Поэтому матаджи долго жевала своими блеклыми губами собственные блеклые губы, но потом все-таки согласилась. А муж понурил коротко подстриженную голову и строго сказал Рохини, что за это ответственность должна взять она. Ну кто же еще? Бабиджи, жена старшего брата, только на кровати валяется да телевизор смотрит или собачек своих чешет, черт бы их побрал. Пусть даже они и очень породистые, белые и пушистые, но гадят совершенно такими же какашками, как и обыкновенные собаки. А убирать опять же ей, Рохини. Потому что она пришла в эту семью последняя, женой за младшего и без приданого. Поэтому матаджи вообще сквозь нее всегда смотрит и замечает только тогда, когда работа сверх ее ежедневных обязанностей появляется. А работа всякая бывает, это не пятки чесать уставшему мужу, тут по полной программе ее загружают: то ведра таскать, полные воды, то белье стирать в ледяной воде, то чапати на огне стряпать, то мусор вытаскивать мешками, и все это с пяти утра. Даже, кажется, матаджи только и занимается весь день тем, что работу ей ищет.
Вот и сейчас они, эти иностранцы, уже пришли со своими рюкзаками и смотрят, а она еще домыть не успела. А она и так уже старалась, хоть и спина со вчерашнего дня болит, на сквозняке кастрюли чистила. Ну что ей делать?
Она виновато обернулась, а иностранцы растянули свои американские рты и заулыбались, и заулыбались прямо в точности так, как в иностранных журналах они улыбаются, словно это специально генетически закрепленный жест нации.
Ну, в общем-то, это не страшно, хоть они и улыбались как-то неестественно, все равно было жутко интересно на них вблизи смотреть. Все-таки они очень не похожи на индусов, ну совсем из другого мира, неизведанного, заманчивого и, как говорит местный Свамиджи, насквозь порочного.
Иностранцы ласково смотрели, как Рохини домывает ступени, потом рыжеволосая, стройная девушка на не очень американском английском произнесла:
- Все-таки индийские женщины поразительно красивы.
- Да, ты права, - подтвердил русоволосый, атлетического телосложения парень.
Странно, а индийские мужчины считают иностранок красивыми, а нас, говорят, тряпочкой закрывать надо. Парадокс какой-то, подумала Рохини.
Но ей было приятно, и она тоже улыбнулась природной индийской улыбкой. И в глазах засверкали маленькие огоньки, а может, это были и не огоньки, а просто отблески от ее золотых сережек и сверкающей капельки на лбу, как и положено наклеенной в межбровье. Но, так или иначе, что-то блистательное было в этом мимическом жесте, несомненно.
Так в один прекрасный день чуждый мир проник в их собственный дом, и сначала это будоражило не только детей, которые то и дело бегали подглядывать к окнам квартирантов, но казалось, что и вся семья пребывала в приятном возбуждении. В провинциальном индийском городке не так много развлечений. А если они как-то чудом и проникают с разложившегося Запада каким-нибудь клубным заведением или невинной дискотекой, то их быстро отслеживает дядя Говермент и так же быстро прикрывает, только раздразнив, но не утолив "низменные" потребности жителей. Так столетиями население провинции поколение за поколением вырастает на индийских фильмах, которые все так же, как и много лет назад, усиленно муссируют одну лишь тему земной любви и невозможности по этой самой любви жениться. Ну где уж тут пища для ума? Хотя для жарки овощей и производства потомства много ума и не надо.
