6
Мотоцикл плавно вписывался в крутой поворот, когда за ним показалась машина местной полиции, и властный жест полицейского приказал ей остановиться.
Вся полиция Дхарамсалы Стешу хорошо знала. Однажды уже перепроверив все ее документы, они не останавливали ее года два, издалека кивая иностранке и здороваясь.
После одного интересного случая у них даже, можно сказать, завязалась какая-то странная дружба.
Это было где-то на второй год ее пребывания в Индии, когда, пригнав мотоцикл из другого штата, Стеша произвела фурор среди местного населения своей изысканной наглостью. Мужская часть человечества явственно выражала свое несогласие с этим фактом. Как будто, гоня мотоцикл по горному и опасному серпантину, девушка тем самым надругалась над их мужской природой. Их машины пытались прижать ее мотоцикл к скале или ближе к краю пропасти, решительно не уступая дорогу. Часто ей приходилось останавливаться и, надеясь, что ее не столкнут в пропасть, пропускать их вперед.
И вот однажды дорожная полиция, возглавляемая приехавшим для этой цели самим начальником штата, проводила рейд, и Стешу тормознули. Около полицейской машины уже было с десяток штрафников, задержанных за нарушение каких-то правил, в основном это были тибетские парни. И когда остановили иностранку, то эта группа штрафников от восторга даже произвела какой-то нечленораздельный вой.
- Пожалуйста, ваши документы, - сказал подошедший начальник, плотный полицейский с испариной на низком лбу.
- Да, конечно, - ответила Стеша и потянулась к сумке.
Она стала неторопливо вытаскивать все письма и разрешения, в том числе и на переправку мотоцикла из другого штата в этот, и квитанции о покупке, и еще кучу каких-то бумаг на хинди, в которых было тоже что-то записано о мотоцикле, но что именно - она не имела понятия.
И чем больше она вытаскивала бумаг, тем преснее становилось лицо полицейского.
Он старательно помял эти бумаги, повертел со всех сторон, чуть ли не понюхал, но явная неудовлетворенность просвечивала сквозь его темно-карие с поволокой глаза и требовала завершения. Не прошло и минуты, как лицо его озарила улыбка, словно он вдруг вспомнил что-то замечательное.
- А права у вас есть? - хитро спросил он.
Прав у Стеши не было, ни индийских, ни международных, ни российских на вождения мотоцикла, но зато у нее были русские права на вождение машины. И она гордо, с видом, не допускающим никаких подвохов, протянула эти права, как и положено, с цветной фотографией, с печатью и с единственным английским словом, которое означало в переводе "права".
Полицейский долго вертел этот пластиковый кусочек, но, не решаясь ударить лицом в грязь перед подчиненными своей неосведомленностью, в конечном счете вернул его девушке, признав тем самым основательность ее прав. И она уже готова была завести мотор, но вконец расстроенный начальник полиции вдруг опять оживился и, показывая на поцарапанный шлем, прикрепленный к багажнику, а не к ее голове, он сказал:
- А почему без шлема?
Но Стеше уже было смешно от всего этого представления, и она, глядя ему нагло в глаза, широко улыбнулась. И все вокруг тоже начали улыбаться.
- А у меня защелка сломалась, и он с головы падает, - показала девушка осиротевший хлястик шлема.
- А ну-ка надень, - нахмурился полицейский.
Стеша открепила шлем от багажника и водрузила его на свою лохматую голову. И начальник, уже несказанно развеселившийся и от ее озорных глаз, и от ее несуразного вида с торчащими из-под шлема во все стороны непослушными рыжими прядями, задыхаясь от смеха, сдался:
- Нет, без шлема тебе лучше.
За его спиной толпа ухнула, бригада полицейских расслабилась, и Стеша, надавив на педаль газа и тем самым вызвав неистовое рычание своего друга, весело понеслась в гору.
Когда через неделю ее попробовала тормознуть та же самая бригада, но уже без начальника штата, за то, что она опять ехала без шлема, Стеша невозмутимо произнесла:
- Вам же начальник сказал, что шлем мне не к лицу.
И ее отпустили, вспомнив эту странную проверку.
Так и повелось с тех пор. Иностранка ездила, как хотела, когда хотела и к тому же нещадно нарушала местные правила, о которых не имела никакого представления, а лишь догадывалась, видя иногда удивленно-нахмуренные лица других водителей.
Но сейчас все было иначе. Полицейские были вместе с дорожниками, и те и другие были неподдельно серьезными, и это не предвещало ничего хорошего.
- Попрошу вас проехать в полицейский офис, - отчеканил подошедший полицейский.
- Хорошо, - удивленно произнесла Стеша, - а что случилось?
- Вам все объяснят там.
