- Можешь не отвечать. Это заметно с первого взгляда. Дам тебе совет, Мари: когда он признается тебе в любви, а ждать осталось недолго, от силы день-два, подумай хорошо перед тем как ему отказать. Сделай генеральную уборку, выкинь из шкафа все запылившиеся скелеты. Сколько можно возвращаться к мертвым воспоминаниям? Когда не знаешь, какой выбор сделать, правильнее всего поступить по-другому.
У Маши поплыла голова. Перед глазами моментально соткался образ Виктории, произнесшей недавно те же слова. Совпадение?
Клайв невозмутимо продолжал:
- Любовь - волшебная субстанция, неуловимая, капризная. Большой грех - пройти мимо и не заметить подарок небес, а не воспользоваться им - непростительная глупость.
У нее вырвался невольный вопрос:
- А ты любил кого-нибудь?
Пришел его черед задуматься. Довольно надолго. Несколько километров промелькнули за окном в абсолютной тишине. Потом он ответил:
- Я любил каждую женщину, которая дарила мне ночь. Любил как мог, как желала она. Отдавал всего себя без остатка, но и с благодарностью принимал ее страсть. Как я могу лишать себя удовольствия всегда иметь свободу выбора? Как я могу лишить остальных женщин наслаждения? Пока я жив, буду дарить им себя.
- Таково было кредо Казановы, за что не раз был бит и изгнан из родного города. Ты его преемник?
- Возможно, и так. Ты была в Венеции, Мари?
"День сурка… Сейчас он добавит, что мне суждено там побывать, или…"
- Скучный город. Город-утопленник, полусгнивший, пропахший тиной. Куда веселее Рим! Уютные кофейни на площади Навона. Гомон загадывающих желание чудаков у фонтана Треви. Базилика Святого Петра. Вот где ощущаешь величие создателя. Я имею в виду маэстро Микеланджело. Полуразвалившийся символ старой веры - кровавая арена Колизея… Мой совет - при случае посиди в тени секвой на мраморных скамьях над руинами Форума - подумай о Вечности. Там всегда приятно размышлять о высоком…
Потом он продолжил начатый разговор:
- Ведь ты имеешь в виду совсем другое, не так ли? Ты имела в виду болезнь? Болел ли я любовью? Долгое время казалось, что недуг обходит меня стороной. Что ежедневной профилактикой я выработал стойкий иммунитет. Но, увы, защита дала сбой. Зараза подкосила меня несколько месяцев назад, я пытался лечить ее известными методами, но пока бесполезно. Она периодически дает рецидивы…
- Моя подруга - одно из противоядий?
Клайв болезненно скривился:
- Обещаю ей в этом признаться как можно скорее.
- А кто та, другая?
- Ты сама ответила на свой вопрос. Она - Другая. Женщина-тайна, пришедшая в наш мир из несуществующего и вновь затаившаяся в нем, - в голосе Клайва послышались металлические нотки.
- Тебе неприятно об этом вспоминать?
- Нет, почему же, воспоминания о ней подобны бальзаму. Она живет сейчас в мире снов, сладких иллюзий, говорящих глаз, призраков и заблудших душ. В мире, куда запрещено входить обычному человеку. В котором я не единожды нарушал правила…
На некоторое время вновь воцарилось молчание. Клайв сосредоточенно вел машину, не отрываясь смотрел перед собой, словно пытаясь отогнать грустные воспоминания. Его лицо напоминало застывшую скорбную маску.
К Маше, так ничего толком не понявшей из его слов, постепенно подбиралась усталость. Мелькающий за окнами равнинный пейзаж навевал дрему.
Зазвучавший вновь голос водителя заставил ее вздрогнуть и встряхнуться:
- А почему Дизентис? Единственный интересный факт, который прославил это захолустье, - казнь полусумасшедшей женщины, лживо обвиненной в сношениях с дьяволом.
Маша задумалась. Он задал логичный вопрос, требующий прямого ответа.
"Опасайся людей, над их волей я не властна".
- Меня заинтересовала эта история. Гуляя по сайтам, я прочла, что там создан музей, посвященный казненной. Вот почему Дизентис. Не более и не менее.
