Стеша застыла от удивления. Если бы видел это Сартр с его концепцией абсурдности бытия…
Джецун сидел в большом кресле, похожем на присевшую обнаженную женщину, и, что-то нашептывая, перебирал старинные тексты.
Завидев ее, он улыбнулся. Стеша поклонилась его монгольским сапогам с задранным верхом и произнесла:
- Джецун, я поражена. Как было возможно воспроизвести этот сад? Это же совершенно не вяжется ни с тибетской, ни даже с монгольской культурой.
- А ты думала, что я к какой-то из них принадлежу?
- Ну вы ведь сами постоянно говорите о том, что тибетская культура важна, что сохранить ее в условиях дискриминации нации необходимо, что она несет огромный потенциал духовности. Это воспринималось мной, как ваше предпочтение тибетской культуры в ущерб другим направлениям, и в последнее время эта мысль не оставляла меня в покое.
- Нет, дитя мое, это лишь обусловленность данного существования. Буддийская философия в обрамлении тибетской культуры просто более целесообразна сейчас для нашего восприятия. И в такой форме нам, родившимся и выросшим в этой культуре, легче всего вам ее преподнести. Что же касается этого сада, то я воспроизвел его специально для тебя и из твоего сознания. Ты разве не узнаешь эти образы?
- Да, узнаю. Это мне напоминает картины Сальвадора Дали, гениального провокатора, который, самовыражаясь таким Образом, разрушал приоритеты общества. Безусловно, когда-то мне нравился этот художник.
- А сейчас?
- Мне нравилось в нем то, что он отрицал нормы и нравы, превращая реальность в безумный фарс. В этом что-то было для мозгов, которые зарастают тиной и от этого перестают двигаться, но сейчас я уже не нахожу в нем опоры для моего ума. Это крайность, которая ни к чему не ведет.
- Да, но эти образы остались в твоем мировосприятии. И они, так или иначе, формируют твой вкус, накладывают отпечаток на твои привязанности.
Странно, почему именно так Джецун увидела мои наклонности, неужели в моем мозгу нет более возвышенных ассоциаций? Или эти ассоциации просто на данный момент времени наиболее подходящие, чтобы выразить мне некую идею, которая без этого не может обрести плоть?
Перед глазами проплыло молодое длинноносое лицо Сальвадора, один глаз прищурился и нахально ей подмигнул. Стеша вспыхнула и отвернулась, но через секунду повернулась вновь. Усталые и печальные глаза Джецун смотрели на нее в упор, и на миг девушке показалось, что через эти глаза на нее смотрит сама вечность. Стало прохладно, подул робкий ветер.
Стеша подняла голову, посмотрела на плывущего по небу Христа и произнесла:
- Да, кто-то до сих пор считает, что, чтобы иметь душу, ты должен висеть на кресте и кровоточить.
- Ты ведь оперируешь этими образами, чтобы выразить некие свои мысли? - спросил Джецун.
- Да, наверное, - немного помолчав, согласилась Стеша.
- Значит, так же тебе надо будет смириться и с тибетской культурой, она тоже оперирует привычными ей образами, чтобы выразить основные понятия тибетского буддизма.
Джецун встал, опершись о подлокотник кресла, похожего на пухлую женскую руку, и, развернувшись, пошел к тропинке, ведущей через отверстия в изображении добропорядочной леди в белом чепчике к берегу озера, где сидел Нарцисс и смотрел в воду.
- Ты зажала свой ум, ограничила его свободу, посадила в тюрьму выстроенных железных концепций, - доносил до нее слова налетающий ветер.
- Что же мне делать, Джецун? - догоняя его уже над кромкой воды, спросила Стеша.
Он остановился, повернулся к ней и, улыбнувшись, взял ее за руку и повел за собой в долину, что расстилалась на берегу.
Они плавно перетекали в другое пространство, где образы из картин Сальвадора Дали начали таять и растворяться, превращаясь в какие-то бесформенные полупрозрачные новообразования, пока совсем не растаяли и не исчезли.