Но такая жизнь не совсем устраивала Рохини, у нее была своя тайна, и тайна хранилась в папке на большом шкафу, и при переезде она ее не успела спрятать. А переезжали они потому, что та комната, которую заняли иностранцы, была ее с мужем спальней. А теперь их спальню определили в маленькой кладовке, что находилась рядом с комнатой матаджи. И вот папку, которую она прятала от матаджи, девать было некуда, потому что кладовка была под полным ее контролем, так как там хранились мешки с продуктами и другая хозяйственная утварь. Немного подумав, Рохини решила, что иностранцы на шкаф не полезут и ее не найдут, а если и найдут, то не будут ее за это ругать, как это сделала бы матаджи…
31
Стены и потолок были чисто выбелены, около окна стоял шкаф, заполненный какими-то завернутыми в разноцветные блестящие ткани и перевязанными тесьмой кирпичиками. Перед странными сказочными картинками, где были нарисованы разноцветные обнимающиеся фигурки, на тумбочке, заставленной серебристыми чашечками и сделанными из муки лепными башенками, дымились благовония.
А из окна струился прохладный воздух и чья-то незнакомая речь, усиленная во много раз громкоговорителем.
- Что это все значит? - слегка раздраженно промолвил Гарри, когда наконец-то очнулся от забытья.
- Что именно? - уточнил Джек, вытирая губы салфеткой.
- Кто это говорит?
- Это их Далай-Лама дает учение, - пояснил Марк, уплетая что-то вкусно пахнущее из плоской тарелки.
- Очень громко, - поморщился Гарри и перевел глаза на стол, - а что это вы едите?
- Чоумен - тибетские жареные спагетти с овощами и мясом.
У Гарри аж что-то всхлипнуло в районе желудка.
- Бог ты мой, а мне?
- А ты без сознания, - ответили они хором.
- Но я же уже пришел в сознание, закажите мне тоже, - возмутился он.
- Ой, Гарри, мы не в ресторане, мы в гостях. Марк, ну попроси для него тоже порцию.
- Попроси, - передразнил он. - Подумаешь, ну пойдемте в ресторан.
- Ха, Гарри, крепко же ты спал. У нас ни гроша денег.
- С чего это?
- О, да ты, вероятно, действительно ничего не помнишь. А ведь нас не только унизили и побили, нас еще и ограбили.
И только тут перед Гарри стали всплывать смутные кадры из недавнего прошлого.
- Сучка, - скрипнув зубами, процедил он, - порву…
Но тут в комнату вошел сияющий лучезарной улыбкой тибетский монах и поставил на стол третью порцию.
- Пожалуйста, откушайте, - мягко сказал он.
Гарри даже не успел спрятать свой звериный оскал. Но монаха не смутило его выражение лица, и он продолжал:
- После обеда мы можем провести с вами небольшую экскурсию по нашему монастырю.
Гарри закашлялся. В отличие от своих товарищей, он еще не знал, где они очутились.
Он еще не знал, что ночью проезжающие мимо монахи из монастыря Намгьял подобрали их на дороге и, оказав первую помощь, бесплатно поселили в своей монастырской гостинице на время, пока они не придут в себя.
- Хорошо, - промолвили Марк и Джек и даже улыбнулись.
Монах ушел.
- Вот еще чего нам не хватало, так это попасть в монастырь! - проворчал недовольно Гарри и, подтянув штаны, направился в туалет.
32
- Ты жаждешь свободы, но ты уже изначально несвободен, даже первый твой вздох на этой земле зависит от состояния здоровья твоей матери и умелых рук акушерки. О какой свободе ты говоришь, если ты зависим от зависти недругов, от случайной пули в Ираке или от решения законодательных актов твоей страны? Мы все несвободны! Кто-то несвободен от мужа или жены, кто-то несвободен от своих родителей и родственников, кто-то несвободен от долгов и каждодневного зарабатывания денег, кто-то просто-напросто находится в тюрьме. Даже я не совсем свободна, хотя казалось, что освободилась от всего, - громко говорила Стеша, взад и вперед ходя по комнате.
- От чего несвободна ты?
- От воли своего Учителя и от устоявшихся традиционных взглядов Дхарамсальского общества… - Она немного споткнулась, как бы раздумывая, но все-таки добавила: - И еще много от чего другого…
Но тут она вдруг услышала над ухом чей-то голос: "А может быть, ты в первую очередь несвободна от собственного "Я". Но Стеша решила об этом подумать позже и, опять повернувшись к Стивену, закончила:
- Поэтому ты хорошо подумай, о какой свободе ты говоришь.