Клайв наморщил лоб, но ответ, похоже, его удовлетворил.
- Тем не менее странное стечение обстоятельств, не находишь? Я заканчиваю книгу о последней шварцвальдской ведьме, еду в Базель к редактору, и вдруг на моем пути попадаются влюбленные голубки, идущие по следу той же особы…
- Эта случайность удивила меня не меньше! Это твой первый роман?
- Нет, уже третий. Первый был посвящен наследию викингов, рунным манускриптам, второй - жизни и смерти несчастной Мадлен Бове, одной из главных героинь скандального Луденского дела о сношении изнемогающих от безделья монахинь с демонами, а точнее с собственными духовниками, и, наконец, последний - исследующий наследие легенд и сказаний Черного Леса.
- Ты придерживаешься странной тематики. Словно тебя привлекают не только тайны, но и зло, притаившееся за ними?
- Темнота скрывает не одну загадку, там хранится множество сюжетов. Я привык стоять на границе Света и Тьмы. Будучи ребенком, всегда шел по краю тени от оград или домов, старался, чтобы лишь одна половина моего тела освещалась солнцем.
Вот и сейчас во мне уживаются две различные сущности - смешливого любознательного мальчика, ставшего привлекательным мужчиной (да-да, я знаю свои достоинства и охотно ими пользуюсь!), а с другой стороны - ангела, оказавшегося здесь по нелепой причине. Слышишь шелест плотно упакованных крыльев за моей спиной?
- Клайв, ты действительно шутник!
- Если бы…
Он вновь замолчал. Маша перевела глаза на мелькающий пейзаж.
Остался позади маленький город, название которого она даже не успела прочесть. Большой зеленый щит, показавшийся вдали, сообщал, что до Женевы не более пятидесяти километров. Треть пути была позади, а казалось, прошло не более получаса.
Борясь с новым приступом дремоты, Маша обратилась к хранящему молчание англичанину:
- Расскажи мне о своей книге. Почему ты едешь в Базель? Ты решил издать ее в Швейцарии?
Клайв улыбнулся:
- Потому что мне выгоднее напечатать ее именно там. Предприимчивые швейцарцы не упустят возможности при малейшем намеке на аутентичность истории заработать на ней деньги. Они боготворят свое прошлое, даже когда оно плохо пахнет. Почему я должен отказаться от выгодной сделки? Я издам ее в Базеле, и еще ограниченным тиражом - в небольшой печатне под Мюнхеном.
- Понятно. А о чем, собственно, книга? Она хроникальная, или это художественное произведение?
- Это далеко не хроника. Это история трагической любви нескольких людей. История жертвенности и самоотречения, мракобесия и тупости, алчности и неприкрытого разврата. И еще это притча о Холодном Сердце.
- Как у Гауфа?
- Почти. У меня остался черновик с готовыми сюжетными линиями, прописанными диалогами. Детализацию делал уже на цифре, там же два эпилога, да, именно так, две версии финала. Если хочешь, подарю тебе рукопись.
- Спасибо большое. Представляю, как это интересно.
Клайв широко улыбнулся:
- Не стоит преждевременной лести. Хочешь, прочту тебе несколько глав? Начало я помню наизусть.
- Ты сможешь его рассказать на немецком? Постой, я понимаю английский на слух, проблема только с диалогами. Можешь говорить на родном, только медленно…
- Тогда устраивайся удобнее, детка, и слушай сказку, которая началась далекой ночью 8 апреля 1664 года.
Сказка Шварцвальда. Начало
…8 апреля 1664 года в семье краснодеревщика Вильгельма Кляйнфогеля в селении Фогельбах, что в Южном Шварцвальде земли Швабии, родилась долгожданная дочь, крещенная впоследствии именем Кристина-Мария, в честь бабушки по мужской линии.
Первые несколько лет Вильгельм не праздновал дни рождения малышки, ведь ее появление на свет повлекло в тот же день преждевременную смерть его горячо любимой жены, красавицы Иоланты.
Начавшиеся в весеннюю полночь схватки, продлившиеся до полудня следующего дня, лишили несчастную женщину сил, ребенок не мог пробиться через узкие чресла матери.