Впереди распахнулось небо, словно кто-то открыл волшебный занавес, и все пространство наполнилось светом.
Этот свет проникал везде и всюду, и даже их тела, Джецун и Стеши, были насквозь пронизаны его лучами.
И опять остановившись и обернувшись к ней, он сказал:
- Просто знай, что ни внутри тебя, ни вне тебя не существует ничего, за что надо было бы цепляться…
Он обнял ее и поцеловал прямо в губы.
9
Ночью ее разбудил стук. Спросонья Стеша сначала долго соображала, что это такое стучит и где. Потом поняла, что стучат в дверь. Она поднялась, обернулась простыней, перекинув через обнаженное плечо конец ткани и заправив его за пояс, и открыла дверь, даже забыв спросить, кто это стучит.
В дверь ввалился Стивен. Держась за стену, он сполз на стул и тихо произнес:
- Мне нужна твоя помощь.
Она молчала и смотрела на него. Понимал ли он всю сложность ситуации? Ведь именно в ее дом в любой момент могли прийти полицейские… Но выгнать больного человека, мало того, больного по ее отдаленной вине, она не могла.
- Пройди в комнату и ложись на постель, тебе нельзя долго находиться в вертикальном состоянии, мозги вытекут.
Он послушно встал и, опершись на ее плечо, проследовал в спальню. Там, опускаясь на кровать, он задел Стешину импровизированную накидку, и она сползла, чуть не оголив ее всю перед его блуждающим взором. Стивен хмыкнул и повалился в постель, увлекая девушку за собой. На какой-то миг она оказалась лежащей у него на груди, но, собрав свою волю и оттолкнувшись, встала, невозмутимо поправив сползающую тонкую ткань, включила магнитофон с композицией Оливера Шанти и пошла на кухню ставить чайник.
На кухне, в углу, на верхней полке как всегда сидел Потапов. Он недовольно повел своим толстым подбородком, хмыкнул и отвернулся. Стеша сделала вид, что не поняла его, хотя знала наверняка, что ему гость не понравился. Просто за эти пять лет Потапов привязался к Стеше и ревниво насупливался каждый раз, когда чувствовал внимание к ней мужчин. Девушка старалась не замечать его хмыканья, но тут не выдержала:
- Потапов, я своя собственная и уже большая.
Тот потупил глаза и стал разглядывать мокрую в разводах клеенку, печально качая толстенькой ногой и ковыряя в носу.
Стеша не спеша поставила чайник, собрала чашки и ложки и хотела взять начатую банку меда, но, повертев ее в руках, поставила на место. Мед наверняка ей пригодится самой, а для Стивена будет достаточно и сахара с печеньем. Заварив "Доржелинг", она с полным подносом вернулась в комнату.
Стивен был опасен, но она не задумывалась над тем, что он преступник, хотя это, по логике вещей, и было главной опасностью. Стеша думала о другом, она думала, как опасно ей в него влюбиться. Влюбиться в эти, странные для преступника, чистые и лучащиеся добротой глаза, в эти теплые сильные руки, которые она до сих пор ощущала на своем теле, в эту совершенно незнакомую ей иностранную душу, на родине которой стоит знаменитая статуя Свободы, гордо и величественно подпирая собою небо.
Американец сидел на кровати и оглядывал ее комнату. Стеша немного съежилась под этим его взглядом, она знала, что обстановка комнаты слишком уж скромная, если не сказать убогая. Вместо полки под магнитофон была подложена старая, выгоревшая на солнце доска, которую Стеша поставила на кирпичи, взятые с соседней стройки. Обеденный стол тоже не внушал доверия. Некогда бывший раскладывающимся, он уже давно никуда не раскладывался. Мало того, если сильно опереться на него локтями и податься грудью вперед, то он непременно рухнет. В этом Стеша была уверена, так как ремонтировала его сама и прекрасно знала, что те три хлипких гвоздика, на которых он держится, вряд ли могут удержать более одного полного чайника и эклектическую сервировку стола. А вот широкая кровать и кресла были настоящими, пусть даже слегка потертыми, с местами, откуда пытались выглянуть внутренности, но этой мебелью Стеша все-таки гордилась.
