказать по правде, я не перестаю восхищаться тобой, хотя иногда вслух говорю то, что совершенно противоречит моим мыслям. Погоди минутку, я вернусь!
Остаток времени в Бирс-хаусе они провели на удивление мирно и спокойно. Симона весь день читала, освободив голову от всяких тяжелых и мучительных мыслей, а Бенджамин освоил еще один пешеходный маршрут, после чего они вместе поужинали.
И только вечером, когда Бенджамин начал свою лекцию, Симоне снова стало не по себе. Она словно какую-нибудь захватывающую историю слушала его рассказ о ежегодной миграции диких зверей. В этот час Бенджамин Рок открылся ей ярче, чем когда-либо до этого, - самоотверженный, тонко чувствующий проблемы людей и животных, оказавшихся в одинаково бедственном положении в местах их совместного обитания… Она увидела человека, способного войти даже в тяжелое положение браконьеров, зарабатывающих жалкие гроши на пропитание добычей слоновой кости, в то время как другие делали на этом целые состояния.
Бенджамин был искрометен и красноречив, буквально несколькими фразами передавал то, что ему посчастливилось заснять на пленку. Он источал столько обаяния, что хватило бы на целую компанию.
Гости Бирс-хауса слушали его затаив дыхание, и по восхищенному выражению их лиц Симона поняла, что они унесут с собой в сердцах не только заботу о судьбе дикой природы, но и воспоминание о человеке, в котором неразрывно переплелись мудрость, сострадание, сила и редкостный магнетизм.
- Все было так хорошо! - сказала Симона по дороге к своему коттеджу. Бенджамину потребовалось почти полчаса, чтобы вырваться из объятий возбужденный аудитории, и все это время Симона простояла в сторонке, терпеливо дожидаясь его.
- Спасибо, - негромко отозвался он.
- У тебя усталый вид, - заметила она. Бенджамин усмехнулся и сказал в ответ:
- Не каждый день приходиться осваивать новые тропы.
- Но согласись, что это здорово!
- А тебе приходилось серьезно заниматься спортом? - повернулся он к ней.
- Еще как! - улыбнулась она. - Я в детстве раз и навсегда преодолела страх высоты, поэтому обожала карабкаться по скалам и крутым горным тропам.
- Ты гармонично развитая личность! - констатировал он. - Может быть, ты еще летаешь на воздушном шаре, ездишь на водных лыжах и прыгаешь с парашютом?
- Нет, пока что, нет, но я с удовольствием попробовала бы все, что ты назвал. Насчет водных лыж и парашюта не стану утверждать, но полетать на воздушном шаре я мечтала всегда!
- В таком случае, тебе должно понравиться путешествие на воздушном шаре над Атлантикой, - сказал он. - Старт на рассвете, как только солнце поднимается над горизонтом. Впечатления неповторимые!
Дойдя до коттеджей, они остановились.
- Бенджамин…
- Да?
- Ты не мог бы зайти ко мне на минутку?
Бенджамин невозмутимо поглядел на нее и быстро, словно боясь, что она передумает, зашел внутрь.
- Присаживайся! - сказала Симона и включила свет. - Чашечку кофе?
- Спасибо! Сиди, я сам его сделаю.
Симона опустилась в кресло и задумчиво посмотрела на Бенджамина.
- Что-нибудь случилось? - печально спросил он, принеся кофе и усевшись напротив нее. - Я тебя никогда не видел такой серьезной…
- Ты не мог бы пояснить мне, откуда у тебя, канадца, такая привязанность к экзотическим странам?
Бенджамин пожал плечами.
- Австралию я открыл для себя еще в юности. А про Африку читал у Хемингуэя.
- Понятно. Я о такой страсти знаю из книги Карен Бликсен, но ведь ею двигали иные причины, нежели в случае с тобой?
- Помнится, она стремилась выйти замуж за любимого человека. - Бенджамин помолчал, потом продолжил. - Наверное, мной двигала страсть к самоутверждению вопреки воле отца. Видишь ли, его всегда раздражали мои художественные наклонности, которые, в противовес ему, поощряла мать, она художница, пишет маслом. Мама оказалась на редкость удачливой на этом поприще, хотя, должен признаться, иногда она бывает чертовски эксцентричной даже на фоне нашей артистической богемы.