Стив потер виски, налил еще чая из термоса и закурил американские, но купленные в местной лавке сигареты.
- А что ты предлагаешь?
- Ничего, - сказала Стеша, наполнив свой стакан тоже, но потом продолжила: - Я только лишь знаю, что за все в этой жизни надо платить. Если в твоей жизни возник этот абсурдный долг, то рано или поздно ты его все равно заплатишь, если не тюрьмой, то страданием изгнания, мучениями совести, постоянным страхом быть пойманным и так далее.
- И ты думаешь, что у меня нет никаких шансов наладить свою жизнь?
Стеша немного помолчала, подняла упавшие на пол крошки от поджаренного на калорифере хлеба и сказала:
- Есть, но ты не хочешь в это верить. А я не смею это тебе навязывать.
- А, ну значит, это опять твоя буддистская философия, - слегка разочарованно протянул Стив и закинул ноги на табурет.
- Я бы сказала - знание и мудрость. Мир устроен так, что, кроме того, что ты видишь, есть еще и другие планы, которые так или иначе являются огромным закулисным механизмом, который не виден обычным людям, но играет глобальную роль в этом огромном спектакле под названием "Жизнь". Но они могут быть очевидны для людей, которые достигли некоторых высот в духовной практике. И они могут проникнуть за кулисы этого явленного театра и поменять сценарий. Но это очень трудно.
- А ты можешь сказать попроще?
- Попробую. В буддистской философии говорится, что то, что ты имеешь сейчас проблемы, - это результат твоих поступков в прошлом, может быть даже не в этой жизни, а в других, о которых ты не знаешь. Но, так или иначе, всему происходящему с тобой есть причина. Когда-то ты посадил это семя, иначе бы не пожинал эти плоды сейчас. Но согласно буддистскому Учению, ты можешь очистить эту негативную информацию. Просто надо начать заниматься соответствующей духовной практикой по устранению омрачений твоего ума.
- И сколько понадобится для этого времени?
Стеша усмехнулась:
- Много, особенно для тебя.
- Как это много, у меня каждый день на перечет? - Стив переложил ногу на другую ногу и смачно захрустел хлебом.
- Ну вот смотри, я занимаюсь духовной практикой уже лет десять, а до сих пор имею кучу недостатков, жадничаю, злюсь и тому подобное, и, если сказать начистоту, только сейчас стала вникать в устройство этой сложной системы мироздания.
- Да ты же женщина, вам трудно, у вас же мозг для таких сложных вещей не предназначен, - подколол ее Стив, разваливаясь на кушетке еще больше.
Стеша развернулась и хлопнула его по плечу.
- Больно ведь, - сморщившись, потер свое плечо Стив.
- Глупые женщины есть, не спорю, но ты даже не представляешь, сколько на свете еще более глупых мужчин! Так что не буди во мне зверя.
- Ой, какие мы гневные. - Стив сделал придурковато-испуганное лицо, повалился на кушетку, потом резко метнулся в сторону сидящей на краешке Стеши и сгреб ее в охапку.
Она даже от неожиданности взвизгнула. Казалось, что ее зажали в стальные тиски и вот-вот выжмут из нее сок.
- Ты в моей власти, женщина. Будь ты хоть в сто раз умнее меня, но я смогу сделать с тобой все, что захочу!
Стеша закричала и стала вырываться из его рук, но он все сильнее и сильнее сжимал ее в своих объятиях… пока губы их не встретились и, соприкоснувшись, не перешли в следующую приятную стадию взаимозависимости.
Но когда уже полетела на пол его выгоревшая на солнце рубашка и ее лифчик, когда уже руки стали сплетаться и плыть по очертаниям тел, когда жадные губы мужчины стали спускаться ниже к нежной плоти ее груди, Стеша напряглась и, тяжело дыша, выдохнула:
- Хорошо, но только один раз и больше никогда.