- Ты живешь одна?
- Да.
- А почему?
- Потому что мне так удобно. Я не хочу себя связывать ни с кем.
- А почему? - опять спросил удивленно он.
- Потому что я люблю свободу.
- А в чем заключается твоя свобода?
- Во всем: ложиться спать и вставать, когда мне хочется, слушать то, что мне хочется, ездить, куда хочется, общаться, с кем хочется, и ни перед кем не отчитываться. И многое другое.
- А нужна ли тебе такая свобода?
И тут на минуту Оливер Шанти замолчал, закончив свою композицию, и что-то в глубине Стеши замолчало тоже.
Она вспомнила, как иногда ее охватывало томительное одиночество и как ей хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто прижал бы ее к своей груди и укрыл от этого порой до невозможности холодного мира.
Стивен внимательно смотрел ей в глаза, и казалось, от него не скрылась эта мимолетная печальная мысль, но все-таки, чтобы ее понапрасну не волновать, он сказал:
- Стеша, ты не бойся, я завтра уйду.
Но Стеша и не боялась, в глубине души она была рада его приходу, и эту ее эмоциональную оживленность утаить от него было трудно. Но она изо всех сил изображала безразличие и медленно разливала по маленьким чашкам индийский чай, на коробке которого почему-то было написано "Липтон".
- Ты знаешь, что тебя ищет полиция?
- Знаю, - невозмутимо ответил он, поднимая на нее глаза.
- Почему? Что ты натворил?
- Кажется, я убил человека.
- Как так "кажется"?
- Просто это получилось случайно, и едва ли в этом много моей вины, просто человек по своей природе хрупкое создание. Я толкнул его, а он упал… и об камень головой. Вот и все.
- Почему же ты бежишь?
- Дорожу своей жизнью.
- Но ведь могли оправдать?
- Не уверен, все знали, что он был моим заклятым врагом, а свидетелей не было. Получается практически преднамеренное убийство, и доказать это тоже желающие есть.
- Значит, у тебя много врагов? Зачем они тебе?
- Враги не возникают по желанию, они необходимый атрибут жизни.
- Странно, а у меня их нет.
- Тебе так кажется, или ты просто их не хочешь видеть.
- Может, ты немножко прав, но все зависит от нашего восприятия действительности. Если мы будем людей, которые пытаются нам навредить, воспринимать, как наших учителей или как очистителей нашей негативной кармы, то и враги станут нашими лучшими друзьями.
Стив скривился:
- Не нуди. Это всего лишь пустословие. Если бы ты побыла в том пекле, в котором я побывал, ты бы по-другому заговорила.
- И что это за пекло?
- Это война, девочка. Мне не хочется ни вспоминать об этом, ни тем более говорить. Но там враг настолько осязаем, что вся твоя философия летит к черту.
- Не летит, просто для этого существуют более глубокое понимание и более глубокий анализ.
- И что это?
- Убийца - это человек, находящийся в омраченном состоянии ума. Ума, который сложился под воздействием определенных условий. И этот убийца тоже просто так не возникает, если нет причин для этого в самой жертве.
Стив вытер с подбородка пролившийся чай и сказал:
- Мне кажется, это говорится только для того, чтобы попытаться оправдать бессилие, неумение сопротивляться сложившимся обстоятельствам. Я не верю никаким вашим философиям, все это лишь мозговтираловка и не имеет под собой ничего путного. Я верю в то, что я вижу…
- Думай, как хочешь. Мне тоже так раньше казалось. Я пыталась жизнь строить под себя, применяя давление на окружающих, я даже для этого занималась кунг-фу, пока не поняла, что давить на людей и заставлять их играть по своему сценарию - совершенно бессмысленно. Существуют законы мирозданиями если мы не вписываемся в их условия - мы вынуждены быть в осадке.