Вильгельм, побежавший за повитухой, застал измученную жену на пороге смерти, истерзанную приступами боли, бледную, с блуждающим стекленеющим взглядом. Воды давно отошли, бесполезные сухие потуги продолжали сотрясать тело, несчастная лишилась разума от непрекращающейся ни на минуту боли. Регина, местная знахарка и повитуха, окинув цепким взглядом умирающую женщину, схватила обезумевшего от горя Вильгельма в охапку и выставила его за дверь, приказав служанке, бросившейся вслед за хозяином, остаться:
- Срочно подогрей воду и принеси пустой чан. И ветоши, чистой ветоши, как можно больше рви. Спеши, девушка. Создатель отмерил твоей несчастной госпоже немного времени. Постараюсь спасти хотя бы младенца, на чудеса я не способна.
Служанка метнулась из комнаты и через некоторое время вернулась со всем необходимым. Вильгельм пытался прорваться в покои жены, но Регина подскочила к двери и сверкнула черным взглядом, да так грозно, что бедняга сразу утих и смиренно отступил.
Повитуха решительно закрыла дверь на засов и подошла к столу, где лежала ее котомка. Тяжело вздохнув, достала из нее небольшую склянку, пучок засушенной травы и сверток из красной материи.
Служанка, испуганно крестясь, забилась в угол, наблюдая за приготовлениями.
Через считанные мгновения ее слух потряс страшный крик роженицы - нечеловеческий, почти звериный вой. Бедная женщина скрутилась в узел от сотрясающих ее потуг, от нечеловеческой боли, раздвигающей намертво застывшие кости. Завыла по-волчьи от безысходности, от предчувствия смерти. Ребенок просился жить, а плоть матери его не пускала. Повитуха метнулась к роженице и, положив одну руку ей на голову, вторую на живот, забормотала странные слова.
Зажавшись в угол, испуганная до смерти служанка из-за клацанья собственных зубов не могла разобрать - творит знахарка Божью молитву или произносит черное заклинание. Но через мгновение страждущая успокоилась, живот перестал причинять боль.
- Так, как там тебя?.. - обратилась Регина к бледной как полотно девушке-служанке.
- С-с… София, - вымолвила та, заикаясь от страха.
- Девица София, срочно наливай воду, положи ближе ко мне ветошь и… иди отсюда, иди от греха. Не до́лжно тебе все это видеть. Иначе и твой ребенок не найдет дороги! Прочь!
Девушка вскрикнула и истово перекрестилась. Поставив перед кроватью чан с теплой водой и бросив чистое белье на край ложа, она поспешила к двери. Но, помедлив мгновение, поддалась искушающему ее любопытству и обернулась.
Регина тем временем, развернув принесенный красный сверток, достала оттуда острый нож.
- О господи! - выдохнула испуганная девушка.
Знахарка быстро обернулась и сказала:
- Сказала же, ступай со своим Богом! Не надо на это смотреть.
Испуганная служанка спешно покинула покои умирающей. Услышав, что дверь затворилась, Регина встала с ложа Иоланты и плотно задвинула засов, подожгла принесенный пучок сухоцветов и, вдыхая сладкий дым, отошла на середину комнаты. Широко вытянув руки, она начала кружиться, сначала медленно, потом все быстрее:
- Земная Богиня, всесильная Фрейя! Помоги несчастной душе, дай ей сил разрешиться от бремени. О, великий Кернуннос, рогатый Бог, приди ко мне, вложи свою силу в руки, помоги освободить несчастную от бремени! Ветры восточные, ветры западные, южные и северные, освободите Иоланту от боли, помогите обрести плоть новой душе! Дайте дорогу новой жизни! Духи лесные, земные, духи горные и водные, сплотитесь за моей спиной, дайте мне силу содействовать предрешенному, помогите сохранить хотя бы одну жизнь, если две отныне не суждено…
Воздух в комнате сгустился от травяного аромата, масляные светильники начали громко потрескивать и чадить. На губах Регины заиграла улыбка. Ее незримые помощники откликнулись и пришли на зов.