- Отцу не понравилось, что ты пошел по ее пятам? - спросила Симона. - Но почему?
- Мое ремесло, хотя и сочетает в себе науку и технику, но без творческого воображения все снятое тобой будет мертво. В глазах же отца, что живопись, что фотография, что кинодокументалистика - все одним миром мазано. Он был бы рад, если бы я занялся каким-нибудь другим респектабельным и доходным делом, стал наследником империи Роков, а не увлекался ненужным самовыражением и самоутверждением. Но в двадцать три года родительская опека меня просто бесила.
- Ты отправился в Африку в двадцать три года?
- Да, - кивнул Бенджамин. - Я вообще люблю играть только по-крупному. После пяти лет зубрежки и смертельной скуки в юридическом колледже я кинулся в Африку для того, чтобы победить или умереть. Кроме того…
- Пожалуйста, рассказывай дальше!
Бенджамин, прищурив глаза, посмотрел на нее.
- В положении наследника семейного богатства есть что-то нелепое и унизительное. Ты поневоле заражаешься клаустрофобией, потому что сплошь и рядом твое имя и наследство значат гораздо больше, чем ты сам. На мое счастье, отца больше занимал Вильям, поэтому я имел возможность время от времени ускользать из-под родительского влияния. Тогда-то я и решил, что своими руками создам свое благополучие и не возьму из кармана отца ни цента.
- Ты хочешь сказать, что начал с нуля? - круглыми глазами посмотрела на него Симона. - Но как тебе это удалось?
- Я стажировался в юридической фирме, защищая степень бакалавра, и получал побочный заработок. Кроме того, в свободное от учебы время подвизался светским фотографом - делал свадебные и юбилейные альбомы и прочее в том же роде.
Симона откинулась на спинку кресла.
- Ты все еще злишься на отца? - тихо спросила она.
- Уже нет. Он изменил свое отношение ко мне, и важную роль здесь сыграли два обстоятельства. Первое, когда он, и ранее не одобрявший мое увлечение Кэтлин Эверсон, после свадьбы Вильяма заявил, что ума у меня, возможно, все-таки побольше, чем у моего брата.
- Понятно. А второе обстоятельство?
- На одном из светских вечеров его познакомили со знаменитым кинодокументалистом, по странному совпадению также носящим фамилию Рок!
Симона прыснула от смеха.
- Возвращение блудного сына! - воскликнула она.
- Или прозрение блудного отца! Думаю, сразу после того, как утихнет неизбежный скандал в связи со свадьбой брата, мы сможем нормально, по-человечески общаться.
- На него произвел впечатление твой творческий и финансовый успех? - спросила Симона и тут же поспешила добавить: - Впрочем, с возрастом люди часто становятся мягче.
Бенджамин помолчал.
- Отец уговаривает меня наконец-то остепениться и осесть, - как бы вскользь заметил он.
- О нет! - вырвалось у Симоны.
- Не надо так пугаться, - рассмеялся Бенджамин. - Я вот уже десять лет живу только собственным умом.
- Я не про это… Я просто представила, что с тобой может произойти, если ты окажешься с ним рядом.
Он с интересом посмотрел на нее.
- Опасаешься, что отец будет оказывать на меня отрицательное влияние?
- А ты этого не опасаешься?
- Разумеется, нет! - Глаза Бенджамина озорно блеснули. - Симона, скажи, а ты уверена, что до сих пор не питаешь ко мне некоторого сердечного расположения?
Мисс Шарне отвела взгляд.
- А что, разве я похожа на ту, которая способна не замечать, какие щедрые подарки преподносит ей судьба? Как можно не оценить такого неотразимого и талантливого человека? - разрумянившись, ехидно спросила она.
- Что же, не стану обременять тебя. Спокойной ночи и хороших снов, Симона!
Он поднялся и принялся убирать со стола.
Девушка сидела в кресле как изваяние, не сводя с него взгляда. На ужин Бенджамин переоделся в джинсы и кремовую рубашку, и теперь казался особенно стройным и обворожительным. В двадцать три года он поднял мятеж против семьи, наследства, династической традиции, подумала мисс Шарне, так стоит ли удивляться, что он после всего этого в глубине своего сердца остается неприкаянным одиночкой?
- Симона!