Стивен не перебивал, вяло потягивая чай и рассматривая ее волнистые волосы, струившиеся по оголенным плечам. В голову ему пришли чьи-то слова: "Женщине необходимо давать возможность выговориться", и он терпеливо ее слушал. И Стеша продолжала:
- Пока мы относительно благополучны, нам кажется, что мы всесильны. И потому не в состоянии преклонить голову перед тем, что недоступно нашему восприятию. Но когда с нами приключается нечто плохое, что выходит из-под нашего контроля, мы начинаем вдруг понимать, насколько ничтожна наша сила и насколько глобально то, что нам неподвластно.
Тогда и приходит вера.
- Я все-таки предпочел бы верить в себя. Некоторые религии говорят, что Бог внутри нас.
- Но чтобы услышать его, ты должен заменить свою низменную природу, согласно которой ты родился в этом низменном мире, на божественную. А для этого необходимо много времени и сил.
Стивен подобрал под себя мускулистые волосатые ноги и откинулся к стене. Он сидел так долго, смотря невидящим взглядом на уже переодетую Стешу, и пребывал в собственных раздумьях. Он смотрел, как она собирала грязную посуду, тщательно вытирала облупившийся по углам прикроватный столик, как стряхнула пролившийся чай с журнала, на обложке которого улыбалась индийская актриса Карина Капур… Потом она выпрямилась и сказала:
- Уже поздно, пора спать.
Он посмотрел прямо ей в глаза и спросил:
- Ты будешь спать вместе со мной?
- Нет.
На минуту в его глазах вспыхнуло что-то недоброе, казалось, он мысленно уже сорвал с нее всю одежду, сжал ее тонкое тело в стальных объятиях и ворвался в нее…
Но это длилось совсем недолго, он сжал нервно челюсти и, шумно выдохнув воздух, попытался улыбнуться:
- Тогда расскажи мне сказку.
Стеша обернулась вместе с подносом, озадаченно на него посмотрела и недоверчиво произнесла:
- Ты что, в самом деле хочешь, чтобы я тебе рассказала сказку?
- Ну раз сексом ты заниматься не хочешь, тогда давай сказку.
- Ну и нахал.
- Да ведь так положено, на ночь сказку рассказывать.
- Но это положено для маленьких детей, а ты ведь не ребенок.
- Правда? Как жаль, а мне так хотелось оставаться им. - Он заулыбался мило и непосредственно.
И Стеша смягчилась и тоже улыбнулась в ответ:
- Ну тогда я тебе расскажу сказку, которую сочинил очень мудрый человек… Но я о нем ничего не знаю, потому что я ее прочитала в Интернете. Это сказка про самых маленьких детей, которые еще не родились. - И девушка отставила поднос с грязной посудой на тумбочку и, задрав подол юбки, бесцеремонно забралась на кровать.
- Ну слушай. В животе беременной женщины разговаривают двое младенцев. Один из них верующий, другой неверующий.
Неверующий младенец спрашивает: "Ты веришь в жизнь после родов?".
Верующий младенец отвечает: "Да, конечно. Всем понятно, что жизнь после родов существует. Мы здесь для того, чтобы стать достаточно сильными и готовыми к тому, что нас ждет потом".
Неверующий младенец: "Это глупость! Никакой жизни после родов быть не может! Ты можешь себе представить, как такая жизнь могла бы выглядеть?".
Верующий младенец: "Я не знаю всех деталей, но верю, что там будет больше света и что мы, может быть, будем сами ходить и есть своим ртом".
Неверующий младенец: "Какая ерунда! Невозможно же самим ходить и есть ртом! Это вообще смешно! У нас есть пуповина, которая нас питает. Знаешь, я хочу сказать тебе: невозможно, чтобы существовала жизнь после родов, потому что наша пуповина слишком коротка".
Верующий младенец: "Я уверен, что это возможно. Все будет просто немного по-другому. Это можно себе представить".
Неверующий младенец: "Но ведь оттуда еще никто никогда не возвращался! Жизнь просто заканчивается родами. И вообще, жизнь - это одно большое страдание в темноте".
