Он похлопал меня по плечу, и мы вернулись в зал. Лена ожидала нас за столом. Она зажигала свечу, которая погасла от вечернего ветра. Блюда на столе были бы достойны изысканного пиршества. Но как они попали сюда, было непонятно. Кроме нас троих, я не видел в доме ни одного человека. Получалась интересная картина: абсолютно изменившийся интерьер, собака-волк, и теперь вот это. Однако я по-прежнему ожидал, что самой удивительной частью вечера будет рассказ Мэкона о Женевьеве.
Яств было столько, что можно было бы накормить всех членов ДАР, церковных прихожан и нашу баскетбольную команду. Хотя в Гэтлине подобных блюд не готовили. В центре стола возвышался аппетитный жареный поросенок с яблоком, торчавшим из пасти. Куски гусятины, фаршированной каштанами, окружали бараньи ребрышки, украшенные маленькими бумажными шариками. Рядом стояли чаши со сливками, подливой и соусами. На подносах лежали рулеты и хлеб, зелень, вареная свекла и салаты, названия которых я не знал. А прямо передо мной находилась большая тарелка с тушеной свининой, присыпанной сверху сухариками. Среди прочих блюд она выглядела абсолютно не к месту. При мысли о том, что мне из вежливости придется набивать рот свининой, я снова почувствовал тошноту и взглянул на Лену, моля ее о помощи.
- Дядя Эм, ты опять перестарался. Тут слишком много еды.
Страшила, свернувшись у ног Лены, застучал хвостом в ожидании подачки.
- Ерунда. Это праздник. У тебя появился друг. Угощайтесь, а то Кухня обидится.
Лена с беспокойством смотрела на меня, словно боялась, что я сейчас встану - якобы для того, чтобы вымыть руки, - и убегу. Безнадежно пожав плечами, я принялся накладывать в тарелку салат и свинину. Оставалось надеяться только на то, что Эмма утром позволит мне пропустить завтрак.
Когда Мэкон налил себе третий бокал виски, я воспринял это как хороший повод для разговора о медальоне. Кстати, меня еще удивило, что он постоянно накладывал в свою тарелку еду, но затем вообще не прикасался к ней. Казалось, что пища сама куда-то исчезает. На тарелке оставалась лишь пара небольших кусков. Я по наивности решил, что Страшила Рэдли - самая счастливая собака в городе.
- Сэр, вы не против небольшой беседы? - спросил я, отложив салфетку в сторону, - Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Похоже, вы много знаете об истории нашего края. А я в данный момент не могу обратиться за помощью к моей матери.
"Что ты делаешь?"
"Я хочу спросить его о Женевьеве".
"Он ничего не знает".
"Лена, мы должны попытаться".
- Конечно, мой друг.
Мэкон сделал глоток из бокала. Я сунул руку в карман и вытащил медальон из мешочка с магическим порошком Эммы. Едва я попытался развернуть носовой платок, свечи в зале потухли. Свет ламп потускнел и тоже погас. Механическое фортепьяно умолкло.
"Итан, что ты натворил?"
"Это не из-за меня!"
В темноте раздался голос Мэкона:
- Что в твоей руке, сынок?
- Медальон, сэр.
- Ты не мог бы сунуть его обратно в карман? Надеюсь, это не очень огорчит тебя?
Несмотря на спокойный голос Равенвуда, я понял, что он разгневан. Судя по его тону, он прилагал огромные усилия, чтобы сдерживать эмоции. Его хорошие манеры испарились без следа. В голосе появилась резкость, которую ему не удавалось скрыть. Я вложил медальон обратно в мешочек и сунул его в карман. Мэкон, приподнявшись, прикоснулся пальцем к канделябру. Свечи, одна за другой, неохотно зажглись. Все яства исчезли.
В свете свечей Мэкон выглядел зловеще. Впервые после нашего знакомства он погрузился в мрачное молчание, как будто сверялся с невидимыми весами, от которых зависела моя судьба. Пора было уходить. Лена оказалась права, моя идея никуда не годилась. Возможно, Мэкон Равенвуд не покидал свой дом по вполне весомой причине.