Через пятнадцать минут она уже сидела в кабинете местного начальника полиции, среди кип пыльных папок, которыми были забиты совсем не современного вида шкафы, и смотрела в проем двери, где на солнышке весело резвились собаки, то ли целуясь, то ли грызя друг друга.
- Вы знаете этого человека? - спросил ее начальник, протягивая не очень качественную ксерокопию фотографии.
Ксерокопия была действительно плохая, но человека на фотографии она узнала сразу. Из размазанных линий явственно прорисовывалось будто выточенное из камня лицо Стивена.
Начальник впился в Стешу вопросительным взглядом.
Знала ли она этого человека? Стеше трудно давалась ложь, она вообще как-то с самого детства не расположена была врать, а притом, узнав, что любая ложь жутко отягощает нашу и без того тяжелую карму, да к тому же ведет к тупости и сокрытию правды от себя самой, и вовсе старалась этого никогда не делать. И теперь ей тоже не хотелось врать и оправдывать это ложью во спасение непонятно кого и непонятно зачем.
- Этот человек очень опасен, мэм, он совершил ужасное преступление и бежал из своей страны. Знаете вы его или нет?
Знает ли она его? Ну конечно же нет, по большому счету она себя-то толком не знает, откуда же она может знать человека, которого видела так мало? И девушка, успокоившись этим философским воззрением, выдохнула:
- Нет, конечно же нет.
Но полицейского это не удовлетворило.
- Приглядитесь внимательнее, вы должны его знать, вас видели с ним вместе на дороге.
- Копия очень плохая, - сказала она.
- Мэм, это очень опасный человек, и он на свободе.
- Каждый человек в потенциале опасный, и каждый человек имеет право на свободу.
По реакции полицейского она поняла, что ее философская установка лишь привела его в ярость, а не упростила ситуацию.
- Советую вам подумать, за укрывательство преступника вы можете нажить себе большую проблему.
- Я никого не укрываю.
- Но вас видели вместе. Вы сидели с ним на дороге чуть ли не в обнимку, и это может подтвердить не один человек.
- Вчера на дороге проезжающий джип сбил человека и уехал, я лишь пыталась оказать этому человеку помощь.
- Тогда почему не отправили его в больницу?
Теперь ясно, почему Стивен отказался от больницы…
- Он просил это не делать, - ответила слегка растерянно Стеша и поняла, что влезает во что-то вязкое и липкое.
Дерьмовая ситуация. Заваливать кого-то, даже если это действительно преступник, было не в ее правилах. Еще минута, еще вопрос, и спасти положение вещей будет уже невозможно. Она была вне себя от отчаяния. Стеша закашлялась, стала кашлять долго и взахлеб, пытаясь тем самым оттянуть время и что-нибудь придумать. Но мыслей не было. Девушка кашляла и задыхалась, начальник уже нес стакан воды, а она все равно не могла ничего придумать.
- Так где же этот человек?
- Я оказала ему необходимую помощь и уехала.
Это, если не считать того, что она еще спала у него под мышкой, было чистой правдой.
- Уехали?
- Уехала, а что мне надо было еще сделать, почесать ему спинку? Я сделала все, что было в моих силах, и за это вы меня не укорите… - Стеша начала нести всякую чушь о человеческом долге, пытаясь увести полицейского в сторону, но он прервал ее поток глупости и просто спросил:
- Где он?
Ну все. Здесь либо врешь, либо продаешь… И Стеша опять закашлялась…
- Отпустите меня, - сказала она через минуту. - "Я знаю все, я ничего не знаю…", - процитировала она строчку из стихотворения Франсуа Рабле.
- Мэм, вы валяете дурака.
Тогда она, гордо подняв голову, невозмутимо произнесла:
- Я женщина, а "Бхагават-Гита" говорит, что женщины, словно дети, требуют внимания и заботы мужчин, так как они сами слабы и не могут нести никакой ответственности.
Полицейский явно не читал "Бхагават-Гиты", хоть это и был их священный текст, по правилам которого каждый порядочный индус строил свою жизнь, и слышать об этом из уст иностранки было стыдно. Поэтому он потупил глаза и произнес:
- Ладно, идите пока, но, пожалуйста, подумайте…
Из полицейского участка Стеша вывалилась как из парной, красная, со слипшимися прядями на лбу и ничего не выражающими глазами. Девушка хватала губами свежий воздух и лихорадочно думала, как спасти ситуацию и Стива.
7
Они торопились, торопились изо всех сил, пока полиция не догадалась прочесать окрестности и найти его в ближайшем селении от этого чертового поворота.