Верующий младенец: "Нет-нет! Я точно не знаю, как будет выглядеть наша жизнь после родов, но в любом случае, мы увидим маму, и она позаботится о нас".
Неверующий младенец: "Маму? Ты веришь в маму? И где же она находится?".
Верующий младенец: "Она везде вокруг нас, мы в ней пребываем и благодаря ей движемся и живем, без нее мы просто не можем существовать".
Неверующий младенец: "Полная ерунда! Я не видел никакой мамы, и поэтому очевидно, что ее просто нет".
Верующий младенец: "Не могу с тобой согласиться. Ведь иногда, когда все вокруг затихает, можно услышать, как она поет, и почувствовать, как она гладит наш мир. Я твердо верю, что наша настоящая жизнь начнется только после родов…"
Стивен спал. Стеша осторожно вытащила из-под его головы свою руку и отправилась спать в гостиную на большой твердый матрас, сделанный из волос кокосового ореха. Такие матрасы были очень популярны в Индии.
10
Ночь укрыла ее мягко и нежно своим темным покрывалом, и все окружающие предметы, включая стены и крышу, растворились…
И опять она танцевала в небе. В небе, раскрашенном предрассветными лучами солнца. И звучала чудесная музыка, рассыпаясь по склонам гор маленькими колокольчиками, и где-то вверху над ней пели тонкие звенящие голоса, и пели удивительно чарующе, проникая в самое сердце. А она цеплялась за нити света и легко взмывала ввысь, тело выгибалось, плавало в пространстве и парило. И это продолжалось почти без всяких усилий, легко и просто, естественно. И Стеша никак не могла понять, почему она могла танцевать в небе только во сне, но никогда в реальности.
Эти сны с танцами в небе мучили ее с самого детства. Она даже в детдоме, когда все спали, пробовала залезать на перила балкона, и ей казалось, что взмахни она только руками, и небо примет ее в свои ласковые объятия, и она навсегда уйдет из этого жуткого мира.
- Ты будешь следить за своей вертихвосткой или нет? - кричала заведующая воспитательнице, увидев Стешу опять на перилах. - Да сколько же может это продолжаться, Вера? Ведь люди же собирались ее удочерить, а ты взяла да поддержала ее упрямство и не отдала, так вот и мучайся с ней. Разобьется, кто отвечать будет?
Тетя Вера хлопала глазами и тянула свои теплые ладони:
- Иди, девочка, ко мне, иди, Стеша. Мы потом полетаем, сейчас нельзя.
- Когда же потом? - спрашивала она, но тетя Вера брала ее на руки и шла укладывать спать.
Тетя Вера заботилась о ней и даже слегка баловала.
Когда-то очень давно, торопясь на работу в детдом, где Вера работала воспитателем, она около крыльца увидела детскую коляску. Подкидыш, подумала она, и не ошиблась. Была зима, и когда внесли ребенка в помещение, то увидели, что он слегка уже замерз. Вера раскрутила пеленки и долго гладила маленькое тельце, пока оно не стало теплым и розовым. А когда девочка ей улыбнулась, она прижала ее к груди и так и сидела с ней, пока не пришел врач и не забрал ее из Вериных рук.
Вера почему-то привязалась именно к этой девочке, хотя на ее руках побывало немало детей. Она, конечно, думала взять девочку к себе, и даже имя ей сама придумала, но потом здравые рассуждения заведующей отрезвили ее голову. Конечно, куда уж ей потянуть троих детей? Дотации от государства небольшие, на что она ее кормить будет? У нее и так двое сыновей на руках, и бывший муж-алкоголик, вместо того чтобы помогать, наоборот, деньги выпрашивать ходит. Опять же она целыми днями на работе, своих детей на руки матери передала, благо, мальчики у нее послушные. Да и квартира у нее небольшая, хоть после усыновления и побольше могут дать, да что в этом толку, потом все равно надо между детьми делить будет, а Стеша после детдома жилплощадь от государства может получить. Это ей выгоднее будет. А так, что ей Вера может дать?