- Как это один? - замер Стивен.
- А так, это мое правило.
- Ах, так! Нет, как ты это себе представляешь, чтобы женщина диктовала мне свои правила, да еще находясь в моих объятиях? Нет, так не пойдет, - выпустив ее из своих объятий, сказал Стив и поднял с пола сброшенную рубашку.
- А что тебе не нравится? Это же очень удобно, никаких проблем. Встретились и снова разошлись.
- А так, мне не хочется, чтобы меня просто использовали для удовлетворения желания и потом выкинули, как уже использованную вещь. Это как-то унизительно для мужчины.
- Но вы ведь, мужчины, чаще всего именно так поступаете с женщинами.
- На то мы и мужчины. - Стив надел рубашку, посмотрел на частично оголенную и удивленную Стешу и сказал: - Да, в мире много чего творится, но всем хочется все-таки, чтобы их хотя бы чуть-чуть любили.
Он отвернулся и вышел.
Стеша еще долго лежала на кровати и думала: как же все интересно устроено. Когда ее хотят мужчины, она от них старается избавиться, когда она хочет мужчину, мужчина убегает от нее. "Мир хорош хотя бы тем, что он отличная тема для размышления", сказал Хэзлип Уильям и был, наверное, прав.
33
"Если у тебя возникают сомнения, если твоя душа приходит в смятение, затаи дыхание. Посмотри, как беспечно по небу плывут облака, как ветер пытается спрятаться в листве больших деревьев, как солнце скользит по поверхности воды. И наконец, как тепла земля, когда ты стелешь на нее свое, явно осязаемое и ошибочно воспринимаемое то, что называется твоим телом, но не является твоим "Я", - писала она сама себе в своем дневнике, но и это ей не помогало.
Стеша смотрела на мобильник, брала его в руки, вертела, но потом опять в нерешительности откладывала. Она хотела до последнего растянуть время и не принимать никаких решений…
Как-то Пема сказала ей:
- За твоим сомнением кроется нечто реальное, о чем ты не хочешь рассказывать или даже сама хочешь забыть.
- Наверное, ты права, - согласилась Стеша.
- Это не пройдет само собой, это как нарыв. Пока ты его не вскроешь, даже если это очень больно, он постоянно будет переполнен гноем.
Стеша удивилась тому, что, хотя она довольно уже долго знала Пему, однако даже не догадывалась о такой ее прозорливости.
Да, гнойник действительно был, он нарывал уже много лет, и этот нарыв томил ее душу и не давал ей свободно вздохнуть.
Это случилось давно. В том далеком неуютном, холодном детдоме… Однажды под вечер в детдом прибыла новая партия отловленных на вокзале чумазых изголодавшихся детей. Их направили сразу из приюта, даже не помыв и не переодев в чистую одежду, так как была зима, приюты были переполнены, и времени у персонала на всех не хватало.
Он смотрел на нее удивленными голубыми глазами, и она смотрела на него тоже. И все потому, что они были оба рыжие, словно брат и сестра. Стеша смотрела на рассыпанные по его носу веснушки, на сам нос, маленький и вздернутый, на торчащие уши и совершенно такие же, как у нее, волосы, только скомканные и давно не мытые. Она молча протянула ему спрятанную в нагрудном кармашке шоколадку, которую утром ей незаметно дала тетя Вера, и стала ждать, что он скажет волшебное слово "спасибо". Но он выхватил из ее рук протянутую сладость и, даже толком не развернув, быстро засунул ее в рот. Наверное, очень голодный, подумала Стеша и протянула ему шоколадный батончик, который хранила на тот случай, если ей станет очень грустно, и который ей тоже неделю назад принесла тетя Вера. И он, тоже схватив его, уже поднес ко рту, но тут неожиданно подлетевшие подростки выбили у него батончик из рук. Завязалась драка. На Стешиных глазах чумазые ребята избивали этого рыжего, голубоглазого мальчика, а она бегала вокруг них и ничего не могла сделать. Но потом все же метнулась в конец коридора, где хранила свои принадлежности уборщица Анастасия, и, схватив ее швабру, смело стала колотить ее древком перепачканные грязью спины.