Не теряя более не минуты, она достала приготовленную склянку, вытащила зубами пробку и влила несколько капель красного, словно кровь, эликсира в приоткрытый рот полумертвой роженицы.
Иоланта на мгновение открыла глаза, почувствовав, как волшебное снадобье проникло в нее, уменьшая боль, путая сознание. Она не видела, как Регина, подняв ее мокрое от пота и утробных вод платье, обхватила обеими руками раздувшийся живот, приложила к нему ухо, прислушиваясь. Умирающая погрузилась в сладкий опиумный сон.
Повитуха, приложив щеку к животу роженицы, погладила ее чрево и прошептала:
- Не бойся, малышка, властью Великой Фрейи ты увидишь мир, ты придешь ко мне, моя красавица.
Нежно поцеловала натянутую кожу и тут же резко полоснула по ней остро наточенным ножом.
Вильгельм, сидящий в соседней комнате обхватив голову, чтобы не слышать душераздирающих криков жены, удивился внезапно воцарившейся тишине. Через мгновение ее словно клинок рассек резкий, истошный писк исстрадавшегося по белому свету младенца. Вильгельм вскочил на ноги и бросился в спальню жены, забыв, что дверь крепко закрыта на засов.
- София! Иди ко мне! - послышался спокойный голос повитухи из-за двери.
Девушка нерешительно двинулась к двери, не смея поднять глаза на стоявшего рядом хозяина. Она знала, что тому предстоит увидеть, и боялась выдать взглядом собственный страх.
Стоило ей войти, как ждавшая за дверью Регина сразу захлопнула дверь, не давая отцу заглянуть в покои.
- О Боже, Дева Мария и святые угодники… - только и смогла вымолвить служанка, глядя на мокрые насквозь красные простыни. Она никогда еще не видела столько крови. Хозяйка, бледная как смерть, лежала в алой постели и напоминала хрупкую сердцевину замысловатого цветка, покрытого страшной росой, непрерывно сочившейся на пол…
Регина решительно встряхнула Софию.
- Девушка, бояться будешь потом, а сейчас слушай и помогай мне изо всех сил. Первым делом обмой младенца, пуповину я уже перерезала, смой кровь, проверь рот, чтобы там не осталось слизи. Искупай девочку, видишь, какая красавица у нас родилась, и заверни ее в теплое одеяло. Все. Делай! А я пока займусь матерью.
Стараясь не обращать внимания на кровь и сдерживая подступающую рвоту, София взяла кричавшую новорожденную и на вытянутых руках понесла ее к чану с теплой водой. Она первый раз в жизни держала родившегося человечка, походящего на гнома из ее детских сказок, только голого, покрытого пятнами крови и запекшейся слизью. Но отвращения крошечное существо не вызывало, лишь восторженное удивление и благоговение перед Создателем.
Сделав все, что ей приказала повитуха, София повернулась к кровати, где та колдовала над еще живой роженицей.
Иоланта, прикрытая теплым покрывалом, дрожала, словно осиновый лист на ветру, от потери сил. Кровь не переставала идти, унося из нее жизнь. Регина сидела на краю кровати, держа одну руку под покрывалом на уровне ее живота, а другой гладя несчастную по лицу.
- Вот и все, милая, вот и все. Девочку ты родила, здоровую, красивую. Теперь отдыхай, все будет хорошо, сестра.
Иоланта, мертвенно-бледная, подняла воспаленные глаза, ища ребенка. Регина сделала незаметный знак Софии, и служанка осторожно положила притихшего младенца на грудь умирающей.
- Спасибо. Как имя твое? - спросила мать, еле ворочая языком.
- Региной меня зовут. Только ты не говори много. Сил осталось на несколько мгновений. Сейчас мужа твоего позову. Простись с ним.
Повитуха быстро подошла к двери и приподняла засов. Вильгельм ворвался в комнату и, мгновенно оценив ситуацию, с горестным стоном упал на колени перед смертным ложем. Схватив Иоланту за руку, он воскликнул:
- Любовь моя! Не покидай нас!
Горячие слезы текли по его щекам. Вильгельм прижал руку умирающей жены к губам и начал исступлённо молиться, ни разу не взглянув на младенца.