Она вздрогнула. Бенджамин стоял напротив и смотрел ей в лицо. Судорожно сглотнув, она попыталась взять себя в руки. Я пожалею об этом, с тоской подумала она, но не больше, чем о разлуке с ним. Так пусть уж если это и произойдет, то по моей воле и на моих условиях!
Бенджамин все понял и на мгновение онемел.
- Ты уверена? - вырвалось у него.
- Я ни в чем никогда не была так уверена.
8
- Симона… Симона Шарне! - тихо подал голос в темноте Бенджамин.
- Почему ты никогда не зовешь меня Си, как Антуан или мои друзья? - шепотом спросила она.
Горел ночник, и оба они, обнявшись, совершенно нагие, лежали под одеялом.
- Мне нравится полное имя Симона, старомодное и милое. Как там чувствует себя твоя рука?
- Хорошо, насколько это вообще возможно!
- На этот раз все у нас было не так стихийно и безудержно, но не менее чудесно, - улыбнулся он, и Симона почувствовала, как ее снова захлестывает волна желания. - На этот раз нам даже есть что сказать друг другу.
- Все было восхитительно! - прошептала она, прижавшись к его плечу.
Рука Бенджамина легла на ее бедро.
- Если так, я готов повторить все снова, - пробормотал он, целуя ее волосы. - Ты не против?
- Разве ты не чувствуешь? Как я могу быть против?
Она придвинулась к нему так, чтобы он почувствовал ее груди, и принялась целовать его лицо, шею, плечи.
- Я изнемогаю от желания, - призналась она. - Странно, но в эти мгновения я даже забываю о сломанной руке!..
Она подняла синие глаза и улыбнулась. Бенджамин коснулся губами ее сосков, и розовые бутоны напряглись. Симона со вздохом наслаждения закрыла глаза и откинула голову.
- Бенджамин! - пробормотала она. - Боже, Бен! Я сейчас умру!.. Это слишком!..
Он со стоном опустил тело, одним мощным ударом проник в нее, и оба они слились в едином неудержимом ритме. Дыхание их становилось все более частым и прерывистым, пока Симона не выгнулась с криком, а потом судорога наслаждения пронзила их, лишив сознания и слуха.
И снова они лежали в объятиях друг друга, и Бенджамин, гладя ее по волосам, говорил:
- Я был не прав… Насчет стихийности и безудержности. Беру свои слова обратно!
Симона приподняла голову и попыталась улыбнуться.
- Ты был великолепен, Бенджамин Рок! - сказала она, дуя ему в ухо. - Не пройдя через это, я бы не поверила, что такое вообще возможно!
- Нам нужно поговорить, - сказал Бенджамин.
Было влажное, душное утро, и они ехали в машине обратно. Проснулись они только после завтрака, а потому вынуждены были бегом собирать вещи, чтобы успеть освободить коттеджи к заезду новых гостей.
- Не надо! - порывисто сказала Симона и поймала его руку, лежавшую на рычаге переключателя скоростей. - Все уже сказано, Бен!
- Нет, не все! Если ты думаешь, что я способен вот так запросто помахать тебе рукой и со спокойным сердцем отчалить к черту на кулички, то ты глубоко заблуждаешься!
Симона покосилась на него и заметила, что рот у него сжался в тонкую полоску.
- Ты все хочешь испортить, да?
- Черт возьми, что ты имеешь в виду?
- Мне казалось, что вчера вечером мы расставили все точки над "i".
- А потом была ночь, а за нею утро, когда я вымыл тебя в ванной, причесал, вытер насухо, одел и собрал в дорогу…
Симона прикусила губу, вспомнив блаженное ощущение тепла и защищенности, которое дарили ей руки Бенджамина. Увы, здравый смысл подсказывал ей совсем другое, и она тихо, но твердо сказала:
- Бенджамин, ты же не хуже меня знаешь, что у нас ничего не сложится. Я для тебя слишком… как бы это сказать?
- Догматична? - сухо предположил он, и Симона вздрогнула, но нашла в себе силы холодно ответить:
- Если тебе угодно, то да. А ты для меня слишком независим. Что отсюда следует?
- Что угодно, но только не вывод о том, что на этом основании нам следует порвать всяческие отношения!
- А что ты можешь предложить взамен? Раз или два в год встречаться и мучить друг друга взаимными претензиями и несбыточными мечтами?
Бенджамин, глядя в сторону, тихо выругался.