Ее бывший обожатель Санжей взял машину своего дяди и несся с ней к этой маленькой деревушке, где она оставила Стивена. И вот Стеша увидела дом, который совсем недавно был их временным пристанищем, и, о боже, около него уже стояла полицейская машина, а кругом суетились полицейские.
- Останови, - прошептала она Санжею.
Он тоже все понял и уже тормозил, прижимаясь к обочине.
Какое-то время она смотрела на действия полицейских, но никого из дома не выводили, и это казалось странным.
Потом вышла Нули. Она, указывая куда-то в сторону, разводила руками и пожимала плечами.
- Его здесь нет, - уверенно произнесла Стеша, - поехали.
Санжей завел мотор, и она с облегчением опустилась поглубже в кресло новенькой "Maruti Sudzuki".
Санжей, несмотря ни на что, оставался ей хорошим другом. В недавнем прошлом он усиленно пытался на ней жениться, и его мать ровно три раза предложила ей стать его женой, но Стеша отказалась, отшучиваясь и отнекиваясь. Она заметила, что почему-то индийские мужчины очень хотят жениться, в отличие от европейцев. И она спрашивала Санжея:
- Почему ты хочешь обязательно жениться, ведь мы можем жить счастливо вместе и так. Нас все знают, уважают, приглашают в гости.
- Это пока. Если мы станем жить с тобой, не расписавшись и не пройдя традиционный обряд, то люди станут нас осуждать.
- Странно, а у нас в стране это практически уже узаконенный гражданский брак.
- Но это у вас в стране, а здесь Индия!
Ну конечно же Индия, и все остальные доводы отпадают сами собой. Но Стеша подозревала, что Санжей, красивый, образованный и приличный индус, за которым бегает половина дхарамсальских женщин, хотел жениться на ней не без корысти.
Иностранка - это всегда шанс побывать в другой стране; иностранка - значит, богатая. Иностранцы раньше были завоевателями, господами, элитной частью общества. И иметь иностранку, как простую жену, которая будет для тебя стряпать каждый день чапати, интересная перспектива.
Санжей пытался убедить ее в своей искренности. Но перспектива сидеть с его мамой и во всем подчиняться мужу ее совершенно не устраивала, и Стеша стремилась тихонечко вызволиться из его жизни. Но это с трудом удавалось. Даже когда его насильно женили и она, пожелав ему счастья, рассталась с ним, он продолжал представлять ее друзьям как свою подругу, словно пытаясь навсегда лишить ее возможности жить в дхарамсальском пространстве так, как ей заблагорассудится. Потому что в Индии менять мужчин не принято. Если Стешу представили подругой, так это в странном мозгу индусов преобразовывалось в некую константу, что, даже несмотря на его женитьбу на другой, ничьей больше подругой ей быть не дозволялось. И это было для нее проблемой…
Машина остановилась около обочины в совершенно безлюдном месте. Санжей молча смотрел в окно, потом обернулся и потянулся к Стеше, чтобы обнять. Но она отстранилась. От него пахло чужой женщиной.
- Нет, Санжей, ты женат. Теперь мы можем быть только друзьями. - Девушка решительно открыла дверь и вышла.
Она пошла по дороге быстро и легко, даже не обернувшись назад.
8
Стешу не оставляли мысли о Джецун.
Она не могла понять, что случилось между Учителем и ей.
Было ли это оттого, что непонимание росло на почве разных культур, либо эта была проблема в ней самой, которая коренилась где-то глубоко внутри. А ведь когда-то Учитель был так близок и ласков с ней, что на какой-то момент она даже стала чувствовать, что Джецун и она - это что-то единое, до глубины души родное. Его светлая улыбка сопровождала ее повсюду. И она знала, что он любит ее, что он думает о ней, что он - это единственная душа, ради которой стоит жить.
Она часто, читая Садхану, представляла его перед собой, и слезы счастья сами по себе катились по ее щекам, и внутри тела поднималась волна блаженства, заставляя кружиться голову.
Именно тогда возникло у нее непоколебимое решение бросить работу в Москве и уехать жить в Индию, чтобы быть рядом с ним, около него, под его оком.
Но, приехав, она неожиданно обнаружила, что чем ближе она к нему становится, тем тяжелее они понимают друг друга. Тибетский язык, который поначалу был препятствием, таковым, как выяснилось, не являлся, препятствием являлось нечто более глубинное, неосознанное, но очень весомое.
Может быть, проблема была в разности культур?
Стеша чувствовала, что бездна, разделяющая тибетцев и русских, проявлялась во многом. Но почему-то другие русские, приехавшие во Дворец гораздо позже, этого практически не замечали, за исключением только некоторых.