В этот момент девочка вновь начала жалобно попискивать. Регина взяла ее на руки и, что-то зашептав малышке на ушко, отвернулась к окну.
Иоланта высвободилась из судорожных объятий мужа и погладила его по щеке.
- Любимый супруг мой, Вильгельм, Богу угодно, чтобы я перешла в его предел. Не скорби, мне уже не больно, мне легко и спокойно, я не одна ухожу, ангелы небесные сошли за мной. Вот они, стоят у кровати и ждут. Ты видишь?
Вильгельм быстро обернулся и, увидев лишь пустоту, принялся умолять Иоланту не бросать его.
- Не перечь. Мне тяжело говорить. Я ухожу. Молю, береги нашу дочь, передай ей всю свою любовь и ласку. Люби ее, как любил бы меня. И ты… - несчастная женщина с трудом повернула голову и посмотрела на стоящую чуть поодаль Регину с ребенком на руках. - И ты, сестра, обещай, что позаботишься о моей девочке… Прошу.
- Обещаю, Иоланта. Я не оставлю твоего ребенка в беде. Иди с миром, - Регина тяжело вздохнула и, пряча слезы, отвернулась к окну, где уже сгущались сумерки.
Она сделала все что могла, одна жизнь была спасена. Она успела, спасибо великой Фрейе и могущественному супругу ее, рогатому Богу. Но что-то неуловимое, неосязаемое, тайное не давало покоя ведунье. Она знала, что теперь ее жизнь прочно, до самой кончины, связана с жизнью девочки, принятой ею на белый свет. И в жизни этой будет немало испытаний и бед.
Скользящие души. По следам ведьмы. Продолжение
Последние слова прозвучали уже в тумане. Через мгновение Маша забылась странным сном, вернувшим ее на несколько веков назад, в небольшой дом на окраине Фогельбаха, где лишившийся разума вдовец проклинал неповинное дитя.
Когда полусон-полуявь потихоньку рассеялись, сквозь дрему она услышала голоса, раздающиеся прямо над ее ухом и казавшиеся сначала продолжением грезы. Постепенно она узнала голос Максимильяна, обсуждающего с Клайвом правильность выбранного маршрута.
- Я не хуже тебя знаю страну. У нас несколько вариантов добраться до Дизентиса. Ты высаживаешь нас в Лозанне, дальше поднимаешься по автобану в сторону Нойшателя и Фрибурга. Или ты терпишь наше общество еще час и везешь до Берна, там и до Базеля рукой подать…
- Макс, стоп, - перебил его Клайв. - Исходи из того, что я располагаю временем. К редактору в выходной день я не поеду, так что пара часов у меня в запасе имеется. Вы можете воспользоваться мною как бесплатным такси.
Маша боялась пошевелить затекшей рукой. Она любила подслушивать. Молодые люди не заметив, что их стало трое, продолжали разговор. Снова подал голос Клайв, задав все тот же волнующий его вопрос. По всей видимости, прежний Машин ответ его не удовлетворил.
- Ты едешь с ней в Дизентис как сопровождающий. Но она сама владеет языком. Какова твоя роль? Мне интересно уже потому, что дыра эта далеко от проторенных туристических маршрутов.
- Ты сам себе ответил. Маша хочет увидеть музей, а одну в глухую ретороманскую деревню, где от силы один захолустный отель, ее отпускать не хочется. Там никто не знает хохдойч. Местные жители говорят на ретороманском, смеси древнего алеманского с латинским. Адский микс. Я немец, и то смогу помочь лишь отчасти.
"Умница. Все правильно. Да и откуда ему знать больше, когда я сама ничего не рассказывала…"
- Понятно… Все равно странный визит для туристки, впервые попавшей в страну. Но это не мое дело. Хорошая она девочка, неправда ли? Привлекательная. Вижу, ты к ней неравнодушен.
Маша старалась дышать равномерно, не выдавая себя. Разговор становился все более захватывающим.
Максимильян молчал. Через некоторое время послышалось довольное хихиканье Клайва и резкий взволнованный вздох на заднем сидении.