- Прошу прощения, сэр. Я не знал, что так получится. Когда я показал медальон нашей экономке Эмме, она отреагировала так же… эмоционально. Но мы с Леной нашли его два дня назад, а ничего плохого еще не случилось.
"Не рассказывай ему больше ни о чем. Не упоминай о видениях".
"Я не буду. Я просто хотел расспросить его о Женевьеве".
Она могла бы не беспокоиться о моих дальнейших действиях. Я и сам не стал бы развивать эту тему. Мне хотелось уйти, причем как можно быстрее. Я начал подниматься из-за стола.
- Думаю, мне пора домой. Уже становится поздно.
- Ты можешь описать этот медальон?
Он не просил, а приказывал. Я не мог вымолвить ни слова. К счастью, наконец заговорила Лена:
- Он старый и местами битый. На лицевой стороне вырезан лик женщины. Мы нашли его в Гринбрайре.
Мэкон встревоженно покрутил серебряное кольцо на указательном пальце.
- Тебе следовало сказать мне, что ты ходишь в Гринбрайр. Это место не относится к Равенвуду. Я не могу гарантировать, что там ты будешь в безопасности.
- Мне ничто не угрожает, - ответила Лена. - Я обычно чувствую опасность.
О какой безопасности он говорил? В словах Мэкона ощущалось нечто большее, чем простая забота.
- Не полагайся на чувства. Все, что находится за пределами этого дома, не поддается контролю. Ты еще многого не знаешь. А он… - Равенвуд указал на меня пальцем. - Он вообще ничего не понимает. Этот парень не сможет защитить тебя. Тебе не нужно вовлекать его в свои дела.
И тут меня прорвало. Я должен был ответить. Он говорил обо мне так, словно меня здесь не было.
- Извините, сэр, но это дело касается и меня. На задней стороне медальона имеются инициалы, И. К. У. Они принадлежат моему прапрапрапрадеду - Итану Картеру Уоту. Там есть и другие инициалы. Ж. К. Д. Мы почти уверены, что буква Д означает Дачанис.
"Итан, стоп!"
Но я уже не мог остановиться.
- Вы не должны скрывать от нас информацию. Что бы дальше ни случилось, все это произойдет с нами обоими - с Леной и со мной. Нравлюсь я вам или нет, события уже набирают ход.
Ваза с садовыми цветами, пролетев через зал, разбилась о стену. Вот каким был Мэкон Равенвуд, о котором нам с детства рассказывали страшные истории.
- Я не имею понятия, о чем вы говорите, молодой человек.
Он вонзил в меня свирепый взгляд, от которого волосы на моем затылке встали дыбом. Похоже, он больше не мог сдерживать свой гнев. Я совершенно вывел его из себя. Страшила Рэдли поднялся и встал рядом с Мэконом, наблюдая за мной, как хищник за добычей. Глаза собаки округлились и вдруг стали очень знакомыми.
"Итан, замолчи! Я прошу тебя!"
Равенвуд оскалился в зловещей усмешке. Лоск кинозвезды исчез, и на смену ему пришло нечто темное и ужасное. Мне хотелось вскочить и убежать, но ноги будто вросли в полированный пол. Меня буквально парализовало от страха. Я ошибся насчет Мэкона и его дома. Теперь я боялся их обоих.
Наконец Равенвуд нарушил молчание. Казалось, что он говорил сам с собой.
- Осталось пять месяцев. Знал бы ты, чего мне стоило так долго защищать ее. Каких сил это потребовало! Я уже почти истощен. Еще немного, и я буду уничтожен.
Лена подошла к нему и молча положила руку на его плечо. Ярость бури в глазах Мэкона улеглась так же быстро, как и возникла. Ему удалось восстановить душевное спокойствие.
- Твоя Эмма мудрая женщина. Прими ее совет. Верни медальон на то место, где вы нашли его. И пожалуйста, не приноси его больше в мой дом.