"Мы другие. У нас другой интеллект, не надо сравнивать нас с тибетцами, - писала Стеше ее подруга, которую она оставила жить в своей коммунальной комнате, - поэтому бесполезно пытаться требовать от людей следования правилам, которые вполне приемлемы для тибетца, но совершенно неприемлемы для европейского менталитета. Лучше возвращайся назад и не майся дурью. У тебя высшее образование, а ты все бросила и пытаешься следовать культуре дикого народа, который тысячелетия жил вдали от всякой цивилизации. Можешь ли ты быть уверена, что при таком уровне развития этот народ в точности сохранил и может в неизменной чистоте передать Учение Будды?"
Нет, в том-то все и дело, что Стеша, наблюдая за тибетцами, за их проявлением в обычной жизни, не была уверена в этом. Тогда что же оставалось?
Искать какие-то несоответствия и, обнаружив их, пытаться понять, являются ли они причиной европейской ограниченности ума или привнесены тибетцами, и их причина коренится в неправильном истолковании и передаче Учения?
Стеша пыталась об этом не думать. Она закроет глаза и примет все, как есть. Тогда ей казалось, что стоит лишь в точности применить правила, которые проповедовал Будда 2500 лет назад, как сразу же все достигнут Просветления.
Движимая самыми что ни на есть высокими идеями, она, нисколько не сомневаясь в том, что делает, получала вместе с друзьями тантрические Посвящения от приезжающих Лам и даже не задумывалась, сколь велика ответственность за принятие такого Посвящения.
О тантре говорить не принято, и это самое первое, что вводит в стопор европейский ум. Как разобраться, если не говорить, не спрашивать и нет достаточной литературы?
Одно дело тибетцы. Они уже с молоком матери впитывают эту культуру, которая у них неразрывно связана с религией. А что же делать тем, кто вырос на вечно докапывающихся до Истины Достоевском или Толстом? Что делать, если Ламрим, основной буддистский канон, описывает только этапы пути, не вводя в тонкости тантрических взаимоотношений Учителя и ученика или учеников друг с другом, а остальные книги только лишь призывают любить и уважать? Но вот как любовь и уважение выдавишь, когда глаза видят нечто негативное, не умея преобразовать его в нечто приемлемое и соответствующее?
- Читай Ламрим, там все написано, - говорили ей монахи.
- Но я же не говорю, что в Ламриме этого нет, - отвечала Стеша, - там подробно говорится, как ученик должен относиться к Учителю. Но почему-то не говорится, по какой причине…
"В тантрическом буддизме требуется полное и безоговорочное вверение своему духовному наставнику!".
Это она узнала уже после Посвящения.
И эта формула не давала ей спокойно спать, жить и даже дышать. Она боялась даже своих мыслей, где она могла испытывать сомнения, потому что и они могли стать нарушением самаи. А нарушение самаи, если верить Ламриму, вело в самый что ни на есть ваджрный Ад.
Стеша подходила к Джецун, приседала на колени и, опустив глаза, спрашивала:
- Учитель, почему я должна полностью ввериться вам, если иногда чувствую что то, что вы делаете, не всегда правильно и не совсем соответствует моим представлениям об Учителе Будды?
- Потому что ты не постигла Пустоту, когда ты ее поймешь, то все сразу станет на свои места.
И Стеша с поникшей головой шла постигать Пустоту.
Как-то раз в ее дверь постучались охранники Учителя Ситипати. Это были очень худые, похожие на скелеты, мужчина и женщина:
- Джецун ждет тебя в саду свободных ассоциаций, тебе велено срочно прийти.
- Хорошо, - пролепетала Стеша и стала поспешно собираться.
Тогда она еще жила во дворце, недалеко от покоев Учителя. Ситипати дежурили около его двери, но они не совсем походили на охранников, потому что были очень галантные и всегда мило улыбались всем приходящим. И сейчас они учтиво проводили ее в восточную часть Дворца. В этой части она редко бывала. И сейчас, когда она очутилась перед огромной зеркальной дверью, инкрустированной изящной позолотой, она не могла понять, была ли эта дверь здесь всегда или изменения произошли лишь недавно.
- Вот те раз, это что за сад такой, новый, наверное? - спросила она у Ситипати, на ходу поправляя наспех надетую красную кофту.
- Да нет, просто воспроизведенный.
- А… - сказала Стеша, как будто что-то поняла.
Они открыли перед ней зеркальную дверь, и она оказалась на огромной террасе, где по всей ее протяженности лежали бесформенные мягкие циферблаты часов, некоторые из них даже свисали с резных перил или были небрежно накинуты на стулья.
В воздухе плавали интимные части мужских и женских тел и слегка пошевеливались. А через обнаженные композиции других трудно определяемых частей человеческого тела просвечивало тусклое небо, в зените которого медленно плыл огромный крест с распятым на нем Христом.