- Пойми же, мой милый, - с отчаянием сказала она, - кто-то из нас захочет настоять на своем, и все наше счастье полетит под откос. Именно поэтому лучше разойтись сейчас - и разойтись раз и навсегда. Для меня ты останешься моей несбыточной, но прекрасной мечтой наяву, да и ты обо мне, надеюсь, сохранишь не самые плохие воспоминания…
- Ты все сказала? - спросил он, не сводя глаз с дороги.
- Да.
- Итак, - негромко подытожил он, - лично ты предполагаешь с сегодняшнего дня вернуться к той жизни, которую вела до нашей встречи?
- Не совсем. В моей жизни не останется брата, точнее, мои отношения с ним перейдут в иное качество. Скорее всего, мне придется с ним разъехаться, чтобы он имел возможность строить новую жизнь без оглядки на меня. Но я совершенно точно знаю, что никогда не оставлю мой дом. Как и прежде, я буду учить детишек, а еще ходить под парусом, перебирать клавиши на стареньком рояле… В общем, буду радоваться жизни, так что можешь обо мне не беспокоиться!
Бенджамин сумрачно смотрел вперед, на дорогу.
- Мистер Рок!.. - тихо позвала она и подбадривающе улыбнулась.
Он бросил взгляд на нее - божественно красивую, с длинными распушенными каштановыми волосами, в которых навсегда, казалось, поселились солнечные рыжеватые блики, с ясными синими глазами, нервно сжатыми губами, которые еще этой ночью были такими послушными и мягкими…
- Можно я буду писать тебе письма? - он нежно сжал ее руку.
- Как тебе угодно… Только не обещаю, что стану отвечать.
Так они и расстались.
В доме их уже ждали Антуан и Эллен. Они явно изнемогали от любопытства, но, уловив напряжение, повисшее между Симоной и Бенджамином, не осмелились задать ни одного вопроса.
Днем после ланча Бенджамин уехал.
Дружески улыбаясь, Симона вызвалась было подвезти его до аэропорта, но тут же спохватилась, вспомнив о сломанной руке.
Свои услуги предложил Антуан, но Бенджамин отказался и заявил, что поедет на такси. Перед отъездом он на несколько минут уединился с Антуаном в кабинете. О чем они говорили, Симона не знала, но брат вышел оттуда в приподнятом настроении.
У ворот сада они попрощались.
- Если только, - сказал он, не спуская с нее глубокого нежного взгляда карих глаз, - будет что-нибудь не так… со сроками… Антуан знает, как связаться со мной.
- Надеюсь, ты ничего ему не сказал? - нахмурилась Симона.
- Разумеется, нет. А вот тебе хочу сказать следующее: самые точные расчеты и продуманные планы иногда дают сбой, и, если с тобой что-нибудь случится, я имею законное основание знать об этом.
Симона опустила глаза.
- Разумеется, - улыбнулась она. - Но я тебе уже сказала, что ничего не будет.
На губах Бенджамина мелькнула печальная улыбка.
- И когда ты перестанешь быть такой упрямой?
- А когда ты перестанешь быть таким упрямым?
- Сдаюсь! - сказал он, по-мальчишечьи непосредственно ухмыльнувшись и поцеловав ее в лоб. - До свидания, Симона Шарне, самая любимая моя учительница в мире! Если я чего-то и могу пожелать тебе, то это не растерять свои мечты.
И хотя оба они держались совершенно спокойно, было в этой безмятежной сцене что-то жутковатое, словно время остановилось. Но время уходило - и уходило безвозвратно. Скоро, совсем скоро этот большой, сильный и талантливый человек, который умел быть таким язвительным и таким милым в одно и то же время, должен был уйти навсегда. Воздух словно застыл, впитав в себя запахи камелий, травы, шин, плавящегося на солнце асфальта, голубизну неба и зелень травы.
Еще раз взглянув на него, чтобы навсегда сохранить в памяти его образ, она ровным голосом сказала:
- Прощай, Бенджамин! Такси уже подъехало. Будь осторожен, и пусть тебе тоже повезет и ты найдешь свою Эванжелину!
Она улыбнулась ему, повернулась и пошла, и никто на свете не знал, чего ей стоило ни разу не оглянуться на Бенджамина.
Закрыв за собой входную дверь, Симона бессильно привалилась к ней и закрыла глаза.
- Симона!