Мэкон встал и бросил салфетку на стол.
- Думаю, мы отложим осмотр моей библиотеки. Это может подождать. Лена, проследи, чтобы твой друг нашел дорогу домой. Благодарю за необычный ужин. Он все расставил по своим местам. Заходите как-нибудь в гости, мистер Уот.
Внезапно свет померк, и Равенвуд исчез.
Мне не терпелось выбраться из их особняка. Ноги сами несли меня прочь от жуткого дяди Эма и его странного дома. Здесь происходило нечто несусветное. Лена быстро повела меня в прихожую, словно боялась, что случится что-то нехорошее, если я не успею выйти наружу за отведенный срок. Но когда мы проходили через главный холл, я замер на месте, заметив то, чего не увидел раньше.
Медальон! Знакомая камея украшала грудь женщины с неестественными золотистыми глазами. Я схватил Лену за руку и указал на портрет. Она увидела эту деталь и ахнула от изумления.
"Его там не было раньше".
"Что ты имеешь в виду?"
"Эта картина висела здесь еще до моего рождения. Я проходила мимо нее тысячи раз. И на ней никогда не было медальона…"
15.09
РАЗВИЛКА ДОРОГ
По пути к моему дому мы не проронили ни слова. Я не знал, о чем говорить, а Лену, видимо, устраивало мое молчание. Она позволила мне сесть за руль, и это было здорово, потому что я нуждался в каком-то отвлекающем занятии, пока мой пульс не пришел в норму. Мы проехали поворот на мою улицу. Мне не хотелось идти домой, потому что вопрос, что происходит с Леной, с ее дядей и их домом, не давал мне покоя. Ей следовало рассказать мне правду.
- Ты проехал свою улицу, дом.
Это были ее первые слова с тех пор, как мы покинули Равенвуд.
- Я знаю.
- Неужели ты думаешь как все остальные? Что мой дядя сумасшедший? Тогда просто так и скажи: старый мерзкий Равенвуд!
В ее голосе звучали злые нотки.
- Все, Итан! Тормози! Мне нужно возвращаться домой.
Я молча обогнул Генеральскую клумбу - круглое пятно выцветшей травы, в центре которого возвышался единственный гэтлинский памятник, отмеченный в путеводителях как статуя генерала Гражданской войны Джубала А. Эрли. Генерал стоял на постаменте как ни в чем не бывало, и мне казалось, это неправильно. Ведь все изменилось. И продолжало меняться. Я стал другим, столкнувшись с тем, что еще неделю назад счел бы невероятным. Мне почему-то думалось, что наш генерал тоже мог бы подвергнуться какой-нибудь метаморфозе.
Я свернул на Голубиную улицу и остановился у тротуара перед большим дорожным щитом с надписью "Добро пожаловать в Гэтлин - в край уникальных исторических плантаций Юга и лучших в мире пирогов с пахтой". Насчет пирогов я не был уверен, но все остальное соответствовало истине.
- Что ты задумал?
Я заглушил мотор.
- Нам нужно поговорить.
- Мне не нравятся такие разговоры. Парень и девушка в машине. К тому же вечером! Ты не боишься грязных сплетен?
Лена шутила, но я услышал в ее голосе смущение.
- Рассказывай.
- О чем?
- Ты что, шутишь? - Я повысил голос чуть не до крика.
Она потянулась рукой к ожерелью и начала вращать колечко от банки с содовой.
- А что бы ты хотел услышать?
- Какое-нибудь объяснение того, что случилось в твоем доме.
Она уставилась в темноту за окном.
- Мой дядя рассердился. Иногда он теряет самообладание.
- Теряет самообладание? И начинает швырять вещи, не прикасаясь к ним? И зажигает свечи без спичек?
- Итан, я прошу прощения, - прошептала она.
Но я не Мог успокоиться. Меня злило, что она уклоняется от ответа.
- Мне не нужны твои извинения. Я хочу, чтобы ты рассказала мне правду.
- О чем?