Ребята испугались и отбежали к стене, к двери директорского кабинета, как бы подсознательно чувствуя, что там их защитят от этой бешеной девчонки, и она, Стеша, ликуя от такой внезапной и легкой победы, гордо взяла за руку этого рыжеволосого мальчика и повела за собой.
Так они встретились и подружились. Маленький Антошка, которого сняли с Новосибирского поезда, и она, Стеша, которую выкинула красивая, преуспевающая женщина.
- Я тебя всегда буду защищать, ты только ничего не бойся, - говорила она, вытирая слезы с его щек.
Его определили в другую группу, так как он был младше, но они все равно постоянно играли вместе, читали книжки, рисовали и даже несколькими годами позже вместе пришли заниматься кунг-фу.
Все это было вполне невинно, пока однажды, нечаянно соприкоснувшись телами, они не почувствовали, что стали вырастать и что странные переживания и новые чувства стали возникать при их случайных соприкосновениях.
Эти чувства были настолько захватывающими и неожиданными, что они повергали их в смущение и в трепет, и уже не только они стали замечать их. Антошку дразнили его друзья, рассказывая гадости про женщин, а за Стешей стали усиленно следить глаза заведующей и воспитателей. И все это вмешательство окружающих их людей, казалось, отравляло чистое и светлое, превращая их чувства во что-то мерзкое и гадкое. И когда Антон однажды вечером на лестнице, прижавшись вдруг к ее телу, потянулся к ее губам, она, вспомнив наставление взрослых, неожиданно для самой себя хлопнула его изо всех сил по щеке и быстро метнулась вниз.
Наверное, все дело в том, что подруги рассказывали о сексе как-то совсем некрасиво и гадко.
А она хотела быть хорошей и чистой.
Антон больше с ней не разговаривал, казалось, что он даже стал презирать ее, потому что друзья дразнили его и говорили, что он размазня, что он не мужчина, и тогда он захотел им доказать обратное.
Стеша по секрету как-то рассказала ему, что мечтает, когда вырастет, поехать в сказочную страну, туда, где когда-то жили Али-Баба и сорок разбойников, где люди летают по небу, а в горах живут разные волшебники, которые могут проходить в другие миры. Поэтому Стеша все эти детдомовские годы откладывала деньги, которые ей давала на карманные расходы тетя Вера, мечтая таким образом накопить на билет в Индию.
Антон не поверил ей, что есть такая страна, а еще он вырос, и ему очень хотелось модно одеться и купить плеер, поэтому он рассказал своим друзьям про Стешин тайник, взяв с них обещание, что они ему отдадут причитающие проценты. И в один прекрасный вечер тайника не стало, и не стало надежды попасть в эту чудесную страну, и казалось, что жизнь кончилась. Потому что такой жизни, которая огорожена детдомовским забором, Стеша не хотела, не желала и больше не могла терпеть. Тогда, сидя перед своим пустым тайником и думая о том, что ее предал ее самый первый и самый любимый мужчина, она впервые не захотела жить.
А потом она бежала по встречной полосе дороги и кричала визжащим машинам, чтобы они задавили ее, задавили ее жизнь, задавили это ее такое огромное несчастье, от которого она не могла дышать, верить и жить.
Она бежала, пока удар в голову не оглушил ее.
Какое-то мгновение она даже видела свои рыжие волосы и растекающиеся по ним струи алой крови, которые стремительно окрашивали асфальт, но потом все погасло и стало темно.
- А что было потом? - спросила Пема.
Стеша вытерла слезы и сказала, что два года назад, вернувшись в Индию после долгой поездки в Москву, она встретила Антона во дворце Джецун. Учитель назвал его тибетским именем Туптен, и он сейчас в числе его самых близких учеников…