- О твоем дяде и его жутком доме, абсолютно изменившемся всего за пару дней. О пище, которая то появляется, то исчезает. Обо всех этих разговорах про какие-то границы и твою безопасность. Начни с чего-нибудь.
Она покачала головой.
- Я не могу говорить об этом. И в любом случае ты ничего не поймешь.
- Почему ты так думаешь? Сначала дай мне шанс!
- Моя семья кое в чем необычна. Поверь, будет лучше, если ты не станешь выяснять подробности.
- Откуда такая уверенность?
- Сам посуди. Ты говоришь, что тебе не нравятся жители Гэтлина. Однако ты один из них. Тебе хотелось бы, чтобы я отличалась от них, но не слишком сильно. То есть чтобы я на самом деле не была другой.
- Знаешь что? Ты такая же сумасшедшая, как твой дядя!
- Ты пришел в наш дом без приглашения. Тебе не понравилось увиденное там, и теперь ты сердишься.
Я промолчал. Непроглядный мрак за окнами машины каким-то образом проник и в мою голову.
- Ты сердишься, потому что боишься. Все вы здесь трясетесь от страха. Глубоко внутри вы все одинаковы.
Голос Лены был таким усталым, словно она уже сдалась на волю обстоятельств.
- Нет, - ответил я, взглянув на нее. - Это ты боишься!
С ее губ сорвался горький смешок.
- Да, я боюсь. Но ты не можешь даже вообразить себе тех вещей, которые пугают меня.
- Ты боишься довериться мне.
Она ничего не ответила.
- Тебе страшно сблизиться с кем-нибудь - хотя бы настолько, чтобы этот кто-то начал замечать твое появление или отсутствие в школе.
Лена провела тонким пальцем по запотевшему окну и нарисовала неровную линию, похожую на зигзаг.
- Тебе страшно подружиться с парнем и посмотреть, что из этого получится.
На конце зигзага появилось острие молнии.
- Ты права. Тебя нельзя сравнить ни с кем из жителей Гэтлина. И ты не просто "немного другая".
Она по-прежнему смотрела в окно - в никуда, потому что темнота за ветровым стеклом была непроницаемой. А я любовался ее прекрасным лицом. Мой взгляд тянулся к Лене против моей воли.
- Ты невероятно, абсолютно, невообразимо другая!
Прикоснувшись пальцами к ее руке, я почувствовал вибрацию электричества.
- Мне это известно, так как глубоко внутри я знаю, что немного похож на тебя. Поэтому, прошу, откройся мне. Насколько ты другая?
- Я не хочу рассказывать тебе.
По ее щеке покатилась слеза. Я поймал ее пальцем, и она мгновенно испарилась.
- Почему?
- Потому что это мой последний шанс почувствовать себя нормальной девушкой - пусть даже в Гэтлине. И потому что ты мой единственный друг. Если я расскажу тебе правду, ты не поверишь мне. Или, хуже того, поверишь.
Она посмотрела мне прямо в глаза.
- В любом случае ты больше не захочешь разговаривать со мной.
Внезапно кто-то постучал по капоту, и мы оба подпрыгнули от неожиданности. Мне в лицо ударил луч фонарика. Я опустил оконное стекло и про себя выругался.
- Что, детки, заблудились в темноте?
Это был Жирный. Он ухмылялся, словно нашел на обочине два пончика.
- Нет, сэр. Мы уже уезжаем. Я тут как раз подумал, что нам пора по домам.
- Правильно подумал. Но ведь это не твоя машина, мистер Уот.
- Да, сэр. Она не моя.
Жирный осветил фонариком Лену и задержал луч на ее лице.
- Ладно, парень, поезжай. Не заставляй Эмму ждать.
- Конечно, сэр.
Я повернул ключ в замке зажигания и, взгляну в зеркало заднего вида, заметил на переднем сиденье полицейской машины его хихикающую подружку - продавщицу Аманду.
Остановив катафалк перед своим домом, я хлопнул дверью и направился к крыльцу. Лена пересела за руль. Приоткрыв окно, она прокричала:
- Увидимся завтра.
- Угу.
"Завтра" для нас уже не будет. Я понял это, когда мы свернули на мою улицу. Поворот напоминал развилку дорог: либо в Равенвуд, либо в Гэтлин. Можно было выбрать только одно направление. Она решила, что я не достоин ее доверия. Отныне катафалк будет сворачивать на развилке в другую сторону, проезжая мимо меня. Завтра утром я увижу это первым. Если только она сейчас не передумает…
Нельзя выбирать две дороги сразу. Как только ваша машина оказывается на одной из них, о второй уже лучше не думать. За моей спиной взревел двигатель, но я даже не оглянулся. Катафалк уехал. Она не передумала. Она меня не выбрала.
Я лежал в постели и смотрел в окно. Лунный свет, проникавший в комнату, мешал уснуть и раздражал меня, поскольку я хотел забыться сном, чтобы этот день поскорее остался в прошлом.
"Итан".
Голос был таким тихим, что я едва услышал его. Перевел взгляд на задвижку рамы. Окно было надежно закрыто.
"Итан, отзовись!"
Я плотно сжал веки. Щеколда заскрипела.
"Впусти меня".
Деревянные рамы с шумом распахнулись. Я мог бы объяснить это порывом ветра, но за окном было тихо. Вскочив с постели, я выглянул наружу. Лена, одетая лишь в пижаму, стояла на нашем газоне. В голове промелькнула ужасная мысль: если соседи увидят ее, то завтра в Гэтлине будет жаркий денек, а у Эммы случится сердечный приступ.
"Спускайся! Иначе я сама поднимусь к тебе".
Да! Сердечный приступ и апоплексический удар!
Я вышел на крыльцо, и мы сели на ступени. На мне были джинсы, потому что я не ношу пижам. И еще потому, что если бы Эмма увидела, как я в трусах общаюсь с девушкой, то завтра утром она закопала бы мой труп на заднем дворе. Лена облокотилась на ступень и взглянула на белую краску, шелушащуюся на деревянной колонне крыльца.
- Когда я простилась с тобой и доехала до конца твоей улицы, то чуть не повернула обратно. Но я была слишком напугана, мне не хватило смелости.
В лунном свете ее пижама казалась пурпурно-зеленой. Наверное, китайский шелк.
- Дома я пожалела, что не сделала этого.
Лена смущенно поковыряла лак на ногте босой ноги. Похоже, она хотела рассказать мне о чем-то очень важном.
- Даже не знаю, с чего начать. Я никогда и никому не говорила об этом. Наверное, мы в конечном счете не поймем друг друга.
Я взъерошил свои спутанные волосы.
- О чем бы ни шла речь, ты можешь довериться мне. Я знаю, каково это - жить в сумасшедшей семье.
- Ты считаешь свою семью сумасшедшей? Тогда ты понятия не имеешь, что такое безумие.
Лена печально вздохнула. Что бы ни вертелось у нее на языке, ей было трудно заговорить об этом. Я видел, с какими усилиями она подбирала первые слова.
- Все члены моей семьи… в том числе и я… мы обладаем особыми силами. Мы способны на действия, которые кажутся невероятными для обычных людей. Эти силы даются нам при рождении. Отказаться от них невозможно. Вот почему мы такие, какие есть.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять ее слова - точнее, смысл того, о чем она говорила. Магия! Вот бы сейчас сюда Эмму! Я боялся прерывать откровения Лены, но этот вопрос не давал мне покоя.
- И кто же вы такие?
Фраза прозвучала очень глупо.
- Чародеи, - тихо ответила она.
- Чародеи?
Она кивнула.
- Вы наводите чары?
Лена снова кивнула. Я внимательно вгляделся в ее лицо. Возможно, она действительно была сумасшедшей.
- Как ведьмы?
- Итан, не тупи!
Я облегченно вздохнул. Конечно же, она шутила. Что я себе вообразил?
- На самом деле это определение не очень хорошее. Оно ассоциируется с шарлатанством или дешевыми фокусами. Обычный стереотип, который не соответствует истине.